Избалованный

— Ещё... ещё, Сатору-сан… не будьте таким осторожным… Юджи был готов завыть от того, как болезненное томление мешалось с удовольствием, а желание стать единым целым с настоящим, звериным голодом, который каждый раз они будто делили на двоих, возрастало в геометрической прогрессии. Но Годжо в этом плане всё же был ненасытнее — больше, сильнее — и требовал его всего и без остатка. И Юджи нравился, чертовски нравился его напор, заводил до ярких, предоргазменных фейерверков в глазах, до сорванного голоса. Он сам позволял доводить их обоих до такого состояния. Постоянно провоцировал Сатору заходить всё дальше и дальше, пока тот не напьётся им, его любовью и преданностью. Его выносливости более чем хватало для этого человека, так что неудивительно, если вдруг эти двое терялись во времени и пространстве. И всё же иногда Юджи просто не мог обойтись без лёгких комментариев-издёвок, особенно когда его так горячо и мокро любили, вынуждая ловить шквальные вспышки возбуждения, закручивавшегося тугим узлом в районе солнечного сплетения. Наверное, умудрился перенять у своей второй половинки. — Неужели я так сильно вас избаловал, мм? Вы стали таким основательным, — вырвалось заинтересованное и тут же потонуло в жалобном хныканье, когда узловатые, длинные пальцы, мягко обвели колечко тугих мышц, мгновенно скользнув в тёплую тесноту. Это движение заставило с силой зарыться носом в простыни и выгнуться, двигая навстречу этим восхитительным пальцам. Но Сатору не был бы собой, если бы ограничился простой растяжкой. Пока Юджи, чьи золотисто-карие глаза были поддёрнуты дымкой, плыл по мягким волнам возбуждения, поддаваясь опытным и сильным рукам возлюбленного, Годжо сделал то, что каждый грёбанный раз выбивало весь воздух из лёгких, вынуждая натурально задыхаться — он наклонился и провёл широким мазком языка от поджавшихся яичек до самого копчика. Губы сомкнулись вокруг одного упругого шарика — юркий кончик обвёл его по кругу, пока сенсей вылизывал и посасывал нежную кожу, после чего он плавно перешёл ко второму, то и дело причмокивая, будто вкушал десерт. Щедро сдобренные смазкой пальцы двигались сначала медленно, затем, постепенно набирая темп, ускорились, пока не нащупали в мягкой тесноте заветный комочек нервов. Сатору постепенно всё сильнее дурел от ощущения атласных стеночек, но умудрялся держаться, получая наслаждения от игры, которую затеял. Юджи заметался, словно в бреду, застонал, сжимая в руках простынь, влажные персиковые пряди разметались по постельному белью. Годжо наконец-то оторвался от него — пальцы покинули раскрасневшуюся дырочку, оставляя за собой неприятное чувство пустоты и неудовлетворённости, что вынуждало мальчишку лениво запротестовать — и тут же выпрямился. Но одиночество юного мага в любом случае не продлилось бы долго, потому что Сатору сразу перевернул любовника на спину, подтянув ближе к себе. Он смотрел сквозь белоснежные ресницы, и от этого взгляда — взгляда, полного похоти и желания — у Юджи моментально побежали мурашки вниз по позвоночнику. — Ещё… - просил, откинув голову и зажмурившись, когда горячие губы коснулись внутренней стороны бедра, сползая целым каскадом поцелуев к настойчиво просящему внимание члену. Кончик языка пробежался по уздечке, обвёл налитую кровью головку и её нежные края, круговыми движениями спускаясь ниже. Пальцы на ногах Юджи поджались, и он поддался навстречу, потерянный в предоргазменном кайфе, совершенно не отдававший себе отсчёта, пока напряжённая плоть тонула во влаге и тепле чужого горла. Лишь сдавленное мычание, раздавшееся со стороны старшего мужчины, отвлекло мальчишку, вырывая из плена этих греховных губ, заставляя немного отстраниться. — П-прости… это было немного резко, — он покраснел ещё пуще, но, скорее, не из-за чувства вины, а вида его возлюбленного в эту саму минуту: Сатору с набитым ртом, красивыми розовыми пятнами, разбросанными по мраморной коже, и недовольным взглядом небесно-голубых глаз, так и кричавших: «Боже, ты такой нетерпеливый!», всегда вызывал тягу поменяться местами и занять ведущую позицию, но… нет. Между ними был договор, и дело в любом случае останется в руках Годжо. Итадори не хотел бы менять начавший набирать обороты темп — в играх, которые так любил затевать его партнёр, была какая-то особая прелесть — так что он просто мило улыбнулся, намекнув на то, что лучше продолжить. Сатору вновь двинулся, обводя каждую частичку кожи, каждую венку, вынуждая всхлипывать всякий раз, когда он неумолимо растягивал удовольствие. Мужчина водил головой из стороны в сторону, вбирая член в себя, раз за разом стараясь отпечатать в памяти ощущение того, как невероятно он скользит между нёбом и языком. Неумолимые губы Годжо становились упругими, и Юджи мог поклясться, что с каждым движением тугое кольцо, сжимавшееся вокруг его болезненно возбуждённой плоти, напоминало ему самую настоящую ловушку, в которую юношу так умело поймали. Его непослушные руки нашли своё пристанище на плечах Сатору, впиваясь короткими ногтями до крови и оставляя полукруглые лунки. — Я… уже сейчас! — он