Я хочу быть с тобой

— Да что с тобой происходит?! — в отчаянии выкрикивает омега. Как плеткой по губам. Пощечина хлесткая, от души. Он чувствует во рту металлический привкус, но внимание на это не обращает. Всё его внимание занимает мужчина напротив. — Закрой рот! — рявкает тот, грубо схватив его за плечи. А глаза невменяемые — он это видит. Мужчину всё еще разрывает. Мужчина всё ещё продолжает орать и встряхивать его за плечи, которые так и не отпускает. А он окончательно понимает, что с его мужем что-то не то. — Ричи, — шепчет омега, сглатывая слезы, — мне больно. — МНЕ ТОЖЕ! Он непроизвольно громко всхлипывает от испуга и жмурит глаза. Он никогда-никогда не боялся Ричи. Никогда… Просто его мужа кто-то подменил. И плачет. Уже плачет, затыкая рот ладонью. Ричи тяжело дышит и всё ещё держит его, но больше ничего не говорит. Хватка потихоньку слабеет, и вскоре широкие ладони стекают с плеч на кончики пальцев. — Джи… — альфа сглатывает, пытаясь заглянуть ему в глаза, но не выходит. — Джио… Ричи резко отстраняется и отходит от него на добрые пару метров, сцепляя руки в замок. Губы кусает и расхаживает туда-сюда, кажется, приходя в себя. Джио хочется его остановить, успокоить, но сил нет. Горько как-то на душе и обидно. — Бросай меня, — тихо-тихо говорит альфа, привалившись к стене плечом, не смотря на него. — Бросай меня, Джи, уезжай отсюда — я очень тебя прошу. Возьми самое необходимое, остальное я потом передам и… быстрее. Пока я ещё хоть что-то понимаю. Джио не хочет. Джио хочется схватить своего альфу и увезти с собой, будто бы это квартира и привычная обстановка виноваты во всем этом дерьме. Будто Ричи исправится. Джио вновь всхлипывает и, схватив телефон с тумбочки при входе, запихивает себя в кроссовки. Он обнаруживает, что Ричи стоит прямиком за его спиной, только когда поднимает голову от обуви, и тут же каменеет, боясь, что Ричи снова… Ричи сгребает его в крепкие объятия и шумно втягивает носом его запах. — Я… сейчас. Минуту ещё. Пожалуйста… Обнимает его как в последний раз, а самого мелко потряхивает. Джио вновь срывается в рыдания, комкая рубашку на спине мужа. — Я люблю тебя, — шепчет, поднимая глаза на альфу, который выглядит побито. Такого Ричи, адекватного, хочется заласкать и утешить. — Да, милый, я тебя тоже, — ещё держит, а потом склоняется и целует, напористо, но нежно, забирая все его всхлипы себе, и размыкает руки. — Иди. Джио не хочет. Ричи больно. Ричи с ума сойдёт без него, как и он без своего альфы. Но Ричи вообще-то не переубедишь, если тот уже принял решение. Джи всегда спокойно относился к заскокам мужа и просто соглашался, даже если думал иначе. Бесполезно что-то доказывать. Поэтому Джи уходит. **** Особняк семейства Хань вызывает особое ощущение, от которого натурально передергивает. Вроде, родился здесь, вырос здесь, здесь вся родня, в конце-то концов… Но дом совсем не здесь, дом рядом с мужем уже как шесть лет. Джио звонит в домофон, глядя в объектив нависающей камеры, и, услышав характерный писк, заходит внутрь. Пока доходит до парадного входа по мощеной камнем дорожке, папа успевает выбежать на крыльцо, чтобы с ходу заключить его в крепкие объятия. Джи вяленько улыбается, легонько хлопая родителя по спине, кивает отцу, хмуро глядящему на него из дверного проёма, и наконец попадает в давно забытую золотую клетку. Замечательно. — Что случилось? — строго спрашивает отец, когда они усаживаются в малой гостиной с чашками чая. Джи попивает чаёк, не планируя делиться правдой ни с единой душой. — Где Периш? Периш. Ха-ха. Родители, как и всё остальное их семейство, до сих пор так и не могут называть Ричи да хоть по имени или тем же «зять». — Про какого Периша ты говоришь? Уточни, пожалуйста, отец. Один из них сидит прямо перед тобой. Отец багровеет, но глотает. Они уже давно прошли период криков и ссор в пух и прах насчёт его мужа. Ссоры эти ничего не изменили, просто семейство Хань постаралось закрыть свой рот. — Я говорю не про Вас, молодой человек, — цедит альфа, сощурив слегка раскосые глаза. — Ах, вероятно, ты имеешь в виду моего мужа Ричарда? Что ж, в данный момент он на работе, очень занят. Мне стало несколько одиноко без него, поэтому я решил провести время его отсутствия в вашем обществе. — Ты бы присмотрелся к его секретарям, сынок. Просто так альфы на работе не задерживаются. — Дорогой?.. — папа округляет глаза, растерянно смотря на мужа. — Мне стоит присмотреться к твоим секретарям? Джи хочется от души расхохотаться, но на душе всё ещё погано. Он лишь смотрит на отца с усмешкой и торжеством во взгляде, пока тот со всем усердием заверяет папу, что верен как пёс. Джи знает о парочке отцовских интрижек, но молчит. Какой бы ни был, отец всегда любил папу. А секс… это просто секс. Джи чувствует, как всё больше опухает щека, которую он неосторожно поранил о зубы при довольно сильной пощечине. Конечно же, он не хочет, чтобы это видел хоть кто-либо. — Доброй ночи, — бросает Джио напоследок, но его уже никто не слышит. Спальня всё та же. Омега, не накопав сил даже на душ, скидывает одежду на пол и юркает в постель. Простыни свежие, хрустящие. И холодные. Ознобом обдает сразу. А может, виновато и воспаление, из-за которого вполне вероятно скаканула температура. Рядом не хватает тёплого тела, без которого он никогда не засыпает. Никогда. Джи глотает соленые слезы, с чего-то вдруг думая, что пачкает наволочку… И сжимает телефон в руке. **** — Сынок, — лепечет папа, тихонько скользнув в его спальню поутру, — завтрак скоро будет готов. Ты уже проснулся? Джи чувствует, как сильно опухли его выплаканные за ночь глаза, как сильно опухла разбитая изнутри щека, и не чувствует ни малейших сил подняться. Телефон зажат в руке. Джи всё ждёт, когда Ричи выйдет на связь. — Я не буду завтракать, — бурчит из-под завала подушек омега. Белье теперь кажется жарким и жёстким. Удушливым. — Джио, милый, ты заболел? — папа осторожно присаживается рядом на