***
Ёконай — район среднего класса, где крепкие дома работяг и узкие квартирки «белых воротничков» ютятся близко друг к другу. Здесь нет высоток Минато и шикарных особняков Яматэ, и из небольших окон не виден прекрасный залив в свете закатного солнца. Здесь всё низкое, мелкое, среднее, серое… И от всей этой заурядности у альфы зубы сводит. Такеши смотрит на ночную улицу, где в свете фонарей проезжают редкие машины, такие же «средние», как и весь район, а из общественного транспорта вываливается, словно рыбы из консервов, выжатый рабочим днём средний класс. И каждый из них спрячется в скорлупе своей квартиры, отужинает лапшой быстрого приготовления, запьёт дешёвым пивом и забудется тяжёлым сном без сновидений. Все… но не Такеши. Его тошнит от всей этой посредственности, в которой он вынужден прозябать столько времени. И вроде бы альфа не беден, но не может себе позволить квартиру получше, район попрестижней, машину премиум-класса нельзя. Он всего лишь лидер небольшой политической группы, что набрала сорок семь процентов голосов на последних выборах партии, что кормится за счёт членских взносов и государственных дотаций. Бессилие угнетает его. Такеши вынужден стоять здесь, на окраине жизни, в то время как «сильные мира сего» делят этот самый мир прямо сейчас, в шикарном особняке Хару Киро, а ему там нет места. Слова главы Хару до сих пор стреляют в висках, заставляя морщиться от тупой боли. Большего позора, чем сегодня, он не испытывал никогда. И за это унижение Такеши отомстит. Мозг альфы лихорадочно блуждает в мыслях, силясь зацепиться за идею, что прямо витает в воздухе, но не может воплотиться. Он что-то явно упускает. В этой игре Такеши не лишний игрок, и альфе хочется думать, что он всё же та сама «тёмная лошадка» или «туз в рукаве», но в чьём стане он сможет обрести силу? Время покажет. — Дорогой? — мягкий голос супруга заставляет мужчину недовольно выдохнуть и повернуть голову в его сторону. — Такеши, может, отдохнёшь? Ты весь день был в разъездах. — Скоро приду. Ложись спать. Но Рэн не уходит, наоборот, подходит ближе и обнимает со спины, щекой прижимаясь к плечу мужа. Такеши обхватывает руку супруга на своей груди. — Не хочу засыпать без тебя, — нежно шепчет омега, щекоча дыханием шею альфы. — Я скучаю по тебе, Такеши. — Прости, я сегодня правда устал, и ты тоже. — Ты после разговора с господином Киро стал слишком напряжён. Не нужно было нам приезжать в их дом, хотя их дети такие замечательные. — Они такие же, как и их отец — расчётливые и жёсткие, и не общаются с невыгодными людьми. — Ну что ты, дорогой? — Рэн обходит мужа, пытаясь заглянуть тому в лицо, мягко обнимая ладонями. — Их сын-омега просто очарователен, а младший… такой малыш, с такими глазками — просто смородинка. У нас… тоже мог бы быть сын, — омега мечтательно прячет глаза, сильнее ластясь к мужу. — Не мог бы, Рэн. И не начинай говорить про это, мы всё давно обсудили. — Но, дорогой, самое время поговорить об этом — о наших детях, — альфа раздражённо отмахивается, пытаясь уйти от объятий супруга. — Такеши! Мне уже тридцать лет, и я старею с каждым годом! Я хочу родить тебе ребёнка, Такеши! Пожалуйста, дай мне шанс стать родителем, большего я не прошу. — Чтобы растить его в этой нищете?! Что мы ему сможем дать? Среднее образование? Средний класс? Должность менеджера? — Чтобы растить его в любви и заботе! И мы сможем дать ему всё лучшее, что только у нас есть — родительское тепло и красоту этого мира. — Поверь мне, этого недостаточно. И наш ребёнок не будет сыт одной любовью и родительской заботой. — Ты слишком нагнетаешь без причины, Такеши. Порой мне кажется, что тебе не нужен ребёнок именно от меня! Что я вообще тебе больше не нужен! — Теперь ты драматизируешь, Рэн. И это ты вновь начал. Я сказал давно и повторю сейчас: никаких детей, пока я не окажусь в кресле Советника в Палате Представителей в Токио. Если тебя что-то не устраивает… ты можешь уйти в любое время, — альфа договаривает последние слова чуть тише, но для омеги они звучат, как гром среди ясного неба. Рэн отшатывается медленно, а испуганный взгляд заволакивают слёзы. Он молча разворачивается, чтобы действительно уйти, но сильные руки обхватывают его крепко. — Стой! Я… Прости, я не это хотел сказать. — Нет, Такеши, ты именно это хотел сказать. Потому и вырвалось, что думаешь об этом всё время. Наверное, мне действительно лучше вернуться в дом родителей. — Хорошо, поезжай к ним, отдохни от меня, такого глупого и вспыльчивого. Но только вернись ко мне, пожалуйста. И прости меня, Рэн, я правда не хочу тебя терять. — Родной мой, я очень люблю тебя. Но мне всё чаще кажется, что ты готов принести мою любовь в жертву своим амбициям. Ты и сейчас раздаёшь её по крупицам: водишь меня с собой, как некое красивое дополнение к себе, подсовываешь своим собеседникам, когда нужно уйти от темы разговора, а я всё больше чувствую себя использованным и ненужным. Прошу тебя, любимый, не обижай меня. — Не буду. Больше не буду. Прости меня, Рэн. Слова мужчины звучат искренне, но сам же в глубине души понимает: будет снова и снова заставлять своего любимого страдать в угоду своим интересам, хоть и понимает, какой бесценный дар у него в руках сейчас — истинная любовь, что не требует ничего взамен — его прекрасный Рэн.***
