Секвойя

— Дорогая, я должна поговорить с тобой, — Эва догнала Каролину, когда та спустилась на нижнюю палубу, и открыла дверь в свою каюту. Каролина уперла руку в дверной косяк, закрывая проход. — Прости, что не приглашаю, дорогая, — язвительно бросила она. Не хватало еще, чтобы эта выскочка увидела две односпальные кровати, и ни одного намека на присутствие там особи мужского пола. — Я немного тороплюсь, так что говори быстрее. — Адам очень расстроится, если узнает, что я рассказала тебе. Но я давно тебя знаю, и не могла не выразить свое сочувствие, — её глаза светились то ли восторгом, то ли злорадством, в любом случае, плохо маскируемым под сожаление. Каролина почувствовала, что ее словно облили ледяной водой, когда та рассказала, зачем пришла. В марте этого года в правительстве решалось назначение на должность министра иностранных дел Франции. Вступление в должность должно было произойти ровно через год, после окончания текущих проектов, подготовки всех необходимых документов и передачи полномочий бывшего министра новому. Конечно, эта должность порождала негласную, но весьма и весьма серьезную конкуренцию, хотя, конечно, такие назначения в высокой степени определялись заранее. Главным претендентом на эту должность был Андрэ Перри. Весной прошлого года, Филипп Арман, главный конкурент отца Каролины, желая скомпрометировать своего соперника, нанял Адама Моро, молодого журналиста, известного своим трудолюбием и способностью без мыла пролезть в любую узкую щель. К февралю этого года, тот должен был раскопать как можно больше грязи из жизни Андрэ Перри. Они оба понимали, что секреты есть у всех, особенно у птиц такого высокого полета, поэтому особого недопонимания не возникло. Мсье Арман, сестра которого владела крупным издательским домом, пообещал Адаму должность главного редактора одного из солидных финансово-политических журналов. Для молодого преуспевающего журналиста это было бы огромным скачком в карьере. Впрочем, выбора ему не оставили, пригрозив пожизненным бойкотом всех мало-мальски серьезных издательств, в случае его отказа. Тщательно изучив дело, Адам понял, что все будет очень просто. У Андрэ Перри была дочь, часто мелькавшая в светской хронике. Информацией о ней пестрели многие таблоиды, ее прибытие во Францию редко оставалось незамеченным, поэтому найти ее не составило труда. Заполучив номер ее телефона, он только усмехнулся, посчитав, что задача выдалась не из трудных. Но он ошибся. Каролина довольно долго презрительно морщила нос, избегая общения с Адамом под любым предлогом. Однако он был наделен поистине нечеловеческим терпением и настойчивостью, особенно когда на кону стояла его карьера. Происходя из небогатой семьи, и всего в жизни добиваясь собственным упорством и трудолюбием, он не постоял бы за ценой. Адам был преисполнен желания втереться в ее доверие любым путем. Он прекрасно понимал, что знает слишком много, чтобы остаться в живых в случае неудачи. А Филипп тем временем давил на него, все сильнее утягивая удавку на шее его и без того хрупкой карьеры. Было сложно подобраться к девушке на таком большом расстоянии. На звонки она либо не отвечала, либо обещала перезвонить. И, разумеется, не перезванивала. Адам не стал долго думать, и в начале мая снял квартиру в Нью-Йорке, выяснив, что семья Перри как раз год назад переехала в свой новый дом неподалеку. Весь май и добрую половину июня он ежедневно дежурил около Колумбийского Университета, иногда слишком настойчиво упрашивая Каролину позволить ее подвезти. Он понимал, что рискует показаться, как минимум, тряпкой, если не маньяком, но выбора у него не было, Каролина никак не шла на контакт, хотя периодически милостиво соглашалась на услуги извозчика. Адам заваливал ее цветами и подарками, в особенности редкими книгами, которые добывал благодаря своим связям в литературных кругах. Он доставал билеты на закрытые выставки и показы, понимая, что этим ее не удивить, но надеясь ее хотя бы заинтересовать. И в этом он не прогадал. Она, казалось, с огромным удовольствием посещала с ним музеи и галереи, восторженно щебеча, когда он вез ее домой. Вскоре он заметил, что она понемногу оттаивает. В июле он снял дом в Ист Хэмптоне, и Каролина стала приезжать туда на выходные, чаще всего с Ноэлем и его странными друзьями. Они весело проводили время, в основном занимаясь серфингом, или играя в пляжный волейбол, и изредка посещая светские