постели и касается одеяла, пытаясь найти там его. — Я сейчас позову врача, детка, подожди… — НЕ НАДО! — приглушенно рявкает Джи из своего «укрытия». — Я не хочу никого видеть! Уйди! — Сынок… — УЙДИ! Я хочу побыть один! Я хочу отдохнуть! Джи чувствует, что его температурит. Плохо, но хочется лишь остаться одному и переждать боль, свернувшись в комок. Папа мнется, заламывая руки, но всё-таки выходит. Чтобы ровно через минуту зашёл отец. — Ты как с папой разговариваешь? — Отвали, — уже рычит омега, а голос уже охрип, — и убери от меня его. Не хочу, чтобы кто-то меня тревожил, ясно? Вообще. Если надо будет, позову. — Джиованни, — строго зовет альфа. — Отстань! Не хочу никого видеть, кроме мужа! — И где же он? — Работает, — буркает Джи, комкая простынь в кулаке. — Уйди, отец, я прошу тебя. Я устал. — Хорошо. Альфа вздыхает, но выходит. Джи чутко прислушивается и, когда шаги за дверью стихают, подрывается с постели, чтобы закрыть дверь изнутри. Одной проблемой меньше. Зеркало в ванной показывает ему опухшую рожу и всклоченные кудрявые патлы на башке. Замечательно. Он залезает под душ, обрабатывает после щеку и клеит патчи под глаза, молясь, чтобы отёк спал к завтрашнему дню. Есть не хочется. От температуры подташнивает. Вообще ничего не хочется, кроме как получить заветную весточку на упорно молчащем телефоне. Он даже помыслить не может, чтобы остаться здесь, в семейном особняке, без Ричи, больше дня. Два — максимум. Даже в голову не приходит, что… — Ало, — трубку поднимает мгновенно, — как ты? Ричи молчит несколько секунд, а после вздыхает. — Это я должен у тебя спрашивать. Как ты, Джи? — Всё хорошо, но я хочу домой. — Я не могу тебя забрать. — У Джи что-то обрывается внутри и падает, а глаза уже не видят ни черта перед собой. — Я тебя… калечу. — Это был единственный раз, Рич… — А ты хочешь ещё? Ты себе представить не можешь, как я себя ненавижу, — Ричи горько усмехается, но дальше тему не развивает. — Я ходил к психу сегодня. Думал, что это с головой, наверное. Это ведь… уже месяца три как, да? — Нет… — Я не про вчерашнее, Джи, я про свое поведение. У меня крышак течёт и с каждым днем всё хуже. Уже месяца три. И не говори мне, что ты не замечал. — Замечал. Ты просто… нервным стал. — Мне посоветовали сдать определённые анализы и… Ты только не пугайся, малыш, ладно? Меня траванули. Не знаю кто, не знаю как, но это какая-то хрень, которая действует только на альф. В мозгах что-то баламутит, как-то инстинкты сбиваются — и вот ты уже воспринимаешь омег как соперников. Джио страшно и хорошо. Джио хочется орать от восторга, потому что не Ричи. Его Ричи никогда… никогда-никогда-никогда не поступил бы так. — Это лечится? — Да. Просто у этой хрени накопительный эффект. То есть кто-то подсыпал мне яд каждый божий день. Три месяца, Джи, каждый день, а я не замечал. Я даже представить не могу, как это произошло. На работе я только кофе пью, иногда ем, но, в основном, я ем дома. Я, блядь… Прости. — И когда ты меня заберёшь? Джи поджимает губы и просто ненавидит Ричи в этот момент. Потому что уже знает ответ. — Не знаю. Я не знаю, малыш. Когда вылечусь. Когда найду того, кто это сделал. Где гарантии, что меня не продолжат травить? Я боюсь, Джи, за тебя. Где гарантии, что я, блядь… Прости. Прости за мат, но тут без него никак, — у Ричи, честно говоря, голос не лучше его. — Где, блядь, гарантии, что я не убью тебя в один день, а?.. — Я тебя ненавижу, — цедит слишком расстроенный омега. — Да, малыш, я знаю. — Я ненавижу тебя! — Джи вскакивает с постели, принявшись наматывать круги по спальне. — Какого черта, Ричи?! Какого черта?! Я хочу быть с тобой! Я не могу без тебя — ты понимаешь это?! Так ещё и где!.. Я ненавижу этот чертов дом! Джи знает, что Ричи без него ещё хуже. Джи знает, что Ричи будет хуже в том доме, где совсем недавно поднял на него руку, чем ему самому здесь. Джи знает, что Ричи хочется задушить себя голыми руками, потому что посмел… — Я люблю тебя, — шепчет Ричард, и его прорывает. — Я здесь с ума сойду! — уже рыдая, выкрикивает омега. — Я без тебя с ума сойду! Если ты бросаешь меня, то так и скажи! Я просто пойду и вскрою вены! — Успокойся, Джи, пожалуйста. — Нет! Что я скажу родителям?! Они меня запрут! Даже если я молчать буду, запрут! — Об этом я и хотел с тобой поговорить. Скажи им, что я избивал тебя. — Ты… ТЫ С УМА СОШЕЛ?! — Так надо. Обещаю, я вытащу тебя оттуда сразу, как разберусь со всеми проблемами. Обещаю, Джи, но пока что… Мне надо, чтобы тот, кто это сделал, верил, что у него всё получилось, понимаешь? Голова кружится, вынуждая остановиться и, склонившись, опереться ладонями на матрац. — Нет… Джи медленно оседает на пол, утыкаясь лицом в сложенные на простыне ладони. — Джио, пожалуйста. Поверь мне, я хочу только быть с тобой. Мне больше нихера не надо, понимаешь? Всё это я делаю, чтобы побыстрее забрать тебя. Голос Ричи и особенно его слова доносятся уже как через водяную толщу. Омега жалко всхлипывает, прикрывая глаза. — Я тебя не-на-ви-жу… Джио скидывает, хотя Ричи что-то там ещё говорил… Он слышит громкий «крак», с которым ломается вся его жизнь, оставляя не то что руины, а спуская его прямиком в Ад. **** К вечеру следующего дня отёк с щеки спадает, как и температура. Глаза все такие же воспаленные, потому что Джи снова плакал, и, конечно, всё ещё преследует слабость. Джи привык следовать всем указаниям мужа. Ричи ведь сам решит все проблемы, Ричи знает, что лучше для них. Ричи он доверяет. Он не знает, как жить без мягкой направляющей руки, без защиты. Джи отвык что-то решать. Поэтому он принимает душ и выходит к родителям. Ричи больше не звонил. Сам он Ричи звонить вообще не собирается. Указания ему дали. Узконаправленные, конечно, но Джи не тупой и Джи прекрасно знает своего мужа. Джи всё-всё понимает, поэтому по пути в малую гостиную бросает Ричи в чёрный список. Больше всё равно ведь не нужен. Больше не нужен муж, а если тот и захочет вернуть