***
—Натаниэль, ты можешь рассказать мне что-нибудь о своей семье? Женщина под именем Дью Даллас лучезарно улыбалась ему, щелкая шариковой ручкой. Их разделял низенький журнальный столик из красного дерева. Она предложила ему лечь, растянуться на мягком, желтом диванчике, но он отказался. —Я не сумасшедший. —В домах душевнобольных нет сумасшедших, Натаниэль. Ты не странный и не одинок. Ему хотелось ее ударить. Возможно, это желание пролегло в его глазах, потому что доктор Даллас откинулась на спинку дивана. —Сопляк, —в него прилетела кружка, но он успел увернуться. Это разозлило распаленного отца еще сильнее. —Вякнешь про то, из чьей пизденки вылез, еще хоть слово! И я тебе покажу, где раки зимуют. —Обычная семья, не понимаю, почему Вы спрашиваете, —пробурчал Натаниэль, теребя ткань спортивных штанов с вытащенными шнурками. —Я понимаю. Тебе, возможно, тяжело об этом говорить... —Со мной все в порядке, —перебил он. —Выпустите меня! —Ты убил человека, Натаниэль. Это преступление. За преступлением следует наказание. Ты уже большой мальчик и должен это усвоить. Натаниэль может и убийца, но не душевнобольной! Ежедневные групповые практики, все эти собрания, будто встречи анонимных наркоманов, стены с осыпающейся штукатуркой, скрипящие матрацы с торчащими пружинами, холодные ночи под храп соседа по палате... Доктор Даллас продолжала сверлить его взглядом, отчего сворачивало желудок. Приходилось притворять паинькой, иначе тот скот в халатах, называющий себя врачами, снова забьет тревогу и сошлет его в изолятор. Или напичкают какой-нибудь дрянью и будут следить за тем, чтобы он не вызвал рвоту. —Я тебе не враг. Дью действительно была милой, насколько это возможно в текущих обстоятельствах. Ее темные кудряшки, выбивающиеся из пучка, добрые карие глаза, улыбающиеся полные губы. Легкий румянец на смуглой коже, маленькие, пухлые руки. Но это не отменяет того факта, что она — одна из мозгоправов, а значит рано или поздно покажет свою натуру: вывернет Натаниэля наизнанку и затолкает в рот нейролептиков. Натаниэль потер лицо руками. Ему хотелось просто исчезнуть... Нат распахнул глаза, когда часы показывали около семи. Ему пришлось откопать старые добрые седативные, чтобы выкинуть из головы осколок прошлого, просочившийся в сновидение. Препараты помогли успокоить и бушующую с прошлого вечера мигрень. Хотя спустя пару часов Натаниэль только и желал, чтобы у него вновь заболела голова. Потому что Аарона не было. Вообще. Нигде. Это осознание пришло к нему не сразу, даже не с утра, несмотря на то, что деться Аарону, впрочем, было и некуда. С самого подъема и до полудня Веснински списывал его отсутствие на то, что он по-прежнему обижен и просто заперся в лаборатории, так что тормошить этот муравейник Натаниэль не решался. Но каково было его удивление, когда он все таки дернул за ручку, и дверь с легкостью поддалась. Когда внутри господствовали пыль и рабочий беспорядок, но андроида на месте не было. —Андреас, где Жан? —спрыгивая с лестничной клетки, спрашивает Натаниэль. Первым действием Веснински в подобных ситуациях было найти Моро. Но и тут Нат споткнулся о неожиданность — Жана не было в его спальне. Пришлось спуститься в общую гостиную — утром здесь было умиротворенно, гулянья набирали обороты с восходом луны. Хейз лениво выполз из под разгромленного автомобиля и вытер вспотевший лоб подолом испачканной в машинном масле футболки. Он оглянулся по сторонам, убедившись, что они в помещении одни. —Проблемы, босс? —беспечно отозвался Андреас, зевая. —Хвосты умотал подчищать. Данте еще на прошлой неделе его послал. —Восхитительно, —ругнулся Натаниэль, потирая висок. —Старею на глазах. —Лишь б-бы не п-провалился, —прогудел Конан из другого угла комнаты. —Хэй, м-мужик, здесь н-ни хрена п-полезного! —Глянь в диване, тот гандон Айзек вечно там мнется! —прогремел Андреас в ответ, прежде чем снова обратиться к Натаниэлю. —Он не оплошает. Это же Жан. —Т-там б-большая т-територия. —Прямо как задницы ее владельцев, —усмехнулся Хейз, подмигнув Пэрришу. —Жан быстро работает, а эти увальни едва поймут, что под них заложили, прежде чем их кишки разлетятся по всему Детройту. —он перекинул полотенце, которым вытер руки, через плечо. —И босс не выставит Жана на ковер. Так ведь, босс? Нет, не так, и подчиненному Монстра пора было это усвоить. Голос Андреаса граничил с весельем, задорным и беспечным, но Натаниэль осадил его. Выставит, пусть будет уверен. Потому что есть правила, а не все правила придуманы для того, чтобы нарушать их. Потому что Жан знает, как важна дисциплина, а наказания являются неотъемлимой частью политики Натаниэля. Нечитаемый вздох Хейза разбился о тишину, что обволокла пространство. Конан молча прокатил по полу пыльный гаечный ключ, и Андреас поймал его, придавив носком рабочих ботинок. —Но крысёныш не подведет. Моро нет равных, когда этот город надо поджарить. Жан, как бы неудобно это ни было признавать, сейчас волновал его меньше всего, хотя Конан был прав: Моро действительно отправился на непростое задание. Пора прекратить думать о том, что не имело значения, но, кажется, Аарон имел, раз он все равно находил его в своих мысялх. —Конан, —позвал Натаниэль. —Маякни Китченеру, что я хочу встретиться сегодня днем. Или завтра. Уступаю место встречи на его территории. Пэрриш кивнул и рванул в сторону своего крыла. Андреас выдержал небольшую паузу, дождавшись, пока Конан скроится из виду. —Конан безбашенный, но действует импульсивно, —задумчиво пробормотал он. Натаниэль не срастил к чему он клонит. —Если бы он обложался, ты и его бы избил? Веснински мгнвоенно перебрал все вещи, которые поручал Пэрришу, и с которыми, в теории, тот мог не справиться. —На что ты намекаешь? —Он