вечеринки. Ноэль не питал симпатии к Адаму, чем окончательно убедил его, что Каролина — единственный возможный путь к их отцу. Адам всерьез подозревал наличие у нее биполярности. Как только он пытался завести более или менее серьезный разговор, она в секунду превращалась из вдумчивой, не по годам зрелой девушки в пустую и поверхностную куклу. Она строила из себя дурочку, интересующуюся только шмотками и тусовками, чем в особенности удивляла своего брата. Адам, конечно, понимал, что все дело в недоверии, а Каролина вовсе не такая, какой в эти моменты хотела казаться. Актриса из нее, действительно, была неважная. Он терпеливо ждал, даже не заметив, как она стала приезжать все чаще, и, в основном, одна. Беседы становились все более доверительными, а темы все более личными. Ему казалось, начни он рассказывать о своем счастливом детстве, она тоже откроется. Однако разговоры о своей семье она быстро сворачивала, отделываясь незначительными деталями и краткими фразами, и предпочитая все больше слушать его рассказы. Максимум, что ему удавалось из нее выпытать, это то, что отец в очередной командировке. Она держала Адама на расстоянии, о знакомстве с родителями и речи быть не могло. Ему никак не удавалось сломить ее недоверие. Даже когда она, наконец, поцеловала его. Он чувствовал ее сомнения каждый раз, когда они оказывались в постели. Каролина была красивой, но не слишком горячей, поэтому занятия любовью особой радости ему не приносили. К тому же, она была тороплива, и ему постоянно казалось, что она хочет поскорее от него отделаться. Когда в августе таблоиды опубликовали их совместное фото с какой-то церемонии, подтвердив тем самым их роман, Филипп позвонил Адаму. — Поздравляю с продвижением, у тебя осталось несколько месяцев, — сказал он. — Кстати, пост редактора твой. Приступать к работе можешь в следующий понедельник. — На этом их краткий разговор закончился. Адам понимал, что это своего рода мышеловка. Филипп хотел дать ему распробовать, каково это — возглавлять серьезное издание, чтобы Адам, войдя во вкус, уже точно не смог съехать. Ему пришлось вернуться в Париж, заручившись обещанием Каролины, что это не помешает их отношениям, иначе ему попросту не нужна такая работа, что, конечно, было ложью. Она, разумеется, поддержала его, сказав, что они будут проводить вместе каждые выходные. Какое-то время все было более или менее стабильно. Но расстояние все равно негативно влияло на их отношения. Адам при любом удобном случае летел в Нью-Йорк, Каролина же все реже приезжала к нему, даже в свои нечастые посещения Парижа, предпочитая проводить время с подругами. В итоге она отказалась прилететь и на рождество, и на новый год, сказав, что планирует провести праздники с семьей, тем самым дав ему понять, что его в круг семьи она вводить не собирается. Он попытался навязаться, на что получил отказ, продиктованный якобы серьезным отношением Андрэ Перри к празднованию подобных событий в узком кругу семьи. Она так вежливо и холодно подчеркнула слова «в узком кругу», что просто не оставила ему выбора. До решающего назначения в правительстве оставалось чуть больше месяца. Адам ни на шаг не приблизился к заветной цели, и, не придумав ничего лучше, заказал у Гарри Уинстона обручальное кольцо. В январе, когда она, наконец-то, прилетела в Париж, он сделал ей предложение, рассчитывая быть представленным ее отцу в качестве будущего зятя. Адам планировал сразу по окончании сбора необходимой информации разорвать помолвку под каким-нибудь благовидным предлогом. Но когда Каролина заперлась в ванной, его нервы сдали. Он выскочил из ее номера, на ходу набирая дрожащими руками номер Филиппа, собираясь сказать, что он вне игры, пусть делает с ним, что хочет. Филипп не стал даже слушать его, бросив только, что если через месяц не будет необходимого результата, Адама тоже больше не будет, ведь несчастные случаи сейчас не редкость. Адам несколько часов потерянно бродил по улицам, понимая, что ему все равно уже не успеть. Он слабо представлял себе, как можно унизиться еще больше, и показаться ей на глаза, после такого. Он в принципе никогда не был тряпкой. Но если бы он был с ней самим собой, то не вытерпел бы ее и дня. Адам был вынужден раболепствовать перед ней, чтобы хоть как-то удержать ее рядом. Каролина истерила по любому возможному поводу, а если его не было, то она выдумывала его сама. Словно все время искала причину для