Kémya

...о0о...

– Я назвал своего сына в честь неё, – сказал Хама когда Лили опустила книгу на прикроватную тумбочку. Лили с трудом, но узнала историю Халет и её народа. Эта книга была окном не просто в жизнь Халет, но и окном в историю появления Эдайн и становления Средиземья таким, каким оно является и по сей день. Понемногу она разгадывала загадку этого странного края, находясь в стенах комнаты Эовин. – Мне нравится, – ответила Лили. Хама помогал ей совершить первые шаги, но пока что только в пределах комнаты. – Надеешься, что он станет таким же свирепым воином, как и она? – Я сердцем знаю, что он таким станет, – гордо ответил Хама. – Очень рад так скоро видеть вас вновь на ногах, мисс. На улице чудесный денёк. Солнце вышло, с Запада дует тёплый ветерок. Думаю, вам пришла пора насладиться свежим воздухом. Лили не была совсем уверена в том, что она была готова вновь ходить в нормальном темпе. Но слова Хамы о том, что пришло время открыть двери Медузельда в открытый мир, были для неё словно музыкой. – Я более, чем готова, увидеть прекрасный Эдорас, о котором мне столько всего рассказывали. Проводишь меня до выхода? Взяв её под руку, Хама провёл Лили из комнаты Эовин, и вместе они преодолели коридор, оказавшись перед огромной дубовой двери, закруглённой сверху. Дверь была укреплена сталью и украшена золотом, и Лили таки поняла, почему к двери было приставлено так мало стражников: дверь была непробиваемой. Позволив ей на короткое время постоять самостоятельно, Хама подошёл к двери и снял её с замка. С большим усилием, он потянул дверь на себя, и тёплый свет с прохладным ветерком наполнили помещение. Выходя наружу, Лили вспомнила заснеженные горные вершины на Юге и Западе из своего бредового состояния полусна, когда Рохиррим привели её сюда. К Медузельду вели ступени, и под ними Лили увидела множество домов с соломенными крышами по всему холму. Дым вздымался от нескольких открытых кострищ на улицах, и высокие укреплённые деревянные стены окружали город. Но больше всего взгляд её цепляли необъятные равнины на Севере и Востоке. Реки Сноубурн и Энатава, чьи потоки встречались, и бегущие вдали лошади. Открывшийся ей вид наполнял её чувством свободы, но и ужасал. Цеплял, но и заставлял чувствовать себя одинокой в этих невероятно огромных просторах. Завораживал, но обескураживал, поскольку теперь она могла в самом деле представить себя за пределами стен Медузельда, и стало ясно, что путь домой будет намного сложнее, чем представлялось ей. – Вы в порядке, мисс? – спросил Хама. Лишь сейчас Лили заметила, что Хама всё это время стоял рядом, позади него развевался зелёный флаг с белой лошадью, и она ощутила, как слеза скатывается по её щеке с уголка её глаза. – Этот город прекрасен, – мягко она сказала, – он меня просто ошеломил. Проведёшь меня по городу? Мне бы хотелось повстречаться с его жителями. Хама улыбнулся и вновь протянул ей свою сильную руку. – Проведу, но должен предупредить вас, мисс. Появление рыжеволосой девушки не пройдёт незамеченным жителями Эдораса, и вам могут задать неожиданные вопросы. – Например? – спросила Лили, делая первый шаг вперёд. – Откуда я? Или что-то другое? – Город устал от чужаков, – признался Хама, следуя за ней. – На границах Рохана были замечены Дунландцы и Орки, и Рохиррим как могут сдерживают их. – Кто такие Дунландцы я знаю, – ответила она, – поскольку они приходятся Халадин очень далёкими родичами – я читала об этом в истории Халет. Их вытеснили из Рохана Короли Брего и Алдор, и большинство устроились в Вестфолде и за его границами. Я знаю, что между Рохиррим и Дунландцами ужасная вражда, но Орки? Для меня это в новинку. Хама свернул за угол, и они прошли мимо того, что ей показалось шумной таверной. – Их история давно позабыта даже ими, – объяснил он, – но в первую эпоху их вывел Вала Мелькор, которому позже дали иное имя – Моргот, Тёмный Лорд, уничтоживший Два Светила, а намного позже – Два Дерева Валинора. После его поражения в Войне Гнева и изгнания в Безвременную Пустоту через Дверь Ночи, большинство Окрков либо были убиты либо же сбежали к Мглистым Горам, пока Саурон, слуга