про любовь

      Ритмичное биение чужого сердца будто вводило Субина в транс. Прошла дрожь, он расслабился, опустил плечи и выдохнул. Осторожно, будто боясь обжечься, Субин медленно обнял ёнджунову спину. Он не мог найти слов, но сейчас будто и не нужно было.       Ёнджун тяжело дышал Субину в плечо, не ослабляя хватки и не размыкая крепко зажмуренных век. Ещё какое-то время он трясся, будто от холода, но теперь успокоился. Похоже, ему было даже страшнее, чем Субину.       Они простояли так довольно долго: дольше, чем обыкновенно обнимаются закадычные друзья. Субин не знал, сколько времени нужно, чтобы всё встало на свои места, но готов был дать Ёнджуну столько, сколько потребуется.       Спустя несколько минут Ёнджун — всё такой же бледный, — медленно отстранился. Теперь он боялся взглянуть Субину в лицо, будто чем-то сильно перед ним провинился.       — Прости, я не знаю, что на меня нашло, — вздохнул он. — Я никогда не испытывал такого прежде…       Ёнджун потёр глаза и с сомнением посмотрел на Субина.       — Ты…       — Я тоже, — торопливо перебил его Субин, уловив неловкость в дрожащем голосе. — Для меня это тоже впервые.       Сказав это, Субин выпустил воздух, как воздушный шар, на котором развязали нить. На лице сама собой появилась мягкая, беззащитная улыбка.       Ёнджун посмотрел на него, не говоря ни слова, нервно хихикнул и проговорил с долей отчаяния в голосе:       — Я не знаю, что теперь делать…       Субин поймал себя на мысли, что тоже этого не знал. Он никогда не заглядывал в будущее: всё останавливалось на удачном или неудачном признании, а дальнейшее развитие событий оставалось неизвестным и будто бы даже не предполагалось. Никто ведь не думает, что таят в себе слова: «Жили они долго и счастливо».       — Я тоже… — пробормотал Субин, не сводя с Ёнджуна глаз. Они всего лишь поговорили, но что-то точно изменилось. Нарастало волнение, но отнюдь не напряжённое, как в моменты ожидания чего-то худшего или ощущения, будто кто-то скрывает от тебя нечто важное, а свободное, разряжённое, словно воздух высоко в горах. Стало будто бы легче, но в то же время труднее.       Ёнджун поджал губы.       — Как думаешь, у нас может что-то получиться? — осторожно спросил Субин.       — Ну… — Ёнджун потёр локоть. — Да. Мы же любим друг друга… А нужно что-то ещё?       В этом «что-то ещё» звучала почти детская неуверенность. Субин невольно почувствовал жалость. Робость Ёнджуна, как и его неумелые попытки создать между ними что-то новое, умиляли его. Субину и впрямь казалось, что он наблюдал за ребёнком, которого до сей поры множество раз отвергали, и в этом ребёнке он нашёл своё отражение.       — Нет, не нужно, — ответил Субин, качая головой.       Ёнджун едва улыбнулся. Проговаривать вслух то, о чём они думали, было, безусловно, важно, но отчего-то неловко.       — Так мы встречаемся? — с места в карьер начал Ёнджун, переминаясь с ноги на ногу.       — Да, — услышал Субин свой же голос. В эти слова трудно было поверить. Это точно не сон?       — Но… — продолжил Субин. — Я не смогу тебе дать всё и сразу. Мне нужно время… чтобы привыкнуть…       — Мне не нужно всё и сразу, — покачал головой Ёнджун. — Просто не отталкивай меня, хорошо? А так, я буду ждать столько, сколько тебе нужно.       Субин почувствовал облегчение: они оба готовы пойти на уступки.       — Кажется, ты устал, — заметил Ёнджун заботливо.       — Да, слишком много впечатлений, — вздохнул Субин. — Нам ещё многое предстоит обсудить, но, кажется, у меня нет сил, — виновато признался он. — Но я всё равно рад, что тайное стало явным. Так гораздо легче.       Ёнджун потупил взгляд, затем улыбнулся Субину и ободряюще похлопал его по спине. Юноши снова направились в сторону субинова дома, и на этот раз они шли молча. Субин просто ни о чём не мог теперь думать: внутри него было пусто, но не оттого что он растратил своё рвение и преподнёс самые сокровенные чувства, а оттого что теперь он был полностью открыт для новых трепетных чувств и ощущений. Но вместе с тем он будто был оглушён количеством переживаний и внезапным осуществлением мечты. Ёнджун тоже стал тих и застенчив, раздумывал над чем-то.       Они расстались около дома. Парни не прикасались друг к другу, будто между ними было натянуто плотное невидимое полотно. Визуально ничто не изменилось, но внутри что-то стало не так как прежде. Субин пока не мог понять, должно это пугать его или же радовать.       — Буду скучать, — проговорил Ёнджун на прощание.       — Я тоже. Увидимся, — сказал Субин на выдохе и на лице сама собой расцвела улыбка. Похоже, она была ужасно заразительной, поскольку через мгновение на лице Ёнджуна появилась такая же — мягкая и полная хрупкой надежды.              Вернувшись домой, Субин стянул с ног кроссовки, зашёл в комнату и, приставив рюкзак к книжному шкафу, бесшумно лёг на кровать. Несколько минут он молча смотрел на идеально белый потолок, на котором в лучах солнца плясали лиловые тени от занавесок.       «Чёрт, почему ты в тот вечер… Всё было бы гораздо проще!» — эта фраза не выходила у него из головы. Вечер… Он о том роковом вечере? Значит, он уже тогда испытывал к Субину чувства? Как долго это продолжалось? Почему он молчал? Эти вопросы не давали Субину покоя, но и требовать от Ёнджуна ответов он в то же время не хотел: он обещал себе дать ему время.       Как же всё забавно получилось… Субин стал вспоминать вечеринку в доме Исыль, танцы и нелепую игру, вызвавшую у него прилив противной ревности. Вспомнил мгновение, ставшее каплей, переполнившей чашу терпения: слишком резкое, слишком сильное, чересчур интимное прикосновение. Тогда оно показалось Субину случайным, но оттого ещё более болезненным для его истерзанного сердца. Теперь он взглянул на него по-другому… Может быть, Ёнджун хотел под видом роковой ошибки поцеловать его? Может быть, так всё могло закончиться раньше и с меньшим количеством переживаний и тревог?       Субин поймал себя на мысли, что снова начинает драматизировать. Это сильно противоречило тому, что он говорил Ёнджуну: если всё сложилось так, что именно сегодня они признались друг другу в чувствах, значит, так и суждено было случиться.       Эта мысль успокоила Субина, но ненадолго. Его преследовало чувство, будто он забыл что-то важное, будто ему хотелось чего-то, но чего именно, вспомнить он не мог. Возможно, ему нужно было мнение со стороны — отрезвляющая словесная оплеуха, помогающая спуститься с небес на землю.       Взяв телефон, Субин с минуту смотрел на чёрный экран. Странно было бы беспокоить Бомгю сейчас, но ни к кому больше обратиться он не мог. В конце концов он открыл переписку и выразил ворох нахлынувших мыслей лаконичным словом:

пиздец.

      Гю появился в сети на удивление быстро.        🤨🤨 что случилось, ми амиго? слишком сложный вариант на экзамене?

нет, я не про экзамен

я сказал ёнджуну, что люблю его

??!!??!!???! 😳😳😳😳😳😳😳 так и как мне воспринимать твой пиздец??? типа «пиздец я в любви он в любви мы в любви и мы сосались🤤😏😚🥰🥴» или типа «пиздец я рыдаю в соплях неси сюда мороженое, свою задницу и платочки для моих соплей»

эм

ну

он сказал, что тоже любит меня..

но состояние сейчас ближе ко второму варианту

это почему? 🤨

я не знаю

всё это так странно

я должен быть счастлив, но я будто расстроен

а может и не расстроен

я не знаю, что чувствую, но это вряд ли радость

что я вообще должен чувствовать в такой ситуации?

а ты ещё уверен в своих чувствах? ну то есть ты всё ещё любишь его?

конечно

тогда ты просто в шоке только и всего вот если бы ты разочаровался после этого, тогда было бы сложнее

думаешь, тогда бы мне нравился его образ, а не он сам?

в точку

но откуда этот шок?

ну, ты из тех людей, которые не верят, что с ними может случиться что-то хорошее в этом я уже много раз убедился так что осмелюсь предположить, что ты не ожидал, что чувства могут быть взаимными даже если ты утверждал обратное

и что мне делать?

блин, я думал, ты шутишь, когда говоришь обо мне как об эксперте в отношениях ладно, я тебя прощаю😘😘😘 я и сам столкнулся с чем-то подобным ну типа испугался немного на следующий день после того, как всё случилось подумал, что предал свои принципы и вообще может мои чувства были ошибкой но я так думал, когда рассматривал ситуацию в отрыве от личности тёна ну то есть я не думал о нём, как о человеке, которым дорожу я рассматривал его как абстрактный субъект отношений вот когда я стал вспоминать, почему он мне нравится, какие чувства я испытываю рядом с ним, тогда и понял, что всё это не так важно важно что ты любишь и что любят тебя              Слова Бомгю успокоили Субина. Он был рад услышать, что не сходит с ума.        насколько я знаю, старшакам писать пробник на следующей неделе дай ёнджуну время и отдохни от него сам немного (когда скучать начнёшь всё ясно станет😏) подумай но давай без перегибов как ты умеешь😡😡😡 а то ещё придумаешь, что ты силой мысли вызовешь землетрясение, если ёнджуна в щёку чмокнешь

