— Ты ничего не изменил за дни нашего расставания, — осматриваясь бегло в комнатах квартиры Кима, озвучивает Чонгук и где-то внутри ощущает упоение. Всё осталось по-старому.
— Ну да, удивлён, что ли? — рефлекторно прослеживая взглядом собственные апартаменты, кивает головой Тэхён и проходит на кухню, чтобы поставить пакеты с продуктами на стол.
— Не особо. А как же «с глаз долой, из сердца вон»? — со смешком спрашивает Чон, следуя преданным хвостиком за Кимом, и приступает помогать разбирать сумки.
— Ну, может быть, другие из-за слабости или ненависти так и делают, но я попросту не сумел. — пожимает плечами мужчина, открывая серый холодильник. — С поля видимости-то ты исчез, а вот из сердца... Как видишь, нет, — тянет левый уголок губ вверх, бросая мимолётный взор на Чонгука, который, словно гуляющий по небу фонарик, светится и смотрит глазами-бусинами в ответ с неизменной любовью.
— Я очень этому рад, Тэ, правда, — признаётся Чон и обнажает тёплую улыбку.
— Я тоже, — тише обычного вторит полушёпотом Тэхён, замирая на пары секунд в движении.
— Помочь тебе с готовкой? — кивая на продукты, задаёт вопрос Чонгук, пряча руки в карманах джинсов.
— Если хочешь, то милости прошу.
— Хочу. Буду следовать твоим указаниям, — незамедлительно отвечает мужчина.
— Что ж, отлично. Помощник мне не помешает, — закрывая дверцу холодильника, проговаривает Тэхён. Ему всегда нравилось, когда они делали что-нибудь
вместе. Так любые дела шли лучше и быстрее.
— А обольстительный любовник? — Чон толкает язык в щёку, играя бровями, пытается чуточку пофлиртовать.
— Хм, ну если этот обольститель приставать не станет, то я не против, — будто бы серьёзно задумывается и озвучивает ответ Ким, облокачиваясь спиной о столешницу.
— Что, даже обнять нельзя? Дотронуться тоже? — азарт спадает с лица Чонгука, и он понуро спрашивает.
— Почему же? Можно, если осторожно, — мужчина облизывает сухие уста, наблюдая за парнем, и затем слегка улыбается.
— Вас понял, мистер Ким, — осознав намёк, Чонгук расслабляется и ухмыляется довольно.
— Очень надеюсь, мистер Чон, — повторяет Ким, и оба легонько посмеиваются.
Они молчат некоторое время, не сумев отыскать каких-либо слов, да и зачем, когда их цепляющиеся друг за друга взгляды говорят всё сами, несут подтексты и смыслы, следуя неторопно по силуэтам и лицам. Стрелки кухонных часов квадратной формы, висящие на стене у холодильника, застывшие будто бы вместе с раздором двух мужчин, сейчас продолжают вновь свой ход. Постепенно всё возвращается в правильное русло, всё встаёт на положенные места — так, как нужно.
Тэхён, громко выдыхая углекислый газ, отмирает первый, пусть и нехотя, переговаривается с Чонгуком парочками фраз о будущем ужине, немного споря не всерьёз, и оба останавливаются на курице с пастой гочудян и рисом. Обоюдно решив, они идут в спальню, для того чтобы переодеться в домашнюю одежду. Так как Чонгук не перевёз вещи обратно, Ким одалживает свою чёрную футболку и широкие спортивные серые штаны, а сам натягивает на себя тёмно-зелёные шорты, длина которых чуть выше колен, и молочного цвета майку алкоголичку с лямками на плечах.
Переодеваясь, ни у одного из них не получается, чтобы мельком, украдкой не посмотреть на обнажённые участки кожи, зацепиться на мгновенье и ощутить желание коснуться, провести подушечками пальцев, дабы почувствовать родное тепло, мягкость, силу мышц, цепочку сплетающихся вен, россыпь родинок, изученных ни единожды. Однако оба держатся непонятно зачем, испытывают на прочность себя и, возможно, боятся дотронуться из-за небольшой паузы и, самую малость, неловкости, витающей между ними.
