В этих руках

Рэтчет вздрогнул и проснулся. Он не дал своим системам должного времени для медленного запуска, когда осознал, сколько в данный момент времени. — Шлак! Дальнейшие программы загрузки были проигнорированы, чтобы отменить запланированную обработку данных и затем расставить приоритеты в задаче сбора его инструментов. Из-за такого изменения распорядка дня он почти забыл выпить куб в начале дня, и эти изменения привели его в раздраженное состояние. Увидев, что его сосед все еще дома, он еще больше рассердился. — Почему ты меня не разбудил?! — оптика Рэтчета была яркой, сначала широко распахнутой, затем сузившейся от обвинения и негодования. — Вдобавок ко всему, почему ты вообще все еще здесь? — Рэтчет знал это наверняка: в этот день у Мегатрона были матчи в начале утра, а время уже перевалило за середину. Что больше всего расстраивало медбота, так это то, насколько спокойным оставался Мегатрон. Медика расстроило еще больше его оправдание: — После вчерашнего я подумал, что тебе стоит хорошо подзарядиться. — Хорошо перезарядиться, — пробормотал Рэтчет, допивая свой куб отвратительного энергона, прежде чем раздавить испаряющийся герметик. — Правильная перезарядка занимает шесть циклов, а не… — Рэтчет еще раз неохотно взглянул на свой хронометр. — Праймус, ты дал мне подзарядиться одиннадцать циклов! Мегатрон выглядел извиняющимся, но в то же время не совсем. Он просто сидел за столом, барабаня пальцами по лежащему рядом датападу и вращая плечевыми шарнирами. — Ты выглядел таким спокойным, что я подумал, что было бы стыдно тебя беспокоить. А потом цель успеть на мои утренние матчи отошла на второй план, когда я понял, что ты будешь больше злиться на меня за то, что я ушел и не разбудил тебя, чем за то, что я остался и не разбудил тебя. Я выбрал меньшее из двух зол. Рэтчет цыкнул. Что это были за рассуждения? — Ты самый раздражающий бот, которого я когда-либо встречал. И тогда Мегатрон улыбнулся, как будто гордился этим обвинением. — Хорошо, что что-то выделяет меня из толпы. Раздраженно фыркнув, Рэтчет двинулся, подталкивая Мегатрона к двери. — Просто пойдем, ты тоже теряешь деньги! Рэтчет не ошибался. Однако Мегатрон не отступал, решительно удерживая позиции. — Последние матчи всегда проходят на более высоком уровне. Это не такая уж большая потеря. — Сказал бот, у которого матч через полцикла, — напомнил Рэтчет. Выходя, он не забыл прихватить свой плащ, пытаясь вернуть себе привычку снова его носить. На всякий случай. Отсюда Рэтчет не мог видеть недовольного выражения, появившегося на лице Мегатрона. Учитывая выраженное неудовольствие, больше ничего сказано не было. Вместо этого Рэтчет просто сосредоточился на том, чтобы спуститься по лестнице и выйти на тротуары. Пойдет ли Мегатрон за ним, полностью зависело от него, а Рэтчет не собирался терять ни минуты. Двигаться через пристройки было достаточно просто; при условии, что движение было равномерным. К сожалению, в это время суток улицы, как правило, были забиты отдыхающими в полдень, когда все вместе со своими коллегами направлялись в районы кафетериев. После нескольких негромких недовольных стонов и проклятий — все они были слышны со стороны Рэтчета — они двинулись через затор. Они попытались найти более короткие маршруты, но их постигло разочарование. Более длинные также были покрыты пешеходами. Одна дорожка привела их на собрание мехов. — Отлично, — Рэтчет закатил оптику. — Почему они всегда появляются в самое неподходящее время? — он уже мог улавливать голоса ботов, повышающих громкости своих вокалайзеров, чтобы толпа могла слышать предложения, которые они читали, которые они цитировали. Антифункционалисты. Мегатрон посмотрел на него, вспышка улыбки тронула уголки его губ. — На самом деле для них это очень подходящее время. — Да, но не для нас, — напомнил Рэтчет с недовольным видом. Затем он вытянулся, пытаясь высмотреть возможные пути отступления. — Должен же быть какой-то способ обойти все это. Мы еще не пробовали B-70. Есть шанс, что мы сможем пройти там. Когда он начал проталкиваться сквозь толпу, Мегатрон издал протестующий звук. — Подожди, — сказал он, быстрым движением руки остановив медбота. — Я хочу послушать. Рэтчет промолчал. Он даже повернулся, чтобы внимательно осмотреть серебристого бота, но не обнаружил на себе его оптики. Вместо этого Мегатрон уделял все свое внимание декламации абзацев, обрушивающейся на тех, кто готов был слушать. Он мог видеть возбужденный интерес в том, как держался Мегатрон. Затем Рэтчет вспомнил, как они впервые встретились. На таком же собрании, как это. Медику пришлось напомнить себе, что он наткнулся на Мегатрона не