— Вам никогда не казалось,
что Вы в немилости у Вселенной?
— Каждый день.
© Облачный атлас
:･ﾟ✧:･.☽˚｡･ﾟ✧:･.:
Я открываю глаза, вглядываясь в высокий каменный потолок, полный трещин. Так это мне не приснилось. Я перевернулась набок. Темнота комнаты давила, я еле различала собственные руки с длинными пальцами, покоящимся на мятых простынях. По ощущениям ни прошло и двух часов, хотя сложно было об этом судить без привычного родного неба... Как же так. Не прошло и суток с моей смерти, а я уже скучаю по облакам и звёздам. Заснуть не получалось. Все события, произошедшие за эти несколько часов перевернули у меня почву под ногами. Атака Титанов… Точнее, Атакующий Титан… Кто ж знал, что любимое чтиво моего братца, которое я оклеймила «кровавым месивом», но всё же посмотрела под его же давлением, окажется местом моей дальнейшей судьбы и жизни… Вздыхаю вновь. Я действительности неудачница — попасть именно сюда, за стены, более того, в Подземный Город, который для многих людей становится билетом в один конец. Спрашивается: за что? Котят голодных кормила, бабушек через дорогу переводила… Я повернулась на другой бок, глядя в небольшое подобие окна. Когда я была маленькой и мне не спалось или было грустно, из щедро разукрашенной отцом спальни в космическом стиле я рассматривала ночное небо. Я любила звёздам рассказывать всё, что со мной случалось, и мне казалось, что они отвечают мерцанием. После смерти матери мне было очень хотелось быть выслушанной. Отец и так был убит горем, а братишка был ещё слишком мал и сам нуждался в ласке и доброте. Лишь звёзды за моим окном сияли и молча смотрели и выслушивали мои тихие рыдания. Тогда ещё маленькой девочкой я называла их друзьями. А сейчас я их потеряла. Потеряла свои любимые звёзды. Так, мы ещё несколько часов разобрались, что помимо звёздного неба я лишилась и всего остального. Пора бы разбираться с тем, что я имею сейчас. Риваю сейчас примерно одиннадцать. Может — чуть больше, может — чуть меньше. Насколько я помню, в манге никогда не упоминалось, сколько на самом деле лет Риваю на момент основных событий. А может быть, у меня просто настолько отвратительная память. Не суть. Значит, главный герой, Эрен Йегер, возможно, ещё даже не родился. Когда Эрену исполнится десять лет, падёт стена Мария — хоть что-то я знаю точно. Стоп, или двенадцать?.. Чёрт, память действительно подводит. Но думаю, лет десять-пятнадцать у меня в запасе есть или даже больше. К этому времени команда из трёх разумных титанов, то бишь Энни, Бертольда и Райнера, доберётся до стен и пробьют Шиганшину… Стена Мария познает настоящий кошмар. Погибнет много людей. Ужасно знать то, с чем другие столкнутся лишь спустя много лет. А что потом? Долгая война с титанами, переворот, отвоевание стены Мария, открытие правды. Месть и геноцид Эрена. И его ужасная конечная форма титана, больше напоминающая скелет, которая, я надеюсь, хоть здесь не будет преследовать меня в кошмарах. Боже. Зачем я вспомнила. Я не знаю, коснётся ли меня это. По сути, меня вообще не должно всё это волновать. Для начала моя главная задача — выбраться отсюда. Но что будет потом? Я же обычный персонаж из массовки, обо мне нет ни единого упоминания ни в едином источнике. И кто гарантирует, что меня все эти события не коснутся и я преспокойненько доживу до счастливой старости? Пора подчеркнуть: я здесь в любой момент могу умереть. Либо здесь, в этом бедном подземелье, либо во время нападения на Стены… Нет. Не хочу больше умирать. Вспоминая о той аварии, я вновь невольно холодею. Не хочу больше чувствовать дыхания смерти. Окажусь ли я однажды в гуще событий? Не здесь, в этой тёмной простой комнатушке, а в Тросте или других городах? Не знаю. Я ничего не знаю. Что будет дальше? Смогу ли я однажды зажить спокойной, счастливой жизнью? А если бы… У меня был шанс? Шанс хоть что-нибудь изменить в этом жестоком, ужасном мире? Стала бы я менять то, с