Чонгуку вдруг снова в голову поступают мысли по поводу того, сколько раз чужие глаза видели переодевающегося Тэхёна, сколько раз трогали, насколько далеко заходили, когда спали вдвоём на одной кровати и тому подобное. Они, кстати говоря, так и не обсудили это, а Чону хочется, так как данное гложет и заставляет нервничать, злиться. Мужчина, пока они направляются на кухню, не произнося ни слова, размышляет, кусая нижнюю губу, как осторожно подойти к теме с Джонханом, как расспросить, чтобы не поругаться и выйти из себя. Ким, конечно, заверил отсутствием измены, тем не менее кое-что узнать необходимо.
— Тэ, давай обсудим одну тему? — аккуратно пробует зайти издалека Чон, отодвигая стул и присаживаясь на него.
— Это какую? Что тебя волнует? — Ким примерно догадывается, что именно мучает Чонгука, но желает услышать лично от него.
— Ты и Джонхан, — произносит мужчина. Его линии челюсти становятся острее, сам он напрягается и слегка трясёт нервно ногой под столом.
— Чонгук, между нами ничего не было. Это исключено, поверь, — Тэхён ополаскивает ладони под струёй крана, вытирает влажные руки полотенцем и разворачивается передом к мужчине.
— Знаю, знаю и верю. Но мне не даёт покоя тот факт, что вы жили вместе, что он был с тобой наедине и... — Чон потирает пальцами кистей шею и глядит на Кима как виноватый в проступке щенок.
— Жили это громко сказано. Он приезжал ко мне, чтобы удостовериться в моём состоянии, поддерживал, кормил, иногда на ночь оставался, — мужчина достаёт из тумбочки глубокую фиолетовую пластмассовую чашку для дальнейшей маринации курицы, попутно рассказывая.
— Вот ночёвки меня и тревожат. Вас двое, кровать одна, он влюблён в тебя, смекаешь? — поднимает и опускает брови Чон, намекая на интим.
— А я по уши люблю и предан тебе, смекаешь? — немного сердится Тэхён, складывает руки на груди и хмурится.
— Смекаю, не глупый. — посмеивается Чонгук, чувствуя радость и благодарность за то, что его любимый человек не пошёл гнусным путём. — Но, Тэ, ответь честно: он переходил черту? Пытался соблазнить, уговорить переспать, чтобы забыть меня? Мол, клин клином вышибает, — мужчина становится серьёзным, поднимается с места, медленно приближается к Тэхёну, походя на оголодавшего хищника, и ставит обе ладони на столешницу, беря того в плен.
— Начиная с того времени, как у нас началась эта фигня с отдалением и когда мы разошлись, максимум, что он мог сделать, так это обнять и погладить по головке, — Ким чуть теряется от такой близости и давления, пытается говорить уверенно, однако чувствует, как постепенно становится дышать тяжелее.
— Надеюсь, не по этой головке, — указывает взором на ширинку штанов Кима и забавляется внутри от последующих возмущений.
— Тебе не совестно так сомневаться во мне, а? Беспредел какой, — несильно бьёт Чонгука в плечо Тэхён и дуется.
— Нет, в тебе как раз ни чуть не сомневаюсь, а вот ему не доверяю. — улыбается на несколько секунд Чон, а затем сжимает пальцы в кулаки, не убирая со столешницы. — Он, дофига смелый, хотел и хочет забрать моего парня. Меня это бесит, я дико ревную, — полушёпотом признаётся мужчина, спускается взглядом от бездонных очей Тэхёна на поблескивающие от слюны алые губы и едва держится от того, чтобы не накрыть их собственными.
— Ну так а ты держи меня покрепче, чтобы никто не украл, — с игривой полуулыбкой произносит Тэхён, чуть понижая голос, и через мгновенье на изгибы его талии ложатся крепкие руки.
— Боюсь, твои косточки сломаются, если буду очень-очень крепко держать, — ведь могут, ибо Чонгук Тэхёна до бешенства сильно любит и станет качественнее охранять от рискнувших тронуть его. Жаль, он раньше этого не сделал.
— Капля нежности явно не помешает, — кокетливо усмехается Ким, тянет ладони за шею мужчины, сцепляя их в замок, с трудом совершая вдох-выдох.
— С тобой нельзя иначе.