Моргота, не пришёл к власти. Слова Хамы Лили приняла с трудом, будто удар, поскольку и в её мире был Тёмный Лорд, которого тоже звали иным именем, и до которого тоже был кто-то другой. Геллерт Гриндевальд, который сделал раскол между миром Волшебников и миром Магглов ещё более значимым дабы доминировать над обоими. И вместо него теперь Волдеморт. Однако она никогда не звала и не назвала бы его Тёмным Лордом. Не так, как называл его Северус. Эта мысль зародила в её сердце гнев. – Орки размножаются в тепле и слизи земли, – продолжил Хама. – Они и по сей день выползают из своих коконов в Мглистых Горах и в Мордоре, но число их стремительно растёт, будто размножаются они где-то ещё, в неизвестном никому месте. Злобные твари они. Искажённые, кожа их болезненного цвета, и хитрые, а смех их подобен скрежету метала. Эй! На что это вы все смотрите!? Жители заметили гуляющих по улицам Эдораса Хаму и Лили, и весть о том, что странная девушка вышла наружу, прошлась по городе, как огонь по лесу. Мужчины, женщины и дети встали единой линией на улице, по которой они гуляли, и те глазели на неё, будто пытаясь понять, заслуживает ли она доверия. Сами они не казались ей особо счастливыми или ухоженными. Испытания трудной жизни оставили след на их лицах, и Лили почувствовала себя неловко, поскольку в Медузельде о ней так хорошо заботились. Хама, очевидно, пристальных взглядов не оценил и как мог разогнал их. – Настали тяжёлые времена, – сказал он мрачно, – но народ Рохана куда стойче, чем может показаться на первый взгляд. Но теперь, когда даже Король теряет хватку... – Эовин рассказала мне о болезни Короля, – сказала Лили, – и о том, что никто не знает, чем он болеет. Как давно он захворал? – Уже множество месяцев как, – ответил Хама, – и ему с каждым днём всё хуже и хуже. Его ныне мало заботят остальные, и он даже перестал доверять своим подданным. Это совсем на него не похоже, и боюсь, что близится его смерть. – Мне жаль это слышать, – ответила Лили. – Не стоит, – ответил ей Хама с улыбкой, – ведь Смерть – Дар самого Эру Иллуватара всем Людям. Этот Дар наполняет всех нас смыслом, и придёт время, когда все мы встретим его. Лили нравился подход Хамы к Смерти скорее как к дару, нежели страшному бремени. – Я понимаю, что я для всех них чужеземка, – сказала она, желая сменить тему разговора, – но я не совсем понимаю, почему на меня все глазеют. – Могу объяснить. – Они остановились перед кузнечной лавкой. Сильный жар исходил из кузни, внутри которой слой древесного угля горел алым и оранжевым. Молоты, язычки и зубила всех возможных форм и размеров, а также множество иных инструментов, которые были Лили неизвестны, стояли у стен. Внутри также были две огромные наковальни, и множество старых кожаных фартуков и перчаток было разбросано по всей лавке. И внутри стояла Эовин со своим мечом в руке, на вид только что заточенным и отполированным. – Это всё твои рыжие волосы, – продолжила она. – Никто ранее ничего подобного не видел. Лили покраснела. – Там, откуда я, у многих рыжие волосы. Я унаследовала их от своего отца. – Чем больше я слышу от тебя об этой Англии, – сказала Эовин, – тем больше мне хочется повидать её самой. Я покамест не путешествовала далеко от Эдораса, но я знаю, что за всю историю Средиземья очень редко видели кого-то с рыжими волосами. Но пока что не будем об этом говорить. Спасибо тебе, Хама, что привёл её сюда. Лили, мне нужно, чтобы ты кое с кем познакомилась. Вежливо поклонившись обоим дамам, Хама покинул их и направился обратно в Медузельд. Эовин указала в сторону высокого мужчины с широкими плечами позади неё. Его длинные светлые с сединой волосы и борода были заплетены в косы, а густые брови придавали его лику суровое выражение. Он убирал разные инструменты, которыми он обрабатывал меч Эовин, обратно на полки. – Это Эорлунд, сын Эдмунда, – сказала Эовин. – Он очень умелый кузнец и уже много лет был с нами. Лили подняла взгляд на высокого мужчину, но тот её либо не заметил либо замечать не хотел. – Ты извини его, – шепнула Эовин Лили на ухо. – Он немногословен, иногда ворчливый, но мастер своего дела. Лили