ты переоцениваешь возможности моего воображения

кто тебя знает🙄🙄🙄 кстати не то чтобы я шибко интересовался… но вы теперь типа ну… встречаетесь? 🥴

да, я согласился

но нам ещё нужно обговорить многое

я свято верю, что у тебя хватит сил произнести слова «мой парень» (нет)

да за кого ты меня принимаешь??!!? 😡😡😡

утю, какой страшный кролик-переросток 💋💋

иди оближи своего парня и успокойся.

дамы и господа, мы наблюдаем чудеса прогресса человеческой личности подопытный чхве субиби смог выговорить «своего парня» на очереди местоимение «мой», но пока что умственных способностей кролика недостаточно

мы наблюдаем как засранец-переросток издевается над своим лучшим другом на грани срыва

чудо науки: этого засранца уже 16 с лишним лет кое-как носит на себе земля

ладно-ладно, не драматизируй скажи лучше, что ты собираешься с ним там обсуждать я просто сомневаюсь, надо ли вряд ли у ёнджуна мозг размером с грецкий орех (хотя кто знает) он скорее всего поймёт что лизаться в дёсны с девушкой у тебя на глазах — не ок

нет, ну вдруг

вдруг он тупой?

нет

вдруг он по-другому представляет себе отношения?

вдруг он ждёт от меня того, что я не смогу ему дать?

типа минета?

😤😤😤😤😤😤😤

ты начинаешь меня ВЫБЕШИВАТЬ

поэтому ты со мной общаешься, чувак😎

я имею в виду, что мне нужно будет привыкнуть

я не могу «упасть в любовь», понимаешь?

я даже не знаю, смогу ли прикоснуться к нему при следующей встрече

погоди, а сегодня ты к нему не прикасался? знаешь там… губами эта штука ещё «поцелуй» называется, слышал о такой?

нет, мы не целовались

      Бомгю не писал ничего с полминуты. ладно, это тупые представления, что поцелуй должен быть сразу после того, как выяснилось, что всё взаимно прости, я затупил и, наверное, в твоём решении есть здравое зерно просто у нас с тёном пока что всё развивается как-то само собой если у вас всё по-другому, то это тоже ок если вы договорились давать друг другу время, то тоже хорошо главное чтобы все были счастливы и в том, что вы не поцеловались, кстати, тоже нет ничего плохого если ты хотел, чтобы тебе об этом прямым текстом сказал ещё кто-то              Бомгю читал его как открытую книгу: Субин хотел. Ему всегда требовалось подтверждение, что он не сделал ничего не так.

чёрт

опять всё завязано на времени?

к сожалению но самый трудный квест позади

я ближе к тому, чтобы выиграть в споре кстати🏆✌️🙂

рыдаю😭😭😭

в любом случае спасибо

без тебя я бы уже рвал на себе волосы

эксперт бомгю (как это случилось?) к вашим услугам с вас десять тысяч вон за консультацию переводить на карту😘😘😘

обойдёшься

      Отложив телефон, Субин смог вздохнуть спокойно. Теперь цепочка событий сегодняшнего дня казалась ему лучшей из всех возможных.