Обстановка из тихой домашней превращается резко в интимную, температура, кажется, накаляется, дыхание сбивается, а биение сердец учащается в несколько раз. Чонгук с ума сходит от тонких ключиц Кима и потому от недостатка их прикасается трепетно губами, застывая на пару секунд и тем самым обжигая горячим воздухом. Мурашки тут же пролетают полётом птиц по телу Тэхёна, заставляя мелко вздрогнуть и прижаться ближе к груди мужчины, позволяя тому рисовать тропинку следов из поцелуев, после которых будто приятные покалывания остаются.
— Чонгук, а как же ужин? — прикрывая от наслаждения веки, Ким вплетает длинные пальцы в локоны кудрявых чёрных волос своего мужчины, мягко массируя область затылка.
— Подождёт немного, — не отстраняясь, сбивчиво произносит Чон, усиливая хватку на пояснице парня, сжимая ощутимо.
Из-за того, что они оба долго не касались друг друга, как сейчас, ощущения острее, сильнее, словно их прошибает импульсом тока, вот только от этих ударов хорошо до самых пяток. Тэхён накрывает ладонью левую щёку Чонгука, когда тот смотрит помутневшим взглядом тёмно-карих радужек, а затем приподнимает и усаживает на деревянную поверхность. Ким просит поцеловать его, чью просьбу мужчина непременно и охотно выполняет, сталкиваясь и сплетаясь языком с чужим как в ритме танго.
Напряжение и градус ползёт плавно вверх, когда Чон поглаживает в меру упругие ягодицы Тэхёна, иногда сжимает совсем не больно, даря обоим удовольствие, а после порывисто притягивает ещё ближе к себе и сам двигается навстречу, располагаясь между ног Кима, у которого наружу выбирается, едва уловимый слухом, низкий стон. Никакой грубости и скорости в движениях в этот момент нет, напротив, тактильность нуждающаяся, как после ломки, однако находясь вплотную, этого недостаточно. Нужно ещё
ближе. Нужно ещё
больше.
— Что, прямо здесь, на кухне? — когда они разрывают сплетение губ, слизывая остатки фантомных отпечатков, интересуется Ким, хватая ртом кислород.
— Почему нет? Пусть это будет первая локация после нашего воссоединения, — Чонгук нагло и проворно забирается под майку Тэхёна, поднимаясь выше от колечка пупка.
— Помнится, именно на столешнице ты и соблазнил меня в первый раз, — вспоминает мужчина, позволяя себя касаться, где вздумается, пока сам неспешно скользит вниз по груди ладонями, надавливая на область ореолов, вызывая шумный выдох.
— Именно так. Традиции нельзя нарушать, Тэ, да и возможность стать обнаруженными кем-то из окон напротив только распаляет желание, — Чон, произнося баритонным голосом, снимает быстро футболку, отбрасывая ту в сторону, на стол.
— Ты определённо извращенец, Чонгук, — при виде тяжело поднимающейся и опускающейся грудной клетки, мышц пресса, широких плеч, кистей, покрытыми рисунками вен, у Тэхёна внизу живота зарождается комок возбуждения и неутолимая жажда потрогать, заново изучить дюйм за дюймом тела напротив.
— И не скрываю. Тем, чем я наслаждаюсь, я не стесняюсь, — мужчина довольно ухмыляется, замечая реакцию парня, тянется к чужой майке и, не собираясь медлить, стягивает её, кидая к своей.
— Чем это, например? — от пожирающего глубокого взгляда, сканирующего ненасытно, они заводятся пуще прежнего, забывая о недавнем плане приготовить блюдо на вечер. Вместо этого
отведают друг друга.
— Тобой. Только тобой готов наслаждаться сколько угодно и как угодно, — одурманивающими глазами в такие же напротив говорит Чон и не лжёт, потому что Тэхёна всегда будет недостаточно, мало, потому что лишь он один заставляет жить дальше в этом мире.
— Довольно сахарно звучит, но мне нравится. Ты так же сладко говорил, когда ухаживал за мной? — Ким притягивает за шею мужчину, чтобы бегло поцеловать в линию челюсти – она у Чонгука красивая, изящная.
— Не помнишь, что ли? — поддельно недовольствует Чон, цепляя рукой край шортов Тэхёна, просовывает кончики пальцев внутрь и проводит туда-сюда, не спускаясь ниже.
