Париж, 1865 год.
Парнишка необычной для Франции внешности радостно и даже гордо шагал по улице, прижимая к груди какую-то небольшую папку. Этот парнишка стал первым азиатом, с отличием окончившим Парижскую академию художеств. И теперь, находясь на седьмом небе от счастья, парень направлялся в любимый бар, чтобы отпраздновать это событие со своим другом. Час уже был поздний, когда парень оказался в баре. И лишь далеко за полночь было завершено празднование успешной защиты диплома. Так как же кореец вообще оказался в Париже? Да всё просто. У безумно талантливого художника были безумно богатые родители. По воле случая однажды их дом принимал французских послов, которые и увидели юного Мина за работой. Недолгие переговоры привели к тому, что на следующей же неделе Мин Юнги отчалил во Францию, покорять её своим художественным мастерством. И жилось ему там прекрасно, благодаря деньгам, которые ему дали с собой родители, так ещё и присылали Мину регулярно ещё больше. К тому же, вскоре Юнги начал зарабатывать очень хорошие деньги на своих картинах. Их по праву называли гениальнейшими произведениями искусства. С таким бюджетом и мастерством Мину даже уже не было большой необходимости оканчивать академию художеств, но всё же красная бумажка нужна была ему для того, чтобы иметь вещественное доказательство своего таланта. Как будто бы баснословного заработка со своих картин было мало. Впрочем, речь сейчас далеко не о важности законченного высшего образования. Итак, Юнги выходил из бара. Прекрасная полная луна освещала ночные улицы Парижа. Скоро Юнги собирался вернуться домой, обрадовать родителей тем, как же он вырос. Как физически, так и в плане искусства, так и бюджетом. Сейчас мир в глазах слегка пьяного парнишки казался ещё более прекрасным и ярким. Луна казалась ещё полнее, а звëзды сверкали ослепительно ярко. Деревья громко шуршали от ветра, создавая собой какую-то неведомую мелодию… И эту мелодию посмел нарушить лëгкий цокот чьих-то каблуков, стучащих по мостовой. Юнги хорошенько запомнил тот последний миг, когда он смог увидеть идеально чистый от людей и до одури прекрасный пейзаж ночного Парижа девятнадцатого века. Потому что в следующий же миг кто-то крепко схватил его под локоть и за пару секунд затащил в какую-то пустую подворотню. И вот именно с этого мига Юнги считает себя несчастнейшим из всех ныне живущих. Мин не успел ничего сообразить, как его драгоценнейшая папочка упала в грязную лужу, а сам он оказался прижат к холодной кирпичной стене, где-то рядом с мусоркой. Его взору предстал парень, поставивший Юнги в такое положение. И его внешность Мин так же очень хорошо запомнил. Изящные черты лица выдавали в нём тоже азиата. Выглядел он более маленьким и хрупким, чем Юнги, но… Мин уже понял, какая неведомая ему сила таилась в этом теле. Неестественная бледность кожи, красноватый оттенок радужек глаз… А из-под приоткрытых пухлых губ блестели острые клыки. — Ты мне нравишься, — красные глаза напротив слегка прищурились. Внимательный Юнги заметил в них сверкающие пьяные огоньки. Удивительно, как до смерти перепуганный Мин ещё способен улавливать такие детали, — симпатичный… Тебе пойдёт бессмертие… — Да кто ты… — охрипший от страха голос Юнги оказался прерван внезапным поцелуем. Но Мин сразу сообразил, что никакой романтики в этом жесте не было. Он почувствовал на языке вкус холодной, немного горькой крови. И это вовсе не его кровь. Ещё не осознавая причины подобных действий, Юнги уже понимал, что этот странный и очень пугающий его парень посредством поцелуя вливает ему в рот собственную кровь. И отстраниться было невозможно… Парень слишком крепко держал несчастного Юнги. Крови оказалось достаточно много, чтобы сработал глотательный рефлекс. И тогда незнакомец отстранился. Он слегка высунул свой язык, с довольной улыбкой демонстрируя рану на нём. А Мин в этот момент физически ощущал, как холодная кровь этого парня стала распространяться по его венам и артериям, постепенно будто бы замораживая его изнутри. Ещё не понимая того, что происходит с его телом, Юнги почувствовал, как плачет. Кажется, в этот момент он уже понимал, что его жизнь начинает свой путь под откос. Именно в этот момент, когда перед его глазами стоял довольно улыбающийся миниатюрный бледный парнишка. — Ну-ну… Не стоит плакать… Ты станешь таким же, как я… Ещё более красивым и бессмертным. Разве это не прекрасно? — ласково шепчет парень, обнимая замершего в шоке