Бар «XLV Bayside Motion» разрывается от неона и света прожекторов, уходящих в небо. Музыка гремит, затапливая электронной волной весь танцпол и барную часть зала. В VIP-зоне на втором этаже потише, но тут уже не умолкают полупьяные голоса в азарте веселья. Близкие друзья именинника вовсю празднуют его день рождения. Дорогая выпивка и изысканные закуски стоят на столиках в изобилии. Сладкие коктейли для прекрасных омег с фруктовыми тарталетками разносят услужливые официанты. Специально приглашённая мировая звезда Bebe Rexha исполняет один мировой хит за другим, и весь танцпол принадлежит гостям Хару Ичиро. Мичи впервые в клубе своего старшего брата, и то, что он взял его с собой пусть и в собственный, но ночной клуб, невероятно будоражит юношу. Он чувствует себя в этот момент взрослым омегой, что привлекает заинтересованные и восхищённые взгляды, и это придаёт ему уверенности, что, возможно, в скором времени кое-кто взглянет на него по-другому. — Эй, Мичи! — знакомый голос окликает его, и Тэён подходит, обнимая за плечи незнакомого юного омегу. Старший даже слова произнести не успевает, как Мичи уже понимает, кто это. — Знакомься, мой брат Хироки, только что вернулся из Сеула. — Привет, — мягко мурлычет омега с яркими прядями рыжих волос, протягивая изящную руку юноше. — Тэён-сан многое рассказывал о тебе и твоих братьях. — О, боюсь даже спрашивать, что именно, — тихо смеётся юноша. — Он тоже часто говорил о тебе, и я рад, что наше знакомство, наконец, состоялось. С приездом, Хироки. — Просто Бэк, давай без условностей. И спасибо. — Парни, думаю, вам есть о чём поболтать, — Тэён подмигивает обоим, ставя перед ними коктейли. — Я ведь рассказывал, что Бэк — чемпион Европы по снайпингу среди юниоров? — Нет, Тэён-сан! Как ты мог такое скрыть? Хиро, это правда? Рыжеволосый юноша лишь смущённо улыбается, потягиваясь к безалкогольному коктейлю, пожимая плечами. — Так получилось, — и улыбается ещё шире. — Тэён-сан так говорит, потому что я тоже занимаюсь спортивной стрельбой, только из лука, — улыбается омега. — М-м-м, — многозначно тянет рыжеволосый, щурясь довольно, и кто знает, что именно родилось в его взбалмошной голове в этот момент. — Ты очень красивый, — неожиданно выпаливает Хироки, заставляя Мичи застыть недоуменно и улыбнуться чуть нервно. — Ты тоже, — смущённо шепчет юноша, пряча вспыхнувшие щёки за бокалом со сладким коктейлем, а Хироки громко смеётся, откидываясь на мягкую спинку кресла. — Расслабься, малыш. Принимай это как должное и привыкай, ты будешь слышать такое всё чаще и чаще от альф, — юноша поигрывает бровями, чуть приближаясь к румяному омеге, — и от омег. — С-скажешь тоже, — Мичи и сам смеётся, понимая, что Хироки дразнит его. Прошли лишь минуты, а омеги разговорились, словно знали друг друга всю жизнь, даже не замечая, что сладкие коктейли заменили на слабоалкогольные, но даже этого хватило, чтобы у юношей сильнее развязался язык и усилилась жестикуляция — мальчики опьянели, хотя у обоих режим. Хироки подсаживается совсем рядом, легко проводя ладонью по бедру омеги, чем приводит юношу в замешательство, а после собственническим жестом закидывает руку ему на острые плечи. Через минуту и ещё пару прохладных бокалов Мичи чувствует себя более чем уютно рядом с Хиро. Омеги милуются и всё так же щебечут друг с другом, совсем не замечая пристальных взглядов одного альфы. Омори глаз не спускает с рыжеволосого омеги. Сердце мужчины сжимается сладко, и тепло разливается внизу живота оттого, что его мальчик снова рядом спустя столько времени. Но огненный омега совсем не смотрит в его сторону. Омори знает: его мальчик играет с ним, дразнит, вот только зачем, ведь альфа и так весь его без остатка. — Брат, мы спустимся вниз потанцевать, — Мичи с розовыми щеками и ярко горящими глазами привлекает ещё больше внимания в своих узких чёрных джинсах и тонкой белой футболке от Palm Angels. Тот лишь коротко кивает, одновременно смотря на главу своей охраны, без слов давая понять, чтобы всё было под контролем. Юноши резвятся среди толпы танцующих, понимая, что им принадлежит весь танцпол, и их гибкие тела извиваются в свете прожекторов. И если Мичи всё в новинку: яркость софитов, громкие биты музыки, мелькающие в танце тела и пряные напитки, то Хироки ощущает себя абсолютно свободно. — Расслабься, Мичи. Ты на вечеринке своего брата, самого крутого альфы Йокогамы, а значит, ты самый крутой омега города. Отпусти все свои заморочки, что сковывают твоё тело и сознание. Веселись сегодня, а болеть будешь завтра, — громко смеётся рыжеволосый, утягивая юношу в самый круговорот танца. БиБи зажигает танцпол под свой мировой трек «I Got You», а Хироки трогает Мичи столь непривычно для младшего, руками направляя бёдра в движении, оглаживая плечи, ведя по спине, переплетая руки, что юноша аж потеет от странного волнения, охватившего его. Его чуть потряхивает от непонятного возбуждения, а когда Хиро легко касается его шеи горячими губами, импульсы молнии проходят по его телу. — Так легче, Мичи? — голос рыжего опаляет ухо, и юноша кивает заторможено. — А ты знаешь, что на тебя весь вечер пялится один альфа? Прямо пожирает тебя глазами. Смотрит