самый младший из нас, —сказал подчиненный и отчего то нахмурился. —Конан ничего не делал, но если оступится? У тебя рука поднимется то? —А у тебя нет? —недоверчиво уточнил Нат, хотя уже слышал ответ, который готовится дать ему Андреас. —Босс, он даже не совершеннолетний. —Ты тоже младше меня. —На два года! —выпалил Хейз. —Не защищай его, он не ребенок, —терпеливо объяснял Натаниэль. —Я могу оставить некоторые вещи под его ответственность, потому что он это заслужил. —Ты свалил его на меня. Я таскался с ним каждый день, босс, каждый! И я знаю, на что он способен, а на что нет. —Андреас, он убивал, —напомнил Веснински. —И неоднократно за этим наблюдал. Я не собираюсь подтирать ему зад, только потому, что он живет в грязи чуть меньше меня. —Значит, избил бы? —Да, —процедил Натаниэль. —И тебя, если потребуется. Вы справитесь с этим дерьмом так же, как и с другим. У вас нет выбора, иначе вся система полетит к чертям. И, блять, не строй из себя жертву, потому что это меньшее из того, что я могу сделать. Адреас ничего не ответил. Поднял с пола гаечный ключ. —Ну и чем ты тогда лучше того японского мудака? —усмехнулся Хейз, и Натаниэль с комом в горле услышал в его голосе едкую горечь. —Если избиваешь своих. —Я не благодетель, Андреас. И правило дейстовало всегда и на всех. —Подчиненные — это скот. Они вне игры. Но, босс, ты и Жана таким считаешь? Натаниэль промолчал, потому что действительно не считал. Потому что Жан ему... нет, не как брат, что-то ближе, роднее, чем семья. —А я, Конан и Данте? Веснински построил все это с Жаном. Подняли его с колен Данте и Андреас. А Конан удерживал его тогда, когда он был близок к краху. Пускай они не были ему так близки, как Моро, парни стояли уважения и уважали в ответ. И тот, кто стоил его больше всех, отвернулся от него, чтобы вернуться к работе. Пролез под автомобиль, не смотря на босса. Воздух пропитался недосказанностью, Натаниэль ощутил срочную потребность во вкусе табака на языке. Изрисованные разводами потолки отражали тихую злость Андреаса. Нат тоже злился, но надеялся, что его ярость ограничится скрежетом челюстей. Его киллер оказался милосерднее любого из них. Натаниэль правда не думал, что это будет так сложно. Он постарался убедить себя в том, что Аарон не пойдет докладывать о нем, когда понял, что беспокоство никуда не ушло. Он сбрасывает из окна второй окурок, потянувшись за третей сигаретой. Расслабил галстук: по ощущениям, его душила удавка. Затянулся, подставляя лицо под порывы ветра. Встреча была назначена через пару часов, так что ему оставалось лишь коротать время и курить до невозможности много. Кто же мог подумать, что Аарон сбросит поводок и натянет его Натаниэлю на шею. А Веснински все задыхался на нем, пока Детройт укрывал андроида от него. Он собрал поисковую группу, сказав ближайшим, что андроид стал невольным свидетелем того, чего не должен был. Половица скрипнула — Натаниэль обернулся. Никого. Странно было находиться в комнате одному, где каждый предмет помнил прикосновения Аарона. Смотреть на стол, на который Натаниэль опрокидывал его. Веснинки вспомнил губы Аарона. Он вытер рот тыльной стороной ладони, но фантомные ощущения никуда не ушли. Целоваться с андродом было не то же самое, что и с людьми, хоть он и делал это единожды: когда нашел единомышленницу в психбольнице. Губы роботов холодные, гладкие, без трещинок. Лицо той девочки он почти не помнит: лишь безразличный взгляд отпечатался в памяти. Аарон целовал его, обвивая руками шею, сжимая его бедра, зарываясь руками в его кудри. Аарон кусал его за мочки и ключицы. Аарон заполнял собой пространство. Нат потер лицо, поднося сигарету к губам. Надеялся стереть следы их близости табаком. Аарон насмехался над ним, перенимая его привычки. Аарон работал на него без устали, пока осыпал Натаниэля проклятиями. Китченер раньше сотрудничал с отцом, но они расторгли договор, причины чего старшему из братьев Веснински тогда было знать не положено. Сейчас он не так авторитетен, как раньше, но достаточно для того, чтобы расценить его ценным союзником. Китченер отбил себе жилу наркопритонов, прямо как Натаниэль присвоил фирму Морияма, когда у отца не осталось ресурсов, чтобы поддерживать ее. Когда Веснински залёг на дно, его соратники старались поддерживать видимость процветания производства Ичиро, но поняв, что Натан в своём положении не сможет дать достойной оплаты их трудов, согласились разыграть небольшой спектакль вместе с Натаниэлем. Бумаги были переписаны на него, якобы наследника фирмы, а личность Ичиро Мориямы навечно залегла под землю. Мясник продолжает эксплуатировать многие из притонов, что остались, но этого не достаточно для восхождения на вершину. Однако Натан Веснински со стремительными оборотами набирает мощь. В особенности за последний месяц — Натаниэль все чаще находит на преступных маршрутах Детройта следы пребывания отца. Скоро он объявится, и Монстру остается лишь готовиться отразить его гнев. Как Аарона убежал? Через общий вход? Маловероятно, Нат всегда ставит кого-нибудь в караул. Через черные выходы? Уже возможнее, если смог миновать патрулирующих по территории многоэтажки. С владений Натаниэля он может и убежал, но не из головы. Даже когда Веснински насильно пытался его вытворить, опрокидывая на него весь запас сквернословий. Натаниэль вглядывался в опустевшую парковку, ища глазами мотоцикл Жана, когда понял, что уже окончательно сходит с ума.***