случайно, гладиатор, очевидно, был там, чтобы послушать, как и сейчас. — Почему мы должны стоять, когда можем ходить, ездить, бегать? Мы сидим и стоим так неподвижно, как они нам говорят, потому что это то, что мы должны делать. Так ли это? Или это то «правильно», что они говорят нам? Находясь на подуровнях так долго, Рэтчет мог видеть привлекательность этих слов. Это было видно по каждой яркой оптике вокруг него. Их радостные возгласы и выражения лиц были еще одной частью их восторженного принятия. Назовите Рэтчета предвзятым или «верхним» из Иакона, ему просто не нравился тот факт, что писания, учения, подобные этим, приводили кибертронцев к убеждениям, за которые они держались так крепко, что пришлось бы откручивать их локтевые болты, чтобы заставить их отпустить. Такое усердие считалось пустой тратой времени и бессмысленным в процессоре, подобном процессору Рэтчета. Ему это не нравилось, потому что он знал, что конец этих идеалов ведет только к холоду и полному разочарованию. И с Кибертрона этого было достаточно. — Мечты? У меня они есть, у тебя есть; они есть у твоих соседей в трущобах, как и у выших собратьев в больших городах, — аудиосистемы Рэтчета переключились, и на мгновение он обнаружил, что приподнялся, как будто пытаясь получше разглядеть группу, которая стояла на ящиках, чтобы эхо донесло их слова до толпы. — Мы все одной марки, одной модели, используем один и тот же мэйнфрейм. Мы делим Кибертрон со своими мечтами, теми, на которые, как нам говорят, мы не имеем права. Но кто же говорит нам все это? Были ли они там, когда появились эти мечты? Были ли они там, когда наши искры пульсировали от страстного желания? Нет. Они здесь для того, чтобы сказать нам стоять на месте, изгибаться и склоняться ради них, чтобы они могли мечтать, чтобы они могли протянуть свои руки к звездам стремления и ухватиться за них. И мы остаемся здесь… Чтобы падать с горы, созданной нашими согнутыми корпусами, обратно в расщелины, где мы исчезнем, наши мечты будут забыты вместе с нашими именами, нашими лицами и нашей памятью. Рэтчету не понравилось, как эти слова ударили по его искре. И по мере того, как читался дальнейший отрывок, он начал отодвигаться. — Мы можем уйти? — Рэтчет натянул капюшон, не обращая внимания на пристальный взгляд Мегатрона. — Я просто… Мы опаздываем. Ему не нужно было больше ничего объяснять. Он не хотел этого делать. У него было достаточно проблем с попытками отредактировать частоты, поступающие в его аудиосистему в восторженной толпе. — Да, конечно, — Рэтчет уловил нежелание в голосе Мегатрона. Он почувствовал и некоторую тревогу, но не стал вдаваться в подробности. Вместо этого он просто шел позади серебристого меха, когда он повернулся и раздвинул море корпусов, чтобы продвинуться к их первой цели. Не было никакого облегчения, которое пришло после того, как он выбрался из этой толпы. Рэтчет только держался за свой капюшон, погруженный в свои размышления. — Что-то не так? — снова вернулось то же беспокойство. Рэтчет ничего не сказал по этому поводу. — Ты о чем? — Рэтчет был вынужден остановиться, когда Мегатрон встал перед ним. Он поднял глаза и увидел алую оптику, смотрящую на него сверху вниз. — Об этом, например, — сказал Мегатрон, указывая на плащ. — Я думал, ты больше не будешь его носить, — последовала секундная пауза. — Здесь есть кто-то, кто тебя тревожит? Потому что, если это так, то обещаю, что я буду первым, кто позаботится о том, чтобы они никогда больше тебя не беспокоили. — Нет, — послышался вздох Рэтчета. Он все еще теребил свой капюшон. — Дело не в этом. Это просто… Так лучше, — затем он обошел вокруг Мегатрона. — Ну что, мы так и будем стоять здесь весь день или пойдем работать? Мегатрон почувствовал облегчение оттого, что не стал настаивать дальше. В колизее их встретили таким количеством насмешек, что потребовалось приложить усилия, чтобы исправить ситуацию. Даже после официального закрытия Рэтчет застрял среди отдыхающих ботов, которые ждали ремонта с самого утра. — Праймус, я больше никогда не буду опаздывать, — проводив последнего пациента, покачав шлемом, Рэтчет хотел только собрать свои инструменты, вернуться в кварту, а затем свалиться в подзарядку. Отставание в этот день было ужасающим, а его клиенты — самыми грубыми. — Наконец-то закончил? — Рэтчет поднял глаза и увидел Мегатрона. В руках у бота было два куба, и он бросил один ему. Благодарный, Рэтчет устроился поудобнее. — Тебе не нужно было меня ждать. Мегатрон только пожал плечами. — Мне нравятся наши прогулки по пути обратно в кварту. — Да? — Рэтчет фыркнул, наконец почувствовав напряжение, которое испытывали его шарниры. — Ну, тогда