не совсем понимала, чего ждали от неё и от этого знакомства, если это конечно можно было назвать знакомством, и решила, что Эорлунд откроется ей с трудом. К счастью для неё, она уже имела опыт общения с особенно закрытым другом. – И зачем мне нужно с ним познакомиться? – шепнула она в ответ. – Он упоминал, что ему не помешает парочка помощников в его лавке, – сказала Эовин. – Не должно тебе сидеть взаперти в Медузльде всё время, и лучше тебе побыть подмастерьем у кого-нибудь пока ты не будешь готова отправиться домой. Эовин была права. Постоянное нахождение в комнате Эовин в Медузельде ничем не помогало её телу или разуму привыкнуть и принять то, что её занесло в этот край. Ей нужно было чем-нибудь себя занять, хотя работа в кузнице не казалось ей хорошей идеей, поскольку она даже не видела ранее рабочее место кузнеца в лицо. – Юная леди, – буркнул ей Эорлунд, показывая на тёмный угол на другом конце лавки. – Мехи находятся там. Возьми их и поддерживай огонь в кузне. Не желая казаться невеждой или принуждённой в глазах Эорлунда, Лили направилась туда, куда ей было сказано, и взялась за самые большие меха, что она могла найти. У них были меха для камина в Коукворте, и они использовали их в холодные вечера. С парой обдуманных нажатий чёрные угли вновь загорелись алым. – Сразу к делу, – сказал Эорлунд, положив на горячие угли необработанный кусок стали. – Мне нравится. Как тебя зовут, девица? – Я Лили, – сказала Лили, убирая меха туда, откуда она их взяла. – Откуда? – Из Дома Гриффиндора. – ответила за неё Эовин. – Это далеко отсюда, и мы всё ещё пытаемся узнать, как бы она могла вернуться. Эорлунд в ответ лишь кивнул, более не желая тратить время на разговоры. – Хорошо, Лили из Дома Гриффиндора. Я всё ещё ожидаю пока из Бри придут запасы. Не постесняйся вернуться завтра. – Спасибо вам, сэр, – вежливо Лили ответила, выходя из лавки. – Я вновь приду сюда завтра. – Странный человек, но хороший, – сказала Лили Эовин пока они отходили от лавки и продолжали свой путь далее по дороге. – Спасибо тебе за это, и за то, что избавила меня от объяснений откуда я. Я ничего не знаю о работе кузнеца, но мне кажется, что мне понравится. – Если Дом Гриффиндора хоть немного таков, как ты мне рассказывала, – ответила Эовин, – то я верю, что ты за кузней будешь чувствовать себя как дома. Мне нужно, чтобы ты познакомилась ещё кое с кем. Некоторое время они провели в молчании, продолжая прогуливаться по Эдорасу. Люди всё ещё на неё глазели, но было похоже на то, что Хама убедился в том, чтобы они не открывали ртов и не задавали ей вопросов. Город оказался меньше того, чем Лили себе представляла, и она подсчитала, что он начислял в около пяти тысяч жителей, быть может ещё пару сотен за пределами городских ворот на фермах. Уже около ворот Эовин повернула налево и остановилась перед небольшим домом с огромным садом трав и овощей. Лили вспомнила о своём родном доме. – Это насчёт твоей магии, – серьёзно сказала Эовин. – Здесь живёт Гизли, дочь Годвина. Она варит лекарства для жителей Эдораса. Настоящий лучик света. Ты созналась мне, что твоя магия не работает, и я решила, что, возможно, тебе бы хотелось заново открыть её в себе где-нибудь ещё. На сказанное Лили улыбнулась ей. – Спасибо тебе за то, что ты такой хороший друг, – сказала она. – Я рада, что ты более не страшишься магии. – Я многого не понимаю, – призналась Эовин, постучав в дверь, – но за всё то время, что я тебя знаю, ты была добра ко всем, кого встречала, и показывала лишь любопытство и уважение к нашей культуре. Я не чувствую ничего плохого в твоём сердце. Гизли в самом деле оказалась лучиком света. Волосы её были седыми и длинными, а в морщинках её старого обветренного лица читалась мудрость. Гизли и Лили долго разговаривали на тему трав и медицины, а Эовин внимательно слушала, любопытствуя по поводу обмена знаниями пред нею. Лили многое узнала о травах и цветах родом из Рохана, а также о цветах, о которых она никогда не слышала и которых она никогда не видела. Они трое приготовили овощной суп вместе в котелке над огнём, и Лили вспомнила сырые подземелья и душные