так, что даже у меня встало. — Что? Какой альфа? — у юноши голос дрожит, а неконтролируемое тело само движется соблазнительно. Хироки обнимает его со спины, смотря на его смущённое румяное лицо через плечо, легко цепляет пальцами за подбородок, направляет чуть в сторону и поднимает вверх. — Смотри, — шепчет он на ухо томно, и Мичи медленно поднимает глаза… На него с высоты VIP-зоны смотрит тот самый беловолосый альфа, что часом ранее был в его доме, прожигая его чёрным огненным взглядом. — А ты знаешь, кто это? — тихо шепчет рыжеволосый, всё так же не останавливаясь в плавных движениях танца, получая в ответ лёгкое мотание головой. — Айкава Юдзуру — будущий глава клана «Яматэ» и, кажется… он безумно увлечён тобой. — Т-тогда я тоже… кое-что покажу, — Мичи шепчет столь тихо, что Хиро замирает. — Смотри. А Хироки даже смотреть не надо. Он чувствует это напряжение от альфы с первой минуты, как зашёл сюда. Омори несмело ласкает его взглядом, спустившись вслед за ними, замерев у барной стойки. Омега смеётся хрипло. — Пошалим немного? — Брат не одобрит этого… — Расслабься, Тэён-сан всё уладит, — Хироки больше не слушает юношу, тянет в сторону туалетов сквозь толпу танцующих. Сортиры в «XLV» выглядят не хуже мраморных вестибюлей каких-нибудь дворцов эпохи Ренессанса, и широкие кабинки для естественных нужд позволяют двум омегам завалиться туда с тихим смехом, словно они скрываются от кого-то. — Позволь, я поколдую над твоим видом, Мичи, — Хиро снова не спрашивает разрешения, вытаскивая брендовую футболку из штанов и завязывая узлом поверх пупка, оголяя нежную кожу живота. Он накидывает на плечи юноши свой кожаный бомбер, а длинными пальцами расчёсывает волосы омеги. — Вперёд! — командует рыжеволосый, смеясь с округлившихся глаз юноши. — Куда? — В окно, — смеётся Хиро, снова утаскивая несопротивляющегося Мичи.*
Почему-то Мичи не удивлён, увидя Омори, восседающего на матовой Honda, но изумляется, замечая рядом блестящую Yamaha YZF-R6 с литыми красными дисками и жёлтыми крыльями. Хироки седлает эту красотку, протягивая юноше блестящий шлем. — Я не сяду туда, — Мичи моментально трезвеет и чуть пятится назад. — Брат убьёт меня. — Мы просто кое-что проверим, Мичи, садись. — Что именно? Как быстро мы разобьёмся? — бурчит омега, всё же пристраиваясь позади Хироки. — Кто быстрее нас догонит, — после некоторой паузы загадочно шепчет рыжеволосый. — Держись крепче. Звук урчащего мотора слышен не только ушам, но передаётся и телу, что улавливает вибрации от ревущего двигателя, и доходит до самой души. Мичи кожей чувствует дрожь, поднимающуюся из глубин его сердца, переходящую в дикий восторг от невероятного полёта на этих скоростных красавицах. Омори «летит» рядом с ними некоторое время, а после опережает их, ведя за собой. Скоростное шоссе Ванган приводит их прямо к побережью, огибая близко парк Хоммоку, и перед беглецами-байкерами открывается потрясающее зрелище: мерцающие воды залива в лунном свете с одинокими сияющими точками проплывающих барж и кораблей. Звёздное небо простирается над ними, отражаясь в тех же водах бесчисленной россыпью. Красота ночного побережья завораживает, и, кажется, юноши готовы «лететь» так до утра. Мичи не был скованным и нерешительным юношей, но омежье начало в нём всё же сильнее безрассудности. Никогда ещё юноша не позволял себе такое — убегать в ночи с почти незнакомцами: рыжеволосым омегой и широкоплечим альфой, которых уже почти полюбил. Но этой ночью Мичи хочется свободы и внутреннего раскрепощения, что даёт ему Хироки. Может, это поможет омеге стать смелее, открыться, наконец, альфе, по которому сердце бьётся. Может, и правда маленькое безрассудство… шалость позволит сделать шаг и преодолеть свою робость. Но не проходит и десяти минут, как позади них буквально земля гудит от рёва тонированных джипов. Их нагоняют быстро, перекрывая дорогу, и Мичи не успевает понять, что происходит. Люди высыпают из машин, окружая их, и юноша видит смутно знакомую фигуру альфы, стремительно направляющегося к нему. — Значит, я не ошибся, — усмехается Хироки, стаскивая шлем с головы. — Ко мне в машину! Немедленно! — Юдзуру буквально рычит на юношу, пока Омори не закрывает их своей широкой спиной. — Спокойнее, дяденька. Вы же имеете понятие, кого сейчас остановили и кого пытаетесь похитить? — Я забираю своего омегу, а вы двое катитесь куда хотите, — Юдзуру протягивает руку к Мичи, а ему в лоб упирается холодное дуло Walther, наставленное тонкими ручками Хироки. Звуки щёлканья затворов, направленных тотчас на рыжеволосого юношу, эхом разносятся у побережья. — Сначала обойди мою «детку», потом заберёшь своего, — Хиро криво ухмыляется и не думает убирать пистолет. — Так! Стоп! Я… не «детка» и тем более чья-то. У-уберите пистолеты, сейчас же! Юдзуру движением пальцев приказывает своим людям опустить оружие, а Хиро даже не шевелится. — Хиро, убери эту дурацкую пушку, — тихо шепчет Мичи, но потом резко оборачивается к мужчине, — но и с Вами я никуда не поеду. Я ушёл с Хироки, с ним и вернусь! — Малыш, давай это я буду решать. Садись в машину, с отморозками из «Босодзоку» ты никуда не поедешь. — Полегче. Это не твои омеги, и не тебе решать, с кем и где им быть, — Омори снова