Изводит.
— Тогда я не задавался подобным вопросом, а сейчас твои речи выглядят такими ванильными, — в отличие от него, Ким не дразнит, наоборот, спускает с его ног спортивки, не трогая нижнее бельё.
Пока не трогая.
— Мне перестать говорить так сладострастно? — любопытствует Чонгук и поглаживает почти невесомо, чередуя с умеренным надавливанием, чужое нарастающее от его ласк возбуждение сквозь ткань одежды.
Собственное тоже просит внимания, выделяя природную смазку и наливаясь кровью, особенно когда Тэхён тихонько бесстыдно и одновременно жалобно постанывает ему на ухо, забирая последние попытки сохранять самообладание.
— Не это имею в виду. — с паузами хрипло отвечает Ким, пытаясь сохранить рассудок, однако тот мутнеет как при передозировке эйфории. — Просто.... я будто бы отвык от всего этого.
— В таком случае придётся возобновить мармеладные речи, чтобы мы оба привыкли, — Чон прекращает водить рукой по истекающей предэякулятом плоти, подносит ладонь к припухлым слегка открытым устам своего парня, поглаживая нижнюю губу большим пальцем и оттягивая на себя.
— Полностью согласен, а теперь давай продолжим начатое без лишних слов, — терпеть пытку уже надоедает, он заканчивает фразу и тянется за очередным мокрым поцелуем, который ему со страстью дарят, а чуть позже и все виды кайфа.
Редкие, из-за переизбытка удовольствия, взмахи пушистых ресниц, желаемая нежность, невольно пересекающаяся с резкостью и нотками власти, инертные движения, приносящие головокружение и большую жажду не заканчивать слияние тел как можно дольше, загнанное дыхание, раскрасневшиеся щёки, учащённый пульс — и они сгорают в друг друге как последний день Помпеи, растворяясь словно кубики льда на лучах палящего солнца.
***
Дойдя до пика удовольствия, они сбивчиво и устало дышат. Тэхён по-прежнему сидит на столешнице, обнажённый, изнеможённый, однако довольный, как мартовский кот, налакавшийся сметаны. Чонгук тоже остался без сил, однако всё ещё находится на ногах, держит в объятиях обмякшего Кима, попутно лепечущего что-то о новом вышедшем фильме, который они обязаны посмотреть вместе.
Нагота ни капли не смущает, совсем не тревожит, так как окно прикрыто персиковыми жалюзи, а потому за ними теперь никто не подсмотрит, если собирался кто-то.
— Не засыпай только, — поглаживая вяло спину, просит Чонгук и целует мужчину в правое плечо.
— Стараюсь, но ты всю энергию из меня вытащил, — бормочет Тэхён и поудобнее устраивается на местечке ярёмной впадины Чона и надёжнее обхватывает его шею руками.
— Как и ты из меня, тем не менее я стою на ногах и держу тебя, — ноги всё ещё подрагивают от послеоргазменной неги.
— Потому что ты сильнее, качок. Отпусти, если устал, — собирается отодвинуться, однако не позволяют.
— Нет, сиди на ровном месте, — строго проговаривает Чон.
— Всё равно одеваться нужно. И я есть хочу.
— Значит, давай приведём себя в порядок и всё-таки приготовим курицу с рисом.
— Сначала поцелуй, а потом отпускай, — немного отстраняется Ким и просит так по-детски, смотря блестящими глазами.
— Не боишься, что за поцелуем может последовать большее? — обольстительно улыбается Чонгук и проводит ладонью по чужому бедру, вызывая щекотку.
— Вовсе нет. Успеем ещё, ненасытный, — лениво посмеивается Тэхён и останавливает движение руки мужчины, когда та почти доходит до сокровенного.
Чонгук, не стирая отрадной, искрящейся улыбки, о которой позабыл за последнее время, а сейчас благодаря невероятному мужчине рядом с ним вспоминает вновь, отлипает от Кима, располагающего одну ногу на другую, подходит к столу, берёт сухие салфетки и делится со второй половиной. Затем, когда они избавляются от следов яркого оргазма, выбрасывая салфетки в мусорное ведро, спрятанное под раковиной, Чон надевает боксёры и спортивные штаны, валяющиеся до этого на полу, а на Тэхёна натягивает футболку и подает нижнее бельё.