его, то способы найдёт. Родители стихают, как только замечают его. Омега присаживается напротив, откидываясь на спинку софа, и некоторое время молчит, смотря в обеспокоенные глаза. Оклеветать любимого человека оказывается не так просто, как думалось. — Он меня обижает, — голос непроизвольно начинает дрожать, — унижает и… бьет. Я… сбежал от него. Он не смотрит на лица родителей, которые наверняка шокированы, уперевшись локтями в колени и опустив голову, пока слезы медленно стекают по щекам. Только слышит, как те, озверев, орут на разные лады о том, какой его Ричи «отморозок, нищий выродок, тварь охреневшая, тупая безродная мразь» и далее по списку. Снова, кажется, подташнивает от соли с глаз… Предки рады. Предки в чистом экстазе, что он наконец-то бросил «вот этого вот своего». Джи слабо усмехается сквозь слезы, с успокоением понимая, что ничего в этой жизни не меняется, что родителям по-прежнему важнее репутация семьи, чем его слезы, которые те даже не замечают, поглощенные восторгом от новости, что Ричи всё-таки оказался той самой тварью. Ничего нового, конечно, просто… думалось почему-то, что папа хотя бы обнимет. Джи это очень нужно сейчас. Джи потихонечку впадает в странный анабиоз. Единственный, кому он всегда был по-настоящему важен, это муж. А без мужа… **** — Унижал! Терроризировал нашего мальчика! Он его избивал! — надрывается папочка, крепкой хваткой таща его за собой, прорываясь сквозь облепивших журналюг. Джи молчит и не планирует принимать совершенно никакого участия в дальнейшем планировании своей жизни. Он давно не помнит, как это делается. Не помнит даже, решал ли когда-то хоть что-нибудь самостоятельно. Разве что желание быть с Ричи. Вот это он решил сам и отстоял тоже сам, имея за спиной ту самую воспеваемую каменную стену. — Вы уже подали на Ричарда Периша заявление? — вырываясь вперёд, орёт один из самых наглых, подсовывая ему микрофон прямо под нос. — Нет! Но подадим! Этот ублюдок должен ответить за всё, что натворил! Он опорочил весь род Хань, и он ответит за это в суде! — Я не собираюсь писать заявление, — негромко, но твёрдо произносит Джио, подняв взгляд в камеру. — Я просто хочу, чтобы все омеги знали, какой он человек, и даже не думали к нему приближаться. Ради их же блага. «Иначе я их убью», — хочется добавить ему, — «потому что он мой» Папочка в шоке. Журналисты тоже, поэтому натиск и гомон лишь усиливаются, но он больше не собирается ничего комментировать, следуя за пробивающим дорогу родителем. — Джио Хань! — надрывается один из. Джио резко оборачивается, обжигая наглеца удивительно-светлыми голубыми глазами. — Я не принадлежу к семейству Хань уже шесть лет, — холодно произносит омега, — несмотря на то что мои корни оттуда. Всё. Аншлаг. Папа даже выдавить из себя ничего не может, когда они наконец садятся в машину. Джи немножко рад, потому что от папы ждал очередной головомойки за то, что открыл рот, за то, что сказал не то, за то, что поступил не так. Но папа поджимает губы, нервно стискивая худыми пальцами ремень безопасности, и на него смотреть отказывается. Джи такой подход нравится, несмотря на то что в глазах снова темнеет от слабости. **** — Джио, сынок, ты понимаешь… Папа вновь заламывает руки и со скорбным видом подбирает слова. Джи вообще-то понимает. Джи понимает, что от него требуются два значимых заявления. Одно в загс на развод, а второе прямиком в полицейский участок за домашнее насилие. Джи слегка улыбается отцу, который, кажется, понимает чуточку больше, чем должен, который всегда был ощутимо умнее супруга. — Ты расстроен, вымотан… Конечно, в таком состоянии и не такое взбредет… Сынок, это ненормально. Сынок, ты болен. Сынок, ты же понимаешь, ты должен лечиться… Я записал тебя к одному из лучших психологов. К нему только по знакомству, такие большие деньги, такой профессионал… Ты же понимаешь, сынок… Завтра приём. Сынок всё-всё понимает… **** Ему больно. Без мужа. Без запаха своего альфы, без тепла своего альфы и поддержки. Без самого гребаного присутствия, без голоса, без секса, в конце-то концов… Он просто обижен. Но не настолько, чтобы сдохнуть без Ричи, сохранив свою тупую гордость. Джи убирает альфу из черного списка и ждёт. Минута, две… Джи думает, что если Ричи не позвонит ему в течение пяти минут, то можно подавать на развод. Или сразу резать вены. — Три минуты. Что это за шаболда, с которым ты только что был? — хрипловато спрашивает омега, лишь приняв входящий вызов. — Джи, — Ричи захлебывается словами, давится одышкой, — солнышко мое, ты как? — Плохо, Ричард. А если ты сейчас не ответишь мне на вопрос, то станет ещё хуже. Не только мне. — О-о, малыш, я один. На работе. Просто бежал. — Бежал? — с явным недоверием спрашивает омега. — Да. Девять этажей за три минуты, чтобы услышать твой голос. Не хочу вдаваться в подробности, ладно? — Ладно… — Как ты себя чувствуешь? — Плохо, Рич, я же сказал… Я плохо сплю, плохо ем и много плачу, — Джи сглатывает, переворачиваясь на другой бок и шепчет: — Мне плохо без тебя… — Малыш… я стараюсь. — Я понимаю. — Не блокируй меня, пожалуйста. Я… присматриваю за тобой, но этого мало, понимаешь? — Понимаю. — Ложись, солнце, тебе нужно отдыхать. Я позвоню тебе завтра после твоего психа, договорились? — Я не думал, что ты сможешь «присматривать» изнутри, — это отчего-то вызывает у омеги слабую улыбку. — Кто сливает? — Ты никогда не угадаешь. Всё, глазки закрывай, баю-бай, всем особо расстроенным омегам пора спать. Хочешь, побуду на связи, пока ты не заснешь? — Хочу. — Ну тогда слушай. Расскажу тебе сказку про восточного принца, которого держал в башне злой-презлой дракон, и рыцаря, который очень сильно любил этого принца… Ричи в красках расписывает прекрасного принца вплоть до того, какие «у него были нежнейшие сосочки». Туда же приписывается и вся его внешность, но это уже в процессе, когда детская сказочка скатывается к взрослой. Джио обзывает Ричи животным, тем не менее слушая