***

      Бомгю в очередной раз оказался прав. Следующие два дня Субин тосковал. Он снова думал о Ёнджуне, просматривал его социальные сети, теперь то и дело невольно вспоминая: «Мой парень». Это было так странно осознавать: всё казалось сном или злым розыгрышем.       Ещё Субин понимал теперь странные парочки, которых время от времени одолевали приливы нежности. Путешествуя по просторам интернета, он неизвестно зачем сохранил кучу странных сахарно-сопливых и розово-романтичных картинок, слушал девчачие песенки о любви и с нетерпением ждал следующей встречи с Ёнджуном. Проходило время, Субин отвлекался на бытовуху, проходили и приливы. Тогда он начинал казаться себе глупым и странным и старался стереть все улики этих чересчур любвеобильных настроений.       Потом через силу он напоминал себе, что чувствовать — нормально, проявлять любовь — тоже. И если он в романтичном порыве напишет Ёнджуну какую-то глупость или пришлёт не менее глупую картинку, то Ёнджун не высмеет его, а поймёт и скорее всего даже напишет какую-то глупость в ответ. Потому что Ёнджун тоже влюблён и ему не имеет смысла отталкивать Субина и винить за глупости.       Но несмотря на все перепады настроения, Субин Ёнджуну не писал. Ёнджун, похоже, тоже боялся или просто был чем-то занят. Это давало Субину шанс обдумать всё и свыкнуться с внезапными переменами, но не умаляло тоски.              В понедельник участники школьного ученического совета выставили в холле школы несколько столов под тёмно-синей атласной скатертью и на каждой перемене заполняли списки грядущих «замещений». Бомгю, как одного из самых ответственных, усадили за один из столов. Что есть мочи имитируя заинтересованность, Гю выслушивал имена и идеи желающих поучаствовать в дне самоуправления, координировал их и заносил в списки. Субин опять был обречён проводить дни один и наблюдать друга только на уроках.       Ближе к окончанию полугодия Гю, похоже, расслабился. На уроках он стал почти беспечен. Не было в нём больше рвения отличиться и продемонстрировать исключительную подготовку, тем повысив свой балл, не было той внимательности на лекционном материале. Его конспекты даже на вид стали короче и менее содержательны.       На занятиях Гю всё чаще отвлекался на рассматривание содержимого своего пенала, ручек и карандашей в руках. Иногда, задумавшись, он начинал грызть канцелярию. Учителя стали чаще обращать на Бомгю внимание: некоторые с молчаливым удивлением поглядывали на него, очевидно, ожидая, что после этого странного поведения он продолжит вести себя как прилежный ученик; некоторые делали тихие замечания, будто напоминая Бомгю, кто он такой и как ему следует себя вести, какой подавать пример. На крик никто не переходил, и успеваемость Гю пока что не падала, но перемены заставляли насторожиться весь педагогический состав.       Это стало видно на уроке литературы. Их старичок-учитель с тремя волосинами на идеально лысом черепе указующим перстом ткнул в Бомгю, приглашая рассказать доклад при всём классе. Гю не сдвинулся.       — Что случилось? — спросил старик, подняв густые брови, похожие на мохнатых гусениц.       — Кажется, я не подготовился за эти выходные, — сказал Бомгю на удивление спокойно. В нём не узнать было того зомби-заучку, которого Субин видел в классе для подготовки.       Старичок помолчал, глядя на Гю немигающим взглядом. Затем положил руку на стол и произнёс с досадой:       — Прошу остаться после урока.       После этого он продолжил урок как ни в чём не бывало. Бомгю просидел всё занятие почти неподвижно, жуя губу и стараясь не встречаться глазами с преподавателем. На следующей перемене за столом в коридоре его никто не видел.              Субину эта неделя напоминала те недавние времена, когда он ещё не был лично знаком с Ёнджуном и не спорил с Бомгю. Не было никаких тактик по завоеванию ёнджунова сердца, не было рассуждений о любви и «пинков» от лучшего друга. Была только тихая подростковая симпатия с застенчивыми взглядами со стороны, просматриванием фотографий и сотней предположений, каким же удивительным может быть Ёнджун на самом деле…       Ёнджун почти всё время был занят. В последние несколько дней до экзамена он всё-таки решил взяться за голову: носился на переменах из кабинета в кабинет, стал сенсационным явлением в библиотеке (подозрительно, что об этом рассказал Субину Бомгю). Он больше не появлялся ночью в сети, но нельзя было сказать, что он решил поправить режим: под глазами появились покраснения и серые круги, а верным спутником стала банка энергетика. Субина начинало волновать это, но поделиться своей мыслью он не имел возможности: с Ёнджуном они теперь пересекались реже, а начать переписку с «эй, у тебя там мотор не встал ещё от дозы кофеина?» казалось неуместным.       Нормально поговорить им удалось только в среду за день до экзамена, когда Ёнджун возвращался с тренировки. Субин, помня о большой любви Ёнджуна к американо, всё-таки решил пожалеть его нервную систему и в качестве перекуса принёс ему пакет молока и сэндвич.       