загораживает юношей, сверкая недобрым огнём в глазах, но видит приближающиеся огни фар, а дальше — тихий скрежет шин и чуть торопливые шаги мужчины. — Брат!.. — В машину! Дома поговорим, — голос Ичиро не терпит возражений и полон холодной злобы, но не на брата-омегу, а на мужчину, что погнался за ним. Альфа останавливается перед беловолосым мужчиной, глазами прожигая его непроницаемое лицо, и чеканит каждое слово: — Господин Айкава, прошу объяснить мне сейчас… на каком основании Вы остановили моего брата и его друзей? И благодарите Бога, что я не расценил это как похищение… — Брат, пожалуйста… — Я сказал в машину! Омори, забери Хироки отсюда и не попадайся мне на глаза в ближайшее время! — Ичиро-сан, я сам решу, кто и куда меня будет забирать, — Хироки всё также дерзок, а Walther ещё греет ладонь омеги. — Скажешь это своему брату, — шипит Ичиро, — а сейчас вон с глаз моих! — Пусть Мичи останется, я не смог представиться ему должным образом, — Юдзуру не жалеет альфу перед собой, накаляя его нервы до предела. — Ичиро, ты же знаешь меня. Я бы просто так не погнался вслед за ними. Этот… — мужчина кивком головы указывает на Хироки, — подверг Мичи опасности, увёз без охраны в неизвестном направлении. Я счёл своим долгом проследить за твоим братом, раз ни его, ни тем более твоя охрана вовремя не отреагировали. Его телохранителя нужно наказать. — Он пытался посадить меня в свою машину, — Мичи тонко блеет за спиной брата, на что получает грозный окрик старшего: — Скройся! — Чтобы доставить его домой в целости и сохранности, — спокойно отвечает Юдзуру. — Не к себе ли? — терпение Ичиро на пределе. Юдзуру смотрит на парня перед собой, не уступая ему в зрительной перестрелке, и шепчет чётко: — Возможно. Напряжение между ними можно резать ножом. Все в ожидании, кто из них первым достанет пистолет. Да только скрежет шин раздаётся в ночной тишине слишком зловеще. Белый BMW M8 резко выделяется среди чёрных тонированных машин, как и его экстравагантный владелец. — Парни, хей, вы что? — нервная усмешка Такео не разряжает обстановку. — Видимо, вечеринка у вас здесь продолжилась? А меня оставили? Непорядок, — мужчина вклинивается между Юдзуру и Ичиро. — Такео, не вмешивайся, — тяжелый взгляд Юдзуру всё ещё сверлит Хару. — Я теперь во всё вмешан, если ты забыл. И давай-ка мы сейчас поостынем немного, окей? — Такео медленно оттаскивает друга чуть дальше, кидая взгляд на бледного Мичи, подмигивает ему, тем самым успокаивая. — Со мной всё в порядке, Такео. — Вот и славно. А теперь расходимся и не мозолим друг другу глаза. — Мичи, едем, — Ичиро разворачивается немедля, подталкивая брата перед собой. Характерный рёв байков возвещает об уходе ещё двух участников этого странного конфликта, но Хироки всё же мечет убийственный взгляд на Юдзуру, перед тем как напялить шлем. — Уходим, — Такео разворачивается, объявляя телохранителю, — Едем в «Ukiyo-E». Юдзуру, ты со мной? — мужчина лишь кивает заторможено, весь в своих мыслях.*
«Ukiyo-E» — элитный ночной клуб с великолепным стрип-баром и борделем, полным прекраснейших «ночных бабочек» и не только. Всевозможные «кошечки», «зайки», «ангелочки», а порой и «тигрицы», мелькают на сцене, извиваются на пилоне, игриво маня в позолоченных клетках под потолком. В приват-комнатах развлекаются и альфы, и омеги — все, кто может себе позволить снять на несколько часов первоклассных проституток. Отборный алкоголь льётся рекой, а в обратном направлении — потоки денег из карманов клиентов. «Ukiyo-E» самый доходный клуб Чайна-тауна, и он принадлежит большому боссу «Вошинво» — Чон Такео. Оба мужчины сидят в приват-зоне в широких кожаных креслах, и для них по-особенному рьяно извиваются шикарные длинноногие омеги. В тонкостенных бокалах плещется водка Maotai, более всего любима хозяином клуба. Настроение у Такео, в отличие от друга, отменное. Он с удовольствием пьёт и закусывает, нетерпеливо щупая омег, порой прижимая к себе требовательно, и выбирает для себя «бабочку» на ночь, а может и не одну. На коленях у Юдзуру слегка ёрзает своими крутыми бёдрами блондинистый омега, и мужчина скорее машинально гладит их внешнюю сторону. Мысли и воспоминания совсем в другом месте. — Юдзуру, хватит. Я по твоей роже вижу, что ты замыслил, и сразу говорю — забудь, даже не думай. — Я хочу сделать его своим омегой… Объявить об этом дяде. Он не посмеет… — Он посмеет, Юдзу. Даже если ты женишься на нём, сыграешь свадьбу и на весь мир скажешь об этом, Таканэки не остановит это. Он пристрелит твоего омегу в твоём же доме. Скажи спасибо, если не прикажет сделать это тебе самому. Лицо мужчины мрачнеет, и сжатые губы, как и крепко обхватившие бокал пальцы, говорят о накатывающей ярости. Он спихивает омегу со своих колен, сам встаёт в бессильном нетерпении. — Он должен считаться со мной. Я его единственный наследник! И он примет омегу, которого выбрал я! — Примет, — до жути спокойным голосом говорит Такео, смотря на друга своим пронизывающим взглядом. — А потом убьёт. Участь клана Хару давно решена, и ты знаешь, решение принимал не только твой дядя. Юдзуру молчит, потому что знает и понимает всё сам. Союз с «Яматэ» — это ловушка, в которую угодил Киро, и столь же глупо попались байкеры «Босодзоку». Мужчина