чем я много раз не была согласна? Я отвернулась, не сдержав усмешки. Это почти смешно. Зачем я здесь, Фатум? Изменить… Себя? Стать кем-то больше, чем просто массовкой? Это правда, я не желаю жить в Подземном городе и зачахнуть от какой-то болезни. Так что да, одно я знаю точно. Я выберусь из этой дыры. Задумываясь об этом, я снова представила в голове образ Ривая. Хмурый, отстранённый, недоверчивый, но… Такой ребёнок. Ещё не омрачённый смертью своих людей, но уже повидавший предательства и мерзавцев. Ещё не обременённый участью капитана разведки, ещё не переживший смерть собственного ряда, Эрвина, Ханджи, Эрена… Изабель и Фарлана… Ещё не угасший. Ещё совсем юный, вредный, яркий, живой. Но уже разочарованный. И почему-то было не всё равно. Может, потому что мне нравился его персонаж? Или просто потому что он одинок и беззащитен? Или потому что напоминает одновременно и Лео и Томаса?.. Эту мысль я постаралась отбросить. И что-то мне подсказывало — бросить мальца мне не позволит ни совесть, ни последствия. Потому я, никому не объявляя, просто забрала Ривая под свой личный надзор (полная уверенности, что представители сильного пола в этом доме о нём просто-напросто забудут), заботясь о бытовых мелочах, важных для сохранения рассудка и здоровья в городе, имитирующем жизнь: не порвана ли его рубашка, не объедками ли он питается. И то, что его благополучие — моё благополучие тоже становится некой аксиомой. Вздыхаю. Кажется, этой ночью мне не заснуть. Ну, что поделать. Я встаю, обуваюсь и на ощупь нахожу керосиновую лампу и — не с первой попытки — зажигаю её, чиркнув огнивом (до сих пор не могу к ней привыкнуть). На кухне горит слабый свет, но не настолько, чтобы не позволить мне разглядеть маленькую фигуру Ривая, задумавшегося о чём-то. Скорее всего, он давно меня заметил, но не подавал виду — Ты… Чего не спишь? — удивляюсь я. Ривай поворачивается ко мне и усмехается одним уголком губ. — Тот же самый вопрос к тебе, — наклоняет он голову. Он уютно устроился на огромном деревянном стуле, прижав колено к груди. Эта картина вызвала во мне слабое ощущение какой-то теплоты, уюта. Будто бы враждебное, полностью противоположное моему прошлому миру место однажды сможет называться домом. А сможет ли? — Не спится, — призналась я, доставая надтреснутые кружки и жестяную банку с подобием чайных листьев. Мне не хочется знать, откуда у Диггенса могла появиться газовая горелка (да и вообще, было слишком много вещей, смущающих меня в быту этого старого плута), но я ей безумно благодарна — минут пять и вода вскипятится. Отсутствие камина и печи удручало: я не могла быть уверенной, что зимы будут тёплыми. Несколько минут в тишине, прерываемой лишь недовольно шипящей горелкой — и я протягиваю мальчишке кружку с крепким напитком. Я хлебнула, поморщившись. Да уж. Если эта дрянь — чай, то я — Фрида Калло. За свою реакцию мне сделалось стыдно. Какая же я разнеженная и избалованная благами цивилизации — а ведь Ривай напротив меня с задумчивой дымкой в глазах даже носом не водит. — Всё хорошо? — решилась я на разговор. Он непонимающе на меня уставился. — Я имею в виду, ты грустный и в облаках витаешь. — "Витаю в облаках"? — со скептицизмом нахмурился он. Я мысленно ударила себя по лицу. — То есть находишься в своих мыслях, не особо обращая на всё окружающее, — фух, Ди, навык объяснений ещё не утерян, всё хорошо. — А что такое облака? Ага, рано радовалась. Я взяла небольшой кусочек известняка, коих здесь пруд пруди, следом достала свои каракули (я их всегда держу при себе, они чуть ли не единственное, что удерживает меня на плаву в этом кошмаре наяву). На обратной стороне я зарисовала белые причудливой формы скопления, напоминающие сахарную вату. — Вот, — показала я ему с улыбкой рисунок. — Они плывут по синим небесам и могут преобретать разные формы. Из-за жары вода испаряется и превращается в облака. А уже потом из этих же облаков