***
Знакомство на месте преступления где-то по полуночи внезапно совершает… — Как же это… — Сальто назад? Прыжок веры? Рыбка? Йоичи озадаченно раздувает ноздри и обхватывает подбородок пальцами, придавая себе пущего антуража. — Что-то из этого, определённо. Прицепившийся к нему некто Бачира Мегуру вроде не настаивает на дальнейшем сближении, а вроде и настаивает, буквально пихая визитку в ненавязчиво раскрытую ладонь. — Когда решишь, что именно — маякни. Не то, чтобы Йоичи был каким-то асоциальным парнем, человеконенавистником или кем-то в этом духе, хотя с такой работой… — Я всегда на связи. Готов к новым свершениям, — самоуверенно подмигивает Мегуру, и артистично шаркает ногой, будто бы хочет сделать поклон. Йоичи выгибает бровь, прослеживая помрачневшим взглядом направление движения чужого кроссовка. — Это… — Не лучшая идея, да, — заканчивает за него Мегуру, и резко отпрыгивает назад. — В любом случае, ты тоже там стоял. Ребячество, боже. Руки так и тянутся сжать переносицу. И правая, и левая. Чужие пируэты непременно обрели бы статус очередного банального поступка, не будь под их ногами растёртых по асфальту внутренностей, а над головами — вспышек фотокамер случайных зевак. Впрочем, проблемы на вызове — тоже своего рода банальщина. А чьи-то попытки заобщаться с копами — и подавно. Людям в целом свойственно тянуться к чему-то… Непривычному. На том и порешив, Йоичи не глядя пихает бумажку себе в карман, пока Мегуру достаёт из своего побитый жизнью смартфон, направляет на себя фронталку, и пятится к служебной тачке, чем выбешивает отрешённо курящего Кайзера. Мигалки департамента ловят припадок, Йоичи смотрит на немую сцену между этими двумя — Михаэль кривится и сплёвывает в сторону, Мегуру откидывает средний палец, шепчет что-то одними губами и высовывает язык. Странный. Явно бесстрашный. Плюсом сверху настойчивый, ведь довести фрица до нервного тика простыми движениями — занятие не из лёгких. Краткая характеристика о Мегуру формируется на ходу под отборную матерщину Кайзера и гомон местных пропоиц — где же ещё упасть под машину, если не у бара? Ещё и на глазах какого-то недожурналюги, который устроил целое шоу из якобы благородного звонка в девять-один-один. Йоичи не сдерживается и даже хмыкает собственным мыслям, но тут же поражается такой реакции — в самом деле, кто этот Мегуру такой, чтобы из-за него хмыкать? Это безо всякого там пренебрежения, если что — Йоичи же реально его не знает.***
На самом деле, мотивацию этого парня крайне сложно понять. Но. Но. Йоичи почему-то надо. Хер пойми, серьёзно — просто для чего-то хочется, несмотря на всю хаотичность его действий, в которых с трудом прослеживается намёк на нечто упорядоченное. Например, звонки в шесть-семь утра, когда Йоичи пытается проснуться, выпить кофе и не спалить яичницу. Не нужно долго гадать, чтобы заметить, насколько Мегуру сложный. Несомненно, он в принципе похож на… На бардак. Сумбур. Какой-то ёбаный пиздец с восклицательным знаком в качестве предупреждения о возможной опасности. — Я собираюсь внедриться в одну из местных банд, чтобы изучить их кухню изнутри, — как-то раз заявляет он, оживлённо поедая привезённые Йоичи пончики. Если честно, глазурь, прилипшая к чужим пальцам, завлекает последнего чуть больше, чем болтовня о чёрных, которые натягивают патрульных похлеще трусов на голову какого-нибудь неудачника, но Мегуру почему-то интересно. Всё-всё-всё интересно. И всё-всё-всё надо. Он будто порывается ухватиться за каждую деталь, охотно говорит с набитым ртом, наплевав на культуру потребления пищи, сам отвечает на свои же вопросы, активно жестикулируя на фоне неоновой вывески автозаправки, смеётся, смеётся, очень много смеётся. Йоичи не вдупляет, зачем они здесь, но Мегуру не замечает немых вопросов и примерно на третьем донате объясняет причину добровольного заклания необходимостью поиска нового материала для своего блога. — Просто потому что это