К готовке они всё-таки приступают, распределив обязанности между собой, хотя Тэхён выполняет основное, потому как с кулинарией он на «ты», а вот Чон наоборот и потому служит повару как принеси-подай, но он, собственно, и не жалуется. Во время процесса эти двое слишком часто якобы случайно касаются, приобнимают друг друга, исследуют зрением и довольствуются восстановлением вовремя спасённых отношений.
Видно без сомнений:
скучали и
умирали во время разрыва. Зато сейчас выглядят так, будто новоиспечённые молодожёны, аура которых излучает лишь
счастье и
любовь.
***
На электронных часах, слабо моргающих на прикроватной тумбочке оттенка миндаля, цифры показывают 10:02, в небольшой спальне из-за высокого градуса Цельсия за окном малость душновато. Тэхён ворочается на белой простыне, покидая границы смутно запомнящегося сновидения, отбрасывает пододеяльник в сторону, полностью раскрывая тело, покрытое крохотной испариной. По-прежнему держа чуть опухшие веки закрытыми, интуитивно елозит рукой по постели, однако вторая половина кровати почему-то пустует и даже остыла от тепла.
Ким, испугавшись, резко открывает глаза, поворачивает голову вбок, дабы удостовериться в пропаже, и тут же приподнимается на локтях, не понимая ничего. Чонгука нет. Куда он запропастился в такую, по меркам Тэхёна, рань? А что если их воссоединение и есть тот самый смутный, но неистово прекрасный сон, оборвавшийся так скоро? Вдруг они вовсе не сходились и предыдущие пару дней, включая вчерашний особенный, закончившийся острой страстью, лишь привиделись...
Стук сердца ускоряется, а в груди разъедающая боль распространяется молниеносно от подобных мыслей.
Не может такого быть. Тэхён просто-напросто не отошёл от царства Морфея, и всё. Чонгук, возможно, на кухне что-то делает или курит у окна. Однако, когда Ким поднимается с постели, не надевая ничего, оставаясь в боксёрах, и спешит проверить другие комнаты и удостовериться, то мужчины не находит. Может быть, он в магазин пошёл? Но они закупились всем вчера, так куда же Чонгук испарился...
Паника подбирается к горлу, в голову лезут мысли по типу: вдруг Чон решил отомстить таким образом, мол, вернулся, создал ложное «всё хорошо» и бросил, оставляя страдать и погибать.
Тэхён отказывается верить в данное предположение, вертит головой отрицательно и торопится вернуться в спальную комнату, чтобы позвонить мужчине и узнать, где же он, куда ушёл, почему и как оставил одного. Первые гудки доносятся до слуха, пока Ким в нетерпении кончики пальцев кусает, а позже слышит, как входная дверь тихонько открывается и так же закрывается на замок.
Мужчина срывается с места, торопится в коридор, ступая босыми ногами спешно, не успевая сбросить вызов, и, стоит заметить снимающего обувь Чона, камень с души падает, а спокойствие постепенно накрывает лёгкостью.
— Ты чего такой испуганный? И зачем звонишь мне, если перед тобой стою? — спрашивает мужчина, глядя на экран смартфона, а после поражено смотрит будто бы на потерявшегося ребёнка среди толпы, не понимая причину такого состояния.
— Серьёзно, Чонгук? Почему я такой? Да потому что проснулся один и почувствовал себя брошенным! Ни записки, ни сообщения не оставил и ещё интересуется как у дурачка, — взрывается Ким, эмоционально жестикулируя руками. Чонгук удивляет своей невозмутимостью.
— Я думал, что успею к твоему пробуждению, поэтому не стал предупреждать.
— А я подумал, что ты кинул меня, тем самым отомстив.
— Тэ, и в мыслях подобного не было. Куда я от тебя денусь? Одного раза хватило, больше не дано, — мягко говорит Чонгук, любовно улыбаясь устами.
— Никто от этого не застрахован, — продолжает канючить Тэхён, надувая губы и опуская грустный взгляд. Мужчине он напоминает милого нахохленного воробушка, которого хочется стиснуть в объятиях.