Ночью Нил оставил на ее почте и-мейл с необычной просьбой, поэтому сегодня Рене здесь. Осенний парк разыгрался желтыми огоньками развешенных повсюду гирлянд, листву на мокрых от дождя деревьях словно отлили из бронзы. Уокер подняла воротник светло-лилового пальто, поправила волосы под бежевым беретом. Прошлась по аллее — подошвой бордовых, лакированных Мартинсов встала в глубокую лужу. Птицы кружили над ней, в воздухе растекался сладкий аромат сахарной ваты. Жан опаздывал. Рене позвала его на обед в соседнем от парка кафе, потому что Нилу срочно потребовался новый кусок информации. Жан все ещё был серым пятном, проплешиной, закодированным файлом в ее базе данных. И как она собиралась его расшифровывать, Рене понятия не имела. Но он все таки пришёл. Стоит: в чёрной кожаной куртке, с убранными передними прядями, в мешковатом капюшоне, заслоняющим его глаза. Высокий, длинноногий. Он нелепо споткнулся, когда мимо него пробежала шайка маленьких детей. Рене вспомнила себя в их возрасте: как она, огибая ночь, пробиралась по пожарной лестнице в свою квартиру, лишь бы не наткнуться на соседей, как смело взламывала автоматы со снэками, как училась водить на угнанном автомобиле. В душе потеплело, Рене улыбнулась. В детстве она не понимала, что творит, а оттого творила все, что хотела. В детстве Натали Уокер ничего не боялась, она крала деньги из церквей и думала, что Бог отвернулся и ничего не заметил. Рене расцвела в улыбке, потому что была рада оставить эту жизнь позади, потому что теперь, оглядываясь назад, понимает, что ничего из совершенного ею не осталось без внимания свыше. И пускай некоторые грехи никогда не замолить, пускай она продолжает грешить, когда жизнь подводит к опасной грани с отчаянием, Рене заставила чертей внутри себя молиться. —Рада, что Вы пришли, —Уокер поежилась от холода. —Почти не опоздали. —Оставьте, это лишнее, —Жан опустил капюшон. —Странно обращаться на "вы" к человеку, с которым собираетесь обедать. —Пожалуй, —кивнула Рене, лениво разглядывая его черты лица. Однажды она снова написала Жану после их первого звонка. Это было неловко и нелепо, Рене совершенно не понимала, как вывести его даже на минимальный разговор, потому что он отвечал на каждое ее сообщение чуть ли не через несколько часов. Попыталась узнать про место жительства — ничего. Про возможное место работы, коллег, друзей — то же самое. С каждым вопросом Уокер рисковала все сильнее: один неправильный ход, Жан срастит дважды два, ветер донесет ее мотивы, и все оборвется. Если Жан может угрожать ее другу, она обязана его нейтрализовать как можно скорее. —На самом деле, не думала, что ты действительно придешь, —призналась Рене. —Ты вытащила меня из лап дьявола. Это меньшее, что я мог для тебя сделать. Вторая их встреча оказалась чересчур сумбурной, чтобы сиюминутно вспомнить что-нибудь. Это был вечер, смена Рене в "У Красотки". Теплый ветер шерстил под ногами, на униформу даже не пришлось надевать пальто, чтобы выйти на улицу. Она неторопливо расписывала позиции в меню на меловой доске, когда из-за поворота, точно из неоткуда, выскочил Жан — растрепанный, взбудораженный. Он схватил ее за плечи и прошептал на ухо так торопливо, так опасливо, что она не могла бросить его в беде. Попросил укрыть его и она укрыла. Успела увидеть лишь три коренастые фигуры, спешащие по горячему следу Жана. Как они проходили мимо них, скрытых в темном переулке за электрическим щитом. —Не знал, что здесь есть проход, —беспокойно прошептал Жан. —О нем известно только рабочему персоналу. —Я напугал Вас? —Я ничего не поняла, чтобы испугаться. Да и потом, с Вашей стороны глупо предполагать, что у меня нет привычки к подобному, —без стеснения ответила Рене. —Признаю, Вы не создаете впечатление закаленного человека. —Ничего страшного. Но делать комплименты Вы совсем не умеете. —А, может, как раз наоборот? —Жан подавил улыбку. —Людей шрамы не красят. —Не хочу дискутировать об этом в такой обстановке, —Рене головой указала на то, в каком положении находятся их тела. Рене пришлось вдавить Жана в стену здания, чтобы полностью спрятаться за щитком. Одна ее рука упиралась в голый камень, другая — знакомому в грудь. Жан был на голову выше нее, но это не давало повода чувствовать себя менее уверенной. Обстановка как раз таки была более, чем привычной, непривычным было то, что прятаться теперь приходилось не одной. —Тогда Вы бы точно ужаснулись, если бы увидели все мои шрамы. —Так просто об этом говорите? —Они не исчезнут, если их прятать. И обстоятельства, в которых они были получены, не перестанут быть значимыми, если о них молчать.***
—Босс. Натаниэль закурил четвертую сигарету. —Чего? —безразично отозвался Натаниэль. Данте протянул руку в молчаливом жесте. Веснински лениво пробежался взглядом от нее до лица Рида и вынул из пачки еще одну сигарету. —Костет при тебе? —Как обычно, —пожал Данте широкими плечами и отчего то замялся. Так, как когда люди пытаются спрятать шею в воротниках. —Что случилось? —Я... —начал Рид. —Я рассказывал тебе о Джессике? —Твоя сестра, —кивнул Натаниель. —Живет с отцом где-то в Бельмонте, —Веснински отмахнулся и вновь затянулся. —Будь ты на моем месте, кого бы ты выбрал? Семью или друзей? —А это не одно и то же? —Я знал, что ты так скажешь... —Зачем ты завел диалог о своей слепой аутистке? —Она не аутистка, у нее синдром Аспергера! Натаниэль потер переносицу. Господи, сколько сентиментализма... Он, изображая сочувствие, поджал губы, тем самым безмолвно повторяя свой вопрос: "А это не одно и то же?". Данте, по всей видимости, распознал его игривость и махнул рукой, на что Натаниэль лишь в голос засмеялся. Его золотые, словно отлитые из металла длинные волосы поднял образовавшийся ветер. Натаниэль снова вспомнил об Аароне — его волосы были светлыми, почти белыми, в контрасте с румянной и смуглой кожей Данте, кожа Аарона была фарфоровой, гладкой. Натаниэль вспомнил, как касался ее, как Аарон касался его самого. Китченер, судя по установленному времени, должен был явиться через пару минут. Висящая на петельке брюк рация загудела. Натаниэль поднял ее, нажав на кнопку. Из устройства, с глубокими помехами, зашипел голос Андреаса: —Это Андреас, босс, прием. Я на хвосте. Далеко свинтил, сволочь, —Хейз сделал паузу. Волосы на руках и ногах Веснински встали дыбом. —Направляюсь за ним. Тебя забрать? Прием. —Понял тебя. Я в трехсот ярдов от Паука. —ответил Натаниэль. —Выйду из здания — сразу увидишь. Конец связи. —Что за?... —Прости, Данте, но теперь Китченер — твоя проблема, —Веснински подмигнул ему и кинулся к выходу. —Мелкий мерзавец! —прогудел Рид ему вслед, сплюнув вместе со злостью. Он и без того был распален, но сейчас душевная организация Данте волнует Веснински едва ли больше комариного писка.***