это займет некоторое время. Я сидел на корточках в течение нескольких циклов, моя гидравлика едва работает. — О? — Мегатрон снова отмахнулся от предполагаемой неудачи. — Я мог бы просто взять тебя на р… — Не-а, — Рэтчет поднял указательный палец. — Я уже предупреждал тебя однажды. Не заставляй меня делать это снова. Смех, раздавшийся из корпуса Мегатрона, был заразителен. Рэтчет наслаждался этим, так же, как и энергоном. — Рэтчет, я хочу извиниться за сегодняшний день, — медик посмотрел на Мегатрона. Его куб был выпит на три четверти, остальная жидкость просто переливалась в свете оптики, придавая цвету другой оттенок. — Я не хотел тебя как-то обидеть или заставить нервничать. Мегатрон посмотрел на Рэтчета, и медик мог видеть его искренность, а также сожаление. — Я знаю, ты хотел как лучше, — сказал Рэтчет, прислоняя шлем к стене, у которой сидел. — И, кроме того, день был не так уж плох. У меня бывало и похуже. — Но не здесь, — напомнил Мегатрон. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо из-за сегодняшнего дня. Рэтчет издал короткий смешок. — Говори что хочешь, Мегатрон, но это подуровни, я ожидаю какой-то несправедливости и страданий. Последовавшее молчание поколебало спокойствие Рэтчета. Он сделал паузу, оторвавшись от куба, из которого пил. Затем он снова посмотрел на Мегатрона и увидел то, что ожидал. Обиду. — О, нет, я не это имел в виду, — объяснил Рэтчет. — Как раз это, доктор, — тон Мегатрона был повышен только в том аспекте, что на его частоте слышалась защита. Он стоял, глядя на Рэтчета с некоторым неодобрением, которое он слишком хорошо видел раньше. — Похоже, ты никак не можешь вырваться из своего привычного образа жизни в верхнем городе. Даже желая вписаться в это общество, спрятаться в месте, не соответствующем твоим стандартам. — Не смотри на меня так, — оптика Рэтчета были яркой и сосредоточенной. — Я не ожидаю многого, потому что знаю, что мне многого не дадут. Хотя я готов открыть свои аудиосенсоры для трудностей подуровней, я тоже имею право прятаться от своих проблем. Они не так уж сильно отличаются от ваших. Так что перестань вести себя так. С поднятыми полями Рэтчет больше не находил удовольствия в том, чтобы допивать свой энергон. Его дисплей продолжал показывать сообщения о необходимости подзарядки, его процессор сортировал полученные данные о словах Мегатрона и собственным ответом Рэтчета. Файлы, которые вызвали у медбота больше огорчения, чем удовлетворения. — Просто… Вы все, многие из вас пытаются приукрасить реальность, — Рэтчет оглянулся на Мегатрона. — Вы мало говорите об этом, но я знаю, что вы опровергаете функционализм. Какая бы причина у вас ни была, она просто запутывается в тысячах и тысячах других причин. И называйте меня приверженцем «хорошей жизни» или менталитета «винтика», но я сторонюсь этого. Просто есть что-то неправильное в том, чтобы верить в фантазии. И здесь, внизу, так много этой иллюзии, что мне становится… Грустно, — он покачал своим шлемом. — Это похоже на то, что вы все просто ищете несуществующее измерение, в которое можно проскользнуть и спрятаться. — Разве ты не делаешь то же самое? — несмотря честные слова, Мегатрон выглядел менее оскорбленным, чем раньше. Протянув руку, мех покрупнее потянул за плащ, скрывающий корпус и цвета Рэтчета. — Ты пришел сюда, чтобы спрятаться от твоей реальности. Той, что разъедает тебя, как нашествие скраплетов, — красные окуляры бросали резкий свет на Рэтчета, но в то же время в них было что-то вроде утешения, что-то вроде понимания и принятия. — Что будет, когда они тебя догонят? Ты найдешь другой плащ, другой город? — Ты хочешь, чтобы я это сделал? — во взгляде Рэтчета было выражение покорности. Соглашение с необходимостью уйти, если население и город сочтут его нежелательным — как это было раньше. Именно тогда Мегатрон опустился на колени. Они обменялись безмолвным разговором лишь на короткое мгновение, прежде чем гладиатор протянул руку, твердую и покрытую шрамами от работы и сражений, но нежную, когда он взялся за напряженный сервопривод Рэтчета. — Я не хочу, чтобы ты уходил, — сказал Мегатрон. Его тон был мягким, как будто предыдущие слова понизили громкость его голоса. — Все, о чем я хотел бы попросить, — это чтобы ты увидел, понял и поверил в возможности, которые поддерживают наше счастье. — Это может занять некоторое время, — фыркнул Рэтчет. Он покачал шлемом, желая дать лучший ответ, но не было ничего более важного, чем честность. Мегатрон кивнул. Было что-то успокаивающее в том, как его большой палец поглаживал напряженные суставы. — Мы все это знаем, но в товариществе есть утешение. Тем более рядом с теми, кто