усмехается криво. «Двоих зайцев одним ударом», но всё же что-то он не рассчитал в этом деле, а именно то, что он полюбит, да так стремительно и сильно, что попахивает помешательством… или колдовством. Может, Мичи и правда белая ведьма Оммёдо? Ведь так не бывает, чтобы так ломало без этого человека, и сердце начинало биться в невероятном ритме. Никогда ещё мужчина не получал столь сильных эмоций: ни первый секс, ни первая доза наркоты, ни даже первое убийство не дали ему и сотой доли эйфории, что текла по его венам от одного взгляда этих нежных глаз. — Такео, помоги мне, — голос Юдзуру звучит странно, словно он не просит, а ставит перед фактом. — Нет. Ты сам знаешь, что это невозможно. — Укради его. Спрячь. Увези в Гонконг, хоть в Шанхай… Пусть затеряется на время в лабиринте китайского квартала. — Нет, Юдзуру, не проси, — теперь Чон отпихивает от себя лезущего ему в штаны омегу, снова размахивая своим ярко-красным чжицуй. — А-ай, Юдзуру, что ты делаешь?! Окей, окей… я подумаю! — Спасибо, друг, — не успевает Юдзуру растянуть губы в улыбке, как тот буквально кричит на него в ответ, тыча ему в грудь указательным пальцем: — Я сказал… я подумаю! Я не сказал «да», — Такео выдыхает тяжело, борясь с самим собой, вновь нервно щёлкая пальцами. — Но!.. Не смей больше подходить к омеге, следить за ним, бегать, как полоумный по городу. Проявишь к нему интерес — Таканэки сразу обо всём догадается, тут даже слепому всё понятно. А про сегодняшний инцидент свалишь всё на «Босодзоку», мол, черту перешли и всё такое, и ни слова о Мичи. Всё понял? Мужчина понял более чем — его любовь равнозначна смерти для маленького омеги, а сам он словно жнец смерти.***
Двери школы привычно закрываются за юношей, что почему-то в этот раз несмело заходит сюда. Сколько лет он уже здесь, наверное, лет с семи, почти с тех пор, как она открылась. Всё вокруг привычно для Мичи: белые полки и блестящие кубки на них, дипломы и памятные фото на стенах, такие же белые двери, ведущие в раздевалки и в зал с татами. Эта школа стала таким родным для омеги, почти как его дом, потому что здесь сердце мужчины, которого он любит. Чикара живёт этой школой, этим залом, гордится своими учениками, вкладывает всю душу в любимое дело, и потому у юноши пусть малая, но всё же надежда, что именно здесь мужчина заметит его чувства. — Мичи, — юношу окликает секретарь. Молодой бета улыбается ему приветливо. — Мастер Чикара просил позвать тебя, когда появишься. — Спасибо, — юноша судорожно выдыхает, улыбаясь чуть нервно. — Я пройду к мастеру. Мичи бегло осматривает себя, всё ли с ним в порядке, хоть и знает, что выглядит идеально: от блестящих лакированных туфелек до мягкой укладки светлых волос. И всё же он волнительно оглаживает ладонями чёрные широкие брюки с завышенной талией, разглаживает несуществующие складки на белоснежном блейзере поверх шёлковой синей майки. Он робко стучится в администраторскую дверь, откуда его приглашает войти приглушённый голос тренера. — Мастер Чикара, — юноша кланяется почтительно, прижав руки к бокам, а мужчина замирает. У Чикары есть несколько коротких секунд, пока Мичи не смотрит на него, полюбоваться своим мальчиком, вдохнуть его аромат глубже, мысленно назвать его любимым, тут же дав себе за это тысячи пощёчин. Пустые слова ни о чём: о семье, о здоровье, о родителях, а омега смотрит так, словно весь мир сейчас в одном мужчине сосредоточился. — Мичи, я хотел сказать тебе… Послезавтра состоятся показательные бои между нашей и школой «Ичигава». Так вот, — альфа тихо прочищает горло, чуть приосаниваясь в кресле. — Со следующей недели ты переходишь в обучение к мастеру Шин. Ты и ещё несколько учеников, — поспешно добавляет Чикара, всё ещё не поднимая глаз, а взглянув, застывает на полуслове. Глаза юноши полны слёз, что вот-вот прольются, бровки изломлены от немой боли, и губы подрагивают. Пальцы омеги с силой сжимают край блейзера, и спина выпрямлена, словно палку проглотил. — Я… в чём-то провинился мастер? Вы меня наказываете? — Нет, конечно. Ты всего лишь переходишь на новую ступень обучения. Мастер Шин продолжит… — Что бы это ни было, позвольте мне исправить, прошу Вас! — Ты слышишь меня, Мичи? Твоё обучение продолжит другой мастер, в чьём опыте я нисколько не сомневаюсь. Таково моё решение, — голос звучит строго, как должно быть у учителя, хоть сердце и разрывается в клочья, но по-другому нельзя, больше нельзя быть так близко к нему. — Не бросайте меня, пожалуйста, — прозрачная капля катится по щеке, и тихий всхлип срывается с губ. — Прекрати немедленно. Возьми себя в руки. Ты сам сказал, что пора видеть в тебе взрослого омегу, а ведёшь себя словно… капризный ребёнок, — Чикара сам готов убить себя за эти слова, видя, как искривляется лицо юноши от боли и стыда. Мичи быстро утирает щёки ладонями, шепчет тихо, выдыхая одновременно: — Простите. — Приведи себя в порядок. Я жду тебя на татами, — Чикара чуть смягчает свой голос, но всё так же строг, знает, что оторвать Мичи от сердца придётся с кровью и, возможно, только лишившись самого сердца. День проходит, словно тяжёлый сон, от которого омега задыхается. Хочется проснуться и осознать — всё это не по-настоящему, его не оттолкнули и не назвали капризным