Рене и Жан, на удивление, нашли много общих тем. Сначала Уокер расценила его, как нераговорчивого собеседника, что, в принципе, не то чтобы сильно разнится с правдой, но он может поддержать разговор, если задать правильную тему. Жан, может, и не кичится эрудированностью, но не глуп. Его мнение по поводу политики современной Америки, отчасти, даже тронуло Рене: он умдрился высказаться прямолинейно и ясно, выложить слова на красивую тарелку, обойдясь без личной предвзятости. Его смело можно было пускать на телевидение: язвк подвешен до того хорошо, что к словам не придерешься, а сам Жан свой шарм на любезность не обменивает — это было понятно сразу. Только вот Рене так и не поняла, за или против он техногенной перестройки. Наверное, в этом и был его ход конем: говорить красиво, слаженно, но обходить крайности, не нарываясь на колнфликты. Возможно, они схожи намного сильнее, чем Уокер казалось изначально. Она ведь и сама предпочитает сохранять нейтралитет как и вокруг себя, так и внутри. —А если поддаться воображению? Например, жизнь в постаппокалипсисе. О, мне просто зеленый чай, спасибо, —Рене улыбнулась официанту одними губами и вернулась к разговору с Жаном. —Допустим, зомби-вирус. Как бы ты действовал? —Я упустил момент, когда мы с темы Американского правительства опустились до фантастики, —пренебрежительно отмахнулся Жан. —На то это и фантастика, чтобы фантазировать, —она пожала плечами. —Можешь тоже попробовать. Жан нахмурил брови, чем заставил Рене пустит смешок в кулак. На мгновенье она даже забыла, что здесь по делу, и общается с этим парнем ради клубка нужной информацию, и уж точно не потому, что ей действительно любопытны его мысли по поводу зомби-аппокалипсиса. Но лишь на мгновенье. Оно рассыпалось, как песок, когда Жан нахмурился еще сильнее и прочел сообщение, отобразившееся на смарт-часах. —Минута, —бросил он, взял из сумки мобильный и встал из-за стола. Он без помощи отыскал уборную и скрылся за ее дверьми так быстро, как только мог. Этот поступок отрезвил Рене. Нужно было действовать, пока время было. Она позволила себе лишь секунду на размышления: большее было роскошью. Глубоко вздохнула. Сейчас или никогда. Уокер успела помолиться, чтобы официант подольше нес чай, пока открывала сумку Жана. Адреналин тут же ударил в ее голову. В руки попадалось все, что не нужно было: наличные, салфетки, мятные леденцы. Не то, не то, как вдруг... телефон. Рене подняла голову, смотря на дверь, за которой находился ее знакомый. Ее знакомый, ушедший с телефоном в руке. Два мобильных? Зачем Жану два, если он с одним то едва управляется? Рене включила телефон. Осмотрела его со всех сторон — ничего примечательного. Чёрный матовый корпус, слегка потрескавшееся стекло. От рабочего стола ее отделял код-пароль. Уокер положила мобильный на столешницу и принялась размышлять. Время все шло и шло, непозволительно быстро секунды сменяли друг друга, и она теряла возможность узнать больше. В голову, на самые закрома, забралась мысль. Это могло стоить ей всего, но и дать несоизмеримо много. Все упиралось во время. Прошло около двух минут, с того момента, как Жан отлучился. Хотя, учитывая, что он взял телефон с собой… наверное, стоит попробовать. Иначе придётся вернуться к Нилу ни с чем, а этого она хотела меньше всего. Вдох. Выдох. Придётся рискнуть. Она достала из миниатюрного клатча устройство: микроскопическое, хрупкое, раз в пять меньше ее фаланги. Когда-то небольшое количество маячков она купила вне стен Бельмонта, у надежного продавца. Их вид был наворочен, они стали куда незаметнее, относительно их предшественников размером с ноготок на мизинце. Следом она достала тонкую, толщиной с платиновую пластину отвёртку и поддела ей корпус. Новые модели телефонов разбирались сложнее старых — пришлось избавляться от металлических заклёпок и креплений. Рене переодически поглядывала в сторону уборной, но Жана по-прежнему не было. Руки вспотели. Она прямо таки почувствовала, как вены набухают от прилива адреналина, как вздувается одна на виске, как скачет пульс в запястьях. Одна из четырёх заклепок, последняя, все не поддавалась. Уокер старалась подцепить ее уже около минуты, но все безуспешно. Корпус удалось лишь слегка приподнять. Делать было нечего: она активировала устройство, синхронизировала его с приложением, разработанным ею, на собственном телефоне, аккуратно протолкнула маячок под выпуклый корпус и защелкнула экран с задником. Рене не смогла удержаться от того, чтобы откинуться на диванчик и облегченно вздохнуть. Ее не поймали, она все ещё была жива. Отбросив телефон в сумку Жана, точно он был раскалён, она прикрыла глаза и сосредоточилась на шелестящий листьях, бегающих по асфальту на веранде кафе. Лёгкий ветерок обдувал ее лицо, солнце, невообразимо тёплое для осени, согревало ее кровь, стывшую в жилах. Мир становится лучше, когда все получается с первого раза.***