Ёнджун сначала не заметил Субина за дверями спортивного зала, но короткий оклик заставил его обернуться. Увидев парня, Ёнджун расплылся в усталой, но довольной улыбке. Затем он попрощался с друзьями, и только удостоверившись, что их никто не увидит, подошёл к Субину и боднул его в плечо, будто ластящийся кот.       — Ты не представляешь, как я устал, — пробормотал он, всё ещё прижимаясь лбом. Субин застыл в одном положении, косясь на затылок Ёнджуна.       — Ты это сейчас с закрытыми глазами говоришь?       — Угу, — промычал Ёнджун. — Весь день досыпаю, пока моргаю. Дай чуть подольше потупить.       — Как скажешь, — сказал Субин и уставился на здание школы. Молчание продлилось комично долго. — Эй, ты же не серьёзно?       Ёнджун сделал вид, что сопит. Субин рассмеялся, трепля его по влажным волосам.       — Эй, я старше и монарше! — с деланным возмущением сказал Ёнджун, уворачиваясь от чужого прикосновения и жмурясь. — Как ты можешь себя так со мной вести?       — Хорошо, съем твой ланч сам, — сказал Субин обиженным тоном.       — Ты этого не сделаешь.       — Ещё как сделаю! Я не всегда такой добренький.       — О, я люблю плохих парней. Что ты ещё можешь сделать? — подхватил шутку Ёнджун.       — Могу нарисовать цветочек на полях школьного теста, даже если преподаватель против, — проговорил Субин, играя глазами.       — Да ты бунтарь, я весь горю!       Парни рассмеялись. Находясь рядом с Ёнджуном, Субин понял смысл того, что говорил ему Бомгю. Общение с Ёнджуном в реальной жизни давалось ему куда легче, чем в те минуты, когда он представлял себе любой их диалог. Всё-таки Ёнджун не был для него испытанием: он не был мелочным, не пытался подловить Субина, оскорбиться с его слов и порвать с ним все связи. Для Субина это всегда было самым страшным в общении с людьми — перспектива, что они в любой момент могут оттолкнуть его и уйти. И поскольку все самые страшные сценарии он видел наперёд, возможность быть брошенным была настолько же страшной, насколько и ожидаемой.       В этом отношении Ёнджун был для Субина непредсказуем. Он не переставал удивлять своим желанием и готовностью говорить с ним, интересоваться им, прикасаться к нему и, в конце концов, просто его любить. Иной раз Субин думал, что не заслуживает такого отношения, но это было лишь в его голове: в жизни Ёнджун брал его за руку или снова вовлекал в разговор…              Субин провожал Ёнджуна до дома, отчего-то чувствуя себя гордым. Ёнджун вальяжно шагал рядом с ним, на ходу кусая сэндвич и запивая тот молоком.       — Молоко… — протянул Ёнджун, отрывая губы от соломинки. — Я так точно завалюсь спать, когда приду домой.       — Лучше уж выспаться перед экзаменом, — кротко ответил Субин. — Я хвалил твоё умение выходить сухим из воды, но сейчас ты выглядишь слишком измученным, чтобы я продолжал это поддерживать.       — Хм-м, — издал странный звук Ёнджун с хитрой ухмылкой. — Субини такой заботливый, — сказал он, потянув Субина за щеку.       Субин испытал чувство дежавю: всё было как всегда, будто они и не признавались друг другу в чувствах. Это тоже показалось странным и неправильным. Однако Субин решил промолчать, чтобы не доставлять Ёнджуну лишних хлопот.       — Не хочешь зайти ко мне? — поинтересовался вдруг Ёнджун, взглянув на Субина с любопытством.       — Ну… Не знаю даже…       — А что такого? Я же был у тебя в гостях. — Ёнджун промолчал секунду и добавил: — Родителей уже нет дома, я опять один.       — Я не отказываюсь, — сказал Субин. — Просто не хочу тебе мешать. Тебе стоит подготовиться и отдохнуть: это будет гораздо лучше, чем если ты потратишь всё время на меня.       Субин не солгал. Он пытался позаботиться о Ёнджуне настолько, насколько позволяли возможности. Кажется, Ёнджун это понял.       — Ладно, что насчёт завтрашнего дня? После экзаменов я свободен, как птица!       — Я смогу, — кивнул Субин. — Купить тебе что-нибудь?       — Не-а, у меня дома куча всякой гадости, — подмигнул Ёнджун.       Дальше они снова шли, болтая о чём-то отвлечённом, пока Субин то и дело испытывал всё то же опостылевшее чувство дежавю. Замечая это, он мрачнел, возвращаясь к разговору — снова приходил в норму. Но и в том, и в другом состоянии он не понимал, как должен себя чувствовать. Это снова вгоняло его в тоску, развеивал которую удивительно беззаботный Ёнджун.       На этот раз, прощаясь, они смогли обняться. Ёнджун поблагодарил Субина за заботу и собирался было уйти, как вдруг обернулся и произнёс, будто осторожно напоминая:       — Я люблю тебя.       И этот момент имел бы место быть в какой-нибудь американской подростковой мелодраме, где появление любовного интереса главной героини (непременно серой и наискучнейшей) знаменуется романтической песней на фоне и его сияющим во всех смыслах лицом, а не в скучной жизни Субина. Ёнджун был близко, он был как никогда красив, и его глаза искрились обожанием. Субин подумал, что хочет его поцеловать. Вот только робость сковала его по рукам и ногам и заставила онеметь. С испуганными глазами и кривой глуповатой улыбкой он кое-как проговорил: «Я тебя тоже». Ёнджун рассмеялся, попрощался с ним и вернулся домой. Субин с нетерпением стал ждать завтрашний день.       