ближе всего. Рэтчет отдернул руку, несмотря на долгожданное снятие напряжения. — У тебя есть некоторое время, чтобы подождать, пока я закончу? Мегатрон снова кивнул, понимание скользнуло в его поле. — Я терпеливый бот. — Это ты сейчас так говоришь, — Рэтчет выдавил из себя смешок и встал, отряхивая плащ от мусора, оставшегося от пациентов и территории лагеря. Он чувствовал беспокойство в своей искре, однако запущенная диагностика показала, что причин для беспокойства нет. Ощущение, похожее на то, что он испытывал ранее. Рэтчет не совсем понимал это, и все потому, что знал, что это такое — надежда. И она не имела права появляться внутри него. — Ну что, мы собираемся выбираться отсюда? Еще немного, и мы могли бы просто устроиться на ночь. Рэтчет выдавил из себя еще один смешок, прикрываясь еще больше. — Возможно, у вас и возникла привязанность к этому месту, добрый доктор, но не у меня, — Мегатрон встал, кивнув в сторону выходного зала. Появившаяся на лице Рэтчета улыбка на этот раз была искренней, ей нечего было скрывать, кроме непрошеных смешков. — Я еще не настолько освоился, — защитился Рэтчет, шагая впереди. Улыбки были менее напряженными, выражения лиц — менее измученными. Их шаг был спокойным и мерным, больше похожим на прогулку, чем на побег обратно в квартиру. Подуровни Каона в этом цикле, конечно, не были тихими или умиротворенными, но между Рэтчетом и Мегатроном именно так все и было. Ни звука, ни слова не прозвучало. Ничего не нужно было говорить, озвучивать вслух, по крайней мере, тогда, когда это было очень хорошо слышно и понято в тишине их дружбы. . . . Когда Орион не работал подолгу в своем офисе, не патрулировал, реагируя на сигналы бедствия или проводя собственные расследования и интервью, а также не находился со своим не менее любопытным окружением друзей, его можно было застать за тем, что он приносил букеты на могилу фем, которая слишком рано ушла из жизни. Она был шестой, которую он похоронил. Его букет лежал среди многих, оставленных теми, кто оплакивал потерянную жизнь, и другими, кто ушел с ней. Когда Ориону удалось взять себя в руки и справиться с внутренним смятением, которое он испытывал из-за гибели ее и ее спарклингов, единственной оставшейся эмоцией была скорбь. В том, что правосудие было нарушено, была и печаль, и часть его тоски по потерянному другу. Из-за того, сколько времени прошло и из-за того, как мало, казалось, продвинулось его собственное расследование, Орион не мог избавиться от презрения, которое он постоянно испытывал к себе. Он знал, что был не единственным, кто участвовал в этом деле, но как бот, чья кастовая категория состояла в том, чтобы защищать слабых и следить за соблюдением закона и выносить приговор тем, кто его нарушает, он чувствовал себя неудачником в своей работе. Чувство более чем тревожное. Он беспокоился о Рэтчете, задаваясь вопросом, найдет ли тот когда-нибудь место, где можно осесть. Сценарии гибели его друга от разъяренной толпы, болезни или голода постоянно прокручивались в его процессоре, и это мучило офицера до такой степени, что он не мог перезарядиться, не понимая, что это будет прерывистый отдых. Несмотря на способность доверять своему другу, беспокойство Ориона было невыносимым. Он не хотел долго оставаться у могилы. Однако желание Ориона уйти поблекло, когда он заметил небольшую группу, пришедшую, чтобы возложить цветы на могилу. — Сенатор Дай Атлас? — Орион был удивлен не только его посещением кладбища, но и самой этой могилой. Сенатор стоял в окружении трех сопровождающих его охранников. Они не обратили на Ориона никакого внимания, но именно Дай Атлас перевел взгляд своих алых оптик на молодого офицера. — Вы знали эту фем? — спросил Орион. — Я знал ее так же хорошо, как и другие официальные лица, — сказал Дай Атлас, окидывая взглядом вырезанные имена и даты, а также собранные памятные вещи. — Для сенаторов обычно нормально приносить вещи в уважении к их связи, — хотя чаще всего упомянутые сенаторы делали это в момент похорон. — Но вот я прихожу сюда и обнаруживаю, что возвращаюсь чаще, чем следовало бы, — Орион заметил слабую улыбку раскаяния, промелькнувшую на лице сенатора. — Возможно, это потому, что я вижу ее скорее как жертву несправедливости, чем убийства. Орион на мгновение замолчал, переваривая слова и искренность, прозвучавшую на частотах сенатора. -Сэр? — верил ли он тоже в то же, что и Орион? Дай Атлас отвел взгляд от могилы, и перевел его на офицера. — А какова же ваша причина? Вы никогда не встречались. Или причина заключается в том, кого обвиняют в ее отключении. Каждый раз, когда кто-то замечал, осознавал или разбирался в позиции