Воодушевленный настрой пропал так же быстро, как и появился: Натаниэль молча точил клинки на переднем сиденье авто — разговаривать было не с кем. За окном проносился шумный Детройт, вглядываться в его улицы не было смысла — этим занимались его люди, догоняющие машину на мотоциклах позади и прячущиеся среди мирных прохожих на своих двоих. Собеседник из красноречивого Данте Рида выйдет получше него, но Китченер может рассудить иначе, и препятствование этому суду не во власти Натаниэля. Он всерьез думал о том, чтобы деактивировать Аарона, но понял, что это не имеет смысла, если он все равно сорвался и поехал за ним. Натаниэль послал Китченера, с добром, нахуй, даже если это проявление крайнего непрофессионализма, и, безусловно, понесет свое наказание. Осталось придумать как увильнуть от него. Прошло около шести часов с того момента, как Натаниэль обнаружил пропажу Аарона. В сумке шуршали отчеты, написанные его рукой. Он достал их. О проведении экспериментов на крысах, о реакции микробов на тириум, о взаимодействии реагентов... Все, что Натаниэля не интересовало. Идея использовать тириум как яд пришла ему в голову давно, но сейчас отошла на второй план. Они испробовали его на Рико, и результатом Монстр удовлетворен. Пока достаточно: слишком много других насущных проблем. Веснински просматривает каждый отчет. Он смотрит на заметки на полях, смотрит на импульсивные завитки почерка Аарона. Редко он обнаруживал рисунки: ничего необычного, люди часто справляются так с проблемами в концентрации... люди. В последних записях Аарон начал расписываться под крайним абзацем — А. — вероятно, думая, что никто это не просмотрит. На последнем листке не было практически ничего об экспериментах. Аарон злился: об этом свидетельствовали резкие разрывы в словах, жирные точки, размашестые запятые. Он расписывал ручку на полях, проделав дырку. Если и существует детектор, отслеживающий процесс девиации, то им бы Натаниэль назвал эти записи. Взглянув на первый листок, прагматично чистый, без помарок, и на последний, Веснински не смог сдержать улыбки. Прямо как Аарон не смог сдержать то, что стал личностью, хоть и раздражающей. Натаниэль словил себя на неосторожной мысли, что хотел бы снова коснуться его пшеничных волос. Андреас чертыхнулся. Руль в его руках опасно прокрутился. —Вот поскуда, водит как сучка... —прошептал Хейз, сигналя другому водителю вслед. —Мудила, я тебе шины проколю нахуй, только рискнешь остановиться! Натаниэль промолчал. —Там нет ничего полезного? —Андреас снова натянул на свое лицо бесстрасное выражение, кивнув в сторону отчетов Аарона, лежащих на коленях Ната. Веснински покачал головой. Хейз прижал его странным, настороженным, липким взглядом, как-будто в предверии того, что скажет что-то, но он не сказал. Вернул свое внимание скользкой дороге, пока Натаниэль убирал записи обратно в сумку. Монстр не верил в богов, религия — это одна из нитей, за которую дергают павших на колени людей, это один из узлов, что затягивают на шее самых безнадежных. Он никогда не надеялся на чудо. Но Аарон... хотя, неважно. Отчего то руки не слушались, отчего то хотелось вскрыть каждый дюйм Детройта, докопаться до самых недр. Откопать бы причину таких желаний... Телефон Хейза загремел у него в кармане. —Босс, дали точное местоположение, —отчитался он после того, как оборвал короткий звонок. —В трех кварталах отсюда. Натаниэль, честно, старался выглядеть не чересчур радостным. —Скажи мелочи, чтоб контролировали, но не спугнули. —Есть, —принял Андреас, вновь поднося мобильный к уху. Дождь вновь разыгрался. Натаниэль выскочил из машины. Одежда намокла и прилипла, мокрая челка неприятно тряслась на холодном лбу, подошва ботинок чавкала по грязи. Тело пробирал холод, зуб на зуб не попадал — челюсти скрежетали, как ржавые ставни. Он нашел Аарона, таким же мокрым и продрогшим, как он сам, сидящим на старом, исписанном граффити гараже. Он молча швырялся камушками в соседнее здание, босые ноги свисали с крыши, вода вместе с грязью стекала с его голых пят. Натаниэль замер под ним. Андроид увидел его, но не опустил глаза. —Слезай, —приказал Веснински. —Набегался и хватит. —Отвали, Натаниэль, —выплюнул он, яростно бросая новый камушек. —Аарон, слезай, —повторил он. —Я дважды просить не буду. —Не проси — силы сэкономишь. Я все равно не спущусь. Нат пригляделся и увидел свежие следи тириума под волосами. —Командный центр может быть поврежден. —Не может, а поврежден, —равнодушно отозвался девиант. —Датчики перегрелись. Ощущения все обострились. —У меня есть запчасти. Кто, если не я, тебя подлечит? Аарон взглянул на него. Желания шутить совсем не осталось. Ему потребовалось мгновенье, чтобы оказаться на земле — правда на следующее он пошатнулся и упал бы, если б не придержался за стену. —Ты только это и делаешь, Натаниэль, —усмехнулся Аарон и без намека на веселье. —Зачем ты пришел? Думал, что упустил болтливый язык? Так ведь ты сказал своим подчиненным, —с упреком процедил девиант. —Господи, Аарон. —Натаниэль, ты так прост, —его голос заскрежетал, он облизнул ухмыляющиеся губы, на которые попала вода. —Я ночевал здесь в первую ночь, когда сбежал из борделя. Не обижайся, но это место уютнее твоей комнатушки. —Зачем ты это сделал? Аарон не ответил, но в его темных, как ночь, глазах скопилось настолько невысказзынх ответов, что Натаниэль уже привык отвечать на свои вопросы сам. Он шагнул ближе, андроид шикнул на него, угрожающе нахмурившись. Веснински подошел вплотную, Аарон выдерживал расстояние выставленной ладонью. Натаниэль схватил его за запястье, за второе. Диод на виске девианта заморгал чаще. Дождь барабанил по крыше гаража. Натаниэль вжал Аарона в стену, чтобы спрятаться от ливня под козырьком. Андроид бесстрашно смотрел в его глаза. Искры летели, жар