***

      Квартира Ёнджуна была совершенно другой. И речь в данном случае шла не об интерьере, а об общей атмосфере. Квартира не выглядела заброшенной и не пустовала: каждая комната была обставлена мебелью, в стеллажах за стеклом стояла посуда, на книжных полках покоились книги, в каждой комнате был расстелен махровый тёплый ковёр, в гостиной на клетчатом диване валялись подушки и даже несколько пледов, кресло укрывало вязаное покрывало. Находились и «островки беспорядка»: в раковине на кухне был развал из посуды; около тумб Ёнджун попросил Субина быть осторожным, поскольку рядом с ними был выстроен чуть ли не городок из одноразовых контейнеров для еды и бутылок из-под вина; в гостиной на стопке газет, которая представляла из себя целую хронику событий за последние полгода, стояли немытые чашки; на кофейном столике салфетки и пустые склянки из-под лекарства от кашля соседствовали с задубевшей кожурой апельсина, рассыпавшимися конфетами «Skittles», пустой банкой из-под энергетика и вазой для фруктов, в которой лежали свежие яблоки и хурма. Но «островки» эти не придавали уюта, не указывали на то, что здесь кто-то живёт: они будто напоминали о недолгом визите своих хозяев: вот газета за март — значит, как минимум в марте отец Ёнджуна здесь был; вот коробка, на стенках которой ещё не засохла кимчи-паста — значит, мама Ёнджуна нагрянула домой и опять слишком устала, чтобы что-то готовить; вот пустая банка — значит, прошлым вечером Ёнджун ещё готовился к экзаменам.       Субину было странно видеть жилище в таком состоянии. Для него дом всегда был прибежищем: здесь он может быть полностью откровенен с собой и скрыт от чужих глаз, здесь его всегда любят и примут. Дом был чем-то цельным, несмотря на то, что некоторые его жильцы покидали его, забирали старые вещи или приносили новые — дом оставался домом. В квартире Ёнджуна появлялось чувство, что всё вокруг можно было снять в любой момент и оставить голые стены, будто это не дом вовсе, а жилище кочевников.       Возможно, так казалось только Субину. Потому что Ёнджун чувствовал себя вполне естественно, забавно суетился, пытаясь показать высшую степень гостеприимства.       — Блин, надо было вчера этим заняться, — корил он себя, убирая беспорядок на кофейном столике. — Думал, успею утром, а в итоге чуть не проспал, ты прикинь?       Субин подошёл ближе, чтобы помочь. Ёнджун не только отказался от помощи, но и усадил Субина на диван, наказав не сдвигаться. Субин кивнул.       — Зря я тебя не послушал, стоило с вечера выспаться, — послышалось с кухни. Застучали дверцы шкафчиков, захрустела упаковка. — Но тогда бы режим слетел… Короче, сегодня займусь режимом, как только тебя провожу.       Ёнджун открыл холодильник, достал оттуда что-то, снова зашуршал на кухне. Через считанные секунды он вернулся с миской солёного попкорна и двумя банками колы и поставил их на стол. Выдохнув, он плюхнулся рядом с Субином.       — Ну так… Как экзамен? — спросил Субин, чтобы как-то начать разговор.       — Нашёл у кого спросить. Я что ли его составлял? — усмехнулся Ёнджун. — Написал то, что запомнил. Что не запомнил — придумал. Выкручусь как-нибудь. Чего париться?       — Я бы не сказал, что в последнюю неделю ты не парился.       — А об этом можно было и промолчать, — фыркнул Ёнджун. — Я тут пытаюсь пофигиста из себя строить, между прочим!       Ёнджун подскочил к телевизору и выволок пару джойстиков.       — Я ж, блин, всё-таки не Кан Тэхён, чтобы не париться, а потом писать всё на хороший балл.       — Разве он хорошо учится? — смутился Субин.       — Учится на «отвали», но экзамены пишет хорошо. Короче, вертел он всю эту систему образования. — Ёнджун вздохнул. — Сыграем?       Субин охотно перенял джойстик. Ёнджун предложил несколько игр на выбор, Субин пообещал надрать ему задницу в «Tekken».       — Мечтай, щенок, — прыснул Ёнджун, пока загружался пробный раунд. — Думаешь, наиграл миллионный уровень на своей мобилке и теперь можешь тягаться со мной?       — Знаешь, я и сам своего рода киберспортсмен, — усмехнулся Субин, решив не обескураживать Ёнджуна новостью, что и он не в первый раз держит джойстик в руках.       Но всё-таки, конечно, играть с кем-то, кроме старшего брата или Бомгю, оказалось непривычно. Субин не испытывал каких-то затруднений с управлением, дело было больше в обстановке. Он продул несколько пробных раундов, Ёнджун торжествовал над ним. Субин лишь раздражённо косился в его сторону. В последнем раунде, вырвав себе победу, он не остался в долгу и глумился над поверженным.       