Ориона по отношению к обвиняемому медботу, он чувствовал, как внутри его конвертера топлива появляются пузыри стыда. Однако он отказался поддаваться им, исходя из своих собственных убеждений. Но постоянная борьба с этим начала сказываться на нем. — Я… — Орион стоял на своем, точно так же, как это было с Протеусом. — Мне жаль, сэр, но я не могу согласиться с вами, не тогда, когда я верю, что Рэтчет — обвиняемый медик — не несет ответственности за ее отключение. Еще Орион все еще чувствовал печаль, глядя на ее могилу. Жизнь оборвалась слишком рано. — И вот тут ты ошибаешься, — ответил Дай Атлас, его внимание все еще было приковано к надгробию перед ними, но он не забывал о присутствии Ориона и их разговоре. — Есть достаточно доказательств того, что ее кончина произошла из-за этого медбота, но не обязательно в прямой зависимости. Слова сенатора были пронизаны загадочными частотами, и Орион задался вопросом, правильно ли он их расшифровал. — Лорд Дай Атлас, Вы верите, что Рэтчет…? — В моих убеждениях нет смысла, — сказал Дай Атлас. Тогда он посмотрел на Ориона, и именно тогда младший увидел его лицо. Сенатор выглядел измученным и более чем немного разочарованным — без сомнения, из-за того, как пошатнулось их общество. — До тех пор, пока мои братья прислушиваются к своим собственным желаниям и выгоде, то, что говорит мне моя собственная мораль, будет оставаться просто неэффективной борьбой. — Так, значит, вы не согласны, — действительно ли Орион правильно все это понимал? Неужели Дай Атлас рассказывает ему о своем неверии в судебную систему и о своем осуждении на процесс Рэтчета? — Лорд Дай Атлас, если это правда, то почему… Почему хотя бы не попытаться? Улыбка Дая Атласа была легкой и дрожащей. Была какая-то мимолетная надежда, когда он смотрел на Ориона Пакса. — Я слишком стар, чтобы следовать таким стремлениям. Я могу понять, почему это звучит привлекательно для таких, как вы, но я отвлекся, — он отвернулся, снова посмотрел на надгробие. — Я давно знал, что таких жертв, как она, будет больше. И понимание того, что мои слова не помогли бы остановить это, только глубже просветило меня в не столь уж скрытой истине. Все, что я могу сделать, это стоять здесь, выражая соболезнования, и надеяться, что других жертв не будет. — Вы хотите сказать мне, что Вы сдались, — слова Ориона заставили бота повернуться к нему. — Вы сидите выше всех нас, зная, кто стоит за всеми указами и решениями, и просто позволяете им управлять Вами. Короткий смешок вырвался из вокалайзера Дай Атласа. Он потряс своим шлемом. Взгляд, которым он одарил Ориона Пакса, был похож на те, которые он видел у таких, как его начальство. — Я могу гарантировать, что если бы Вы оказались на моем месте, Вы сделали бы то же самое. — Простите меня за неуважение, но мы плохо знаем друг друга, лорд Дай Атлас. Орион не сдвинулся бы со своей позиции, и независимо от ранга, он остался бы верен своим ранним убеждениям. Кивнув, Дай Атлас согласился. — Достаточно справедливое суждение. И смелое заявление для столь юного меха, — затем он почтительно протянул руку. — Ваше имя? — Орион, — он пожал протянутую руку. — Орион Пакс. В следующее мгновение сенатор повернулся, чтобы уйти, его охрана последовала за ним. — Ты хочешь заставить кого-то вроде Протеуса пожалеть о плохом обращении с твоим другом? — он кивнул в сторону могилы фем. — Начни с попытки понять тех, кто ее знал. Ты обнаружишь, что они не сильно отличались от тебя самого. С уходом сенатора Дая Атласа новый список свидетелей появился в плане расследования Ориона. И, тихо попрощавшись, он ушел, чтобы найти их. . . . В последнее время графики начали расходиться. В то время как Рэтчет или даже Мегатрон предпочитали дожидаться, пока другой закончит свои дневные обязанности, прежде чем сопроводить его на обратном пути в кварту, не каждый день удавалось провести с желаемой точностью. С ростом популярности Гладиаторских игр на арене появились гладиаторы из других городов, и Игры длились дольше, чем было до этого. Более популярные бойцы выходили на арену раньше, что приводило к тому, что дела Мегатрона заканчивались раньше обычного. Вначале Мегатрон выражал желание дождаться, пока его друг-медик закончит свои ремонтные работы, но циклы ожидания затягивались, что было плохо для нового графика гладиатора. Он нуждался в хорошей подзарядке и фиксированном режиме потребления энергона, чего нельзя было достичь, если он не будет уходить один. Несмотря на отсутствие компании, это дало Рэтчету возможность не торопиться, возвращаясь в кварту, помогая тем, с кем он столкнулся на обратном пути. Рэтчет старался не позволять делам после работы