No regrets

— Сергей Алексеевич, явитесь на профилактический осмотр завтра, к 08.00. Голос Захарова из щебетаря звучит устало и сонно, да и время отправки его не детское — далеко за полночь. Нечаев его прослушал только потому что только вернулся с задания и от избытка адреналина не мог уснуть. Витя, конечно, радушно встретил его, но уже давно спит, завернувшись в одеяло по макушку. Такой жаворонок — в темное время суток бесполезен чуть больше чем полностью. Сережа бы и прямо сейчас рванул в лаборатории, зная что профессор редко спит по ночам. Но воспитание не позволяет такую вольность допустить. С другой стороны, профессор Захаров последний в мире кому есть дело до норм приличия. Спустя три сигары Нечаев натягивает спортивный костюм, шнурует бутсы и выходит в ночную прохладу Челомея. Редкие горящие окна пятиэтажек выхватывают расплывчатые квадраты дороги, усилия контраст с тенью. Путь до медблока пролегает через огромный парк, окольцовывающий здание администрации. Тихий шелест листвы не нарушается ничем, кроме хруста гравия под подошвами, Сережа чуть морщится, прибавляя шагу — в боку немного колет, но он и с худшей болью и травмами воевал, поэтому даже не придает значения. Само пройдет. На входе поджидает черный Вова — похоже, Захаров в курсе, что к нему пациент. Бот почти оценивающе окидывает майора «взглядом» и бережно берет под локоть. — Профессор ожидает в смотровой, позвольте предложить вам кресло-каталку, — Вова пытается направить Нечаева к сидению, но безуспешно. Сережа недовольно рычит и идет прямиком в смотровую. Внутри Харитон Радеонович сидит в кресле, закинув ноги на угол стола и меланхолично размешивает ложкой что-то в большой фарфоровой кружке с надписью «Добро пожаловать отсюда». — Новый рекорд, товарищ майор. На стол, будем штопать. И не возникай, иначе не подпишу лист здоровья и останешься сидеть дома, пока я не сменю гнев на милость. Захаров демонстративно прихлебывает из кружки, не вытащив ложку — внутри кофе, запах которого растекается по смотровой. Пока Сергей стаскивает олимпийку и бутсы, профессор допивает и знаком указывает ассистенту унести кружку. — Судя по отчету Александра Васильевича, ты снова геройствовал. — У меня была тактика и я ей следовал, — почти искренне оправдывается Нечаев, с шипением наклоняясь, чтоб скинуть штаны. — Признайся, тебе что ли нравится по больницам таскаться? — С таким личным врачом? Еще спрашиваете? — Сережа подмигивает с улыбкой и забирается на стол. — А утром мне ждать Петрова с монтировкой? — Захаров запускает обследование и на всякий случай берет в руки аппарат УЗИ. — Только если позовете. Сережа зевает, вглядываясь в прозрачный потолок. Холодноватая головка УЗИ скользит по коже, Захаров сосредоточенно сопит, вслух что-то высчитывая. — Хм, 12 или 14. Сережа, ты прям в рубашке родился. Чуть бы в сторону пришелся удар и все кишки порвало бы. Что это было? — Дверь взрывом отбросило, я не успел увернуться. А везение мое три года как кончилось, Харитон Радеонович. Неужто забыли? — Ты предлагаешь тебе и кишки стальные вставить? Спускай плавки, сейчас пришлю ассистента чтобы подготовил тебя к УЗИ. — Я сам могу, профессор, не маленький, — цедит сквозь зубы Нечаев поворачиваясь на бок. — Я готов, не надо никаких процедур. Захаров ободряюще хлопает его по бедру и уходит к умывальнику. Тщательно моет и обрабатывает руки, натягивает стерильные перчатки для осмотров. Нечаев лежит на боку не шелохнувшись, поджав колено к груди. — В былые времена при таких травмах ты бы уже на операционном столе был. Теперь же достаточно ультразвукового исследования и полимерной инъекции. — Профессор, это вы меня успокаиваете или себя? — уточняет майор. — Наглец. Видимо, предупреждать что возможна эрекция не стоит? Гель холодит даже сквозь перчатки, так что профессор разогревает его в пальцах, прежде чем нанести на тонкую ручку сканера, утянутую в латекс ассистентом. — Глубокий вдох, Нечаев. Расслабься и думай о Париже. Сережа прикрывает