Куда пропадают родители?

Под ногами хрустел снег, впереди была только темнота. Посёлочные фонари даже не думали появляться в поле зрения. Но Антон не озирался испуганно, не прислушивался к каждому шороху. Его не пугало то, что слышал он не только свои шаги. Потому что рядом шла мама. А когда рядом мама, то бояться можно и нужно только одного — её плохого настроения. — Неужели так сложно поставить тут хотя бы один фонарь? — Мама зло отпихнула от своего лица заснеженную еловую ветку, которую вовремя не разглядела в темноте. Настроение её было ужасным. Мало того, что ей пришлось вставать так же рано, как и Антону, хотя она любила поспать, так ещё и пришлось идти по морозу в «такую даль», как говорила она сама. В такую даль и по темноте. Но Антон уже привык к этому утреннему снежному мраку, поэтому разделить недовольство матери попросту не мог. — Мам, а что за бумажки тут? — Антон не хотел идти в тишине, но и ругать лес, пока они в нём, тоже не хотелось. Мало ли. — Документы. Антон вздохнул и потупил взгляд. Мама явно не хотела вести беседы, но теперь желание не идти в молчании смешалось с интересом. — А какие? — Антон! Вот что пристал с расспросами? С нужными. Не твоё это дело. Вырастешь — поймёшь. Вот только Антон не понял даже, к чему это было сказано. Неужели мама думает, что слушать про документы интересно только взрослым? Он был не согласен. Ещё полгода назад, когда было лето, он с большим интересом и с огромной опаской залез в ящик комода в родительской спальне, чтобы просто посмотреть, что там хранится. Антон нашёл там две больших стопки документов. И следующие полчаса он провёл за их изучением. Он сидел, перелистывал страницы, пытался понять, что значат странные и сложные слова, и представлял, каким взрослым и умным он выглядит со стороны. В какой-то момент Антон даже захотел, чтобы в комнату зашли мама или папа, чтобы увидели, как он понимающе читает непонятные бумажки. И всё равно ему было на то, что он без спроса влез в их комнату. Ничего плохого он тут не сделал. И ничего лишнего не нашёл. — Ты так и не сказала, почему ты со мной идёшь… — он не оставлял попыток завести нормальный диалог. — Потому что так надо. Прекрати уже. Антон замолчал, потому что прекрасно расслышал нотки неприкрытой агрессии в голосе матери. Он не хотел выводить её ещё больше, чем её успело вывести это утро. — Прости… — шепнул он, больше для себя. Антон не был уверен — услышала ли его мама или нет, но ему стало спокойнее. Он извинился. Он даже мог её понять. Пока идёшь по лесу, не хочется слушать и вести какие-то разговоры. Хочется внимать каждому шороху, чтобы не пропустить опасность, которая тут совершенно точно где-то таилась. Может, за той высоченной сосной. Или за ёлкой, которую они уже прошли. Впереди заблестели перила мостика. И под ним тоже могла таиться какая-то опасность. Но какая? Мог ли там сидеть замёрзший до чёртиков водяной и ждать людишек, чтобы поймать их? Осталось придумать только, для чего ему люди. Наверняка злой и холодный водяной очень голодный. Несмотря на то, что в мультфильме водяной пел, что лягушки — его подружки, Тоша в это слабо верил. Чем же он тогда питается, если не лягушками? А вот зимой все лягушки прячутся, и есть ему нечего. Вот он и сидит под мостом, выжидает, когда пройдёт какой-то ребёнок и… — хвать! Первую половину ребёнка он обязательно съедает, а из косточек и волос несъедобных собирает себе большой и тёплый костёр. Антон даже заулыбался, представляя прежде зелёного, ныне посиневшего от холода, водяного, который сидит под мостом и греет руки над костром из косточек детей. Мама взяла его за руку, чтобы провести сына через мост без падений. Точно боится, что водяной утащит. Он резко вздохнул, когда понял, что это может быть правдой. Ведь куда-то же пропадают дети? А что если сейчас под этим мостом лежат ботиночки Сенечки, вторая перчатка Вовочки, шарф Семёна? А что если водяной и вправду… Антон наклонился к перилам, чтобы заглянуть под мост, но мама дёрнула его и стащила с моста. Под ногами снова захрустел свежий рыхлый снег — даже снеговика не слепишь. — А я когда один тут хожу, то мне