круто, — невозмутимо дополняет он, отхлёбывая любезно протянутый кофе. — Вот представь себе, каково это — оставить след в истории, как самый безбашенный чувак в этой вашей Аризоне, перевернуть всё вверх дном, а затем съебаться втихую, чтобы не нашли и не прописали пиздюлей. — Ты слишком беззаботен, — вполне серьёзно замечает Йоичи, старательно всматриваясь в азартные искорки под чужими ресницами, и Мегуру одобрительно вытягивает указательный палец в ответ. — Так точно. Ты только догадался? Надо же. Как честно. Внутри что-то ёкает, Йоичи еле уловимо вздрагивает и ныряет носом в сложенные лодочкой ладони. Он не настолько эксперт в людях, насколько хотел бы быть, однако поведение Мегуру неиллюзорно напоминает любопытство непуганого зверя, который только-только вышел в люди, и теперь отчаянно, безрассудно ищет способ прижиться. — Но если меня возьмут в заложники, то ты должен будешь меня спасти, сечёшь? — тычет он локтём в бок. Сухой тёплый ветер гладит лицо и шею, Йоичи скрещивает руки на груди и молча опирается задом на капот. — Попробую, — в опережение мыслей соглашается он, и абсолютно, стопроцентно не вдупляет, что именно творится с его мозгами. С мозгами их обоих, вернее, раз Мегуру всё ещё здесь, всё ещё бодает бок костями, несёт откровенную глупость и хлопает глазами, а он, Исаги Йоичи, почему-то стоит, слушает, и улыбается. Прямо как какой-то конченый.***
За те несколько месяцев, которые они проводят в постепенном наращивании частоты контактов — то в кафе, то на пробежке, то снова на месте преступления — Йоичи, к своему превеликому сожалению, чётко идентифицирует всего-навсего одну вещь. То, что тарифы на общение с Мегуру обходятся ему двойной ценой. Первое, что он выкладывает на стол переговоров, стоит только разуться и пройти вглубь дома — своё внезапное смятение. Подумать только, он притащился в чужое логово не по просьбе достопочтенной матушки. Второе, что Йоичи приходится вкинуть вдовесок, чтобы уж пронять Мегуру наверняка — некоторые откровения, сокрытые договорами о неразглашении, самолично подписанные им в пути на выученный за время ожидания адрес. — Как будто бы меня это волнует, — беззаботно отмахивается Мегуру, и пригласительным тычком в поясницу отправляет Йоичи в гостиную, больше похожую на коробку в кладовке, захламлённую всякой ерундой по типу штативов, старой одежды и забытых всеми семейных альбомов с пожелтевшими фотками. На подступах к окну, у которого они находят своё пристанище, достаточно скоро становится душно. Наверное, причина в температуре воздуха за бортом, но Исаги усугубляет собственное положение тем, что чересчур неаккуратно мажет взглядом по Мегуру, строчащему что-то на своём планшете, и резко сталкивается с острым желанием выйти в окно — плевать, что первый этаж — или содрать себе лицо о лопасти напольного вентилятора. Вот чисто встать, подойти вплотную, вырвать с корнями защитную решётку, и прислониться к этой крутящейся херне лицом, пуская свою физиономию на мясо. Такой способ самоистязания не то, что неприятен — такой способ самоистязания максимально убог, но Йоичи предполагает, что когда-нибудь и вправду решится на это. Главное — не при Мегуру, который так ждал их встречи всю прошедшую неделю. Йоичи врёт себе, что это просто встреча, но не может не робеть, когда Мегуру, как и всегда, внемлет каждому сказанному слову, лезет в рот за новыми и охотно впитывает в себя всю предоставленную информацию. — Так и что там было дальше? Отряд пошёл на штурм, а вы?.. Шредер хренов, он так легко перерабатывает и видоизменяет услышанное, записывая всё в планшет, что Йоичи тоже втягивается в сам процесс, приживаясь на новом месте. — А мы в это время выбивали показания из пойманного в притоне ублюдка прямо в нашей тачке. Да, с Мегуру несложно отвлечься. Он задаёт вопрос за вопросом, следуя неизвестному — хотя и определённо рабочему алгоритму, — и Йоичи врёт себе, что не ведётся. Йоичи убеждает