дальше. Джи засыпает с улыбкой на лице. И мир становится чуточку лучше. **** Будь ему верно его настроение, он бы рассмеялся. Профессионал! Один из лучших! Такие деньги… Три «ха-ха». Но Джи не смешно. Джи просто смотрит на сосунка под тридцать в брендовых брючках с иголочки, лакированных туфлях и мягком даже на вид джемпере, призванном внушить пациенту доверие и комфорт. Сосунок и сам весь мягкий, гладко выбритый, с мягкой улыбкой и нарочно слегка растрепанными русыми волосами. Милый, если можно назвать милым натурального самца, скрытого за этой шкурой. Молодого, разнузданного и глупого пока самца. У Джи на таких чуйка. Есть у него один такой, только обматеревший уже и умный, такого хрен проведёшь, а раньше-то, лет ещё пять назад, и у него было точ такое же чудо. — Добрый день, — говорит этот мальчик, что явно на год или два постарше, когда папочка выходит из кабинета этого самого психолога, проболтавшись там минут двадцать. — Проходите, пожалуйста. — Иди, сынок, не бойся, — активно наглаживая его плечо, шепчет папа. — Я подожду тебя в машине сколько потребуется. Джи кивает, заходя внутрь, хотя по холке пробегают мураши, когда дверь за ним мягко защелкивается. Жутенько слегка. — Устраивайтесь с комфортом, — едва ли не мурлычет псих. — Как я могу к Вам обращаться? — Джио. Джио плюхается на небольшой диван и достаёт из кармана объемного кардигана курилку. — Я покурю? — больше для проформы спрашивает омега. — Курите, курите, — соглашается врач, вдруг взявшись строчить в пижонском блокнотике. — Ах, извините, забыл представиться! Йен Деннет. Большинство пациентов зовут меня доктор Деннет, но некоторые и просто Йен. Обращайтесь, как Вам удобно. — Хорошо, доктор Деннет, — Джи делает тяжку и, копируя пижонистость напротив, выдыхает колечками. — С чего начнётся наша терапия? — Для начала мне бы хотелось просто с Вами поговорить. Расскажите о себе. Что угодно. Что Вам нравится, чем Вы занимались сегодня или какая погода на улице и чем она Вас привлекла. Джи думает недолго. Слова льются механически. — Джиованни Периш, омега, 26 лет, в браке, детей нет, вырос в полной семье, не работаю, высшее образование управленческое, — а потом, подумав, добавляет: — И погода прекрасная. Я сегодня выспался. — Замечательно. У Вас есть домашний питомец? — Лошадь. Я несколько лет занимался конным спортом в юности, теперь иногда выезжаем с мужем покататься. — Ваш муж поддерживает Ваше увлечение? Перед глазами уже колосистое поле и его Ричи на вороном коне, который всё гарцует вокруг него, привлекая внимание и не давая пройти дальше, пока он не потянется со своей лошадки на чужую, просто чтобы ласково чмокнуть, а потом шутливо шлепнуть муженька хлыстом по заднице, на эмоциях закусив губу от того, каким неожиданно возбуждающим оказывается звук. — Ему нравится, — жмёт плечами омега, в очередной раз затягиваясь почти до кашля, — я сам его всему учил. — Вам плохо, Джио? — Всё хорошо, — отвечает он, не замечая, что голос значительно охрип. Тянется вновь закурить, но вдруг понимает, что плачет. Снова. — Черт… — Простите, если задел Вас. Возьмите, пожалуйста. Джио благодарно принимает платок, промакивая лицо и подбородок. Вот тебе и на. Ныть он перед этим вот докторишкой не планировал совсем, но… — Пожалуй, на сегодня всё. Жду Вас через два дня, — улыбается доктор Деннет, провожая его до двери. — До свидания. Платок он выкидывает по пути. Он не из тех омег, что постирают этот несчастный платочек и отдадут. Он даже Ричи никогда эти платки не отдавал обратно до замужества, потому что нехрен. Потому что Джи любит запах Ричи и готов вдыхать его вечно, даже если от платочка. А сейчас у него от Ричи даже платка нет. Одни воспоминания и золотая полоска на безымянном пальце правой руки. Не так и плохо на самом деле. Могло быть хуже — Джи знает. **** — Так, тебе понравился сеанс, сынок? — в захлопнутую секундой назад дверь выкрикивает папочка. Джи защелкивает замок спальни и прислоняется к этой двери спиной, сдерживая вихрь безумных эмоций лишь от понимания того, что сейчас услышит голос мужа. — Сынок? — Очень! Всё круто, пап! Я хочу побыть один сейчас! — Ладно… Приходи потом, расскажешь, как всё прошло. — Обязательно! Дрожащие пальцы уже нажимают на заветный контакт. Джи делает глубокий вдох и выдох, чтобы не закричать от счастья, потому что… очень любит мужа. И скучает. Очень-очень. — Привет, малыш, — голос у Ричи настолько тёплый и нежный, что его тут же пробивает на всхлип. — Что случилось? Псих тебе что-то наговорил? — Нет, — омега вновь всхлипывает, утирая слезы с щёк, и медленно доходит до постели, падая на неё животом, — я просто очень скучаю. — Джио, милый… Давай… давай представим, что у нас еще один период ухаживаний. Помнишь, когда твои родители узнали о нас, заперли тебе дома на неделю? И мы тоже созванивались. — Тогда ты выкрал меня через эту неделю… — А теперь по-другому. Ну же, солнце, когда тебе ещё выпадет возможность отдохнуть от меня? Мы шесть лет засыпаем и просыпаемся вместе без единого дня исключения. Ты ещё не устал? — А ты? Ты мне сейчас так на разнообразие намекаешь? Или ты там уже разнообразие себе устроил? Меня-то рядом нет. Ты кого там трахаешь, Рич? — Джи, — альфа сглатывает и прокашливается, потому что голос неожиданно подводит, — если бы мне предложили сейчас отрубить ногу за ночь с тобой, я бы согласился. Просто ночь, без секса, просто… трогать. Тебя. Джи прикрывает глаза, невольно представляя эту картину, переворачивается на бок, потому что Ричи обнимает его сзади, просунув колено между его бедер, и чувствует теплые широкие чуть шершавые ладони, ласково поглаживающие его по рукам и дальше… — Я люблю тебя, Джио, своего ревнивого мальчика. Я просто хочу, чтобы тебе было хорошо. — Мне хорошо, — в лёгком хмеле выдыхает омега, всё ещё не открыв глаз. — Чем ты там занят? Джи вздрагивает, выплывая из грёз от серьёзного тона мужа. — Ты о чем? — Просто показалось, что голос странный. — Почему