ребёнком. Мичи в отчаянии, как ему сказать, что без альфы он умрёт? Что весь его мир — это он и есть? Как восемнадцатилетний юноша, едва перешагнувший свою робость, может сказать о ней… шепнуть тихо, и как осмелиться прикоснуться. Но Мичи решается на безумство. Позади часы тренировки. Мышцы гудят и тело напряжено, но от этого даже приятно. Мичи сидит в раздевалке до последнего, пока каждый из учеников-омег не покидает комнату один за другим, а он всё копошится, перекладывая вещи из одного места в другое, принимая душ дольше всех. И вот он остаётся один — кроме мастера и двух его помощников в школе никого нет. Мичи переодевается в чистый сменный кейкоги, крепко завязывая свой синий пояс, который он надеется сменить на коричневый уже послезавтра, и выходит в зал. Как ни странно, Чикара стоит один, всё ещё в форме для единоборства, и юноше кажется, что мужчина пребывает в странной задумчивости. Кто-то из уходящих выключил основной свет в зале, оставив боковые лампы, горевшие всю ночь. Фонари с улицы светят в панорамное окно сквозь неплотно прикрытые жалюзи. На какаю-то секунду Мичи становится страшно, и всё же он мягко ступает на татами позади мужчины и тихо зовёт его. Тот оборачивается нехотя, немного недовольно смотря на юношу. — Почему ты до сих пор здесь? — Я хотел попросить, — юноша смелее делает шаг ближе, смотря в глаза мужчине. — Прошу Вас о спарринге, мастер… В последний раз. Чикара всё ещё недоволен, но его поникший вид и обречённый взгляд говорят о том, что он сдаётся. Он словно выдыхает своё поражение. Нет у него более никаких сил противостоять своей слабости, своей любви. Кого он обманывает? Себя ли или этого юного омегу, в том, что между ними ничего нет? В том, что они смотрят друг на друга, пусть украдкой, но с волнением и трепетом. В том, что живут ожиданием встречи, вкушением аромата и прикосновением, пусть и не таким, каким им в действительности хотелось, но самым желанным. — В стойку. — Да, сенсей. Рука мужчины вытянута ладонью вверх — знак того, что первым атакует омега. Царапающий захват за воротник кейкоги обеими руками, и Мичи скользит вниз, приседая в шпагате, утягивая за собой мужчину, заставляя его перегнуться через бедро. Кувырок мужчины через спину выворачивает руки омеги, и Мичи приходится убрать захват, снова становясь под удар мужчины. Не успевает он встать обратно в стойку, как обе его руки оказываются в захвате пальцев мужчины, и локти юноши больно сжаты со спины. Чикара ударом колена заставляет юношу осесть на маты, а упавший юноша всем телом наваливается на мужчину, принуждая альфу упасть на спину. Мичи садится ему на бёдра, цепляя правую руку Чикары и фиксируя в удерживающем захвате. Чикара доволен приёмом и кивком головы даёт это понять юноше. Но спарринг продолжается. Оба встают в исходную стойку, и на этот раз атакует мужчина. Удар в солнечное сплетение не достигает цели, перехваченный за запястье. Мичи стремительно ныряет под вытянутую руку мужчины, выворачивая её, фиксируя в болевом захвате. Снова Чикара на коленях, но лишь для того, чтобы в мягком кувырке увлечь за собой юношу на маты и подмять его под себя, зафиксировав его заломленные локти между их тел. Мичи заметнее тяжело дышит, распахивая глаза широко, упиваясь тяжестью мужчины на нём. — Ты должен был после захвата вывернуть коленом мою правую ногу, чтобы я не смог совершить кувырок. Это твоя ошибка, — мужчина почему-то шепчет тихо, пуская мурашки по коже омеги, и он до сих пор лежит на нём, хотя мог указать на ошибку, подняв юношу с матов. — Д-да, сенсей, — столь же тихо отвечает юноша, чувствуя, как Чикара с силой сжимает его локти. — В позицию! — как-то зло выпаливает мужчина, чуть ли не за шиворот ставя юношу на ноги. А дальше странное сумасшествие: выпады и захваты одни за другими, и каждый раз юное тело с шумом падает на маты, придавленное, зажатое, схваченное сильными руками мужчины. В сумраке зала слышно только их дыхание, шелест ткани, глухой стук падающего тела. Чикара не жалеет его, как и Мичи не уступает, цепко хватаясь за плотную ткань формы. Жар охватывает юношу, заставляя выгибаться во время захвата и прижиматься сильнее к мужчине. Пальцы неконтролируемо переплетаются, скользят по предплечьям, груди, животу. Чикара выдыхает горячо, а у самого ноги дрожат от страха, что он творит. Лицо у юноши пылает румянцем, капли пота стекают по вискам, а глаза горят ярче звёзд. Мужчина не может отвести от него своего потемневшего взгляда, знает, что играет с огнём, он не должен так касаться его… Не должен так смотреть на него. Снова скользящий кувырок, и Мичи падает лицом вниз на маты, а учитель резко заводит его левую руку за спину, фиксируя в болевом зажиме. Громкий стон раздаётся в тишине пустого зала, а пальчики омеги пытаются комкать плотную кожу ковра. Мужчина в испуге переворачивает его на спину осторожно. — Больно? Прости, я… — и мужчина замирает на полуслове, потому что видит глаза юноши, прозрачные от выступивших слёз и сияющие невероятным огнём. В них мольба и восхищение, боль и обожание, в них любовь, которую мужчина сам пытается спрятать, да видимо… не в этой жизни. — Мичи… Чикара молит небеса, чтобы хоть что-нибудь помешало ему, хоть кто-нибудь зашёл, скрипнул