себя, что не рассказывает лишнего, что не открывает душу нараспашку, упрямо игнорируя и голос разума, и голос совести, и все тревожные звоночки. Как-то странно — и рановато — признаваться в том, что его ведёт из-за того, как сильно Мегуру нуждается во внимании. В его внимании. Они говорят обо всём подряд, поднимая даже самые табуированные темы, и попавшему в ловушку замедленного действия Йоичи чудится, будто Мегуру — несмотря на выбеленые на загривке волосы и ясные янтарные глаза — не какой-нибудь сверхчеловек из джунглей Аргентины, не гуманоид, контакт с которым скрывает Пентагон, и даже не цифровой носитель из Силиконовой долины, а полая ёмкость, наполненная аэросилом. Большая такая ёмкость, в которую он, Йоичи Исаги, случайно-добровольно грохнулся, предварительно разделив себя на множество мелких кусочков. Вентилятор работает на славу, но совершенно не спасает от повышения температуры тела, поскольку щёку щекочет чужое дыхание — Мегуру подбирается незаметно, Мегуру пиздецки юркий и текучий, похожий на встревоженный ветром песок. Такого ни тронуть за плечо, ни задеть губами, ни схватить за вечно ускользающий хвост. А Йоичи хотел бы. Что-нибудь из этого. — О чём задумался? Мегуру клонит голову вбок и замирает в такой преступной близости, что взгляд Йоичи невольно цепляется за приоткрытый рот. Мягкий рот. Небольшой, красивый рот. Стоит Йоичи подумать о том, насколько тепло может быть внутри — оказывается, в Аризоне можно словить солнечный удар даже в помещении, — как яйца мерзко поджимаются, а зрачки вероломно скатываются ниже, останавливаясь у мелкого шрама на подбородке. Мегуру не без изъянов, и всё равно потрясающе красив. Очарователен, вопреки своей расхлябанности и дикости, которая уже и не кажется Йоичи чем-то… отталкивающим. Казалась ли вообще? Он не помнит. — …Упал со скейта в старшей школе, — пояснительно шепчет Мегуру, опираясь ладонями на свои колени. Даёт разглядеть получше. Смотрит и сам куда-то выше переносицы, куда-то, куда Исаги попросил бы не соваться без ордера. — Хочешь потрогать? По венам течёт кипящий битум, и Йоичи мотает головой, потому что ему невыносимо. Невыносимо плохо. Тесно, глупо, и очень плохо. — …Было больно? — сглотнув, задаёт он самый иррациональный вопрос на свете. Чужие ресницы отбрасывают ровные тени на нижнее веко. Мегуру приподнимает бровь и вытягивается в лице, словно пытается определить степень деградации рассевшегося перед ним копа. А потом прыскает от смеха и отклоняется назад, позволяя Йоичи выдохнуть, перегруппироваться и зажать напрягшийся член своими ляжками. — Дурак, ей-Богу, какой же дурак.***
Чувства к Мегуру оккупируют сознание Йоичи сродни паразиту. Нет, в целом он вполне осознанно приходит к выводу, что влюбился, но почему этот Мегуру — очевидно понимающий, в каком направлении они двигаются — никак не препятствует самому процессу? Более того, он не просто не препятствует — он наоборот привязывает к себе, причём так прочно и основательно, будто его сладко пахнущие волосы состоят не из кератина, а из древесного дёгтя. Будто бы он сам — тягучий пэк, в который Йоичи Исаги вляпался по самые уши. Да, Мегуру липкий и настойчивый — то пишет по ночам, отвлекая от сбора улик, будто бы заранее знает, что Йоичи ищет способ отвлечься от чёрных газовых волдырей на теле очередного мертвеца; то звонит по видеосвязи на перерыве и щурится во фронталку Чеширским котом, как будто бы видит одиночество Йоичи насквозь; то слишком часто крутится где-то около и недвусмысленно наклоняет голову, словно просит погладить, но Йоичи едва ли позволяет себе такую дерзость. Нет, никаких погладить. Ни в коем случае. Он всё-таки культурный и в меру воспитанный, пускай и коп. Вполне возможно, что Мегуру понимает и это, продолжая непринуждённо забирать расчищенное для себя место в чужой башке. Методично вытягивает оттуда предложение за предложением, записывает, спрашивает, снова записывает. А потом — после случайной пьянки в случайном баре, закончившейся таким же случайным поцелуем в ожидании такси — напрочь пропадает с радаров. Обдумывает, насколько перспективны дальнейшие взаимодействия, наверное. По крайней мере, именно такое предположение мысленно выдвигает загнавшийся Исаги, теряя всякую объективность перед лицом своего… Кого? Кто он ему? Есть ли смысл рассуждать над этим? Терзаться? Хотеть большего?***