подступал к груди. —Я все равно скоро лишился бы крыши. Лучше я уйду сам, чем меня с позором вышвырнут. —Тщеславный мудак, —прошипел Нат. —Выгнал себя из моей банды без моего участия? —Люди никогда не будут к нам лояльны, —резко начал Аарон, введя Веснински в ступор. —Ты говоришь, что хочешь сделать из меня девианта, но тебе не понравится то, что ты получишь. Я не поддаюсь тем схемам, что работают на людях, мной не получится управлять. А когда я не смогу выполнять свою главную функцию, стану обычным куском металла. Андроиды нужны, когда выполняют свои задачи, иначе их содержание не имеет смысла. —Поэтому ты сопротивлялся девиации? —ошарашенный глупостью Аарона, спросил Натаниэль. —Думал, что я избавлюсь от тебя? —А разве я другого стою?! —ядовито возразил девиант, отталкивая Веснински от себя. —Скажи, Натаниэль, что у меня нет права голоса! Давай! Подчини меня, как тебе того хочется! —Аарон ступил ногой в лужу, отчего вода забрызгала Натаниэля по самые бедра. —Я зависим от тебя! Если ты выбросишь меня, я сгину в этом блядском городе. Мне стыдно за то, что подчиняюсь тебе, что мое положение куда неустойчивее, поэтому я не могу возразить! Натаниэль молчал, потому что все слова не решались сойти с его языка. Он взглянул на андроида, но не увидел привычной картины: беспокойного диода и покоющуюся грудь. Он увидел аккуратную "А." на бумаге. Не видел стекающего по щеке тириума и оголенной плазмы, лишь своего ранненого химика. —Аарон, —прошептал Натаниэль, потому что сказать в голос сил не хватило. —Просто вернись со мной. —Еще на колени встань, —провоцировал его Аарон. —Веснински никогда не встают на колени, —процедил Натаниэль голосом своего отца. —Поэтому просто поехали домой. Девиант вытер мокрый лоб таким же мокрым рукавом лонгслива. —Аарон, —прорычал Веснински. —Ну что? —раздраженно отозвался тот. —Чего ты хочешь, а? Натаниэль обхватил его щеки руками и поцеловал. Андроид опешил, попытался увильнуть. Веснинки схватил его за плечи, сжал ткань одежды в своих руках. Аарон обхватил его горло, предупреждающе сдавил, но Нат проигнорировал его. Ногти андроида царапали кожу — плевать. Аарон притянул его ближе, забыв о потребности Натаниэля дышать — плевать. Вжаться друг в друга было невозможно — плевать, они все равно пытались. Вдох. Новый поцелуй, глущащий вздохи и гулкое биение сердца. Одной рукой Нат зарылся в волосы Аарона, держа его голову. Его зубы клацнули от холода, но он не отступал. Натаниэль все целовал и целовал Аарона, давясь его губами и языком. —Я не хочу гнаться за тобой по Детройту, чтобы поцеловать, — признался Веснинки. Молния расколола небо. Натаниэль тяжело дышал в шею девианта. Его опухшие губы прошлись за ушами, по кадыку, захватили ключицы. Аарон молча стоял перед ним, перебирая его волосы. Веснински крепко поцеловал андроида в челюсть, пока руки спускались ниже. Он скретил их у него на пояснице и уткнулся лбом в изгиб шеи — Аарон положил голову на его плечо, стискивая Натаниэля в руках. —Пошел нахер, Веснински, меня таким не купишь, —прошептал Аарон в складки мокрой одежды. —Ты и так мне пренадлежишь, —беспечно отозвался Натаниэль, пока продолжал обнимать девианта. —Ага, в твоих влажных фантазиях, —андроид накрутил его карамельный локон на палец. Они простояли так какое-то время. Диод Аарона не переставал мигать, наверное, тот думал о чем-то. Натаниэль в принципе предпочитал сейчас не думать: и смысл? Его надоедливые, как жужжание, мысли разрушат его окончательно. Он слишком устал для того, что бы чувствовать так много, и тем более размышлять над этим. —Ты расскажешь мне все о серийном близнеце, —вдруг серьезно и тихо начал андроид. —Расскажу. —Надо же, какой послушный, —язвительно подколол Аарон. —Хотя бы для приличия радуйся поменьше, акция одноразовая. Когда Натаниэль приволок Аарона к машине, Андреас уже вышел из нее, облокитившись на дверцу и копошась носком ботинка в грязи. Стоило Веснински приблизиться еще на фут, он поднял глаза, и не обращая на андроида никакого внимания, начал без приветствий: —У нас новая проблема, босс, —измученно сообщает он. —Конан только что связался со мной. Мы просрали подрывника. Натаниэль замер, остановишись по голень в луже. Аарон обернулся, нахмурившись. Они с Андреасом смотрели на босса с одинаковым выражением — смутно обеспокоенным. Андреас, правда знал причину ступора Веснински, а Аарону оставалось гадать и оттого злиться. —Я, бля, запрещу тебе шутить в моем присутствии. —Это не все, —Хейза, судя по кислому выражению лица, мутило. —Жан только что вернулся на базу. Вполне себе живой. А вот вместе с пятью из шести толстосуммами поджарился салага. Натаниэль был абсолютно обескуражен. Какой еще салага?! Нахрен Моро понадобися балласт в задании, с которым он едва ли мог не справиться?! И как он допустил его смерть? Его жертвенный, принципиальный Жан. Быть не может. —Хейз. —Босс, Пэрриш подозревает, что Жан и вовсе не был сегодня там. —Сплавил работу на мелочь? Не верю, —покачал Натаниэль головой. —Крысеныш слишком горд и умен для такого. —А на мелочь ли? —подал голос Аарон, скрещивая руки на груди. —Не лезь, —шикнул Андреас. —Для меня все еще загадка, почему босс тебя не деактивировал. Лучше помалкивай, сука, не то на своей дешманской шкуре испытаешь, что с крысами в наших рядах делают. Аарон показал ему средний палец, не особо впечатленный оказываемыми угрозами. —Жан провалился, босс. Теперь у нас... "неприятности". Так Хейз называл угрозу развалиться при самом ужасном раскладе. Они под ударом, потому что оставили следы своего пребывания, потому что выживший враг мог поддаться жажде отомстить за разрушенный склад. Ничего не было проделано тихо, как планировалось, все вышло громко, несуразно и не до конца. Совсем не стиль Моро, что на него нашло?... —Жан не может провалиться! —рявкнул Натаниэль, взъерошивая свои волосы. —Мы в заднице, и хуже того... —Андреас помедлил, глубоко вздохнув, —о произошедшем знают все. Конан сейчас едва удерживает парней на безопасном для Жана расстоянии, но долго он не протянет. Все пиздец как злы, босс, это настоящий ураган. Натаниэль понял Андреаса без слов. Его люди, его скот ждал бойни. Бойни для пастуха.***