оранжереи Хогвартса: её любимые места из тех, которые она могла делить с Северусом, и воспоминания вновь заставили её ужасно по нему скучать. Полдень наступил и скоро прошёл. Лили пообещала Гизли, что она скоро вернётся и они продолжат их разговор, поскольку она многое хотела от неё узнать. И возможно когда-то поделиться с Северусом, подумала она про себя. Обнявшись и поцеловавшись в щёки, Лили и Эовин покинули дом Гизли и направились к воротам. – Я хочу тебе ещё кое что показать, – сказала Эовин, приказав стражникам открыть врата. Лили впервые вышла за пределы Эдораса. Зелёный склон был усыпан множеством курганов, заросшими красивыми белыми цветами, которых ей ранее не доводилось увидеть. А за пределами склона поля были укрыты множеством диких увядающих цветов, что говорило о том, осень наступила и в этом краю. – Это могилы моих предков, – сказала Эовин. – Здесь погребены вместе мои отец Эомунд и мать Теодвин, сестра Короля. Я мало помню о них, поскольку они скончались когда мне было всего семь. Но всё ещё я чувствую спокойствие, зная, что они здесь, рядом со мной. – Они выглядят мирно, – ответила Лили. Взгляд её цепляли странные цветы на курганах. Лепестки были маленькие, округлые и снежно-белые. Она чувствовала в них что-то магическое. – Я этого не ожидала, поскольку кладбища в Англии обычно мрачные и холодные. Что это за цветы на могиле твоих родителей? – Симбельмюнэ, – ответила Эовин. – Они же Вечноцветы. Они растут на всех могилах моих предков, а особенно на могиле Хельма Молоторукого, в честь которого была названа Хельмова Падь. Можешь сорвать себе несколько, если пожелаешь. Они растут круглый год. Того, что они растут все четыре времена года, было достаточно для Лили чтобы убедиться в том, что в них действительно есть магические свойства. Какими бы мирными курганы не казались, они также напоминали Лили о её семье, и она задавалась вопросом, верили ли они сейчас в то, что она мертва и стала едина с землёй совсем как предки Эовин. Она сорвала всего два цветка с могилы родителей Эовин, полагая, что этого количества было достаточно чтобы изучить их и раскрыть их магические свойства, и убрала их в карман одолженного ею платья. – Слышишь? – вдруг сказала Эовин. Она оглядывала слева-направо необъятные поля вдалеке. Низкий гул раздался из глубин земли. Сотни копыт гремели по полям, сотрясая землю, и звук ржущих друг другу лошадей наполнил собою воздух. И там Лили стала свидетелем силы и скорости Меарас как единого огромного стада пока те мчались с одного места на другое. Они её заворожили, и сердце её наполнилось радостью. – Странно, – сказала Эовин когда стадо промчалось мимо них. – Я не вижу Скадуфакса. Он обычно ведёт стадо.

...о0о...

Лили пока что не восстановилась полностью, и её нога онемела и болела от ходьбы, но увиденное ею и встреченные ею люди того стоили. Она также была решительно настроена вернуть Эовин её комнату, и Хама помог ей обзавестись неиспользуемой комнатой поменьше дальше по коридору. Ей нужны были только кровать, тумбочка, запас свеч, шкаф с отданной ей некоторой одеждой, которая уже не подходила Эовин, и меха с одеялами, чтобы она могла согреться. Эовин ушла позаботиться о Короле, и Лили стало интересно, наступит ли случай, когда она с ним встретиться. Заправляя кровать, она услышала звуки плаща и нервных шагов за дверью, и поняла, что то был Грима, очевидно преследовавший Эовин. Не испытывая ни малейшей приязни к Гриме или его возможным мотивам, Лили откинула меха, подождала, пока он свернёт за угол, и последовала за ним на мысочках. Она приложилась спиной к стене когда Грима зашёл в чертог Короля, где он встретил Эовин и Эомера. – Серый волшебник забрал Скадуфакса, – горько сказал Грима. – Неукротим для всех нас он был, однако выбрал волшебника в качестве хозяина. Как же низко пал Владыка Меарас чтобы избрать себе такого наездника... – Он был здесь? – ахнула Эовин. – Ты ведь знал, что Лили хотела поговорить с волшебником. Почему ты не предупредил нас о его прибытии? Сердце Лили тяжело застучало в груди. Здесь был волшебник, и Грима намеренно скрыл его прибытие. Это подтвердило недавние