дверью, громко закашлял за стеной, опрокинул чашку… пока он медленно склоняется к лицу любимого. Молит все силы земные, чтобы случайная проезжающая машина сверкнула фарами в окно и ослепила его. Но ничто не колыхнулось в этом мире, былинка не дрогнула, звезда не сорвалась с неба, пока между двумя безумно влюблёнными всё больше и больше сокращалась вселенная, став крохотной точкой соприкосновения их губ. Словно в последние мгновения жизни перед глазами мужчины картинки: крохотный Мичи в кружевном боди на белых пелёнках, кудрявый малыш, ловко прыгающий ему на руки прямо с лестницы, его детский смех, его нежный взгляд, его первая тренировка, выпускной в средней школе, и везде Мичи, только Мичи, вся его жизнь — это Мичи. Но прямо сейчас, целуя его губы, упиваясь его сладостью, мужчина понимает, что и вся жизнь Мичи — это он сам и есть. — Чикара, — срывающийся шёпот застревает в горле от волнения, а огромные изумлённые глаза смотрят на мужчину. Но в ответ его снова целуют, пока дрожащие ладони обхватывают лицо мужчины. — Мой мальчик! Мой нежный и любимый мальчик, прости меня, — мужчина целует его ладони, опаляя дыханием пальцы, прижимая к лицу. — Я люблю Вас, мастер Чикара! Пожалуйста, не отталкивайте меня. — Не оттолкну, мой маленький… Больше не оттолкну, потому что сам люблю тебя до безумия. Мичи всё же плачет, совсем тихо, безмолвно, пока его кутают в объятия и на руках выносят из зала. И ни одной мысли в голове, насколько всё это неправильно, ни одного сомнения, что любовь между ними не возможна. Чикара безумно любит и столь же сильно любим, и будь что будет. — Я отвезу тебя домой, мой маленький, — тихо шепчет мужчина, на что получает согласный кивок и загоревшийся счастьем взгляд.*
Чикара ждёт его у своей машины, тихо говоря с кем-то по телефону, когда на чуть трясущихся ногах Мичи выходит из здания школы. На мгновение сердце юноши сжимается от мысли, что мастер разговаривает с Наоки, но мельком слышит имя отца и успокаивается. Предупреждённый телохранитель и парни из охраны едут за ними на двух тонированных автомобилях, пока Мичи «умирает» в салоне чёрной Toyota Highlander. Он до сих пор не верит, что всё это был не сон, что любимый целовал его, признавался в любви, а сейчас он сидит рядом с ним, и кокон медового аромата альфы окутывает его, заставляя растечься безвольной влюблённой лужицей на кожаной обивке кресла. Мичи украдкой смотрит на руку мужчины, сжимающую руль, и мучительно думает, имеет ли он право коснуться. Но его мысли будто читают, обхватывают крохотную ладошку и, прежде чем переплести пальцы, целуют мягко. До дома добираются до обидного быстро, а то, что посреди огромного холла стоит отец юноши и обеспокоенным взглядом смотрит на них, заставляет сердечко юноши вновь затрепетать. И он, и спустившийся к ним Акио молча смотрят вслед исчезнувшим за дверью кабинета мужчинам. Не проходит и десяти минут, как стремительно вернувшийся Ичиро столь же красноречиво молча уходит к ним. — Мичи? — Акио смотрит на сына обеспокоенно, но, кажется, всё понимает. Сам Мичи не дышит, сжимает подрагивающими ладонями свои широкие брюки, боится даже смотреть на родителя, а думать о том, что происходит в кабинете отца — страшно. Но всё же юноша не выдерживает, вскакивает с резной кушетки, обитой шёлком, нервно озираясь вокруг. — Я пойду к ним! — выпаливает он, направляясь к дверям кабинета. — Малыш, постой, так нельзя… — Папа, я люблю его! — со слезами шепчет юноша. Акио прижимает ладони ко рту в изумлении. — И он любит меня, папа… Чикара любит меня! — Боже, Мичи, — мужчина обнимает сына порывисто, выдыхая облегчённо. — Правда ли, что он признал это? Признал свою любовь к тебе? Моя крошка, я так счастлив за тебя! — Признал? — Чикара давно любит тебя, наверное, с первого момента, как увидел у меня на руках, завёрнутого в пелёнки. — Но как же Наоки? — Боюсь, это было искусной игрой, что разыгрывалась для тебя. Не сердись на него за это. Думаю, и Чикаре, и Наоки есть что объяснить. — Мичи? — голос Ичиро раздаётся за их спинами. — Зайди к нам, пожалуйста. Кажется, что ноги проваливаются сквозь ватный пол, а сердце падает в бездну, когда Мичи после тихого «Иди» от взволнованного папы идёт за братом. Чикара стоит спиной к нему в одной светлой рубашке с закатанными рукавами, сбросив пиджак на подлокотник кресла, и о его волнении юноша догадывается по напряжённо зажатым плечам. Мужчина тут же оборачивается к юноше с бледным лицом и слабой улыбкой. Разговор с Киро был трудным и немного на повышенных тонах. Если бы не Ичиро, неизвестно, чем бы всё это закончилось. И всё же мужчина улыбается своему любимому, пряча руки в карманах, боясь соблазна протянуть их навстречу к нему. Мичи едва сдерживает себя на месте, чтобы не кинуться к нему в объятия, шепнуть, что всё будет хорошо и что любит его безмерно. Лишь присутствие отца останавливает его. — Мичи, — Киро обращает на себя внимание строгим голосом, и юноша вздрагивает, переведя взгляд на отца. — Видимо, в этом мире мне не всё понятно, раз приходится слышать такое от своего собственного друга… В общем, — альфа нервно прочищает горло, — Чикара просит твоей руки и… я ни черта не понимаю… хочет взять тебя в супруги. А об остальном, о чём он мне