No regrets

— Витя, у нас ЧП. Я знаю, что ты не по медчасти, но твоя помощь очень пригодилась бы, — мягко и как-то подозрительно извиняясь просит Сеченов. От его голоса морозит, или может это остатки дурного предчувствия с вечера накануне. Они крупно повздорили с Сережей — с битьем посуды и выбитой дверью, потому что Витя раскурочил замок, чтоб не выпустить Нечаева из квартиры. Впрочем, фанерка с дерматином не имела шансов против 80кг разъяренного агента, вызванного на задание. Он и в окно бы сиганул, наверное, просто дверь пала раньше. — Я буду в госпитале в течение получаса. Что на этот раз? Нога? Снова обе руки выбил? Когда он уже научится осторожности, — Петров сгребает все записи с рабочего места и запирает в жаропрочный сейф, срочность срочностью, а к НКВД на ковер не хочется по ерунде попасть. Сеченов отключается без пояснений и Витя только закатывает глаза — светоч всея СССР так носится с Сережей, что можно было бы подумать лишнее. Счастливый ублюдок, такие ресурсы и благосклонность Сталина, а все туда же. Может, и на Нечаева заглядывается. За порогом ждет Кузнецов и Витя теряет цепочку мыслей. — Товарищ подполковник? — Я доставлю тебя в госпиталь. Это крайне срочно. Дмитрий Сергеевич настоял на звонке, но я бы просто тебя потащил как нешкодившего кота за шкирку куда надо. Живо. Петров ошеломленно клацает зубами и благоразумно решает промолчать. От подполковника несет за версту кровью, потом, огнем и нерастраченной яростью. Несмотря на жесткое приветствие, Кузнецов не преступает черту, усаживает в личный вертолет и дергает с места так резко что все внутренности к пяткам ухнули. С командиром Нечаева Витя знаком давно — и несмотря на общее сходство с Сережей, более полярной противоположности найти будет сложно. Там где Нечаев весел и напорист, Кузнецов холоден и хитер. Там, где Сережа подмигнет, Кузнецов ошпарит косым взглядом. Но человек он надежный и всегда возвращает Нечаева с заданий живым. В наушниках раздается голос подполковника и Витя вздрагивает. — Все, что ты услышишь или увидишь, сойдя с этого вертолета, засекречено. Никаких отсылок к людям, местам, событиям. Никому, нигде и никогда. Иначе расстрел на месте. Это понятно? — Товарищ Кузнецов, я знаю, где нахожусь и сколько томов договоров о неразглашении мною подписано. — Ты готов рискнуть жизнью Нечаева? Он первым пострадает. — Кузнецов также резко сажает вертолет прямо посреди больничного двора. — Я помню, — внутри тревожно и перехватывает горло, Витя не знает, дело в посадке или это нервы. В госпитале их пропускают без вопросов — «корочка» Кузнецова покоится в кармане, красным уголком выглядывая наружу. Виктор изучает форму спецагента, пока они спускаются на лифте в лаборатории. У Сережи такая же, только полосок меньше на нашивках. Еще два уровня они идут пешком, мимо переполненных палат и суеты. Среди персонала больше охраны, а на минус третьем уровне в полном составе отряд «Аргентум», кроме Нечаева и Муравьевой-младшей. Просторный зал поделен на операционные, две из которых заняты. Витя беспомощно оглядывается, но затем Кузнецов осторожно, но крепко берет его под локоть и ведет к ближайшей двери. — Будем надеяться, что ты именно тот человек, которым тебя считает Сергей. Последняя возможность выбрать, Петров. Но учти, если ты сейчас зайдешь и сразу выйдешь, я тебя пристрелю. Гостайна, сам понимаешь. Или можешь уйти сейчас, и надеюсь, Нечаев с пониманием отнесется. Так что? Витя тыкает средним пальцем ему в лицо и скидывает руку с плеча. — Заебал, открой дверь уже, — огрызается Виктор, самодовольно отмечая, как у агента поползли брови вверх от изумления. Дверь бесшумно распахивается, выпуская тяжелый запах горелой плоти, волос и крови. Виктор пересиливает тошноту и шагает внутрь. В центре прозрачная кювета для ожоговых больных, возле которой на высоком стуле устало ссутулившись сидит Харитон Радеонович, прикрыв глаза. Маленькая коробочка шкатулка тихо дилинькает мелодию, едва слышную на фоне работающих аппаратов жизнеобеспечения. Витя долго смотрит внутрь кюветы, игнорируя притихшего Кузнецова. Из другой двери, ведущей в соседнюю операционную, тихо входит Дмитрий Сергеевич. Он выглядит подавленным, утомленным — словно долго не спал. — Виктор. Их доставили ночью. Сережу удалось стабилизировать к утру. Положение чрезвычайное. Мы не можем использовать сильные седативные, пока не будем уверены что он сможет проснуться сам. Но когда он просыпается, то начинает бушевать. А ему нужен покой для восстановления. Пока что помогает это, — Сеченов кивает на шкатулку. Захаров продолжает дремать на стуле и его никто не трогает. — А как же полимер? Вы кита полностью ополимерили, технология есть, — Витя тихо шипит подходя ближе к стеклу и вглядываясь внутрь. Четыре культи вместо конечностей, ожоги на коже, вместо лица кусок мяса. Петров медленно вдыхает и выдыхает, стискивая зубы и сжимая кулаки. — Прежде чем мы сможем начать трансплантацию, его организм должен начать восстановление и физически, и ментально. Пока он уверен, что умирает. Это было последней мыслью и подсознание крепко за нее держится. — Он справится. — Мы не знаем точно… — Он. Справится. Поняли? Я буду с ним сколько потребуется.