показалось? Может, я тут под твой голос удовлетворяюсь? — Это у меня встаёт как по расписанию, а у тебя, даже отсоси я тебе сейчас, не встанет. Ты слишком зависишь от эмоций, солнышко, весь. Может, попозже, когда попривыкнешь и в одном местечке зазудит… тогда обязательно поболтаем о чем-нибудь другом. — Ненавижу… — шепчет Джи. — Ну что такое, малыш? — Ненавижу тебя за то, что осталось так долго… Омега садится на постели, гипнотизируя шкаф напротив. Не стоит. Совсем не стоит, но Джи открывает его, выбирая одну из привычных бутылок. — Джи, ты пьёшь? — лишь заслышав «чпок» от открывшейся бутылки коньяка, спрашивает Ричи. — Да, Ричи, я пью, — Джи отпивает прямо с горла, только после понимая, что закусить нечем, — потому что мне плохо. — Малыш… — Потом поговорим. Джи скидывает. Ричи звонит снова, но он снова скидывает. Джи понимает, что ему потом хорошенько вставят. И за алкоголь, и уж тем более за курение, и даже за сбросы эти. Джи понимает… **** — Добрый день, Джио. Как Ваше самочувствие? Джи посмотрел на себя в зеркало, перед тем как выходить из дома, — Джи знает, что выглядит хуже, чем два дня назад. Синяки под глазами потемнели, глаза припухли и покраснели, а лицо слегка осунулось. Это для Ричи он самый красивый в любом виде, а вот для остальных… — Я выпивал, — поясняет омега, словив понимающий взгляд. Деннет снова чиркает что-то… — Вы пьёте? — Нет, я стараюсь избегать пагубных зависимостей. — А я в запоях был несколько раз до того, как замуж вышел. Даже когда с мужем встречались ещё, бывало пропадал на несколько дней. Он и сам может выпивать, но не до такой степени. Ругается на меня постоянно. — Вы пьёте на регулярной основе? — Нет. Иногда могу выпить за компанию с мужем, а, в основном, только когда плохо. Тупая такая зависимость. Чуть что плохо — я в алкоголе. Если бы Ричи знал, что он опять нажирается… Но Ричи, наверное, и так догадывается. Ричи вчера звонил. Он не взял ни единого звонка, отбив смс-кой что-то типа «я взрослый — делаю, что хочу». Но он не взрослый на самом деле. Он тупой. Потому что только тупой может делать, что хочет, прекрасно зная, чем это заканчивается. — Доктор Деннет, скажите мне, зачем мне психолог? — Джи снова курит, уставившись за спину врачу. — Я знаю все свои проблемы, я их признаю и даже в курсе, как их исправлять. Вы мне нужны ведь, только чтобы вылечить травму от домашнего насилия, да? Так давайте об этом и поговорим. — Вы безусловно правы, Джио. Я хочу лишь узнать, что именно пострадало. На всех травмирующие ситуации действуют по-разному: некоторые приобретают альфафобию, некоторые становятся обладателями заниженной самооценки, а некоторые и вовсе получают стокгольмский синдром. Вариантов множество, они непосредственно связаны и накладываются друг на друга, Вы ведь понимаете? — Так давайте выясним. — Расскажите, когда это началось. Был ли какой-то переломный момент? Джи не хочет вспоминать, но вспоминает. Вспоминает тупую ссору на заправке, где Ричи разорался на кассира-омегу из-за средней паршивости кофе, хотя большего и ожидать от такого местечка не приходилось. Он тогда вступился за пацана, поэтому Ричи наорал и на него за компанию. Ричи вообще редко повышал голос. На него — тем более! Ричи всегда трудно было вывести на ссору, потому что Ричи прощал ему всё и вся, если это не шло вразрез с планами самого Ричи. А тут орал. Он надулся, и Ричи словно переклинило. Ричи смотрел на него так удивлённо и виновато одновременно, будто не мог даже вспомнить, из-за чего такой конфликт. Ричи долго каялся, перемежая извинения с поцелуями, потому что Джио поцелуи любил, ценил и очень ждал, потому что мог кончить, даже когда его трахали в рот (особенно когда его трахали в рот), потому что у него там была какая-то эрогенная зона, о которой муж — естественно! — знал. Поцелуями там дело не закончилось, поэтому Джи вообще забыл про этот случай, пока всё не повторилось. — Месяца три назад. Он нервным стал сначала, я внимания как-то не обратил и… Не знаю. — До этого муж никогда не поднимал на Вас руку? — Никогда. Даже в сексе. — Вы пытались у него узнать, что с ним? — Он будто не понимал, что происходит. Неадекватный какой-то. В глазах доктора Деннета проскальзывает такое явное понимание ситуации, что Джи даже удивляется, как быстро Ричи вновь поставили диагноз. Но псих ни-че-го ему не говорит. Чиркает в блокнотике и задаёт следующий вопрос: — А Вы? Почему Вы терпели? — Я его любил. Мне даже мысль в голову не могла прийти, что он поднимет на меня руку. Ну, бывает там на работе завал, может… Я думал, это пройдёт. — Вы часто плачете? Джи чуть приподнимает брови, пока с языка рвётся «когда хочу, тогда и плачу». Но так он будет говорить своему мужу, а здесь по-другому. — Как все. — И всегда это замечаете? Он проводит тыльной сторной ладони по щеке, понимая, что та влажная. — Видимо, не всегда, — вздыхает омега, благодарно кивая за ещё один платок. — А Вы, доктор Деннет, знаете, почему я так плачу? — Это реакция на стресс. До этого ведь Вы всегда замечали слезы? — Всегда. — Тогда Вам не о чем волноваться. Как только Вы вылечитесь, пройдёт абсолютно всё, — альфа слегка улыбается, ненавязчиво разглядывая его. — Вы сказали, что любили мужа. — Да. — Вы до сих пор его любите? — Я его ненавижу. Доктор смотрит на него удивлённо. У Джио не сладенький характер. Ричи это знает. Сукин сыночек! Джио сам не знает, чего хочет от Ричи в данных обстоятельствах, но он точно хочет быть вместе. А так не получается. **** — Скажи мне что-нибудь хорошее, — бормочет омега слегка заплетающимся языком, лишь поднимают трубку. — Малыш… — растроенно отзывается мужчина, — зачем же ты снова пьешь? Сколько уже? Третий день, да? — Мне плохо, — Джи всхлипывает в подушку, — а ты не говоришь мне ничего хорошего! — Джио, я тебя люблю. — Уже лучше… — И я скажу тебе кое-что… хорошее, наверное, если ты пообещаешь мне больше не напиваться. — Ладно… — Не «ладно», а «я больше не буду