вода вновь возвращается на землю в виде дождя или снега. — Такого не бывает, — отрезал Ривай. — Ты мне не веришь? — оперлась я щекой о руку. — Но они наверху действительно есть. Нужно найти ту щель, открывающую вид на уголочек неба, которую показывали в аниме. Может, хоть тогда он мне поверит? Я нахмурилась собственным мыслям. Зачем мне что-то ему доказывать? Объяснять? Ривай же помрачнел и, прищурившись, спросил: — Так ты действительно из этих? Верхних? Из его уст это случало как оскорбление. Я кивнула, ибо как мне объяснить тогда свои знания? — И что ж тебе там не сиделось? — неодобрительно продолжил он. Я сжала челюсти, бросая на него недовольный взгляд: — Ты думаешь, это был мой выбор? Обменять всю свою только-только складывающуюся жизнь на родственничков, бросивших меня здесь, чтобы я сдохла либо от ножа, либо от болезни? За кого ты меня вообще принимаешь? Судя по тому, как болезненно сжалась грудная клетка, эта тема для Клаудии была чем-то больше, чем просто больной. Я даже не заметила, как впала в лёгкую мелонхолию. — Я уж и забыла про отношение к бастардам в средневековье... Теперь я понимаю Джона Сноу, — пробормотала гораздо тише я. Да уж, ни с того ни с сего на откровенность меня потянуло, раз я, коротко выдохнув, повернулась к Риваю и внимательно посмотрела в его блестящие жёлтым светом лампы глаза. Ривай молчал, но взгляд его говорил за него все те слова, что вслух он вряд ли бы сказал. Взгляд поддержки? Взгляд сочувствия? А сильнейший воин человечества, как оказалось, склонен к эмпатии. — Когда мама... — он запнулся, сглотнул, — ... Когда мама ещё была жива, у неё тоже никого не было. Ни близких, ни связей. Она ведь тоже говорила про небо. Она тоже была не отсюда. Я испытала двоякое чувство: с одной стороны по телу разлилось тепло от того, что Ривай решил рассказать мне о самом сокровенном, о матери, но с другой... О судьбе Кушель было мало, что рассказано. Но даже те крупицы информации о её работе на износ и о её кончине от хвори слишком остро врезались в память, и я еле сдержалась, чтобы не сгрести мальчишку в объятия. Он бы не потерпел жалости. Я могла быть уверена хотя бы в этом. — Она в лучшем мире, — тихо произнесла я. — Там, где нет ни боли, ни страха, ни страданий. — Неужто ты действительно веришь в это? — явно не до конца улавливая ход моих мыслей, скептично приподнял брови он и даже отставил кружку. — Жизнь после смерти? Ещё скажи, что Стенам поклоняешься. Я ухмыльнулась. Знал бы он, что я не верю, а знаю. Ибо на собственной шкуре прочувствовала. — Не подумай, я не настолько головой приложилась, — вряд ли он мне поверил, но я пыталась. — Но, знаешь ли, я б не советовала тебе быть настолько категоричным. А то живёшь себе, работаешь, налаживаешь личную жизнь, а через несколько часов тебя сбивает Грузовик-сан, чтоб ему всю подвеску снесло и шины сдуло, и отвозит в мир постапокалиптики. Так что я б задумалась над твоим убеждением... Что-то меня не в ту степь занесло. А это точно чай? — я демонстративно заглянула в дно кружки. Мальчишка глядел на меня минуты две со смесью интереса и озадаченности. Наверное, пытался понять: это просто я сумасшедшая или у него какие-то недопонимания с восприятием ситуации. Скорее всего, первое, ибо мой поток бессознательного бреда из-за усталости мало кто обычно мог понять. Во всяком случае, в моём мире. Его губы дёрнулись в подобии улыбки. — Чего смешного-то? — Чудна́я ты. — Ну… — задумчиво улыбнулааь я. — Думай, что я… Иномирянка, — решила я хоть и в шутку, но открыть тайну своего происхождения. — Пришла сюда из какого-нибудь мира, где никогда не было титанов и люди не заперты внутри стен. — Опять небылицы говоришь, — закатил он глаза. — А вот ты представь. Вот, например, в нашем мире развиваются наука, технологии, культура и общество. Мы не знаем, как именно мы появились и кто нас создал. Мы можем лишь предполагать и верить, и доводы у всех