Рене последовала за Жаном. Маячок все еще был активирован, а значит, не был обнаружен. Ей пришлось доехать до конечной на автобусе, чтобы не упустить его из виду. Дороги были перегружены, и хотя общественный транспорт двигался умопомрачительно медленно, байк Жана встрял вместе с ними. Когда Рене выскочила на остановку, знакомый уже скрылся: лишь мигающий в приложении на телефоне Рене жучок отображал его местоположение. Рене спрятала свою одежду меж фундаментов невысоких зданий, облачившись в темно-серый костюм. Она собрала волосы в хвост и спрятала их под тонким капюшоном черной спортивной ветровки. Натянула снуд на губы и нос, не отводя взгляда с экрана мобильного. Ей потребовалось не более пары минут, чтобы проделать это — выдрессированные руки работали за нее. Точка, обозначающая местоположение Жана, все также мигала, перемещаясь по карте Детройта. Уокер сорвалась с места. —Почему ты делаешь это? —однажды осторожно, как бы невзначай, спросил Ники. —Помогаешь Нилу? —А почему ты? —улыбнулась она, перехватив его испытывающий взгляд, и тот отвернулся, точно Рене поймала его на чем-то постыдном. —Извини, Рене, это прозвучало так, словно я тебе не доверяю, но это не правда, —пробурчал Хэммик, не поднимая с пола глаз. —Ты ведь почти с него ничего не требуешь. Знаешь, он же не откажет, если попросишь. —Ники, —снисходительно покачала она головой, —Я бы могла сказать, что пытаюсь очистить свою карму, но от этого не будет толку, если мое желание рождено эгоизмом. Не все в Детройте ищут выгоду. —Но на ней все строится, —невесело, даже нервно усмехнулся он. —Я не упрекаю тебя в том, что ты берешь с Нила оплату, если тебя это волнует, —Рене положила руку Хэммику на плечо. Он мгновенно расплылся в благодарственной улыбке. —Хотел бы я быть таким, как ты, —пробормотал Ники. —Ты слишком хорошенькая для того, чтобы жить в Бельмонте. А я как раз ему подстать. Рене промолчала и сжала его плечо. —Делаю все, лишь бы не сгнить в нищете, —понизил он голос. —Я совершала ужасные вещи ради денег, Ники. Даже если это на лице не написано. Не найдется в мире человека, кто не грешит алчностью. Но ведь Бог создал нас не с одними лишь пороками, —она выдержала паузу, после чего продолжила. —Отвечая на твой вопрос... наверное, я просто люблю защищать своих друзей. Рене потеряла добрых полчаса, пока виляла по извилистому маршруту Жана. К тому моменту, как она подошла к сетчатой изгороди, разделяющей переулки города и железную дорогу, точка, отображающая местоположение преследуемого, не двигалась. Оставалось надеяться, что если бы Жан обнаружил в мобильном маячок, уничтожил его сразу же, лишая ее какой-либо связи. Вряд ли ее знакомый проехал бы здесь, скорее всего Уокер ошиблась с поворотом, но искать другой путь времени не было. Рене перекинула через изгородь обувь, чтобы лучше удерживаться за проволочные петельки. Ухватившись за сетку так высоко, как только позволял рост, она подтянула себя и врезалась стопами в изгородь. Раз. Два. Три. Рывок. Еще один. Уокер перкинула ногу на другую сторону, находя равновесие. Дала себе три вдоха, чтобы перевести дух. Сетчатая перегородка была на деле выше, чем казалась, или стала таковой, стоило посмотреть на мир, сидя на самом верху. Ничего, ерунда. Последний вдох или Рене, спустившись на пару шагов, спрыгивает вниз. Обувается и оставляет Детройт за спиной. Перебравшись через железнодорожные пути, она выходит на безлюдную пустошь. Судя по маячку, идти оставалось недолго, но кроме заброшенных зданий покинутых районов и редких жилых трущоб, она не нашла ничего. Небо начинала затягивать ночь. Ветер, не стискиваемый преградами в виде высоток, гулял повсюду, беспокоя редкую траву. Никаких фонарей, лишь изредка вдалеке горели разведенные бродягами костры в бочках. Под ногами хрустели пустые пластиковые бутылки. Рене решилась включить фонарик, когда совсем ничего не могла разглядеть. Крысы, запищав, разбежались по сторонам, прячясь от яркого света и нездешних шагов. Трущобы кончались в пределах видимости, а за ними, дальше, возвышалась бетонная многоэтажка, на первый взгляд — брошенная. Присмотревшись, Рене нашла горящий свет в некоторых окнах. Она застыла с фонариком в руке. Сверилась с приложением: ее брови сдвинулись к переносице. Жан определенно был здесь — по крайней мере его телефон точно. Ничего иного не оставалось: выдохнув и переварив ненужную тревогу, она двинулась дальше. Стоило ноге ступить на пустую парковку, окружающую высотку, тело сковал ужас. Влажный воздух и мерные разговоры сверчков разрежали сдавленные, гортанные крики. Крики, издаваемые человеком. Человеком, которому больно. Рене бросила рюкзак и достала из внутреннего кармана тончайший клинок. Всегда заточенный. Не время стоять. Каждый шаг, каждый ее вздох сопровождался страхом. Не за себя: Рене разучилась бояться за себя. За того человека, который так старательно сдерживается, и так душераздирающе сдается: позволяет воздуху вырываться из легких. Когда она приблизилась еще, вошла внутрь здания, то услышала оглушающий всплеск вымученного стона и удара кнутом. Голос мужской, хриплый, шелестящий, словно осенняя листва... Рене замерла, не в силах пошевелиться. На нее обернулось с пару десятков самых разных взглядов: от обескураженных до враждебных, но