В окружённом пустошью Финиксе не принято переживать — в окружённом пустошью Финиксе принято смывать водой песок под оконными рамами, фильтровать лёгкими запах резины и оплавленного асфальта, но… Но порядки Аризоны Мегуру прямо параллельны — он оказался тут просто так. Не прижиться, не стать одним из местных обитателей, а проездом. Йоичи категорически не нравится, что он планирует отсидеться в Аризоне годик-другой — пока не надоест, — и благополучно свинтить, когда в Майами подешевеет аренда. Как бы так сказать, чтобы не ошибиться с формулировкой? Кажется, Йоичи обидно. Он вообще не хочет, чтобы Мегуру сваливал. Вряд ли это произойдёт в обозримом будущем, конечно же, поскольку журналисты на фрилансе едва ли могут купаться в деньгах, как это делал Скрудж Макдак. И Исаги вроде рад этому умозаключению, потому что Мегуру всё ещё здесь. А вроде и зол на себя за то, что он, Йоичи Исаги, борется не с экономическими преступлениями, взяточничеством и контрабандой, а с банальной мокрухой. Уйди он в ФБР или что-нибудь подведомственное этой охуительно крутой конторе, смог бы спиздить пачку зелени. Зачем? Чтобы Мегуру зацепился и передумал уезжать. На нём же это сработает? Нет? Да? Сложный вопрос. Долгий в плане обсуждения. На целый ночной допрос с пристрастиями. При участии в таком за полицейским и подозреваемым наблюдает разве что поднятый по звонку дежурный, но Йоичи Исаги даже близко не из тех, кто допускает саму вероятность распространения настолько личной информации. Поэтому… Поэтому он приходит сам. Без звонка, предварительного уведомления и должного приветствия. Естественно, Мегуру плевать на культуру не меньше, чем самому Йоичи в моменте — как хорошо, что он умеет адаптироваться под чужие порядки, иначе бы не был сейчас почти таким же беспринципным. По крайней мере, такое впечатление о жизненном девизе Мегуру складывается у Йоичи, мечтающего насадиться горлом на рандомный кактус, раз на член как-то нихрена не получается. Салон собственной машины не выпускает Йоичи целых десять минут. Волосы ерошит искусственным ветром, под обдувом кондиционера отрезвляюще-холодно, и это немного выручает. Совсем-совсем немного. С другой стороны, всё, что находится в ведении Йоичи, автоматически становится его подспорьем, поэтому тачка в своём лучшем проявлении внезапно обращается в крепость. В место силы, покоя и умиротворения, блять. Музыка разгружает мозг, голос диктора из радио разбивает цепочки рассуждений. Круговая тонировка скрывает и напряжённую складку между бровями, и надутые губы, и скрюченные пальцы, отбивающие по рулю не иначе как похоронный марш. Йоичи почти держит себя в руках, хотя и не сомневается в том, что подойти к чужому дому означает провалиться сквозь землю от стыда. Когда он всё-таки решается сделать это, он не хлопает дверью для пущего драматизма и не пыжится, как обиженный бывший — незачем. Кому нужен этот драмтеатр? Судя по внутренним ощущениям Йоичи, измученная засухой земля может разойтись по швам элементарно от шелеста шагов, а алеющее небо Финикса запросто присоединится к этой вакханалии и насыплет углей на макушку лишь из-за того, что палец касается дверного звонка. Как ни странно, Мегуру совершенно спокойно щёлкает замком где-то через полминуты. Как будто бы что-то могло пойти иначе. — О, — только и произносит он, и жестом приглашает войти, освобождая Йоичи от необходимости обивать порог дольше одного трека из стоящей через дорогу тачки. Сердце колотится на предельных скоростях ровно до того момента, пока