отвлекать его от собственных нужд, но бывали дни, когда он действительно увлекался. Как сегодня. Он задержался на несколько циклов дольше, чем следовало бы, и собравшиеся нуждающиеся убеждали его продолжить столь необходимый им ремонт. Отказ нарушал его программу, а это было не то, что ему нравилось. Когда на его внутреннем дисплее в седьмой раз появилось предупреждающее уведомление, Рэтчет не стал откладывать его в долгий ящик. Вместо этого он заставил себя покинуть место работы и поспешил обратно в кварту. Если ему повезет, он сможет набраться сил по крайней мере за четыре цикла сна. У него бывало и похуже. Не то чтобы он был создан для скрытности, но Рэтчет изо всех сил старался свести шум при своем появлении к минимуму. Он понимал, что Мегатрон в настоящее время находится на подзарядке, и было бы несправедливо, если бы он лишил бота необходимого отдыха из-за своего опоздания. Однако Рэтчет все же обнаружил Мегатрона не на его платформе, а сидящим за столом, склонившимся над ним и замершим. Не в первый раз медик застает его в столь опасном положении, но это все равно вызвало смешок в вокалайзере Рэтчета. Поставив свой кейс с инструментами, Рэтчет подошел к тому месту, где сидел серебристый бот, размышляя, не следует ли ему попытаться передвинуть его в более удобное положение. Без сомнения, он проснулся бы от одного прикосновения в нескольких местах. В конце концов Рэтчет решил его не беспокоить. Он не был уверен, когда Мегатрон перешел на перезарядку, но надеялся, что это произошло в соответствии с установленным временем. У него были свои собственные циклы, необходимые для предстоящего дня. Датапад, удобно расположившийся под предплечьем Мегатрона, привлек внимание Рэтчета. Не лучшее место для чего-то такого хрупкого. — Ты все время забываешь, какой ты тяжелый? — пробормотал Рэтчет, покачивая шлемом, осторожно доставая устройство из-под руки Мегатрона и сканируя его. На удивление, он все еще был цел. Именно тогда Рэтчет увидел некоторые записи Мегатрона. Он знал, что бот наслаждался временем, которое у него было для этого, но медик никогда толком не читал ничего из того, что тот написал. Любопытство заставило в очередной раз отложить оповещение о необходимости подзарядки, и Рэтчет заглянул в датапад. Поэзия. И Мегатрон был довольно хорош в ней. Рэтчет поймал себя на том, что улыбается, бросив взгляд на неподвижную фигуру робота, прежде чем процессор обработал юмор. Гладиатор, пишущий стихи. Рэтчет многое повидал со времени своего изгнания. Качество стихов тронуло Рэтчета до такой степени, что он потратил впустую целый цикл, просто перечитывая их. Сидя за столом рядом со спящим Мегатроном, Рэтчет листал страницу за страницей, наслаждаясь словами, которые его другу удавалось составлять самыми милыми, удивительными и красивыми способами. Жаль, что он оказался в касте рабочих, Рэтчет полагал, что ему были бы весьма рады в таких местах, как Полигекс или даже Праксус. В Иаконе Рэтчет не был так уверен, эти чопорные идиоты были так глубоко в своих мирках, что они не узнали бы, что такое настоящий талант, даже если бы он выстрелил им в лицевые пластины из ионных пушек. Возможно, однажды Мегатрон позволит ему задокументировать свой творческий процесс. А до тех пор Рэтчету оставалось только поддразнивать его по этому поводу. С тихим смехом Рэтчет запомнил это, и поднял ладонь, чтобы выключить датапад. Однако он случайно нажал неправильную команду, и вместо того, чтобы выключить устройство, файлы, содержащие стихи, закрылись, вернувшись в свою папку и оставив документы под ними открытыми для любопытной оптики. И тогда Рэтчет увидел другие записи. Сначала медик отмахнулся от документов как от чего-то просто скопированного или сохраненного. Он знал, что Мегатрон был поклонником антифункционализма и тех работ, из которых он вышел. Конечно, он случайно наткнулся на какую-то форму преданности делу в личных файлах серебристого меха. Рэтчет хотел просто выключить датапад. Он и так вторгался слишком долго в личное дело гладиатора. Однако его любопытство вернулось, когда он увидел один незавершенный документ, курсор которого все еще мигал, как будто ожидая, что автор закончит начатое. Нет. — Мм, ты поздно вернулся, — Мегатрон пошевелился, его системы слегка сбоили после завершения перезарядки. Он сел, его оптические панели на мгновение замерцали. Рэтчет мог сказать, что в его словах была скрытая шутка, которая была отброшена, когда его взгляд упал на включенный датапад в руках Рэтчета. Именно тогда Рэтчет понял, что это правда, после того, как увидел, как черты лица Мегатрона изменились от беспокойства. — Это был ты, — Рэтчет покачал своим