совсем не страшно, — Тоша слегка улыбнулся, ожидая похвалы от мамы. — Сам виноват, что приходится тебе тут ходить. Антон ничего не понял, но переспрашивать не стал. Но и без его вопросов мама продолжила: — Отец жалуется на тебя. По утрам шумишь. А я вот недовольна другим, не понимаю, почему он об этом не думает. Вот он привёз нас в это болото, я тебя в школу сама оформляла! Нет бы помочь мне, так нет же! Зачем? — Она зло цокнула. — Так вот теперь ещё и для Оли уже документы несу. Чтобы сразу её в первый класс принимали тут. А он думает, что я хочу этого? Так заладил как заведённый — нечего Антона дёргать, его один раз уже перевели из школы в школу, хватит с него. Говорит, что проблем много будет с тобой. Вот скажи мне, почему ты такой проблемный? Тоша не знал, что отвечать. Он даже не представлял, что мог злить маму настолько сильно. — Мам… — Из-за тебя мы тут застряли надолго. Так ещё и Оле придётся тут в школу ходить. Уж не хотела я, чтобы её первый школьный год начался в такой дыре. — Мам! Я обещаю, что сделаю всё, чтобы мы уехали отсюда, как можно быстрее! Правда, мам! Антон был в глубочайшем отчаянии. Он так сильно не хотел разочаровывать маму и так сильно верил в то, что виноват во всём именно он, что просто не мог не пообещать ей этого. Деньги после поимки преступника правда помогут его семье выбраться отсюда. Антон верил в это и был готов приложить все усилия на исполнение маминых желаний. Он хотел заслужить её любовь.

***

История России в перспективе могла бы оказаться очень интересным предметом, но не когда её рассказывают таким заунывным голосом, как это делал относительно молодой историк. Возможно, он практикант, которого из городского института сослали в глухой посёлок, чтобы он набирался опыта. Но разве можно ставить над знаниями детей такие эксперименты? Ещё на второй минуте монотонного чтения параграфа учителем, Антон перестал записывать даты. К моменту, когда он решил размять спину, начали записывать третью дату. Он глубоко вдохнул и опустил голову на руки, сложенные на парте. Гораздо интереснее было рассматривать одноклассников, которые один за одним тоже постепенно отвлекались от урока, обращая внимание на свои дела. Девочка с длинной русой косой, имя которой Антон не успел запомнить, достала маленькую плоскую коробочку и начала быстро шевелить пальцами. Она сидела за четвёртой партой первого ряда, поэтому учитель не видел её странных движений. Лишь через несколько секунд Антон понял, что она играет в пятнашки. Он коротко улыбнулся, вспоминая свои, у которых потерялась цифра девять, и перевёл взгляд. Сколько бы он ни хотел посмотреть, чем занимаются Рома с Бяшей, шум со второй парты второго ряда был активнее. Там сидела Полина со своей подружкой. Её имя Антон помнил. Полина и Алина. Девочки вообще не боялись получить замечания, говорили они громким шепотом, и то и дело от них слышались смешки, раздающиеся на весь класс. Почти через каждые две фразы Полина поворачивалась назад, находила взглядом Рому и кривилась от злости. Она поворачивалась к Алине и начинала шипеть ещё громче и эмоциональнее. Только по её бровям и перекошенным губам было понятно — она жалуется на Рому. Их шушуканье со стороны напоминало крысиную возню, которую в детстве Тоша наслушался. Летом, когда они приезжали к бабушке, под крыльцом всегда селились крысы. По ночам их ворочания были слышны очень хорошо. И те звуки из детства были почти такими же, какие издавали эти две подружки. Они по-настоящему… Крысятничали. Тоша поднялся, стараясь скрыть лезущую на лицо весёлую улыбку. Он бросил короткий взгляд на одноклассниц и поджал губы. Воображение художника мгновенно подрисовало им большие, правда мышиные, ушки и крысиные облезлые хвосты. Рука будто бы сама потянулась к карандашу и перевернула тетрадь на последнюю страничку, до которой Тоша точно не дойдёт даже к концу года с таким учителем. Он покрутил карандаш в руках и сразу же сделал несколько уверенных линий, мгновенно включаясь в процесс. Каждую секунду штрихи и линии всё больше становились похожими на двух упитанных крысок, сидящих за партой совсем как люди. У них со стульев