Привет со дна.

- Так вы встречаетесь? - Чт... - Кавех поперхнулся чаем, - Тигнари, я понимаю, что будучи влюблённым, начинаешь видеть любовь во всём, но её явно не стоит искать в наших взаимоотношениях с аль-Хайтамом. Мы просто работаем вместе. - И при разговоре о нём ты "просто" краснеешь, не так ли? - кидает шпильку его собеседник, поудобнее усаживаясь на стуле, - рассказывай. - Нечего рассказывать, - после подкола от друга ему стало даже отчасти стыдно, и потому он смущенно спрятал взгляд и немного отвернулся. - Мы договорились, кажется? Рассказывать обо всём. А рассказать было о чём. Например, о том, как Кавех впервые остался на ночь у аль-Хайтама. Как неловко ему было говорить, что за работой над проектом - и параллельным распитием бутылки вина - Кавех пропустил последний автобус и вынужден теперь остаться на ночь либо у Хайтама, либо на остановке. О том, как нежные касания стали какой-то нереалистичной реальностью - именно такой, тавтологичной и абсурдной, но в то же время - органичной и приятной. Как взгляды раз за разом пересекались и тут же разбегались в стороны в смущении. Они вместе ходили на встречи бывших наркоманов. Кавех - для излечения, аль-Хайтам - для искренней поддержки. Обоим было трудно принять такую реальность - разбитый, резаный, уничтоженный, без шансов на восстановление - по словам врачей - Кавех, и до безумия сильный, даже после такого перелома остающийся человечным, настоящим, пусть очень закрытым - аль-Хайтам. Шаг за шагом, они прощупывали зону комфорта. Топили ледяную стену боли, иногда ломали её резкими ударами откровенных разговоров по ночам, рушили её, стараясь навсегда от неё избавиться. Оба шли навстречу - несмотря на боль, стыд за прошлое, тяжесть этого прошлого, эмоции и слова той поры.

***

- Мгм... -задумчиво протянул Тигнари, - и это ты называешь... "не встречаемся", - после долгого рассказа спрашивает, не понимая, действительно ли Кавех так наивен. - Ну... - красный от откровенности сказанного, он пытается оправдаться, - официального предложения встречаться... Не было, - вздыхает, словно с горечью. - Так сделай его, - как бы между делом, обыденно. - Я?! - А кто? - Почему я... - Ты думаешь, что в жизни за тебя всё должен делать аль-Хайтам? Он и так сделал достаточно. Поверь, он хочет, чтобы ты сделал этот шаг. - Откуда ты знаешь? - Чуйка... "Чуйку" звали Сайно. И эта Чуйка уже которую неделю видит, как аль-Хайтам мечется меж двух огней, ища подтверждения взаимности чувств. Аль-Хайтам, несмотря на свою внешнюю холодность и расчетливость, когда дело касалось чувств превращался в последнего параноика. Он совсем не хотел облажаться, признавшись в чувствах тому, кто не испытывает в ответ того же. Не хотел причинять боль, и потому ждал первого шага. А его всё не было. Тигнари, безусловно, был удивлен тому, что Сайно и аль-Хайтам, как оказалось, друзья детства. Слишком разные. Но противоположности притягиваются, однако. Слишком частыми стали примеры этого золотого правила. - Я признаюсь. Сегодня же. Обещаю. - Хорошо, - внутренне ликовал Тигнари. Кавех шел домой, виня себя в своей поспешности - как он мог наобещать такого другу, когда внутри разгорался пожар сомнений. Его отвергнут. Он был уверен. Но обещание - дело чести. Домой он шёл, конечно, не к себе. Аль-Хайтам встречает его на пороге, в доме приятно пахнет ужином. Загруженное мыслями лицо Кавеха настораживает, и Хайтам мягко спрашивает: - Ты в порядке? - Нет, - повисло молчание, - я люблю тебя.