пить, любимый». — Я больше не буду пить, любимый, — вяло бормочет Джи, тоскливо смотря на стоящую на тумбочке бутыль. — Умничка мой, — тепло произносит Ричи, отчего вставляет не хуже початого коньячка. — Так вот, о хорошем. Послезавтра я иду сдавать анализы, которые покажут, сколько ещё отравы осталось в организме. И, если там будет по нулям, то… — ПРАВДА?! — радостно взвизгивает мгновенно приободрившийся омега, подскакивая на постели. — Ты меня заберёшь?! Во сколько будут известны результаты?! Ты же мне сразу скажешь, да?! Ричи добродушно смеётся, не менее радостный, чем он. — Да, милый, я скажу тебе сразу, как узнаю сам. Я записан на обед, анализы ждать часа пол, поэтому ориентируйся часа на два. Но не радуйся там пока слишком сильно. Может быть и так, что ситуация стала только хуже. — Не говори так! Всё будет хорошо — я в это верю. И ты тоже должен верить, ясно? — Ясно. Я люблю тебя, я уже говорил? — Да. — Вот и славно. Я очень хочу тебя увидеть. Меня спасают только твои вещи. Они ещё немного пахнут тобой, и я… не знаю, что бы без них делал. Мне кажется, я с ума схожу без твоего запаха рядом. Джи знает, что это не шутки и не лесть. Потому что альфа действительно может сойти с ума без феромонов своего помеченного омеги. Базовые инстинкты такие, наподобие самосохранения или продолжения рода. Омег от этой участи спасает сама метка, которая пахнет альфой. Но Джи и с ней катастрофически скучает по феромонам Ричи. — Я тоже тебя люблю, — шепчет омега, прикрывая глаза, чтобы на секундочку представить Ричи в этот момент. — Будь осторожен… пожалуйста. — Я стараюсь. — Спасибо… **** — Добрый день, Джио. Как Ваши дела? Альфа поднимается с места, чтобы галантно проводить его до дивана, прикрыв за ним дверь в кабинет. Джи смешливо хмыкает, присосавшись к своей сладенькой курилке. — Нормально. Мне сегодня должны сказать что-то хорошее. И я надеюсь, что скажут. — Правда? Поделитесь событием? — Не хочу сглазить, — мило улыбается омега. — Ваше право, — в ответ улыбается псих. — Мы говорили с Вами о Вашем муже. Вы сказали, что ненавидите его. Когда это началось? — Почти сразу, как ушел. — А когда Вы уходили, — врач мельком глядит на него, вероятно, оценивая, насколько болезненная тема, насколько яркая реакция, — Вы… — Плакал. — О… Не волнуйтесь, это нормальная реакция на облегчение. — Да, — давит из себя омега с такой улыбкой, что Деннет понимает: никакого облегчения и в помине не было. — Вы задумываетесь о новых отношениях? — вдруг спрашивает альфа, отчего Джи, растерянный, даже не сразу понимает, что это завуалированный подкат. — Об отношениях… думаю, конечно. Я взрослый омега, поэтому… сами понимаете. — И что Вы цените в альфах? — Я… — Джи провокационно прикусывает пухлую губу, будто думая над ответом, и, кокетливо стельнув глазками на психа, выдыхает: — Силу… Знаете, мне нравится мощь, которая исходит от альф. Нравится чувствовать себя ведомым и не нести никакой ответственности, а ещё… поддержка. От альфы мне нужна поддержка, крепкое плечо. Деннет незаметно сглатывает, напоровшись на его насмешливый нарочито томный взгляд. — Значит… Вам нравятся властные мужчины? — В меру, конечно, — вновь мило улыбается омега, — как мой муж, например. Альфу явно передергивает, стоит лишь упомянуть мужа. Джио тихо хмыкает, скрыв это за очередной тягой. — Ваш папа говорил… Телефон разливается мелодией, и Джи, бросив «извините», поднимает трубку и вылетает в коридор. — Ну что? — сердце замирает, как и весь он, который просто надеется. — Джио, солнышко… почти ничего не осталось. — Ты меня заберёшь? — настороженно выдыхает омега. — Конечно, милый. Дня через три, четыре — максимум. Я посоветовался с врачом… — СКОЛЬКО?! Я хочу сегодня! Там и осталось-то всего-ничего! Ничего не случится! — Я не собираюсь рисковать, — твёрдо произносит Рич, и Джи, прекрасно зная, что мужа не переубедишь, сдаётся. — Хотя бы три дня. Так сказал врач, Джи. — Три дня… включая сегодня? — Нет. — Тогда это четыре! — Значит четыре, — с нотками рычания заключает Ричард. — Тебе вообще на меня плевать?! А если меня уведут?! Ты вообще не думаешь?! — Я тебя никогда не держал, — уже взбешенно цедит альфа. — Если тебе хочется другой член, то вперёд. — Ты издеваешься, что ли?! Мне не другой хочется, мне просто хочется! У нас рекорд без секса был пять дней, когда я ангиной заболел! — Кому ты чешешь? Я уверен, у тебя ни разу не вставал за это время. Чего ты там хочешь, а? — ТЕБЯ, ПРИДУРОК!!! — Джио… — Что? — голос расстроенно хрипит. — Я тебя люблю. — Угу. Отвечу только при встрече. Джио скидывает, прислоняясь виском к холодной стене. Секса действительно не особо-то и хочется. Он слишком расстроен, чтобы помыслить о каком-то возбуждении, но хочется Ричи. Очень. Очень сильно хочется! Хочется ощутить нежные касания шершавых подушечек к своей коже, хочется ощутить тепло любимого и его пухлые губы с языком на своих. Немного ведь… такая мелочь… — Джио, у Вас всё в порядке? — осторожно интересуется самец за спиной. — Не совсем. Подскажите, доктор Деннет, если я знаю, что меня очень сильно накажут за пьянство, но всё равно собираюсь в запой, я, получается, мазохист? — Джио, Вас расстроил звонок? — Да. — Поделитесь? — М-м… Мне очень нужна поддержка, а мне её не оказывают, — Джио стреляет глазками, успевая заметить, как альфа предвкушающе сглотнул. — Это проблема, да? — Конечно, проблема, но Вам не стоит так переживать. Давайте встретимся сегодня. Отужинаем в приятном местечке, м? И Вы поймёте, что необязательно забываться в алкоголе, когда плохо. Я бы мог… — Доктор Деннет, — резковато перебивает Джи, — давайте на сегодня закончим. Я хочу как можно скорее забыться. **** — И куда ты собрался в таком состоянии? — со скепсисом в голосе спрашивает отец. Джи, похмеляющийся холодненьким пивом из жестяной банки, выглядывает из-за дверцы холодильника, чтобы глянуть на родителя, попивающего кофеек на диване с бумагами в руках. — Это папа собрался, — слегка