глаза, считая вдохи и выдохи. Медицинские манипуляции всегда будут в списке нелюбимых, но это же Захаров — методичный, аккуратный и такой возмутительно невозмутимый. — Все не так уж и страшно. В следующий раз сразу на осмотр, как только с Кондора слезешь, понял? — Так точно, профессор. Даже если не будет травм? — Я тебе их нанесу, если будешь умничать. Инстинкт самосохранения дома на полке забыл? — несмотря на раздраженный тон, Захаров все также аккуратен. Ассистент вкатывает тележку с полимерным контейнером и замирает в изножии стола. — И раз ты такой деловой, Нечаев, останешься восстанавливаться до обеда. И предупреждаю — будет неприятно. Сережа оглядывается и натыкается на ехидную ухмылку. — Я пострадал при исполнении, а меня еще и наказывают, — Нечаев бурчит себе под нос, игнорируя смешок Захарова. — Се ля ви, Нечаев, се ля ви. Зато сможешь похвастаться, что кишочки не то чтоб стальные, но полимерные. Заодно полимеризирую корпус, раз уж ты тут застрял. Нечаев по привычке отставляет руку и выпускает нейроконнекторы, но Харитон отводит ее в сторону. Контейнер с полимером подкатывается ближе, Вовчик подсоединяет шланг и обрабатывает мундштук. — Сережа, не нервничай. — А можете… включить шкатулку, пожалуйста? — Сергей чуть съеживается и вздрагивает, ощущая как тонкий шланг направляют внутрь. Захаров непривычно ласково касается волос, успокаивающе поглаживая. — Конечно. Возможно ощущение тяжести и пульсации, пока будет распределяться полимер и фиксировать разрывы и кровоизлияния. С первым впрыском полимера в смотровой раздается негромкая мелодия из музыкальной шкатулки — но не из коробочки, стоящей на рабочем столе, а из динамика Груши. — Специально для моего постоянного пациента попросил оцифровать, — поясняет Захаров, поглаживая кудрявые прядки на макушке. — Закрывай глаза солдат, проснешься как новенький и еще крепче чем был. Нечаев жмурится, низ живота неприятно тянет и словно давит изнутри. Звонкие нотки мелодии звенят в ушах, но не достаточно чтобы перекрыть дискомфорт. — Если хочешь, могу доступно рассказать о технологии, которой латаю тебе кишочки. — предлагает Харитон Радеонович, усаживаясь на кресло, поставленное к операционному столу ассистентом. Дождавшись кивка, он продолжает перебирать выбившиеся из косиц пряди. — Полимер универсальное средство, способное не только вернуть утраченный орган но и исполнять все его функции без отторжения. Главное, чтобы процесс проходил медленно, чтобы не перегружать нервную систему. Дмитрий Сергеевич подобным образом уже делал с Кузнецовым, когда тот чуть не убился запустив радиоактивную бомбу. Ему повезло меньше чем тебе — пришлось подсаживать полимер экстренно, чтобы его не убила лучевая болезнь. Теперь и ты сможешь похвастаться тем, что бренное человеческое тело не твой удел — полимер прямо сейчас возмещает все потерянные клетки, встраиваясь в организм. И поскольку у тебя уже есть импланты и модуль Восход, это проходит без вреда психике, иначе мне пришлось бы тебя усыпить. Обратная сторона — дискомфорт в обновляемой зоне. — Это вы утрируете, — шипит сквозь зубы Нечаев, прижимая ладонь к животу там, где изнутри распирает сильнее всего. — С дискомфортом я дошел сюда. А это… — Шшш, я понял, — Харитон Радеонович кладет руку рядом с ладонью Сережи и медленно гладит кругами, чувствуя как под кожей вибрирует и подрагивает. Крепкий мускулистый живот чуть округлился, а пурпурный синяк рассекавший кожу справа налево быстро рассасывается. — Так лучше, у вас волшебные руки, профессор. — Не заигрывай со мной, майор, пока я провожу на тебе же операцию! Дурачок. Захаров убаюкивает Нечаева пока не задремывает сам, привалившись к теплой спине щекой. В обед его будит боль в шее, потому что пациента на месте нет, а ассистент деловито прячет инструмент по шкафам. На столе вибрирует щебетарь, от которого у профессора розовеют уши. «Харитон, в следующий раз приводи голого Нечаева в спальню, операционный стол жестковат. И не забудь позвать меня».