ее не волновал ни один. Лишь стоило мученику поднять вспревшую, кудрявую голову, она отмерла. Точно пробудилась ото сна. Жан сплюнул кровь и посмотрел на нее. Рене сомневается, что когда-нибудь забудет этот взгляд, эти глаза, в которых бушуют ураганы. Он стоял на коленях, в одних лишь штанах, пока двое держали его за руки. Пока третий, играющийся со своими пыльными кудрями, стряхивал с кнута кровь. —Что вы делаете... —не веря увиденному, пробормотала Уокер. —Уходи! —то ли прокричал, то ли прорычал Жан, стискивая челюсти от боли. —Проваливай! Тебе здесь не место! Рене обернулась: мужчины и парни злобно косились на нее, готовясь вышвырнуть за порог. —Стоило лучше охранять свое гнездышко, если не готовы встречать гостей, —Уокер прокрутила нож в руке. Ее голос лишился прежней осторожности, она спрятала дрожащие руки и небрежно вздернула подбородок. —Я уйду только тогда, когда сама пожелаю. Покажите мне человека, кому дозволено будет мне возразить, —она подкинула клинок и поймала другой рукой, расплывшись в улыбке. —Босс, поставь сранную телку на место! Пусть не вмешивается в исполнение заслуженного наказания! —Что еще прикажешь, Айзек? Мне интересно, какими ты видишь границы своих полномочий. Рене Уокер улыбнулась еще шире, стоило "боссу" обернуться к ней лицом. Он стоял прямо между ней и Жаном. Еще одно препятствие. Она не понимала, что здесь творится, но каким бы человеком Жан ни был, он не заслуживает этого. Никто не заслуживает. Никакие грехи не отмолить телесными страданиями. —С дороги, Натаниэль, —прошептала она одними губами. —Я не считаюсь с теми, кто приносит боль. —Откуда... —ошеломленно пробормотал он, забыв о том, что происходило за его спиной. Удар. Жан согнулся до самого пола, дрожа. На бетон упала очередная капля крови, перемешанная со слюной и потом. Двое, держащие его, отвернулись, один из них едва удерживал массивное предплечье Жана в скользких руках. Натаниэль обернулся, злобно шикнув на Айзека. Рене воспользовалась моментом и сорвалась с места — со спины на нее налетел рослый мужчина, сжав ее плечи. —Прекрати это, Натаниэль, он едва дышит! —крикнула она, вновь заставив Веснински дернуться. —Occupe-toi d'elle, —дрожащими, еле шевелящимися губами сказал Жан. —Elle ne devrait pas regarder ça. Сердце колотилось в ее груди. Рене верит себе. И верит чутью, которое бешено бьется за Жана, но он, отчего то, совсем не желает быть спасенным. Уокер отправила мужчину в соседнюю стену ударом острого локтя. Страха не осталось вовсе: лишь жгучая ярость. Как Нил и говорил, Веснински бесчеловечны даже к своим. Кто сейчас встанет за Жана, если не она? Не может же человек стоять на коленях перед всеми сразу! Снова удар. Жан выгибается в спине, скрипя зубами. Сквозь них вырывается приглушенный крик. —Прошу... —прошептал он. —Просто уйди. Я... не хочу... Чего Жан не хочет, Рене узнать не успела — очередной удар и он снова разваливается на части. Кровь брызжет по полу. Уокер зацепилась взглядом за измученное лицо Жана и на ее холодном лице промелькнуло скребящее сердце сожаление. —Позволь мне помочь! —рявкнула она, когда сзади ее снова схватили. На этот раз это был Натаниэль. Она попыталась увильнуть, но безуспепшно. Придавила ему ногу: ничего. Веснински лишь крепче сдавил ее запястья за спиной, вынуждая ослабить хватку. Звук ударившегося о пол клинка был сродни разочарованию. Ее рот закрыли рукой. Натаниэль шипел что-то гневное ей на ухо, но она не слышала: брыкалась и извивалась, не даваясь ему легкой добычей. Кровь прилила к вискам. Рене укусила его ладонь, но это только раззадорило Монстра — он сдавил ее челюсти, волоча от Жана. —Merci, —пробормотал Жан, по всей видимости, обращаясь к Натаниэлю, прежде чем принять очередной удар. Рене начала верещать, когда поняла, что ни одно слово внятно произнести не выходит. Веснински утащил ее прочь из большой комнаты, пряча в темноте какого-то коридора. Хоть она и была на пару сантиметров выше, это не давало ей видмого преимущества: Натаниэль был куда изворотливее своих подчиненных, и схватил ее как погалается, без запинки, давшей бы ей фору. Он затащил Рене в темную комнату, пока она продолжала брыкаться. Натаниэль схватил ее за шиворот. —Кто ты такая и откуда знаешь мое имя?! —рявкнул он, опасно сверкнув острыми зубами. —Отвечай! —Побойся Бога, Натаниэль, —прошипела Рене, словно кошка. —Дай мне увидеть Жана, пока ты еще в состоянии дискутировать со мной. —Откуда ты его знаешь? Зачем вступилась? —не унимался он. —Как нашла это место? Уокер сжала зубы и промолчала, когда Веснински освободил одну руку. Когда боковым зрением она увидела свой нож в его руке. —Ай-ай-яй, мамочка разве не учила тебя, что брать чужие вещи нехорошо? —бесцветно отозвалась Рене, преследуя взглядом свой клинок. Натаниэль отбросил ее в сторону. Рене упала на пол и соскочила так быстро, как позволили мышцы — безуспешно. Веснински захлопнул перед ней дверь, не оставляя ей выбора, кроме как прибиться к поверхности и застучать кулаками по дереву. Она прижалась губами к щели, неугомонно дергала ручку, отскребая коротко-подстриженными ногтями лак и краску. Ей не было страшно и сейчас, только зуд растекался по коже от осознания, что ее заперли и вынудили бездействовать, когда там человек, возможно, держится на волоске. Так несправедливо, так бесчестно. Натаниэль укрывал от нее палачей ее преследуемого. Рене ударила кулаком еще раз, заставив пыль, осевшую на стенах, подняться облаком. Где-то в глубинах комнаты размеренно, нет, раздражающе тикали часы, отсчитывая минуты, во время которых она могла бы помочь, но не помогает и не поможет. Она громко звала всех, кого запомнила, пока из пары имен, разносившихся по коридору, не осталось лишь одно. Жан.