шлемом. — Все это время это был ты. Несмотря на очевидное беспокойство, Мегатрон не выглядел пристыженным фактом обнаружения. Разочарован, возможно, но уж точно не в себе. — Я полагаю, в конце концов это должно было выплыть наружу. Правда, я не ожидал, что все будет именно так. — И как это могло было быть? — Рэтчет наконец отложил датапад. Все опасения по поводу его сокращающихся циклов перезарядки исчезли. Он никогда не был так бодр, как сейчас. — Может быть, после того, как ты перестал бы быть анонимным, и эти заблудшие искры сделали бы из тебя святого? Мегатрон вздохнул. — Они не заблудшие, Рэтчет, — его тон был глубоким, защищающим. — И я писал не для них. Я писал для себя, просто чтобы выразить те беды и несправедливость, с которыми мне пришлось столкнуться. Именно общество воспитало моих последователей. — А теперь ты их подталкиваешь, — Рэтчет сжал губы. Он подождал мгновение, пока его не охватила злость, вызванная записями. — Это просто… Ох, ты что, никогда не читаешь, что пишешь? — А ты? — позиция Мегатрона была сильной и неподвижной. Справедливое замечание, которое уловил Рэтчет. Последовало несколько мгновений тишины, несколько мгновений, чтобы пристально, даже свирепо посмотреть друг на друга. — Ты знаешь, как твои записи влияют на здешних ботов? — Конечно, знаю, — ответил Мегатрон. Не то чтобы Рэтчет нуждался в напоминании о том, что меху нравилось посещать подобные сборища. — И ты не видишь в этом ничего плохого? — потому что Рэтчет мог видеть список таких вещей. О чем он уже говорил. — Уточни слово «плохого», — Мегатрон скрестил руки на груди, направив изучающий взгляд на медбота. — Плохого в том смысле, что они наконец-то видят деградацию наших систем? Что плохого в том, что они хотят лучшей жизни для себя, своих друзей, своих семей? Что плохого в том, что они мечтают о мире, где они могут заниматься любым делом без ущерба для своей касты и образа жизни? Что в этом плохого, доктор? — Да, но что, если пострадают другие? — это было главной оговоркой Рэтчета по отношению к движению. — Пострадают? — переспросил Мегатрон. Нет, этого не произойдет. — Ладно, ладно, — Рэтчет вздохнул, его пальцы забарабанили по поверхности стола. — Так почему же ты не показываешься? Боишься толпы? — Толпы в боксах сильно отличаются от толп на улицах, — сказал Мегатрон. Итак, он был встревожен. Рэтчет не смог удержаться от смеха. — Честно? Ты — звезда арены. Я видел, как ты манипулируешь ими, заставляя делать ставки в твою пользу. Действия и слова Мегатрона имели власть над возбужденной аудиторией. Рэтчет не понимал, почему бот сейчас колеблется. — Аудитория меня-гладиатора — это не аудитория меня-писателя, — Рэтчет видел обиду в чертах лица Мегатрона и слышал настороженность в его тоне. Это на мгновение потрясло Рэтчета, и после того, как он полностью включил свои аудиорецепторы, он начал понимать рассуждения Мегатрона. — Ты думаешь, я настолько мало отстранен от своей работы, что грубый гладиатор обратился бы к несчастным с подуровней и побудил их стать революционерами. Рэтчет сделал паузу, чтобы обдумать эти слова. — Нет, это не так… — возможно. Возможно, это был и остается тем образом, который продолжает вызывать в воображении медик, когда заходит речь о движении. Поерзав, Рэтчет перезагрузил свой вокалайзер. — Я не имел в виду ничего такого. И мне жаль, если это было на то похоже, — его оптика скользнула вниз, к датападу. Он не смог удержаться, чтобы не включить его обратно. — Но как насчет того, что здесь ты пишешь, что «боты должны бороться со своими схемами и программированием»? Для меня это звучит как призыв к оружию, и я был бы осторожен с этим. Даже «верхние» Каона сочли бы, что у тебя, как и у всего остального движения, неправильная основа для предложений. Мегатрон кивнул. — Я признаю, что некоторые из моих слов звучат страстно, но если ты перейдешь от мгновенной и поверхностной оценки к более рациональной и вдумчивой, то увидишь, что я просто призываю их, как отдельных мехов, сохранить себя и, прежде всего, защитить свои жизни. — Опять же, не все поймут это обязательно так, — напомнил Рэтчет. — Я ценю это замечание, — именно тогда Рэтчет увидел, как Мегатрон выдавил из себя улыбку. Его оптика на мгновение скользнула по датападу и показанным файлам, прежде чем ее свет слился со светом оптики Рэтчета. — Знаешь, мне не помешал бы редактор. Прошла секунда, прежде чем Рэтчет со смехом откинул шлем назад. — О, у тебя не все в порядке с процессором, если ты думаешь, что я хочу быть частью этого. — Тебе и не обязательно быть частью, — заверил Мегатрон. — Возможно, только своего рода цензором. Просто голосом, который скажет