Рубикон и разорванная нить

Чисто и звонко зарю поет рог, Порванной вторя струне. Когда менестрель берет в руки клинок, Лютня сгорает в огне… Тэм Гринхилл «Последний пир»

— Я задам лишь один вопрос, — спокойный, полный разочарования тон наставника хлестал хуже розог. Лучше бы он кричал, ругался, швырялся предметами — так было бы легче ответить, возмутиться, вскинуться. Но легче — это не про Локи, никогда не было про него. — По-твоему, оно того стоило? Стрэндж невольно вздрогнул: бог как всегда безжалостно бил прямо по больному. За окном сгустился непроглядный туман, вязкий и липкий, затягивающий, как в трясину, хмурое небо заволокло тучами, вот-вот готовыми разразиться холодным отрезвляющим ливнем. — Я… — голос дрогнул, но он упрямо продолжил. — Я признаю, что была ошибка в исполнении. Но решение я считаю верным, — твердо и уверенно глядя в потемневшие изумрудные глаза. Локи невесело хмыкнул. — Вот как… Что же, тогда уходи. Стивен чуть не поперхнулся воздухом — резко распахнул глаза, как-то обескураженно взглянул на учителя. — Но… Что?! — не будучи уверенным, что ему не послышалось. — Я сказал: уходи, — ровно повторил бог. — Убирайся прочь, — роковые слова грузно падали между ними, как тяжелые дождевые капли. Чародей растерянно посмотрел на него, едва не впервые совершенно не находя слов. Локи это серьезно? Он ожидал чего угодно: обвинений, яростного шипения, беспощадного разноса — вплоть до угроз использовать право наставника — но не этого холодного отчужденного тона и не того, что ему без разбирательств непререкаемо укажут на дверь. «Третьего шанса не будет», — как наяву, зазвучал в голове знакомый донельзя серьезный голос. Стрэндж тогда был свято уверен, что никогда больше не допустит ничего подобного: одного урока ему с лихвой хватило. Смешно. Хочешь развеселить Бога — расскажи ему о своих планах. — Но… Неужели нельзя хоть что-то предпринять? — ломко, с какой-то отчаянной надеждой глядя в зеленые омуты, в которых спиралью закручивалось яростно-разочарованное пламя. Локи криво усмехнулся. — Мы ведь это уже проходили. Что-то предпринять можно, когда ученик совершил ошибку — ты же принял осознанное решение. Разные вещи. — Но Локи!.. Учитель!.. — против воли сорвалось с губ впервые за все годы ученичества — и чародей сам себя испугался. Было до одури страшно признаться самому себе, что он по-настоящему боится потерять наставника — уже второго. Причем потерять не по чьей-то вине, не по воле случая — а по собственной глупости. Даже не похоронить — это легче. Смерть — это всегда конец. А видеть его, разговаривать, но потерять право быть частью его жизни — вот что действительно страшно. Знать, что не к кому прийти, случись что. — Не надо! — жестко оборвал его бог, предупреждающе выставив ладонь. В любой другой момент его бы порадовало это нежданное обращение — но не сейчас, не так, не под давлением обстоятельств. — Твое ученичество… на этом закончилось. Теперь ты свободен и волен идти туда, куда хочешь, — безжалостные слова сквозили непривычной для него едкой горечью, пламя в глазах вспыхнуло и опустилось, тихо затлело на дне. — Убирайся. Стрэндж обреченно прикрыл глаза. Нет, не передумает. Кажется, это действительно конец. Все, наигрался — хватит. Назад дороги нет. Короткий росчерк рассек пополам руну на тонком запястье бога — и нить связи легко оборвалась одним рывком, резкой болью отозвалась где-то внутри. Под сердцем образовалась тоскливая тянущая пустота. Vae victis — горе побежденным. — Я… Тебя понял, — что ж, он уйдет — но он по крайней мере может сделать это правильно, без криков и обид, с гордо поднятой головой, отдав последнюю благодарность. — Спасибо за все… учитель, — и, развернувшись на каблуках, спешно покинул комнату. По окну звонко барабанил дождь, вторя его шагам.