— Мы с тобой застрахованы. Между прочим, я отлучился не просто так, а ради тебя.
— В смысле? Объясни, — поднимет заинтересованный взор карих радужек на парня, слыша загадочное заявление.
— Ты, конечно, автоматически делаешь лично моё утро чудесным, поэтому я хотел отблагодарить тебя за это и сделать приятное.
Договаривает обворожительно Чон, тайно ухмыляясь, и после показывает то, что прятал всё это короткое время за спиной. То, зачем проснулся раньше любимого, крался мышкой, чтобы не потревожить спящего, которого чмокнул перед уходом в лоб, убрав перед этим локоны волос. То, ради чего не пожалел отдать добродушной бабушке на маленьком рынке недалеко от дома больше денежных купюр, а после оплаты и взаимных пожеланий всего наилучшего спешил окрылёно обратно в гнёздышко, где, как он считал, спит его воробушек.
Торопился вручить ему букет
подсолнухов, имеющий янтарные лепестки и нефритовую сердцевину, чьи стебли завязаны в жёлтую ленту с бантиком. Желал угодить и не прогадал.
— Неужто всерьёз взялся возвращать конфетно-букетный период, — Ким сразу смягчается, принимая букет, его скулы покрываются румянцем, а дёсна обнажаются, изображая радость.
— Он должен быть всегда, а не только на первом этапе ухаживаний, — серьёзно заявляет мужчина, подхватывает рассматривающего подсолнухи Тэхёна и ведёт того за запястье на кухню.
Ким согласно мычит, ставит приятный до трепета в сердце букетик в вазу, налив в неё воды, а затем на стол и после подходит к Чонгуку, обнимает того, целует благодарно в щёку и просит без шуток, заглядывая в глаза:
— Не оставляй меня больше. Никогда. А я не буду совершать глупости по дурости.
— Впредь не оставлю. Даю клятву, — Чон заправляет мешающуюся красивому лицу прядку за ухо мужчины и ласково поглаживает ладонями румяные щёки.
— При других обстоятельствах клятву дашь, — с намёком и ухмылкой говорит Ким, обхватывая нежно чужие предплечья.
— Что ж, я только «за», — не пытается спорить Чонгук, притягивая Тэхёна ближе для первого утреннего медового поцелуя.
Любящие после временной пропасти воссоединились, пора вернуть и старые традиции, созданные когда-то совместно и с душой, что они, собственно, и принимаются выполнять: заваривать
чай и курить
сигареты. Чон достаёт из шкафчика сверху две фарфоровые чашки с цветами, ставит на стол, после чего Тэхён разливает заваренный Чоном за час до его пробуждения чай с мелиссой и сыпет по щепотке корицы.
Вместо десерта сигареты в руках, а у Чонгука, помимо этого, личная самая вкусная сладость, сидящая законно на его коленях и выпускающая табачный дым в сторону приоткрытого окна. Чон затягивается следом, делает глоток горячего напитка, а затем обжигает влажными от чая губами манящие уста Тэхёна, ластящегося и покорного от нежных поглаживаний на оголённых бёдрах.
И день за днём будет только
так. Останется до конца неизменным.
Преграды преодолены, судьбы вновь соединены, традиции снова возвращены – всё вернулось на круги своя.
Не так просто взять и преобразовать старые с трещинами и осколками отношения в новые, более крепкие с чистого листа, потому как необходимо преодолеть ту пропасть, образовавшуюся из-за проблем и раздора между двумя любящими людьми, стереть всю гордость и принципы и быть готовыми вновь довериться друг другу, положиться, шагая рука об руку через встречающиеся на пути сложности.
Даже если начнется игра в одни ворота, даже если они начнут отдаляться – всё будет хорошо, ведь предпримут вовремя действия во имя спасения отношений и укрепят союз в несколько раз, научатся слышать и слушать. Если кто-то из них окажется идущим по натянутому канату, другой поможет пройти его и позволит упасть. Окажется пленённым кандалами — второй непременно их сокрушит.
Если берёшься за что-то, берись всерьёз и до конца. Это касается и любви. Люби одного и всю жизнь. Ломай любые преграды и стереотипы во имя чувств к засевшему в сердце человеку.