хотел сообщить, что вот он, этот самый момент, когда горячая волна должна обрушиться на него и унести на самое дно, и его увлёкшемуся любовнику стоило бы отстраниться — он даже попытался легонько оттолкнуть Сатору — но старший маг был слишком неумолим и настойчив. Он внезапно прекратил терзать Итадори и, перехватив член у основания, обрушился поцелуями на мальчишку. Избалованный и жадный. Такой неумолимый. — Ещё рано, — хрипло отозвался Сатору, и его собственная плоть, длинная, увитая венками, скользнула между ягодиц Юджи, — Потерпи, милый, всё будет. Если потороплюсь, тебе может быть больно. Ты же знаешь, сколько бы мы этим не занимались, каждый раз ты такой чертовски узкий. Не хочу тебе навредить, — голос понизился до интимного шёпота, и уголки губ мужчины дрогнули, когда он заметил недовольную складку, образовавшуюся на лбу младшего. Узловатые пальцы тут же пробежались по вискам, смахивая налипшие пряди, и по той самой складке, стремясь в мгновение ока разгладить её. Годжо смотрел на него взглядом, полным любви и голода, таким, который пронизывал до костей, и Юджи вдруг зажмурился до белых пятен перед глазами, пережидая яркую вспышку возбуждения. Сенсей… чёрт подери, он и в постели сенсей! Так печётся о нём, хотя знает ведь, что такого рода боль мальчишку в любом случае не убьёт. Юджи смешливо фыркнул, обхватил ногами талию мужчину и, желая немного побыть самостоятельным, поддался навстречу. Влажная головка прижалась к жадно сокращавшейся дырочке, и Сатору ничего не оставалось, как сдаться и надавить на колечко мышц, раскрывая. — И кто из нас двоих тут ещё избалованный? — сверкая аквамариновыми льдинками из-под полуопущенных ресниц, поддразнил Годжо, выгибаясь в спине. Итадори запрокинул голову и, не в силах ответить, сжался, обхватывая стеночками наполовину вошедший ствол. Старший мужчина застонал, настойчиво продвигаясь дальше, растягивая мальчишку под себя, для себя. Наконец, Годжо остановился, выдохнул, следя, как ещё больший румянец разлился по лицу, шее, плечам и ключицам Юджи, и повёл бёдрами назад, заворожённый видом таких соблазнительных ягодиц, липких от пота, и дырочки, обнимающей его плоть. — Пожалуйста… — умолял мальчишка, и в уголках его золотисто-карих глаз скопились слезинки. «Не от боли, а от удовольствия…» — невольно успокаивал себя мужчина. — Я хочу… — но Годжо медлил, — Пожалуйста! Сатору-сан! Пожалуйста! — пока Итадори выстанывал свою просьбу. Взгляд, вобравший в себя все оттенки синего и голубого, туманился и темнел, и прежде чем мужчина продолжил, по пояснице неожиданно заехали ногой, подталкивая, заставляя рефлекторно загнать напряжённый член со всей амплитудой, вынуждая мальчишку подпрыгнуть на кровати. — А-ах! Вот… так! — Юджи выдавил подобие победной ухмылки и тут же потянул сенсея на себя, обвивая руками сильную шею, — Двигайтесь, Сатору-сан, и даже не думайте… щадить… мгм… Иногда Сатору действительно забывал, что его очаровательный ученик более чем умел и любил покомандовать. Такой Юджи сносил крышу подчистую. Годжо накрыл юношу всем своим телом и впился мокрым поцелуем в губы. Он двигался глубоко и основательно, так, чтобы головка действительно касалась заветного комочка нервов, и Итадори поддавался на каждый толчок, с готовностью принимая его член. Мальчишка был таким отзывчивым, таким гибким в его крепких руках, что надолго Сатору не хватило — от переизбытка эмоций он вонзился в плечо Юджи, одновременно с этим загоняя член до звонкого шлепка. Юджи отвечал немым криком, не в силах более срывать голос. В конечном счёте из глаз брызнули слёзы, и его плоть дёрнулась, прижимаясь к низу живота старшего мужчины. Мальчишка содрогнулся раз, второй и кончил, изливаясь на свой торс. Он сжался, всё ещё ощущая череду толчков, после чего Сатору выскользнул из тёплой тесноты и моментально последовал за Юджи, пачкая чужие бёдра и ягодицы. *** Глубокой ночью, когда темп жизни в Токио особенно набирал обороты, они лежали на скомканных простынях и, неуклюже путаясь в конечностях друг друга, тихонько говорили обо всём, что лезло в голову. Усталость постепенно брала своё — пара выплеснула энергию, но ещё не на столько, чтобы засыпать. Оба прекрасно осознавали, что уже завтра вновь расстанутся на неопределённый срок, и потому прижимались сильнее, кутаясь в одеяло, когда младший из них вдруг заговорил: — Не знаю, как вы, Сатору-сан, — он еле зашевелил губами, приоткрыв один глаз, — Но я бы сейчас убил за сырный бургер и картошку фри. И, о да! Расслабленный, почти посапывающий в его ключицу, растрёпанный и такой милый Юджи, предлагающий им вместе перекусить перед сном, был самой любимой частью Сатору, которая и завершала весь этот сумасшедший марафон. — Думаю, я бы тоже. Итак, двое избалованных влюблённых заказывали ночную доставку, затем ещё какое-то время проводили в объятиях друг друга, а когда звонил курьер, наскоро одевались и принимали заказ. Быстро расплачивались, ели в уютной тишине, а после засыпали, переплетая пальцы в надежде не расцеплять их до самого утра, пока не затрезвонит пронзительная мелодия будильника.