мне, где я переступаю черту. — Есть много моментов, где ты это делаешь, — Рэтчет снова заглянул в файлы. — Например, прямо здесь, о, и там тоже, — он спохватился. Глядя на Мегатрона, он видел в нем ожидание и медик, отложив датапад, встал. Прошел к своему углу. — Нет, нет. Ты встанешь перед этими ботами и извинишься за то, что ввел их в заблуждение. — Я не буду извиняться за то, что дал им надежду, — Рэтчет повернулся к Мегатрону, всего в нескольких робких шагах от отведенного ему угла. В глазах Мегатрона, в его позе была убежденность. — Теперь ты знаешь, Рэтчет, как чертовски трудно даже выжить здесь, внизу. Что плохого в том, чтобы дать смысл актива тем, кто находится на грани срыва и того, чтобы сдаться? Придя в кварту после починки многих из таких ботов, Рэтчет почувствовал, как эти слова отдаются в его искре и щекочут его медицинскую программу. И это было удивительно приятно — быть включенным в число тех, кто живет в подуровнях Каона. — Революция? — Мегатрон покачал своим шлемом. — Это далеко не так. В лучшем случае это утешение, даже для угасающих. Но если это все, то я бы предпочел, чтобы они отключились с улыбкой на лице, чем погибли в страданиях от голода и ржавчины. А ты? Даже ты, как врач, сделал бы так? В минуты тишины Рэтчет спорил сам с собой. Чувства, пульсирующие в его икре, отличались от прагматичных токов, исходящих от его процессора. Он обработал слова и разобрал мнения. Смоделировал множество исходов и взвесил все «за» и «против». — Я бы хотел, чтобы это было мирно, — Рэтчет кивнул в знак согласия. — Но некоторые из ваших работ настолько амбициозны, что это звучит многообещающе. И ни один больной бот никогда не смог бы оказаться в таком положении, чтобы почувствовать что-либо подобное, — он оглянулся на датапад, а затем чуть-чуть в сторону Мегатрона, который указал на свободное кресло. — Я буду хорошим учеником, доктор. Рэтчет сказал себе, что именно слова Мегатрона побудили его повернуться, взять этот планшет и перечитать его. Он выдержал его свирепый взгляд и фыркнул. — Конечно, — затем Рэтчет отложил блокнот и подвинул его к Мегатрону. — Практика приводит к совершенству. Прочти мне это, и я поделюсь с тобой своими мыслями по поводу записей, а также твоей подачи. Мегатрон выглядел настороженным, но сделал, как ему было сказано. Они вдвоем не спали всю ночь, обсуждая, слушая и исправляя словоупотребление и структуру абзацев. Мегатрон позаботился о том, чтобы не отклоняться слишком далеко от своей первоначальной идеи в том, что касается его работ, но в равной степени прислушался к мнению Рэтчета и предложенных изменений. Результатом которых он гордился больше, чем своими предыдущими публикациями. На следующий вечер антифункционалисты собрались, чтобы продекламировать новые записи. Множество их загромождает улицы и пешеходные переходы. Их голоса становятся громче, чтобы смешаться с шумом с нижних уровней. Рэтчет и Мегатрон стояли в очереди, чтобы взять себе ужин на пятый цикл, когда началась речь. Даже нейтральные боты, которыми они были окружены, повернулись, чтобы послушать. Как и Мегатрон. — Они действительно не тратят впустую ни клика после публикации, не так ли? — Рэтчет стоял, скрестив руки на груди, и слушал, но поверхностно. Независимо от его отношения к автору. — Верно, — взглянув на Мегатрона, Рэтчет увидел, что бот внимательно вслушивается. Взгляд в его оптике был похож на взгляд многих, кто их окружал и серебристый мех впитывал каждое произнесенное слово. Всего через несколько кликов Рэтчет заметил движение в мехе. Когда автор избавился от пика популярности своего произведения, Мегатрон посмотрел на него, прочитав понимание в его чертах. — Мы можем уйти, если хочешь, — Рэтчет был тронут таким вниманием, но сейчас он чувствовал какую-то вину… Теперь, когда он знал обо всем. Он подождал несколько мгновений, просто чтобы посмотреть на реакцию толпы на изменение стиля письма. Было очевидно, что несколько заядлых слушателей обратили на это внимание, но Рэтчет поймал себя на том, что удивляется тому, как быстро изменения были замечены и приняты. — Ну что ж, — Рэтчет скрестил руки на груди. На его лице была улыбка, даже среди этого захламленного помещения. — Это речь, которую я могу с удовольствием послушать. Во взгляде, который он бросил на Мегатрона, было одобрение, и, судя по выражению лица серебристого меха, это было большим, чего бот мог когда-либо желать. Рэтчет действительно никогда не видел, чтобы бот держался так гордо и прямо, усаживаясь прямо рядом с ним и слушая остальную часть речи. Мегатрон был прав; темы, неважно, общепринятые они или нет, было приятней обсуждать в понимающей компании.