разные. Каждый из нас может построить свою собственную жизнь, найти то, что по душе и вдохновляет. У нас есть выбор. Ну, условный, в определённых рамках, но есть. На нашей Земле никогда не было титанов, но были кровавые и жестокие войны между людьми, междоусобицы и геноциды. Многие люди попросту утопают в своих грехах и часто тянут за собой других. Мнение общественности для многих имеет слишком огромное значение, и они не замечают, как теряют свою собственную личину. Человек забывает, что такое индивидуальность. Он становится частью серой массы. Он не созерцает то, что окружает его, уходит от реальности. Он служит деньгам и становится их рабом. Он забывает, что человек — звучит гордо… Я одернула себя. Кажется, я увлеклась… Наверное, малец и половины слов не понял, хотя эти полуприкрытые серые глаза, оказывается, всё это время меня слушали. Или пытались слушать. Или пытались понять. Или даже понимали. — Н-да, — вынес вердикт Ривай. — Ты не чудна́я, ты просто поехавшая. — Знал бы ты, как часто мне это говорили, — рассмеялась я, вспоминая своих одноклассников. — И что, этот мир из себя больше вертепа ничего не представляет? — саркастично сщурился он. — Ну почему же, — улыбнулась я, явно захмелевшая от этого палёного чая. — Есть же ещё ледяные пустыни, песчаные дюны, цветы невиданной красоты и даже попугаи, размерами и повадками напоминающие кошек. И я рассказывала. Для полноты рисовала иллюстрации, надеясь, что свободное место закончится нескоро. За свою относительно не долгую жизнь я много путешествовала, и красочные энциклопедии всегда стояли на полках в детской. Мне было о чём рассказать завороженным, горящим интересом и неверием глазам цвета грозового неба. Ривай слушал внимательно, не переспрашивая и не перебивая. Простые истины моего мира стали для него целым океаном неизведанного и необычного... — А ещё есть океан. Это огромнейшее озеро, даже может показаться, бескрайнее. И в нем столько пудов соли, что пить оттуда просто невозможно! Около океана бывает песок, его называют пляжем или побережьем. На нем всегда можно найти красивые ракушки — бывшие жилища морских обитателей. Океан омывает берега волнами. А когда наступает шторм, сильный ветер и буря, океан превращается в настоящее буйство стихии. Его волны становятся огромными и тяжёлыми, они бьются о скалы и рушат корабли. Пережить сильный шторм может далеко не каждый. Но, когда буря утихнет, солнце над океаном сияет ещё ярче, а небо... Становится настолько ясным и бескрайнем, будто сливается с океаном... Даже после самого сильного шторма небо всё равно будет чистым. Я замолчала, отпив из чашки несколько глотков чая. Горло превратилось в подобие пустыни. Оставалось лишь держать себя в руках и не давать волю слезам. Ведь что-то мне подсказывает, что в этом мире моя мечта вряд ли сбудется. Ривай молчал и смотрел куда-то в сторону, размышляя о чём-то. — И он действительно есть? — недоверчиво спросил он. — Там, наверху? — я кивнула. — …И ты видела его? — проходит пару минут, как он произносит тише обычного. Я на секунду запинаюсь, раздумывая. Океан находится за стенами, и увидеть его Клаудия просто напроста не могла. Но ведь и я... Другая Клаудия. — Видела. — говорю я с тоской и с ностальгией. — Невероятное зрелище. Ты видишь перед собой голубую гладь, ощущаешь бриз, так называется морской ветер, вода приливает и отливает… Перед тобой доказательство того, насколько ты мал в этом мире и насколько сильна стихия. Ты чувствуешь свободу, когда смотришь на эти то спокойные, то бушующие волны. Я мечтаю увидеть его вновь. Ривай снова молчит, снова ищет в моих словах ложь и снова не находит. Будто пытается найти изъян в моей идеальной сказке, будто думает (судя по выражению его лица), что сейчас я ехидно посмеюсь и произнесу что-то на подобии: «И ты повёлся?» Но секунды шли. Я молчала. Молчал и сомневался Ривай, но все же наконец решился: — А мне ты его