заторможенно отзывается омега. — Папа собрался тащить тебя с собой. Ты не в курсе? — В курсе. — И почему ты, зная об этом, сейчас тут мямлишь? Пошатываешься, язык заплетается, еще и перегаром прёт. Ты действительно думаешь, что никто не заметит? Джи не сдерживает хихиканья, пока добирается к отцу. Садится рядом, показательно делая следующий глоток и улыбается. — Мне всё равно, пап. Это волнует только о-папу. По-моему, ты уже должен был заметить, что меня не особо интересует, кто там и что думает. Если это, конечно, не интересует Ричи. — И когда он планирует забрать тебя? — Ты о чем, пап? — Джио, сын мой, я говорю про единственного, кто тебя волнует в этой жизни. — А тебя волнует только о-папа, — пьяно фыркает омега. — Наверное, поэтому он мой муж, — усмехается альфа, наконец отложив бумаги. — Я люблю его, как и твой Периш тебя. Твой о-папа слегка… глуповат и часто бывает неправ, но меня это устраивает. И я бы никогда не смог от него уйти или как-то навредить ему, понимаешь? — Понимаю… — Так, когда Вы планируете освобождать помещение, юноша? — Дня через три. Надеюсь. — Джио, сынок, мы выезжаем через полчаса, ты помнишь?! — кричит папа через несколько комнат. — Уже собираюсь! — Прекращай пить, иначе папа опять будет нервничать, — вздыхает отец, отбирая у него банку. — Иди-иди, собирайся. Отдам, когда вернётесь. **** Полтора часа давить из себя улыбку под гнетущим взором папы и глупо хлопать глазами, пока разномастные омеги высшего общества с жалостью (или презрением) поглядывают на него, а альфы тупо капают слюнями, трахая колонны (это Джио уже придумал, но недалеко от правды), — закачаешься интерактив. Повезло, что лишь полтора часа. Потому что на мероприятии вдруг оказался о-май-гад-тот-самый модельер, и папа пропал, поэтому, когда Джи посетовал на моментом образовавшуюся мигрень, лишь махнул в его сторону рукой, давая вольную. На мероприятии он по совету отца накидываться в край не стал. Так, пара бокалов шампанского всего… И сейчас очень хотелось бы наконец вернуться к своему личному мини-бару в спальне, но они как назло всё стоят в каких-то пробках… То ли сегодня пятница, то ли праздник какой, то ли сабантуй таксистов на дорогах — черт знает! Джи отрывается от экрана телефона, тоскливо ткнувшись в приоткрытое окно, бессмысленно глядя на соседний ряд. Случайно. Случайно видит альфу за рулем, такого же задолбанного пробками, буквально в паре метров. Будто тока разряд. И оторваться невозможно. Джио просто до неприличия открыто пялится, не в силах проронить ни звука, пока Ричи также случайно не замечает его. О-бо-же-мой… Ричи зависает ненадолго, а потом, отойдя от шока, выскакивает из машины и жестом показывает ему опустить стекло. Сердце бьется пойманной птицей, а горло сжимает от волнения. Джи не раздумывая высовывается из окна, поймав родные губы. Стон выходит мычанием в рот мужа, который, отозвавшись на вибрацию, стонет в ответ. Ричи целует жадно, захлебывается, будто ворует каждое касание, а Джи просто чувствует теплые ладони, обхватившие лицо, и довольно жмурит глаза. Всё происходит коротко, но очень, очень ярко. Ричи отдирает себя от него с трудом, словив его растерянный, обиженный взгляд. Улыбается, исхудавший и бледный, с залегшими синяками под глазами, гладит ласково по щеке и снова целует, но теперь в лоб. — Люблю тебя, — жарко шепчет на ухо альфа, прежде чем отстраниться окончательно. — Ричи! — потрясенно выдыхает омега, глядя на мужа огромными слезящимися глазами. — Я тебя!.. Тоже… Джио всхлипывает, утирает слезы рукавами, чуя жёсткий стояк в брюках. Ричи больше не видно. Пробка как-то рассеялась… Стоит лишь отдать должное водителю, который ни разу не обернулся на кипиш. Джи задыхается. От возбуждения. И плачет. Потому что отдрочить прямо сейчас не может. **** — Я знаю, что у Вас китайские корни, но… Откуда такая красота? Вы действительно выглядите очень… впечатляюще. А то Джи не знает. Омега хмыкает, более чем прекрасно осведомленный о своей красоте. Не сейчас, правда, потому что пропитая насквозь рожа и изысканное амбре перегара слегка снижают привлекательность в глазах противоположного пола, но, видать, не так уж и сильно, как ему кажется. Род Хань изначально был достаточно древним итальянским кланом, в который несколько поколений назад как-то затесался альфа из верхушки Китая. Ну… и с чего-то вдруг это так впечатлило его предков, что они решили мало того что переименовать клан, так ещё и гордиться внезапным смешением чистой крови. Поэтому Джио, невысокий, со стройной фигуркой, огромными, слегка раскосыми светло-голубыми глазами, крупными шоколадно-черными кудрями и пухлыми яркими губами… впечатлял. Как и сказал Деннет. Но самым главным, что досталось от известного предка конкретно Джио, был маленький член. Даже для омеги маленький. Ричи вечно умилялся, а он… забил. Раньше смущало, потом неважно стало. Зато чувствительный! Сейчас, правда, слишком чувствительный. Его так и не отпустило с того поцелуя. Никак. Ещё ломает и выгибает. Как оголенный нерв весь. Подтекающий такой нерв с порнушкой в мыслях на репите уже второй день. — Вы знаете, я посмотрел недавно, имя Джиованни обозначает божий дар, — всё заливается соловьём псих. — Правда? — Джи неосознанно выпускает чуть больше феромонов, давая альфе видимость того, что готов к ухаживаниям. — И, как Вы думаете, мне подходит? — Вам? Безусловно, — обворожительно скалится самец напротив. — Как у Вас дела? Вы снова расстроены? Если считать дрочку печальным событием, то он уже охренеть в каком горе. Его реально не отпускает. Как в течку. Радует лишь, что альфы на него не кидаются, потому что течёт Джи персонально для себя по своему гребаному желанию. Во веселуха-то. — Ну, что Вы, Джио? — уже почему-то у уха едва ли не мурлычет Деннет, незаметно пересев к нему на диванчик. — Это несколько непрофессионально, но… — Чужая ладонь совершенно естественным образом ложится на его плечо. — Я мог бы помочь Вам