свисали маленькие лапки, с жуткими, похожими на человеческие, пальчиками. Хвосты изгибались в причудливые загогулины. У собак, когда они довольны — хвост мечется из стороны в сторону. Когда кошки раздражены чем-то — их хвосты извиваются. А вот у девочек, похожих на крыс, когда они сплетничают, хвосты от увлечённости закручиваются в спиральки. У одной крыски появились длинные тёмные волосы. Её Тоша назвал Полиной. А вторую — Алину, — он нарисовал с такими же тёмными, но уже короткими волосами, убранными в мальвинку. Такая же причёска была и у человеческого прототипа этого грузына. Рисунок был почти закончен, но чего-то не хватало. Тоше не нравилось, что парта у них пустая: только лапки их и виднеются на краю. Рисовать учебники и тетрадки крыскам, явно не заинтересованным в обучении, не хотелось. Решение пришло быстро — Тоша начал вычерчивать миску с тремя огромными ягодами ежевики. Эта ягода стала крепкой ассоциацией с Полиной. Тоша сидел один на этом уроке, поэтому он никак не ожидал, что с одной стороны на его плечо опустится ладонь, а с другой послышится недовольное шепелявое: — Кидала! — Пасть закрой, — тут же нашёлся с ответом Ромка, променявший Бяшу на своего нового друга. — Чего ржёшь, Антошка? Он наклонился прямо над тетрадкой, от чего Антон инстинктивно закрыл рисунок рукой, с недоверием глядя на Рому. Тоша растерялся от такого самовольничества Ромы — он взял и пересел на другое место, пока учитель распинался о важности какого-то там исторического события. — Да так… Рому такой неоднозначный ответ не устроил. Он по-хозяйски забрал у Антона тетрадь. Постепенно и лицо Ромы засияло от рвущегося наружу смеха. Он наклонился ближе к парте, рвано выдыхая воздух в попытках не заржать вслух. — Это Полинка с Алиной? — еле выдавил он из себя от невозможности нормально дышать. Тоша закивал, кусая губы. Неначавшийся смех Ромки оказался слишком заразительным, чтобы не подхватить это веселье. Долго сдерживаться они не могли, поэтому оба почти одновременно начали хихикать, за что почти сразу получили замечание. Это отрезвило парней, и они быстро смогли отдышаться. Тоша думал, что Ромка лишь временно к нему подсел, заметив, что у него происходит что-то весёлое, но на деле он не торопился уходить. Антон продолжал чиркать незамысловатые узоры в тетрадке, пока Рома молча за ним наблюдал. Под конец урока тоска одолела их обоих. Антон даже попробовал найти в учебнике событие, о котором шла речь, но его порыв к учёбе был быстро пресечён листочком, который сунул ему Ромка. Неаккуратно вырванный из тетради лист был криво расчерчен полем для игры в Крестики-Нолики. Только благодаря этой увлекательной игре у них получилось дожить до звонка и не уснуть. Из школы по обыкновению первыми выбежали Рома с Бяшей, собрав вещи ещё за пять минут до звонка с последнего урока. Антон успел привыкнуть к тому, что Рома ставит его в приоритет только тогда, когда с Бяшей ему очень скучно. Такие моменты происходили всё чаще, но курить он бегал исправно с Бяшей. Уже выйдя за территорию школы, он натянул шапку и огляделся, надеясь, что увидит своих друзей и хотя бы просто постоит рядом. Идти домой совсем не хотелось, помня утренний диалог с мамой. Наверняка она придумает ещё тысячу причин, чтобы пристать к Антону и отчитать его. Тоша местами понимал свою маму, но он уже начал уставать от постоянного анализа её действий и оправданий её злости. Он был бы рад, если бы приходил домой и просто ничего не слышал от родителей. Лучше молчание, чем постоянные упрёки. Антон уверенно топал по знакомой тропинке, с хрустом приминая недавно выпавший снег. Он был мокрым, прекрасная погода для игры в снежки. Только вот играть было не с кем. Тоша остановился, будучи уже в лесу, и обернулся на посёлок, который ещё виднелся в прогалах между деревьями. Вот где-то там сейчас Рома курит с Бяшей. А может, они уже докурили и сейчас играют в снежки и даже не думают найти своего третьего друга и позвать его с собой. Тоша не понимал, злится ли он или обижается, но ясно было одно — ему неприятно. Неприятно, что Рома может выбрать сигареты, а не его. Мостик уже остался позади, а