подозрения Лили: Грима знал о магии и волшебстве больше, чем давал знать, и она более не желала этого терпеть. Шанс встретить волшебника мог быть шансом вернуться домой, и этот шанс забрали у неё будто ковёр из под ног. Огонь разгорелся в её душе, и кончики её пальцев загорелись в гневе. – Король велел ему взять коня и сгинуть, – прошипел Грима в свою защиту. – Гэндальф Буревестник приходит только в преддверии бед, и на сей раз нам ничего о них не сказал, будто он нам боле не верил. Он забрал Скадуфакса и умчался на Север. Лишь серебристо-серым пятнышком в мгновение ока он обратился. Что мне оставалось делать? – Ты лжёшь, – прошипела Эовин в ответ. – Я знаю это, ты, язык змеиный! Я... –...хватит, дорогая сестра, – сказал Эомер. Лили не знала, что сделал Эомер, но ей показалось, будто он остановил Эовин прежде, чем она ударила Гриму в лицо. – Мы не можем ничего поделать. Дядя истощён. Нам надобно отнести его в его Палаты. Грима, пожалуйста предоставь нас нашим обязанностям. Когда Эовин и Эомер помогли Королю вернуться в его комнату, звуки плаща и нервных шагов ускорились когда Грима спешно направился в её сторону, и она была готова встретить его. В то же мгновение, что он свернул за угол, она быстрым движением схватила его за ворот и прижала к стене. На мгновение, Грима испугался, но его первичный шок вскоре сменился пронзительным смехом. – Подслушала наш разговор, Лили из Дома Гриффиндора? – сказал он. – Нет тебе нужды во встрече с волшебниками, несущими в эти земли дурные вести. Лили не сразу ему ответила. Разгоревшийся в её сердце огонь был готов взорваться. – Встреча с волшебником была моим шансом убраться отсюда, – сказала она сквозь сжатые зубы. – Почему ты помешал мне уйти? Ты знаешь что-то и скрываешь это! Грима одарил её уродливой, кривой улыбкой и понизил голос. – Мы ещё найдём тебе применение, маленькая ведьма. А пока, я повелеваю тебе отпустить меня, иначе тебя закуют в кандалы и свяжут по приказу Короля. – Лили отступила на шаг, не сводя взгляда с бледно-голубых глаз. Запах дыма вдарил ей в ноздри, и мгновение спустя кривая улыбка Гримы покинула его лицо, и его охватил шок и ужас. Его одежда была в огне, и тот быстро охватывал его. – Ты что сделала? – прокричал он. Грима быстро отпрянул от стены и умчался в сторону бани. Лили слышала всплески воды, пробежав мимо бани в направлении своей новой комнаты. Её ногу жгло от всего напряжения, которому она её подвергла, но её это не волновало. Она только что подожгла человека безпалочковой магией, и она этому радовалась, но и ужаснулась, поскольку это значило, что она не лишилась магии, но не держала её под контролем. Она ходила по комнате, думая, что ей следовала как можно скорее поговорить с Эовин и объяснить случившееся прежде, чем Грима расскажет свою версию истории. Она бросила меха и шерстяное одеяло на кровать и села на них, возмутившим тому, насколько ужасен был исход её с Гримой конфронтации. Желая отвлечься до возвращения Эовин, она вынула два сорванных ею с кургана цветка. Раскрыв руку, она увидела, что то были не сорванные ею Симбельмюнэ. Один цветок стал жёлтым, и его крона увеличилась, а лепестков стало больше. Другой цветок стал фиолетовым. Его лепестки увеличились, спрятав сердцевину цветка в конусе. Арника и Петуния. Её мама с сестрой, они были рядом с ней в форме цветков у неё на ладони. Чувство потери и смятения охватило её, и она лила слёзы до тех пор, пока не зашло солнце и высоко в небе не выступили звёзды Варды. Примечание: З/А В фильмах у Хамы есть маленький сын Халет, которого мы видим только в Хельмовой Пади, пока он говорил с Арагорном о том, что люди не верили, что они переживут ночь. Питер Джексон проявил креативную вольность, добавив его, поскольку его не было в книгах. З/А В фильмах Арагорну был дан конь Брего в Эдорасе, тот был конём Теодреда. Арагорн даже сказал лошади "королевское имя для королевского коня" на Синдарине. Брего был сыном Эорла Юного и вторым Королём Рохана. Алдор был вторым сыном Короля Брего, ставший позже Королём после исчезновения его брата Балдора. Алдор правил семьдесят пять лет, больше остальных