забыться другими методами. Вам нужно отвлечься. Вы же… понимаете? — выдыхает уже в его губы альфа. Джио слабо понимает. Джио вдруг оказывается втянут в напористый поцелуй доктора, от которого сжимаются лёгкие и его текущая задница. Влажно и жарко. Альфа ловко заваливает его на диван спиной, запуская ладонь под блузку. И с первым прикосновением к своему животу Джи ощутимо дергается. — Не бойся, Джио, — возбужденно нашептывает Деннет, лаская губами местечко под подбородком, — тебе станет лучше. — Нет… — шепчет омега, настойчиво упираясь ладонями в широкие плечи. — Отпусти. — Тебя что-то волнует? — серьезно спрашивает псих, заметив его испуганный взгляд. — Я не хочу… не с тобой… — Джио… Джио наконец выбирается из-под альфы, невидящим взглядом уставившись за окно. И плакать хочется, и орать. Потому что он, ревнивый, конечно, но вообще-то довольно лояльно относящийся к изменам, позволял касаться себя так только мужу и никому до. И это страшно. И странно. И совсем не то… **** «Не то», — повторяет он про себя, уже сидя в гостиной отчего дома. С Ричи и по сей день взрывались фейерверки, а здесь… замарали будто. Непонятно. Ему и в голову никогда не приходило, что кто-то посторонний вообще может его коснуться. Он, конечно, кокетничал иногда, но… смеха ради и только. Дымит как паровоз, благо, что без дыма. Отец, случайно заприметивший его в такой позе, садится рядом и ждёт. Пока он захочет рассказать. А ему есть что спросить. — Пап… каково это — изменять? Отец прокашливается от неожиданного вопроса, но оба ведь знают, что было. — Ты не чувствовал себя… грязным? Альфа вздыхает и закуривает сиротливо припрятанную под журнальным столиком пачку. — Чувствовал. Каждый раз. — И это было приятно? — Как повезёт. Если ты хочешь знать, приятнее ли, чем с мужем, то нет, не приятнее. Какая бы умелая блядь ни была, всё равно с твоим папой лучше. — И зачем тогда? — Зачем? — отец невесело усмехается, по новой затягиваясь. — Да хрен знает. То по пьяни, то поссоримся… Это и было-то всего несколько раз. — А я с психом целовался. Не насильно, пап, а просто… просто нельзя меня так надолго одного оставлять… — Ты хотел этого? — С психом? Даже не думал, но… я ведь мог его оттолкнуть. — Джио, сынок, за что я плачу деньги? Этот псих мало того что ничего не лечит, так ещё и новые травмы добавляет. — Но я… я мог… — Джи, ты омега. Смог бы оттолкнуть альфу? Не неси чушь. Этот урод просто воспользовался твоей невменяемостью. Джио, вроде, полегче. В том плане, конечно, что мысли сдаться с повинной уходят в небытие, заменяясь теми, в которых детально прорабатывается, как это нерадужное событие скрыть. От мужа, естественно. Ну, а что? Незачем Ричи нервировать. Он и так нервничает… **** — Как дела, малыш? — как всегда ласково спрашивает Ричи. — Чего не спишь? Джи улыбается, прикусывая губу, чтобы чуток вернуться в чувства. Потому что колбасит его недотрахит до сих пор. — Я скучаю, — пьяненько отзывается омега, уже достигнув той степени опьянения, когда отчего-то кажется, что Ричи этого самого опьянения не заметит. — Правда? Я думал, у тебя там новое развлечение, вот и не звонишь. — Ты о чем, Рич? Я тут на стенку лезу от того, как хочу… — Я заметил, — стальной голос как наждачкой по нервам. Джи мгновенно трезвеет на пару бокалов и, сглотнув, продолжает упавшим голосом: — К тебе… — Ко мне? Ты уверен? Или, может, другой тоже сойдёт? Джио хочется орать и поливать свою горящую жопу водой, потому что знает. Ричи всё знает. О боги… — К тебе, конечно. Какой другой? — голос предательски дрожит. — Я люблю только тебя, Ричи. — А какого тогда хрена ты сосешься с психом?! — уже рычит альфа, побуждая его мысленно молиться всем богам сразу. Потому что Ричи на него, как правило, злиться не может, но, если Ричи всё-таки довести… — Я не хотел, — испуганно блеет омега, — он сам… — Сам? Хочешь сказать, он тебя изнасиловал? — Н-нет, но… я не хотел, Рич, я просто не понял и… — Хватит. Потом поговорим об этом. — Джи слышит, что Ричи тоже пьёт. Не пьяный ещё совсем, но очень хочет напиться. — Ты у нас, оказывается, ещё и куришь. Джио, уже потихоньку продумывающий, как задобрить мужа, понимает, что всё. Не получится. Ему конец. — Я… — Что «ты», Джи? Иди пепельницу, блядь, оближи, если так нравится! Ты там нормально себя чувствуешь вообще, нет?! Или, если я не рядом, ты думаешь, что можно творить всё, что вздумается?! — Мне было плохо… — А МНЕ ТУТ ЗАЕБИСЬ! — орёт уже не сдерживаясь, и Джи слышит, как в трубке что-то со звоном бьётся. — Мне кажется, я редко тебя о чем-то прошу, малыш. Редко. Просто береги себя. И, блядь, желательно не изменяй. Это много? — Н-нет. Ричи шумно выдыхает в трубку, наверняка хмурясь. — Нахуй отсюда пошёл! Я не разрешал никому входить! Джи всхлипывает, хотя и понимает, что орут на недогадливого подчинённого. Просто… просто плохо от того, что виноват. Он сам во всем виноват и прекрасно понимает Ричи. Он изначально знал, что делает и как Ричи отреагирует. Чего уж теперь… — Не надо плакать, солнце. Это я тут плакать должен, да? — альфа не усмехается, не подкалывает, говорит хрипло и серьёзно. — Что я ещё тебе говорил? Джи прикрывает переливающиеся через край глаза и тихонько содрогается в рыданиях. Он не знает, где провинился ещё! Не знает! — Не знаю… — А ты напряги память, милый. — Я не помню, правда. — Плохо, Джи. Ты обещал мне не нажираться. Вчера, когда мы виделись, ты был без пяти в хламы, и сейчас ты опять в хлам! Я очень растроен твоим поведением, Джио. — П-прости. — Протрезвеешь — поговорим. Ричи скидывает. Он не может сдержать слез. Джи всегда плачет, когда муж его отчитывает. Как ребёнок. И Ричи как умный «родитель» на эти слезы не ведётся. Ричи всегда разворачивается и уходит, потому что видеть его такого расстроенного не может, но… воспитательный процесс. Джи ненавидит, когда муж его отчитывает. И в данной ситуации самое страшное не это, а то, что Ричи так и не сказал, заберёт его завтра или нет.