Нетрудно было заметить, что Субин большую часть времени умел держать себя в руках. Он старался контролировать каждое своё действие и слово, а если что-то получалось неосторожно, то он непременно подвергал это действие тщательному анализу. Он понимал, что его тревога исходит изнутри: люди вряд ли обращали внимание на то, что он перепутал слово, запнулся на ровном месте или просто случайно преградил кому-то путь, а вот он всегда это помнил и краснел. В Субине копилось напряжение, и в большинстве случаев он ухитрялся подавлять его, но выход всё равно требовался.       И выход находился в пылу азарта. Играя в игры, Субин не мог контролировать себя: он непроизвольно начинал говорить громче, мог неожиданно вскрикнуть, сжимал от злости зубы, чаще и увереннее сквернословил, а иногда начинал трястись и колотить подушки. Насколько экологичным был этот метод вымещения агрессии, он сказать не мог, но пока все предметы, исключая подушки, были целы, а сам Субин не был похож на дублёра боксёрской груши, всё было вроде бы в порядке.       Ёнджуна в ходе игры не пугали эмоциональные всплески Субина. Он и сам устраивал победоносные танцы и артистично сокрушался по поводу проигрышей. Отличие было лишь в том, что Ёнджун был энергичен и открыт большую часть своей жизни, а Субин мог позволить эмоциям вырваться наружу лишь временами.              Субин под жалостливый писк Ёнджуна (откровением стало, что Ёнджун вообще способен на писк) одержал последнюю победу и просиял торжествующей улыбкой. Ёнджун откинулся на спинку дивана, держа джойстик, будто лотерейный билет, у которого с номером выигрыша не совпала всего одна цифра. Закрыв глаза, он свёл брови к переносице и досадливо скривил губы.       — Я же сказал, что надеру тебе зад, — сказал Субин со всё той же лучезарной улыбкой.       — Это раздражает, — проговорил Ёнджун ломающимся голосом. На его лице играла ухмылка, будто ему приходилось выдавливать из себя остатки любезности.       — Да ладно, не обижайся, — с запалом начал Субин. Бегло загребав горсть попкорна и закинув его в рот, Субин в приподнятом настроении духа придвинулся ещё ближе к Ёнджуну.       — Ой, кто мне это говорит? Сияющие щёчки? — сощурившись, возмутился Ёнджун и, ущипнув Субина за обе щёки, хорошенько потрепал его за них. Субин поначалу жмурился, но всё-таки рассмеялся и свалился на Ёнджуна, схватив того руками за плечи. Ёнджун не смог долго строить обиженную гримасу и в конце концов тоже рассмеялся.       Они успокоились только через минуту. Субин вдруг понял, что находился достаточно близко, чтобы сократить расстояние между их лицами до ничтожно малого. Что было ещё более примечательно: Ёнджун не говорил ни слова, лишь косился на него из-под полуприкрытых век, будто чего-то ожидая.       Субин чуть отстранился, чувствуя, как пылают щёки.       — У тебя нет, м… жвачки? — спросил он тихо и несобранно. Ёнджун по-хулигански ухмыльнулся. Субин ахнул, поняв, что выдал свои намерения, и так же глупо замер, как и вчера вечером около ёнджунова дома.       Ладони Ёнджуна легли на мягкое лицо Субина. Тот вдохнул и задержал дыхание. Сердце колотилось как бешеное, отдаваясь оглушающим стуком в ушах.       — Могу я..? — проговорил Ёнджун негромко, заглядывая Субину в глаза. Отчего-то на него накатила такая мощная волна смущения, что ему стало смешно с самого себя, и он прыснул со смеху, вскидывая руки к лицу, чтобы скрыть позорный румянец.       — Что? Что случилось? — вопрошал Ёнджун, подхватив заразительный истерический смех.       — Зачем ты это спросил? — протянул Субин не своим голосом сквозь плотно сомкнутые ладони. Всё лицо страшно горело. — Это смущает!       — Ну, у нас же принцип «не всё сразу», вот я подумал… Вдруг ты…       — Не строй из себя недогадливого! — перебарывая новый приступ нервного смеха, чуть ли не выкрикнул Субин. Схватив с пола подушку, он ударил ей Ёнджуна по колену. Поймав её, Ёнджун прижал подушку к животу, расплываясь в непонятной улыбке.       Субин выдохнул, отрывая руки от лица. Он был красный, взъерошенный, но по-прежнему нецелованный. Всё пошло не так, как он ожидал. Однако это не казалось катастрофой, ситуацию он находил даже забавной: у Ёнджуна явно побольше опыта в поцелуях и других интимных контактах, но, влюблённый, он оказался таким же неопытным дураком, как и Субин. Это придавало уверенности.       