тут признавался, я даже говорить не хочу. — Я согласен, отец, — Мичи пытается держать себя в руках, но всё же голос дрожит, и ногти ломаются в напряжённо сжатом кулаке. — Я ему отказал, — выдыхает Киро. — Мичи, ты ребёнок, он тебе в отцы годится… — Я его люблю и другого альфу не признаю, — от смелости собственного сына Хару старший аж воздухом давится, а Ичиро усмехается довольно. — Я хочу быть его супругом, отец… Пожалуйста. — Киро, я готов ждать сколько угодно и беру на себя всю ответственность… — Оставь, Чикара, — Киро останавливает речь друга жестом руки, полным раздражения. — Ждать — не твоя прерогатива, ты и так слишком стар. Мичи, — мужчина обращается к сыну, чуть смягчившись. — Я не дам своего согласия до твоего совершеннолетия, но всё же… я обозначу, чей ты теперь омега. Мы объявим о твоей помолвке с Чикарой и проведём званый ужин в честь этого события… через неделю. — Отец! — Мичи кидается на шею родителю, обнимая порывисто, а Ичиро с широкой улыбкой пожимает руку Чикаре, поздравляя его. Мужчина не решается обнять при родителе его несовершеннолетнего сына, а грудь распирает от счастья. Он сам не верит всему тому, что происходит прямо сейчас. Мичи теперь его омега, не только предназначенный природой, но и судьбой. Он его будущий супруг. Мичи всё же смелее его, смелее всех в этой комнате, потому что смотрит прямо в глаза мужчине так влюблённо и обнимает нежно, прижимаясь к груди. Мужчине не остаётся выбора, как обнять в ответ столь же трепетно на глазах у его отца и брата. — Люблю тебя, мой призрачный цветок, — совсем тихо шепчет Чикара, и весь его мир взрывается звёздными искрами, когда слышит тихое: «Мой альфа».*
В особняке Хару немного странный, совершенно неожиданный, но праздник. Шампанское разлито по бокалам, и звон хрусталя, стукающегося друг о друга, звучит красиво среди шумного веселья. Слова пожеланий счастья и любви, но не особо торопиться с внуками, заставляют розовощёкого Джиро прыскать от смеха в бокал с соком, а Мичи счастливо краснеть ещё больше. Он смотрит на старшего брата таким беспомощно искрящимся от счастья взглядом, что у того сердце простреливает непонятным беспокойством. — Всё хорошо, — шепчет Ичиро. Вот только кому, не себе ли? — Принесите ещё напитков, — Акио поворачивается к официанту, молодому бете, раскладывающему закуски. Тот молча кивает, выходя с подносом из зала, но направляется не в сторону кухни, а прошмыгивает в проход, ведущий во внутренний двор. Бета прекрасно знает расположение камер по периметру дома и ловко обходит их. У служебного входа притаилась чёрная Audi без опознавательных знаков. Бета подходит с водительской стороны, ждёт, пока с тихим жужжанием опускается тонированное стекло. Беловолосый мужчина внимательно слушает быстрый шёпот беты, кивает коротко, даже не смотря в лицо говорящему юноше. Он снова прячется за тёмным стеклом и медленно отъезжает от особняка. Машина тормозит посередине дороги. Так и стоит, не заглушая мотор, подсвечивая асфальт красными линиями диодов, словно чёрная пантера замерла перед рывком. Юдзуру вжимает газ в пол, сжигая дорогую резину колёс спорткара, и уносится в ночь, оставляя за собой мутные клубы́ дыма и царапающиеся следы на шоссе. Город проносится размытыми огнями по лобовому стеклу машины, а альфа ничего не видит, его мир сейчас сплошная темнота. Его омегу отдают другому! Прямо сейчас, прямо сегодня… Он лишается его, лишается своего нежного мальчика! — Чёрт-чёрт-чёрт… — удары по рулю не спасают от охватившей его ярости. Крик вырывается из груди мужчины, что на секунды лишает его возможности дышать и думать. Он снова тормозит резко, дрожащими руками выхватывая пистолет. Сверлящая мозг мысль — вернуться и пристрелить соперника прямо там же, на глазах у Мичи, кажется самой правильной на свете, да только одно воспоминание о карих глазах омеги заставляют отказаться, нет, не от убийства, а от места его совершения. Чёрную Audi заносит в тот же райончик, где он полдня, как дурак, простоял под окнами спортивной школы и смотрел, как маньяк, сквозь неприкрытые жалюзи витрины на своего хрупкого, но такого сильного омегу, упиваясь каждым его движением, поворотом головы, улыбкой… Машина с незаглушенным мотором и дверью нараспашку, а мужчина стоит перед темнеющей витриной «Школа мастера Сайто Чикары». Откуда-то взявшийся булыжник летит из рук Юдзуру прямо в стекло, разбивая его на крупные осколки, оглашая всё вокруг звоном бьющегося стекла и воем сигнализации. Пусть это выглядит глупо, почти по-детски — разбивать окна камнями, но в сердце мужчины клокочет бешеная ревность, не поддающаяся никакому контролю. Матовый Glock чувствуется в руке гораздо привычнее, чем булыжник, выстреливая оглушительной чередой, горячими пулями разнося пластик жалюзи, кожу татами, дерево обивки. Юдзуру опустошает всю обойму, хоть как-то выпуская из сердца этот гнев. Вдали уже слышится вой полицейских сирен, когда альфа коротко набирает номер по телефону. На том конце отвечают сразу. Голос Юдзуру дрожит от пережитых эмоций и всё так же сквозит сталью. — Через неделю в клане Хару намечается… семейный праздник. Что ж, Киро сам определил дату своей смерти и гибель своей семьи. Всем начать подготовку. Устроим им пышные похороны.