Антон всё зло вздыхал и топал, пытаясь выплеснуть свою обиду хоть куда-нибудь. Горечь в груди начинала подниматься к горлу и мешала дышать. Тоша остановился, нахмурился и встряхнул плечами. Он начал тихонечко намурлыкивать какую-то отдалённо знакомую мелодию и стал идти нарочито медленно и спокойно. Тоша помнил, как мама учила его улыбаться, когда грустно, чтобы потом захотелось улыбаться по-настоящему. Значит, если он сейчас успокоится специально, то и обида со злостью внутри рассосутся. И это почти сработало. Антон уже почти запел вслух слова надоедливой песни про бухгалтера, как поднял голову и упёрся взглядом в свой дом, в котором на первом этаже горел свет. Призрачное хорошее настроение улетучилось в мгновение, оставив за собой только ощущение горького предчувствия. Вот сейчас он откроет дверь, мама сразу же налетит с какими-то требованиями и указаниями, а потом весь оставшийся день он проведёт в своей комнате, ломая от злости и негодования карандаши. Антон остановился у самого крыльца и замер. По телу пробежала волна жара, сперев дыхание. Пальцы на ногах кольнуло судорогой, а после тело будто начало коченеть. С кухни отчетливо слышалось радио и разговоры двух женщин. Губа задёргалась сама собой. Не может такого быть в доме Петровых… Тоша заблудился и пришёл не туда. Или его главный страх ещё со второго класса превратился в реальный кошмар. В восемь лет родители посчитали Антона достаточно взрослым для того, чтобы он ходил в школу один. Тогда это и началось. Он очень хорошо знал дорогу до дома, хоть и идти было чуть больше десяти минут. Только вот каждый день по дороге случалось что-то настолько необычное, что Антон был уверен, что он попал в параллельную вселенную, где не существует ни его, ни его родителей. Он жил в таком районе города, где пока ты идёшь от дома до магазина и обратно, то встретишь несколько знакомых лиц. Все продавцы района были знакомы. Но иногда случалось такое, что по пути от школы домой Тоша не видел ни одного знакомого лица. Все были какие-то чужие и ненастоящие. В такие моменты он верил, что провалился сквозь время и пространство особенно сильно. И до самого попадания в свою родную и любимую квартиру он был готов попасть в лапы пришельцев и быть растерзанным на кусочки и отправленным на эксперименты на Марс. Антон думал, что уже вырос из этих страхов. Что здесь в посёлке он будет готов к любым странностям, к любым ужасам. Но к чему-то предположительно хорошему готов он не был. Сколько он ждал злости от мамы, пока шёл домой… Он не осмеливался протянуть руку с ключом к двери и открыть её. Он уже знал наверняка, что оттуда сразу же выползет зелёная склизкая щупальца и утянет его в дом, где в гостиной сидит обладатель щупальцы и тянет Антона прямо к себе в рот, истекая слюной… — Тоша! Антон чуть не свалился с крыльца, когда дверь перед ним распахнулась, и в проёме показалась счастливая Оля. Он с трудом удержал равновесие. — А я тебя из окошка видела! А ты почему не заходишь? Ключ потерял? Ну ничего страшного! Мама сегодня добрая! И Оля протянула Тоше руку, будто думала, что сам он не способен войти в дом. А он и не был. Ничего из ряда вон выходящего не случилось, но в мыслях Тоша уже умер, поэтому ему на самом деле была нужна помощь сестры, чтобы вернуться в реальность. Не успел Тоша перешагнуть порог, как из гостиной выскочила девочка Олиного возраста. Ощущение нереальности нахлынуло по новой. Антон сощурился, разглядывая сестру и незнакомку. Кто эта девочка и откуда она у них дома? Это из-за неё Оля такая счастливая? Её светлые волосы и большие круглые глаза напомнили ему его одноклассницу, имя которой он не помнил. Но зато хорошо помнил её прозвище — Ворона. В голове всплыла фамилия. Воронина. Может, это её младшая сестра? Может, сегодня утром в школе мама пересекалась с родителями одноклассников и нашла по подружке себе и Оле? Девочки зашептались, хихикнули и убежали обратно в гостиную, оставив Антона наедине с его бесчисленными вопросами. Но главный был только один — что вообще происходит? Он словно в трансе, забыв снять куртку, заглянул на кухню и увидел за столом маму и какую-то