покажешь? Поднимаю глаза и встречаюсь с уверенным, цепким серо-голубым взглядом, полным внутренней силы. Я медленно киваю, отставляя чашку на стол. Оставалось надеяться, что об этом разговоре Ривай забудет. — Обещаешь? Как. Можно. Обладать. Таким. Щенячьим. Взглядом? Как?! За это должна арестовывать межгалактическая полиция потому что ну нельзя так смотреть, я же отказать не смогу! Скрепя сердце я выдыхаю: — Обещаю. Ривай отвернулся. От меня не укрылось, как на его кончиках губ всплыла настоящая улыбка. Не ироничная, не язвительная, как сегодня днём, а наконец искренняя и теплая. «Ты точно понимаешь, что, возможно, тебе реально придётся вести его к океану?» — насмехается мой внутренний голос, но я отмахиваясь ему и говорю ему про себя громкое «ЦЫЦ! Не видешь что ли?? Ребёнок счастлив!!!». Даже если придётся, я не пожалею. Оно того стоит. — А вообще, не пора ли тебе спать? Знаешь вообще, сколько сейчас времени… — по привычке выуживаю из внутреннего кармана часы, чтобы посмотреть время и… замираю. Часы. Мои. Те самые, подаренные отцом. Винтажного стиля, чёрно-золотистые, с изображением песочных часов по середине… Такие, как и в том, моём мире… Что они тут делают?.. — Ди?.. — непонимающе хмурится Ривай. Его голос отрезвляет. Я качаю головой и бережно, едва дыша, убираю обратно свое единственное оставшиеся воспоминание из своего мира. Стоп. Я останавливаюсь. Он меня ведь впервые по имени позвал... — Спать тебе пора, говорю, — бурчу я, скрывая лезущую на губы дурацкую лыбу. — Портишь себе нервную систему. Нервные клетки, знаешь ли, медленно восстанавливаются. — Тогда почему ты не спишь? — недовольно приподнимает бровь. — Вот как раз вместе с тобой иду покорять царства Морфея, — не растерялась я. Отговариваться возрастом я не стала, обидится ещё. — Всё равно не усну, — воротит носом Ривай, но со стула поднимается, моет за собой чашку. Следом я. — Может, колыбельную тебе спеть? — предлагаю я с хитрой улыбкой. Мальчишка смотрит на меня, как на ошалевшую и, фыркая, уходит к себе в небольшую комнатушку. — Покойной ночи,— на прощание гляжу в след, но ничего не слышу из под закрытой двери. Я с долей тоски гляжу в окно, на погашенные окна соседних крыш. Нельзя раскисать. Не при каком случае. Иначе я сломаюсь. Мои губы вновь озаряет слабая улыбка. Вернувшись в комнату, я легла. Щёлкнув крышкой, открыла любимые часы. До рассвета осталось несколько часов.:･ﾟ✧:･.☽˚｡･ﾟ✧:･.:
Доброе утро занесено в Красную книгу — это аксиома, возникшая с первого моего дня в школе и закрепившаяся по сей день. Противно пищащий будильник, подаренный моим заботливым братцем, мятая одежда, подгорающий кофе, теряющиеся в недрах квартиры ключи, круги под глазами… Так выглядело утро опаздывающей в студию Клаудии Гальярдо, которой я когда-то была. Далее поездка в машине под Imagine Dragons или Gipsy Kings, вторая кружка кофе, вернее стаканчик из ближайшего кафе, после чего я наконец-то оживала и из бледного, уставшего монстра, жаждущего человеческой крови, превращалась вновь в довольную и улыбчивую девочку, которой все меня знали. Об этом я размышляла, подметая пол до прихода посетителей. Вид у меня, судя по всему, был неприветливым: пробегавший мимо Чанд осёкся хоть как-то комментировать мою отнюдь не безупречную работу и чуть не споткнулся о простыни, которые нёс. Думаю, мне не стоит говорить, что выспаться ни той, ни последующие ночи так и не удалось: сегодня я беспокойно спала где-то до четырёх утра, а после, так и не сумев заснуть, всё оставшееся время до подъёма я набрасывала эскизы и зарисовки первых всплывших в голове образов на найденных обрывках бумаги маленьким кусочком карандаша — растерять навыки мне не хотелось, как и забивать голову неприятными размышлениями. Потому я не удивилась, увидев себя в зеркале. Да уж. Красота невообразимая. Немного зеленоватый оттенок кожи и мешки под глазами — как же я люблю выглядеть, как девочка из «Звонка». Прям как в родные студенческие, прям как в сессию. Холодная вода помогает взбодриться и настроить себя на более или менее позитивный лад. Ну что ж, да начнется новый день. Усмехаюсь с горечью. Подумаешь, оказалась незначительным персонажем апокалипсисического аниме из массовки, всего-то. Ну и что, что все нормальные попаданки, в отличии от меня, сразу же попадают в Разведкорпус, со всеми сближаются, оказываются внебрачными дочерьми Короля Стен, сводят Эрена и Микасу и дружат с командирами? Меня это ни капли не колышет. Вообще не завидую. От слово совсем. Хотя… Кого я обманываю?.. Может мне тоже хочется ходить в рубашке Эрвина и выпивать с Ханджи по выходным?.. Вздыхаю и трясу головой. Так, Ди, соберись. Сейчас вообще не об этом думать надо! Чанд рядом глумливо хмыкнул. Я вопросительно посмотрела на него, на что тот указал подбородком в сторону столиков. Ах да, есть ещё кое-что. Ривай. С усердием и сосредоточенностью, он тщательно оттирал столы, да так, что даже эта вечная язва по мою правую руку не решилась что-нибудь ему говорить. Что-то после той ночи изменилось. Ривай выделял меня на фоне остальных: если с Диггенсом он держал холодную дистанцию рабочих отношений, а Чанда просто игнорировал, то мне мог беспрекословно выполнить то, что прошу или добродушно прокомментировать что-то парой острых фраз. Кредит доверия таки появился. Мальчишка начал раскрываться с новой стороны. Так и проходит достаточно рутинно день: прибыли посетители, мы уже втроём работали на побегушках. Пару раз я слышала в свою сторону какой-то полупьяный свист (бесит, но привыкла), в адрес Ривая комментарий о его мелкости, на что тот лишь кидал убийственный взгляд (эх, помню, так умела делать моя наставница, это было так впечатляюще). Когда по часам настало приблизительное время обеда, я, не обращая внимания на все возмущения Чанда, схватила Ривая и утянула на кухню. Мясо было непозволительной роскошью даже для жителей верхнего мира. Или это стало роскошью после падение Стены Мария?.. Диггенс, на самом деле, из кожи лез лишь бы обеспечить своих клиентов хоть какой-то маломальский едой. Все ресурсы уходили в его детище. Так что, выбора так какового не было: из своей порции я для Ривая надломила хлеба и выбрала самую большую и симпатичную картофелину. Для организма полезно бы найти и орехов, конечно... Но об этом я буду думать когда-нибудь завтра. Мальчишка был счастлив, хоть как обычно старался это скрыть от. Я улыбнулась, потрепав его по макушке: — Молодец. Будешь хорошо питаться — перестанешь быть таким маленьким. — Я не маленький, — буркнул он, уставившись в свою миску. — А ты что, не будешь? — Ешь, — улыбнулась я. — Я не голодна. Ривай окинул меня цепким взглядом и наигранно протянул: — Ты мне много положила. Я столько не съем. — Кто ничего не ест, не может и расти, — процитировала я "Винни Пуха" и со спокойной совестью отправилась обратно в зал. Не сказать, что забота мальчика не оставила на душе приятное послевкусие. Когда напарник, ругаясь, стал говорить всё, что обо мне думает, я состроила самое невинное лицо, на которое способна (читайте, смесь Монро и Белоснежки), и похлопала чисто по девичьи ресничками: “Но ребёнку же надо кушать..." Итог был великолепен: Ривай еле сдерживал рвущуюся улыбку, а Чанд— свой пыл. На самом деле, мне просто нравилось подтрунивать над этой самодовольной вешалкой. Так спешно и не без трудностей проходил мой первый день. К вечеру я была уже порядком вымотана — а ведь ещё всё убрать надо... Ко мне в руки прилетело наполовину румяное яблоко. Я удивлённо вытаращилась на уходящего помогать Чанду Ривая. Кончики его ушей алели, а на губах держалась кривая усмешка. Я не смогла сдержать визга щенячьего умиления, стараясь даже не думать, что мальчишка наверняка добыл его не самым честным путём. Одно могу сказать точно: это было самым вкусным яблоком, которое я когда-либо пробовала. To be continued...