Юнги и поглаживая его холодеющие щëки ещё более холодными руками. Юнги до мельчайшей детали помнит все те оттенки боли и страданий, которые он пережил в этот миг. В какой леденящей кровь агонии билось его тело, как нестерпимо болели зубы от растущих клыков. И как мерзко он чувствовал себя от ласки сделавшего это с ним парня. — Спокойно, милашка… Всё будет хорошо. Теперь ты можешь звать меня своим отцом, — ласково мурлыкал парень, обнимая Юнги. Мин помнит ласковое прикосновение холодных губ к его лбу… И помнит тот миг осознания. Он стал вампиром. Но все те ласки и слова про отца были лишь пьяной ложью, не имеющей никакого смысла в дальнейшем. В своём новом обличии он оказался брошен в полном одиночестве. И уже никакие картины и диплом не имели для него значения.***
Юнги просыпается в холодном поту. Холодный лунный свет бьёт ему в лицо, проходя сквозь щели в шторах. И снова пробуждение встретило вампира противной ноющей болью в спине, вызванной тем, что он снова уснул не в мягкой уютной кровати, а в углу, смежном с наружней стеной дома. Днём шëл дождь, поэтому для Мина совершенно не было удивительным то, что он снова застудил спину. Вампир. Застудил спину. И теперь чуть ли не плачет от боли. Каким же жалким для вампира Юнги выглядит со стороны… Вампиры не должны чувствовать боль от такой мелочи, да они вообще простужаться не должны. «Позорище,» — думает Мин, уткнувшись лбом в свои худые колени, облачëнные в свободные домашние брюки в клетку. Такие сейчас вроде модные, хоть вампир и не особо следит за модой, а покупает всё подряд, что видит на главной странице интернет-магазина. Юнги отстраняется от коленей, когда его сонный мозг начинает понимать, что ткань брюк намокла от его слëз. Да… Мин начинает вспоминать, что же его довело до слëз на этот раз. Бедняге снилось его обращение, причём с такой фотографической точностью, что этот сон серебряным скальпелем проходился по сердцу несчастного вампира. Вроде в момент нанесения раны это не так уж и больно, но потом, когда она открывается, от боли хочется кричать. А Юнги прекрасно помнит, что такое серебряный скальпель в сердце. — И что же ты будешь на завтрак? Кофе или коньяк? — спрашивал Мин сам себя, подойдя к зеркалу и поправив расстëгнутые рукава своей свободной белой рубашки, в которой он проводил почти всё время дома. А когда она пачкалась, он менял её на такую же или на чёрную, такого же кроя. Да, благодаря современным технологиям изготовления зеркал без использования серебра, любой вампир мог спокойно видеть себя в зеркале. И поэтому Юнги спокойно мог вести диалог с самим собой, разглядывая это бледное, аристократически красивое, но безумно усталое лицо в зеркале. Разговоры с самим собой для Юнги были самым привычным делом. Этим он занимается почти полторы сотни лет. Потому что говорить ему больше и не с кем. Пару раз он заводил кота и разговаривал с ним, но в итоге решил остаться в полном одиночестве по двум причинам. Первая: домашнего питомца безумно больно терять. А вампирская жизнь дала Юнги настолько феноменальную память, что с ней ему ещё больнее. Он прекрасно помнит жизнь своих котиков, каждый день, прожитый вместе. И вспоминать об этом очень больно. А вторая причина более прозаичная. Вампиры не выносят запахов еды. Исключение составляет только кофе. А кота надо кормить отнюдь не кофе. Поэтому каждое кормление домашнего питомца у Юнги завершалось пятиминутным времяпровождением в обнимку с унитазом. И каждый раз Мин думал о том, как жалко он выглядит для вампира его возраста. Все нормальные вампиры чуть ли не в первую очередь научились подавлять рвотные позывы, а он не может. Зайдя на кухню, Юнги всë-таки сделал выбор между кофе и коньяком в пользу первого, рассудив, что сон был недостаточно ужасным, чтобы заливать его алкоголем. Бывают сны и хуже, как и воспоминания. С чашечкой холодного американо, который Юнги готовил в высшей степени виртуозно, вампир уселся за письменный стол в своём рабочем кабинете. Здесь он проводил в принципе большую часть своего времени. Потому что Юнги — писатель. Весьма и весьма редкая профессия для вампира. Большинство из бессмертных давно уже заняли свои места где-нибудь у власти, во главе какого-нибудь бизнеса или промышленной компании и зарабатывают в тысячи раз больше Юнги. Но и Мин не бедняк, о чём говорит его просторная, хоть и довольно пыльная квартира в Тэгу и обширный гардероб, для которого у вампира есть даже отдельная небольшая