Субин взглянул в сторону Ёнджуна. Сев на диван по-турецки, тот развернулся к нему всем телом. У Субина занялось дыхание. Говорить о желаниях ему всё ещё было трудно, но теперь и не требовалось. Перебарывая смущение и страх, отдающийся лёгким спазмом в животе, Субин снова приблизился к Ёнджуну, обхватил одной ладонью его шею и прижался своими губами к его, жмурясь. Это подобие поцелуя продлилось всего несколько мгновений: Субин чересчур резко отстранился, сжав губы в тонкую нить. Он почти ничего не почувствовал.       Испуганным взглядом он изучал лицо напротив: Ёнджун сначала выглядел удивлённо, затем озадаченно, потом недоуменно.       — Я дурак? — спросил Субин, умоляюще заламывая брови. Кажется, он сделал что-то не так.       — Похоже на то, — кивнул Ёнджун, давя улыбку. Субин простонал, собираясь снова закрыть лицо руками, но Ёнджун остановил его:       — Ты просто не умеешь целоваться, — успокоил он. — Всё в порядке. Я тоже не умел.       Последнее, что Субину хотелось бы вспоминать сейчас, это поцелуй Ёнджуна с Сохён. Однако картинка сама собой возникла в голове: Ёнджун, прижимающий ладонь к щеке Сохён, и их губы. Может быть, в Субине всё ещё кипела ревность, но ему казалось, будто Ёнджун мог бы продолжить, если бы обоим было не так неловко... И точно он всё умел.       — Субин, — вызвал из воспоминаний голос Ёнджуна. Ёнджун смотрел на Субина с заботой и даже взял его за руку. — Всё хорошо. Хочешь попробовать снова?       В его тоне появилось что-то такое, что неведомым образом сводило смущение на нет. Ёнджуну хотелось верить и доверять. От одних его слов Субин чувствовал себя любимым.       — Давай, — тихо сказал он, кивая. Для удобства он тоже развернулся к Ёнджуну всем телом, но диван оказался слишком узким, чтобы он мог вместиться с ногами: пришлось опустить одну на пол.       Ёнджун подался вперёд, Субин рефлекторно отклонился.       — Испугался? — фыркнул Ёнджун со смешком. Субин покачал головой, потупив взгляд в угол. Ёнджун на пробу потёрся с Субином кончиками носов, и Субин не смог сдержать смешка.       — Что ты делаешь? — спросил он, не в силах подавить расцветающую на лице широкую улыбку.       — Делаю так, чтобы ты не нервничал, — спокойно заявил Ёнджун, уместив руки на линии челюсти. Субин смотрел ему в глаза, как заворожённый. Момент оставался таким же волнительным, но теперь ему не казалось, что он сорвётся с места, как только Ёнджун станет ещё чуть ближе.       — Расслабься, — произнёс Ёнджун, будто заклинание. — И расслабь губы. Постарайся делать как я.       Субин выдохнул, опустив взгляд на ёнджуновы губы, и склонил голову. Он много раз представлял этот момент, думал о том, как могут ощущаться губы Ёнджуна на его губах, как он будет касаться в этот момент. То, что происходило сейчас, не шло в сравнение ни с одной фантазией: Ёнджун был запредельно близко, Субин чувствовал тепло его рук на своём затылке, чувствовал его дыхание… Закрыв глаза, Субин расслабил рот, позволяя Ёнджуну поцеловать его.       Губы Ёнджуна оказались мягкими и немного скользкими от жирного попкорна. Слегка солоноватыми (должно быть, по той же причине). Их мягкая напористость дарила совершенно новые ощущения, которые было трудно описать одним словом.       На толику секунды Ёнджун отстранился, но только затем, чтобы прильнуть к губам снова. Он не рвался вторгаться в чужой рот: просто сминал чужие губы своими, пока Субин неумело повторял его движения, поддаваясь напору и заданному темпу. По его телу проносились мурашки, новое едва знакомое приятное ощущение прокатывалось волнами. Субин чувствовал себя уязвимым, но совсем не испытывал страха: его окружили любовью и беззаветным обожанием. Он старался ответить тем же.       Когда Ёнджун отстранился, Субин не открыл глаза, оглушённый новыми ощущениями. Только через несколько секунд он разлепил веки и глядел на Ёнджуна с бесконечным восхищением.       — Что? — спросил Ёнджун, уголки его блестящих порозовевших губ дрогнули.       — Я люблю тебя, — сходу ответил Субин. — А ещё я хочу, чтобы мы целовались вечно.       Ёнджун рассмеялся то ли с наивности Субина, то ли с внезапности его желания. Субин не беспокоился о причине: заключив лицо Ёнджуна между своих ладоней, он навалился на него, снова сталкиваясь губами.