Out at the edge the moonlight reflecting for me The collapse of the waves echoing eternally As I cry out If I'm living my life then why does it feel like my heart Will break in two? Failure is calling as my dreams falling apart Just like you
«Нет, так больше продолжаться не может», — думает Кавински, когда чувствует возню рядом с собой. Хватает с тумбочки телефон, смотрит на время. Почти полдень. «Поехали пивка выпьем», невзначай брошенное Проко три дня назад, превратилось во что-то очень и очень плохо контролируемое. Сначала они были все вместе, кажется, Ронан даже своего Гэнси притащил… Или это они приперлись к нему на фабрику?.. Джозеф напрягается, вспоминая, трет виски, решает забить и уточнить позже у более вменяемых свидетелей. А потом они с Ронаном и Адамом остались втроем. Тут он помнит только свои и их многочисленные оргазмы. И они не прекращаются даже сейчас. Пэрриш стонет так, будто из него душу вынимают, а потом запихивают обратно. Зато Ронан звучит приглушенно, и Кавински в недоумении оборачивается. Вся нижняя часть тела Адама укутана одеялом. Линч, который довел его и себя до оргазма, обнаруживается под этим самым одеялом. Через секунду он отбрасывает его, хрипит и, вытерев ладонью рот, откидывается на подушки. Он весь мокрый и чертовски довольный. — Извращения выходят на новый уровень, мальчики? — спрашивает Джозеф. Ему ожидаемо не отвечают. Кавински встает, потягивается, спотыкается о пустые бутылки, оглядывается вокруг. «Нет, так определенно больше не может продолжаться», — думает он опять. — Мне нужны ваши рты, — произносит он первое, что приходит в его похмельную голову, когда мозг еще не до конца определился, что же хочет сказать. Адам и Ронан с интересом поворачиваются. Кавински пытается поправиться: — В смысле, глотки! — Он сильно ударяет себя по лбу. — Да вашу ж мать… Голосовые связки, во! Жду в студии. Он идет в душ, потом спускается вниз. Кофе, завтрак на троих. Еще кофе. Бездействие в три дня отупило его, но теперь все ресурсы организма начинают работать, наверстывая упущенное. Идея Адама записать трек на троих снова кажется ему потрясающей. У него не раз возникали сомнения, но, может, просто время обдумать все как следует и найти решение было неверным, а сейчас все складывается как нельзя лучше. Кавински даже знает, что они запишут. Он «собирал» эту многослойную композицию по частям. Нетипичные для него мелодия и инструменты. Там были барабаны, которые он редко использовал, предпочитая полагаться на электронное звучание. Записывал их давно, не здесь, не имея еще собственной студии. Там была партия скрипки и виолончели, за которую он отвалил денег двум первокурсникам из консерватории. Там был гитарный проигрыш, который не нравился ему в собственном исполнении, но по воле судьбы теперь у него есть Адам, который точно справится. Там была бас-гитара, с которой он управлялся куда лучше. И самое главное — вокал. Все кажется сейчас выполнимым, когда он не один. Они могли бы записать каждый свою часть, а потом свести все воедино, но Джозефу хочется по-другому. Им непременно нужно быть втроем в комнате звукозаписи, он чувствует, что по-настоящему они смогут все сделать только вместе. Трое наушников. Две микрофонные стойки: одна для него с Ронаном, вторая для Адама. Один высокий барный стул для него же. Одна гитара. Трое их. Кавински запускает мелодию, поставив ее на повторное воспроизведение, запускает запись, закрывает дверь в звуковую. Он слушает и настраивается. Ждет, когда мелодия снова уйдет на повтор. Ждет, когда вступит с гитарой Адам на двадцатой секунде. Тот слегка меняет бой, Джозефу нравится, как он звучит теперь. Далее мелодия становится полнее, звук объемнее, а потом вступают они с Ронаном. Песня начинается с припева, и если Адаму он все объяснил, даже, скорее, просто отдал партию на его усмотрение, то Ронану он не сказал ничего. И особенно то, как будет петь сам. Ронан слышал только примерные вокальные наметки, чтобы иметь хоть какое-то представление. Кавински пытается угадать его реакцию, разворачивается к нему, когда они начинают петь. Ронан подстраивается под него тут же. Их голоса звучат стройным дуэтом, но потом Джозеф понимает, что так быть не должно. Он оборачивается и видит, что Адам вторит им тоже, хотя планировалось, что тот присоединится только в середине второго куплета. Он улыбается. Закрывает глаза, настраивается перед первым куплетом. Он часто репетировал эту песню, как и многие другие, но не смог допеть даже до середины. Ему нужно сильно постараться, чтобы у него получилось. Горло пережимает уже на четвертой строчке, и Кавински чуть было не срывается. Открывает глаза. Видит Ронана, ошарашенно пялящегося на него, прямо как тогда, когда они с Адамом застали его поющего. Это придает сил. Кавински дотягивает до припева, когда снова слышит голоса, которые поют вместе. Второй куплет он начинает немного ниже, чем первый. Боль в горле он ощущает так, словно она выползает у него изо рта и действительно обвивается колючей проволокой вокруг шеи. Ему начинает казаться, что он сейчас заглохнет, прямо как та безумная тачка, что водит Пэрриш, но когда на словах «as I cry out» он слышит рев, то с облегчением понимает, что справился. Ронан и Адам с ним, и это похоже… Да, это похоже на секс. Основная часть остается позади, мелодия успокаивается, снова слышна гитара Адама. Затем вступают виолончель и скрипка. Эта партия прошла столько обработок, что не счесть. Джозеф подумывает вернуть ей изначальное чистое звучание, когда он видит, как Ронан, закрыв глаза, дирижирует руками под этот проигрыш. С последними остатками сил и своего голоса он вкладывается в финальное «i feel just like you», которое под конец совсем незаметно троится. Адам доигрывает. Кавински уговаривает себя не разрыдаться вот прямо здесь и сейчас. У него мурашки бегают толпами. А еще он полностью потерял голос. Но это, определенно, того стоило. — Охуенно! — говорят Ронан и Адам хором, когда они все выходят из звуковой и Джозеф останавливает запись. — Ты прекрасно поёшь, Джози, — говорит ему Адам, подойдя вплотную. Кавински пытается откашляться, но получается только какой-то дурацкий сип. — Прекрасно поёшь, а потом прекрасно молчишь, так? — Ронан подходит тоже и пристально вглядывается в лицо. От засранца хрен что утаишь. Кавински кивает. Последняя такая репетиция вылилась в два дня тотального безголосья. Он не расстраивается, думая только о записанном треке, будучи уверенным, что и с первого раза получилось все идеально, так что он потратит эти дни на окончательное сведение и аранжировку. Он в восторге, как легко и просто у них все получилось, как будто все они, вместе со своей музыкой, текстами, только и ждали этого союза. То, что они при этом нравятся друг другу, кажется и вовсе фантастическим, чудесным бонусом. А вдруг одно не делимо от другого?.. Джозеф не успевает додумать эту мысль. Адам вдруг сгребает их с Ронаном и крепко прижимает к себе. Именно с его просьбы началась их история, разбросанная крупицами по их жизням и собравшаяся, наконец, воедино.the end