комната. К тому же Юнги обладал внушительной коллекцией дорогого алкоголя. Есть ещё один момент, свидетельствующий о достатке Мина, но пока о нём, вероятно, стоит умолчать. Юнги, хоть и никогда не стремился к популярности, а писал только для собственного удовольствия и успокоения души, всё же был весьма любимым у читательской публики автором, известным под псевдонимом «Агуст Ди». Сейчас он такой, многими годами ранее был другим, и ещё пару раз менялся. Писал Юнги преимущественно ужасы, часто вдохновлённые его собственной жизнью. Первый его крупный роман был вообще автобиографическим, только читатели об этом никогда не узнают, ведь Юнги нельзя раскрывать свою вампирскую личность. Сейчас Мин дописывал историю о парне, которого преследует призрак его погибшей невесты. Он не признаёт существование этого призрака, считая, что это — плод его воспалëнного сознания, но призрак реален и постепенно начинает причинять парню физический вред. Роман был уже близок к финалу, и сегодня Юнги собирался отправить его в издательство. Но вампирская физиология посмела нарушить планы Юнги. Крепкий и ароматный кофе не смог перекрыть болезненного чувства голода. В последний раз Мин пил кровь две недели назад. Это как раз почти что крайний срок, который вампир может существовать без подпитки кровью. И вот сейчас Юнги, глядя на экран ноутбука с открытым текстом романа, прекрасно чувствует, как плывут перед глазами буквы и как постепенно сереет мир в глазах вампира. И боль где-то под сердцем, которое давно не бьётся, постепенно усиливается, мешая даже дышать. Юнги ничего не оставалось, кроме как переодеться в полностью чëрную одежду, накинуть кожаное пальто и направиться на улицу, которую он так ненавидит. Юнги искренне боится выходить из дома. Только периодическая охота вынуждает его делать это. Да и охотиться Мин не любит. Он уже так много лет вампир, но всё равно ему всë так же больно и жалко убивать людей ради своего пропитания. Охотиться Юнги решил пойти в уже привычный ему парк. В такой поздний час там, естественно, людей почти не водилось, поэтому можно было спокойно совершить своё преступление, не боясь лишних глаз. Прогуливаясь по парку, Мин также не мог не полюбоваться красотой природы. Была относительно тëплая летняя ночь, а в воздухе ещё витала свежесть, оставшаяся после дождя. И луна так неохотно выходила из-за густых облаков… Всё бы ничего, но полноценно это буйство красок Юнги оценить всё ещё не может. Мир перед глазами голодного вампира слишком серый, словно пропущенный через фильтр с упором на серые оттенки. И только люди, источающие яркий запах жизни и крови, были в глазах Мина яркими пятнами, так и манящими к себе. И… Наконец-то, спустя почти час прогулки, в поле зрения Юнги попалось такое пятно. Какой-то парень лет двадцати, имеющий достаточно спортивный вид (значит, кровь его будет ещё вкуснее), прогуливался по тропинке около паркового озера. В задумчивости он смотрел на то, как луна отражалась на воде, искажаемая мелкими волнами, которые посылал едва уловимый ветер. Опасности парень точно не ждал, он был максимально расслаблен и спокоен, наслаждался моментом ночной прогулки. Юнги уже продумал своё нападение. Он решил, что с разбегу затащит парня в сторону густых кустов, растущих по противоположную от озера сторону тропинке, и там его и убьёт. А труп можно будет закинуть, собственно, в озеро. Голод толкал Мина на немедленное исполнение плана. То, какой аппетитный запах издавала кровь незнакомого молодого человека, кажется скоро могло просто довести Юнги до слëз. Как же он голоден… Следующие несколько мгновений пролетели до невозможного быстро. Как и подобает вампиру, Мин всегда охотится быстро и бесшумно. И вот, испуганный парень, в волосах которого запуталась парочка листочков, уже находится под вампиром. Юнги старается не смотреть в это безусловно красивое лицо парня, которому сейчас суждено стать добычей Мина. — Какого… Пожалуйста, нет… — сбивчиво шепчет парень, а стук его сердца сейчас настолько громок и соблазнителен для вампира, что у Юнги, кажется, сейчас слюна потечёт. Приоткрыв рот, Мин позволил своим острым клыкам блеснуть при свете луны, и парнишка понял, какая именно смерть его сейчас ждёт. Холодная ладонь Мина изящно легла на рот парня, чтобы он не смог закричать. И хватка голодного вампира достаточно сильная, чтобы парень не мог вырваться. Клыки Юнги сомкнулись на аппетитно благоухающей шее парня. Тот болезненно