ссоры. Вытерпеть это было очень тяжело, но выбора у него не было. На улице было жутко холодно, очки запотевали от горячего дыхания, и ему приходилось протирать их каждые несколько секунд. Вечером он почувствовал, что ему нехорошо. Следующие несколько дней он пролежал с высокой температурой, а когда почувствовал себя лучше, позвонил Каролине, но та была недоступна. Как и Габриэлла. Две недели от нее не было ни слуху, ни духу. Газеты и сайты, как ни странно, молчали. Ее не было ни в Нью-Йорке, ни в Париже. Никто из ее друзей не знал, где она. Ноэль сказал, что вообще не говорил с ней уже больше месяца. Рано утром она позвонила ему сама, сказав, что определилась и ждет встречи. Он ничего не смог понять по ее голосу, и наспех собравшись, помчался к месту встречи. Когда она озвучила ему свое решение, он мысленно попрощался с жизнью. Падая на колени, он думал о том, что жизнь ему уж точно важнее гордости, еще не зная, что у него больше нет причин так унижаться перед этой надменной самопровозглашенной принцессой. А тем временем, благодаря счастливому для Адама стечению обстоятельств, его нечистый на руку босс лежал в своем доме с дырой в голове. Много позже Адам узнал, что все концы сводились к тому, что сам Андрэ Перри остановил попытки Филиппа перейти ему дорогу, разумеется, не своими руками. Адам только присвистнул, как его угораздило пролететь по самому краю этой заварушки, оставшись даже не помятым. Страшно было представить, что бы сделал с Адамом мсье Перри, если бы тот обидел его обожаемую дочь. Он так и остался на должности редактора журнала, его дела быстро шли в гору, и сейчас он уже занимался открытием собственного издательского дома. — Я долго не могла его простить, — покачала головой Эва, вырывая Каролину из раздумий. — Ну что ты, не надо так убиваться, — иронично улыбнулась Кэри, — ты и сама не прочь кого-нибудь лишний раз подставить. — Я не об этом! — воскликнула та. Ну, конечно. Разве эта насквозь прогнившая старлетка могла сочувствовать кому-то другому? Каролина вопросительно подняла бровь. Эва недоуменно уставилась на нее, говоря всем своим видом: «Ты серьезно не понимаешь, о чем я говорю?» — Я о том, что все это происходило, когда мы с ним были вместе! — пояснила она. — Мы познакомились на вечеринке по поводу его назначения на пост главного редактора журнала. Я часто была занята съемками, и, может быть, поэтому ему удавалось так долго водить меня за нос. Поверить не могу, я ведь ничего не замечала, совсем ничего, — сокрушалась она, вскидывая руки, и не замечая, как Каролина ошарашенно уставилась в пол. — Однажды он пришел ко мне, убитый горем, потерянный, и только и делал, что повторял, что его карьере конец, если не его жизни. Представляешь, его волновала только его карьера! — Эва возмущенно сверкала глазами. — Потом он, конечно, долго просил прощения, и я сдалась, — она усмехнулась, опуская глаза, словно вспоминая что-то, и ее взгляд вдруг наполнился нежностью, — Адам может быть таким напористым, — улыбнулась она. Каролина, все это время пребывавшая в каком-то оцепенении, наконец, подняла взгляд, не веря услышанному. Она смотрела на Эву, мечтательно разглядывавшую потолок, и чувства внутри нее менялись с поразительной скоростью. От растерянности и легкого шока, через нарастающую ярость, к недоумению и какому-то извращенному сочувствию. Ее унизительное фиаско казалось ей ничем, по сравнению с непроходимой тупостью Эвы. Сейчас, когда смысл последних слов этой наивной дурочки дошел до нее, ее сердце медленно наполнялось жалостью. Каролина и сама оказалась простофилей, но не настолько, чтобы после всего этого еще и восхищаться какими бы то ни было качествами этого корыстного ублюдка. Похоже, Эву совсем не волновало, что рядом с ней находился такой моральный урод. О каком доверии могла идти речь, о каком прощении? Разве не стоило ей подумать о том, что этот подонок, шагая по головам ради своей цели, может поступить так же с любым человеком, в том числе и с ней? Эва, наконец, перестала витать в облаках, и обратила внимание на Каролину, молча наблюдавшую за ней с весьма мрачным выражением лица. — О, дорогая, не расстраивайся, — махнула она рукой, — я уверена, твой новый бойфренд никогда так с тобой не поступит, — Эва ободряющее тронула ее за плечо. — Опасайся Адама, если не хочешь завтра обнаружить грязную статейку о себе, — угрюмо сказала Каролина, и вошла в каюту, захлопнув за собой дверь.