женщину. — Антон, вернулся уже? — мама с улыбкой поприветствовала сына. В глазах не было ни капли недовольства. — Давай снимай куртку, запаришься. И приходи к нам чай пить. Познакомишься с Наташей. Эта самая Наташа медленно повернулась к Антону и почти в точности повторила улыбку мамы. На лице этой женщины было почти написано о том, что она уже любит Антона. И он ничего не понимал. Тоша растерянно кивнул маме и ушёл обратно в прихожую, стягивая с себя куртку. Ботинки он уже снял, хоть и сам не помнил как. Только вот рюкзак скинул слишком рядом с ними, отчего дно его уже успело намокнуть. Такая простая вещь как растаявший снег привела Антона в чувство. Он на самом деле пришёл в свой дом. На кухне на самом деле сидит его мама и какая-то женщина. Просто что-то новое пришло в их дом. И, возможно, это что-то было хорошим. А значит, злиться и выгонять никого и ничего нельзя. Вряд ли за последние несколько лет Тоша чувствовал такой уют и наполненность дома. Наташа оказалась подругой детства мамы. И как думал Тоша, они и вправду пересеклись сегодня утром. Только не в школе, а когда мама после своих дел зашла в магазин. Там и произошло воссоединение старых подруг. — А дочку мою Саша зовут, с Олей сразу они подружились. Хорошая у тебя сестра, Антон. Тоша смущенно опустил взгляд, мешая ложкой сахар в чае, который давно растворился. Они общались не больше пяти минут, но Наташа уже начала ему нравиться. Она была очень спокойной, голос у неё был мягкий, хотя по внешности можно было бы подумать, что она строгий директор большой компании. Она сидела в темно-синем кардигане, плотно запахнутом на груди, тёмно-каштановые волосы были собраны в пучок на макушке, а карие глаза, такие же круглые, как у дочери, бегали быстро. Она будто бы цеплялась сразу за каждую деталь и всё анализировала. Тоша делал так же, поэтому он мог догадаться, как и о чём думает тётя Наташа. Впервые Тоша услышал от мамы что-то про её детство. Он узнал, как ещё больше двадцати лет назад маленькие девочки познакомились тут, но после окончания школы их пути разошлись. Казалось, навсегда, но судьба их снова свела. Казалось бы, маме всего лишь нужно было молоко, но получила она номер близкой подруги и обещание прийти в гости в обед. — А у меня в прошлой школе не было друзей, — Тоша, почувствовав интерес от тёти Наташи, быстро разговорился. Он с охотой отвечал на её вопросы и поддерживал беседу. — А тут я уже нашёл двух! Это мои одноклассники. Рома и Бяш… Игорь. Мы просто его Бяшей называем. Антон улыбнулся и взял печенье с шоколадной глазурью из тарелки, с неподдельным восторгом смотря на то, как мамина подруга внимала его словам. Возможно, теперь и мама хоть чуть-чуть начнёт интересоваться его жизнью. Тоша уже был готов начать рассказывать про свою любовь к рисованию, как Наташа его перебила. — Антош, ты бы поаккуратнее был с Ромой. Всем же известно, кто его отец. Стало ясно, что в этом доме про отца Ромки известно было только Наташе, потому что и сам Тоша не понимал, о чём идёт речь, и мама с интересом склонила голову. — А кто его отец? — Антон, долго ты уже с нами сидишь, давай-ка иди в свою комнату. Потом я тебе всё расскажу. Тоша разочарованно вздохнул и глянул на свою кружку. Видимо, мама заметила, что чай у него давно закончился, а желание поболтать с подружкой было превыше всего. Но Антон не расстроился и не обиделся на маму за то, что она его почти выгнала. Она попросила его вежливо и без раздражения. Такие её просьбы он был готов выполнять в мгновение. На завтрашний день задали очень много домашки. Близилась самостоятельная работа по математике и русскому, поэтому детей нагружали больше обычного. Всё равно сидеть со взрослыми тётками Антону быстро надоело бы. Но он точно знал, что теперь такие посиделки в его доме будут проходить часто. Смех Оли и Саши с первого этажа ласкал слух Тоши, и он невольно улыбался. Мама больше не будет срываться на них всех, потому что у неё появился человек, с которым можно обсудить все свои проблемы. А Оля больше не будет увядать от тоски и одиночества в своей комнате, потому что у неё наконец-то появилась первая подруга.