застонал и стал дёргаться, пытаясь выбраться, но тщетно. К тому же, он попытался отбиться от Юнги, начав махать руками, но и это не возымело никакого успеха. Постепенно он начал терять силы, вместе с кровью. И ослабевшая рука, занесённая для удара, медленно опустилась, скользнув по плечу вампира а потом и по его шее. И тут-то болезненный стон издал уже вампир, выпустив мягкую кожу из хватки своих клыков. Парень, хоть и был на грани потери сознания, быстро сообразил, в чëм причина такой реакции вампира. На пальце парня красовалось кольцо из чистейшего серебра с эмблемой охотников на вампиров. Парень и сам был охотником. «Как же стыдно, что я позволил этой твари напасть на меня и чуть ли не убить,» — думает охотник, сильнее прижимаясь рукой к шее вампира, слыша, как его холодная и бледная кожа шипит, обжигаясь о серебро. — Прекрати… Просто дай мне тебя убить… — сдавленно шипит Юнги, жмурясь от адской боли. Он так и замер весь, лишь стиснув в крепкой хватке руку парня, пытаясь оттащить её от своей шеи. Но боль значительно ослабила вампира, и в следующую же секунду он уже оказался на траве, а рука охотника теперь ещё сильнее сжимала шею Мина, в то время, как другая уже успела заковать его руки в наручники. Их наружняя часть не из серебра, что позволяло коже Юнги остаться целой, но вот внутри них был серебряный стержень, из-за чего вампир разорвать их не смог бы. — Ещё чего. Ты идёшь со мной, — схватив цепь на наручниках, охотник встал с травы и понянул Юнги на себя, вынудив его встать и последовать за ним. — Да кто ты… — прошептал Мин, но, опустив взгляд на руку парня, он уже нашёл ответ на свой вопрос, — Нет… — Юнги внезапно побледнел ещё сильнее, хотя, казалось, в его случае быть ещё белее уже просто невозможно, — Нет! Куда угодно, только не к Легиону! — истерически охрипшим голосом воскликнул Мин, пытаясь вырваться. Удар под дых, тут же полученный от охотника, явно дал Юнги понять, что сопротивление бесполезно. Но мириться с тем, что его сейчас приведут к Легиону охотников, Юнги отчаянно не хочет. Но сильный охотник ведёт Мина за собой к выходу из парка. — Пожалуйста… — спустя несколько минут Юнги подаёт голос, тщательно всё обдумав. — Нет, я тебя не отпущу, — охотник разворачивается, и при свете фонаря Мин успевает прочесть имя на его значке, который он успел нацепить перед планируемой встречей с коллегами. Чон Хосок. — Мне не нужна свобода. Просто… Убей меня, — слабо улыбается Юнги, выпрямившись и приняв даже какое-то гордое выражение лица, — только не веди меня туда… — Ну раз такой расклад… — в руке Хосока появляется пистолет, который он направляет на вампира, — Я и сам не хочу лишний раз видеть этих чудиков. Твои последние слова, упырь? — охотник внимательно смотрит на вампира. А того искренне восхищает буйство жизни в этих карих глазах напротив. Мина вообще всегда восхищали людские глаза. В них можно прочитать человека полностью, а вот вампира — ни за что и никогда. Только у Юнги, кажется, глаза хоть что-то выражают. Бесконечную боль и отчаяние. И вот это заметил уже Хосок, выжидая ответ вампира. — У меня есть просьба, — после долгой паузы ответил Юнги, — в моём кармане есть бумажка с адресом. И ключи. Когда убьёшь меня… отправь за меня мой роман. Я правда очень старался над ним… Он ещё не дописан, но это лучше, чем просто позволить ему сгинуть вместе со мной. Хосок смотрит на вампира шокированным взглядом. Это где такое видано, чтобы вампир писал книги? Разве кровопийцы не занимаются тем, что убивают людей, сидят в роскошных особняках и тратят бесконечные богатства, не имеют души и просто не способны творить? Вот так, за одну предсмертную просьбу этот вампир с безумно несчастными глазами внезапно заинтересовал Хосока. Чон направил пистолет ниже и внезапно для Юнги, уже готового к смерти, прострелил не Мина, а наручники. Но, чтобы Юнги не удрал сейчас, Хосок с размаху ударяет его в живот. Юнги скрючивается от боли, а названная им бумажка сама вылетела из его кармана. Чон хватает её и забирает себе, сделав это незаметно для Юнги, который ещё не отошёл от удара. — Считай, тебе повезло, упырь. Раз уж я остался в живых, я закрою глаза на твоё нападение. Гуляй, — надменно сказал Хосок, развернувшись на каблуках и уйдя дальше по улице, оставляя шокированного Юнги одного под светом полной луны. — Я всё ещё жив… — поражённо и с долей разочарования прошептал Мин, выпрямившись и подняв тёмные глаза с красноватым оттенком на луну.