правителей Рохана в истории, и стал известен как Алдор Старый. З/А В Сильмариллионе и в фильмах было сказано, что Орки были когда-то Эльфами (Саруман говорит это своему только появившемуся Урук-Хай). Это потому, что до того, как Вала Оромэ сумел найти первых Эльфов в Куивинэне (там случилось Пробуждение Эльфов в Годах Деревьев в 1050-ом году), Мелькор похитил некоторых из них и жетоко пытал их, обратив в первых Орков. Позже Толкин заявил в одном из своих писем, что ему не нравилась эта идея, поскольку она оставляла множество сюжетных дор. Он работал над другой историей появления Орков, но к сожалению скончался раньше, чем он сумел её закончить. Кристофер Толкин опубликовал Сильмариллион с изначальной идеей, но технически это не совсем правда, и происхождение Орков остаётся загадкой. З/А Я совершил/а волность, создав Эорлунда, поскольку его нет в книгах (хотя где-то в Эдорасе определённо есть кузнец). Если вы играли в Скайрим, то знаете, что Эорлунд/Йорлунд Серая Грива – мастер Небесной Кузницы в Вайтране. Вайтран в игре также был вдохновлён книжным описанием Эдораса, а Драконий Предел является почти точной копией Медузельда. Гизли тоже нет в книгах, но её имя значит "Лучик Света", какой я хотел/а показать её. З/А Дар Людей от Эру Иллуватара отличает Людей от Эльфов (и других жителей Арды). Эру хотел, чтобы души Людей не существовали полностью в Арде, и потому их души не привязаны к Миру. Из-за их ограниченной жизни в Арде, Людям была привита добродетель чтобы мотивировать их вершить свою собственную судьбу среди сил и изменений мира. Люди способны формировать свои жизни за пределами Музыки Айнур (Айнулиндалэ), которая властит над судьбами остальных в Арде. З/А Быть рыжим в Средиземье имеет значение! Главная причина заключается в том, что рыжих почти не существовало в истории (в чём конечно мы не можеи быть уверенными на сто процентов, поскольку цвет волос многих персонажей не описаны). Нерданель Мудрая – дочь эльфа Нолдорин по имени Матан и жена Феанора. От Матана Нерданель унаследовала свои, как описывалось, каштаново-медные волосы, от которой их унаследовал её старший сын Маедрос и двое её сыновей-близнецов Амрод и Амрас (у неё с Феанором в общем семь сыновей). У Матана также была борода, что является редким исключением для эльфов (Эльфы могут отрастить бороду только в их третьем цикле со слов Толкина, но что это значит не было точно известно. Матан отрастил бороду в своём втором цикле). У Феанора чёрные волосы, и получилось интересное совпадение между Феанором с Нерданель и Северусом с Лили. P.S. У Гимли рыжие волосы в фильмах, но их цвет в книгах не был описан (тоже самое можно сказать о Леголасе). У большинства гномов волосы тёмные или чёрные (иногда даже голубоватые), хотя светловолосые гномы тоже существуют. З/А Меха только во множественном числе. З/А Эовин была рождена в 2995-ом году Третьей Эпохи, а потому ей на данный момент 24 или 25. З/А Симбельмюнэ со староанглийского значит Ever-mind (Вечно-помни/Вечноцветы). Эльфы называют эти цветы Уилос, что значит "снежно-белые/белоснежки" и Альфирин, что значит "не смертные". Толкин заявил в Нуменклатуре Властелина Колец, что Симбельмюнэ были вдохновлены Ветреницей Лесной. З/А Фильмы не всегда следуют таймлайну. "Днём его грива сверкает как серебро; и ночью она как тень, и он остаётся незамеченным. Легки его шаги! Никто ранее не мог оседлать его, но я выбрал его и укротил, и так быстро он нёс меня, что я примчался в Шир когда Фродо был на Могильниках." – Гэндальф, Книга 1: Совет Эльронда. Великий Орёл, Гвайхир Владыка Ветра, спас Гэндальфа с вершины Ортанка и привёл его в Рохан. Гэндальфу, уже знавшему о влиянии Сарумана на Короля Теодена, было велено "выбрать любого коня и сгинуть". К ужасу Короля, он выбрал Скадуфакса. З/А Арника – имя, которое я выбрал/а для матери Лили и Петунии, чтобы поддерживать тему цветов, а ещё потому, что Арника используется в целебных мазях. Петунии олицетворяют гнев и негодование, что очень хорошо вписывается в каноничную историю. Фиолетовые Петунии также имеют другое значение; чаще всего загадочность, фантазию и зачарование.