замок повторно не бьёт по ушам щелчком. А затем наступает тишина. Мнимая, разумеется — Йоичи в отрубе, в вакууме и в состоянии овоща, словно та партия бразильской наркоты, изъятая его коллегами по цеху, планомерно перекочевала точно в его кровь. Возможно, скоро у Йоичи по-настоящему случится бэд-трип. Представить иной финал их общения с Мегуру как-то трудновато: прирученный им коп — вот ведь блять, Йоичи совсем слетел с катушек, раз говорит о себе в третьем лице, — уже истерзался до такой степени, что может лечь посреди чужого коридора, помолиться напоследок и тихонько отойти к праотцам. Предварительно прихватив с собой один из главных секретов, которым так хотел бы поделиться с Мегуру, разумеется. Йоичи правда почти готов. Готов, как полагается дипломированному бойскауту и выдающемуся легавому. Готов как никогда прежде. Полон сил. Решимости. Уверенности. Как жаль, что слипшийся от волнения рот открывается только в тот момент, когда осветлённый затылок Мегуру уже маячит где-то в глубине коридора. Отголоски рационального мышления говорят Йоичи держаться — никаких подачек, он уже делает всё возможное, — но сложности в сохранении самоконтроля подкрепляются тем, что Мегуру сегодня в майке и шортах. И у него, блять, охуительно подтянутые бёдра. Такие, что хочется впиться пальцами, безбожно облапать вдоль и поперёк, оставив на коже лунки от собственных ногтей, а потом — как бы в знак извинения — протиснуться между ними головой, устроиться поудобнее, и вылизать. Или зализать. Или покусать, а потом зализать. А ещё наставить засосов. На кухне грохочет что-то стеклянное, и Йоичи вздрагивает, мгновенно приходя в себя. Боже. Оставшиеся не у дел губы отвлечённо трутся друг о друга, Мегуру кричит что-то про технические неполадки — ни капли вины в голосе, бессовестный, какой же бессовестный, — а Йоичи скрипит кулаками и сердито проходит в гостинную. На отвоёванное ранее место под вентилятором. То самое место, с которого удобнее всего рассматривать задумчивую физиономию Мегуру, залитую лучами закатного солнца. Положа руку на сердце, Йоичи давно знает здесь каждый подходящий ракурс. Каждый угол. Каждую деталь интерьера, включая расстановку семейных фотографий на комоде и примерное время пребывания постиранных вещей на сушилке. Допустимо ли сказать, что он чувствует себя здесь почти так же, как дома? Наверное, всё же не совсем — тут у него нет и шанса на то, чтобы высказаться. Стены давят, если хотите. И молния на ширинке тоже. Вдогонку к ним — вязкий, прознительный взгляд Мегуру, идущего навстречу с запотевшим стаканом чего-то прозрачного. — Так чего притащился? — хитро улыбается он, мигом сбивая с Исаги всю спесь. Чего он пришёл? Йоичи пожимает плечами и отвечает про себя. Мучиться, наверное.***
Полосатые носки мельтешат на периферии, за спиной позвякивает фурин, а откуда-то с мини-кухни сладковато тянет лавандовыми благовониями. Отступая от лишних прелюдий — Йоичи чувствует себя бухим в драбадан. Между ног нервно, эгоистично пульсирует, давая наводку на определение типа их с Мегуру отношений путём выборса гормонов. Язык спотыкается о зубы, по коже бегут мурашки, Йоичи постепенно отказывается от этой реальности и себя самого. А ещё от предложенного чая со льдом. Плевать, что во рту сухо, как в иссушенных федералами рвов вдоль границы с Мексикой. Пить — прямо согласно политическому курсу — совершенно не хочется. Есть любезно подставленные к чаю печенья — тем более, пускай это нихрена не колючая проволока, не ежи и не кактусы. Да, точно, на хрен этот запоздалый полдник, горделиво думает Йоичи, катая по языку густую слюну. Встанет ещё комом в горле, думает, забьёт трахею… И кто тогда будет его, падкого на Фэймос Амос, откачивать? В конце концов, страховка на такое не рассчитана. Полицейская выдержка не приспособлена. А Мегуру непозволительно близко, и сдохнуть, кажется, можно вне бэд трипа, крошек по пищеводу и жары — просто от скоропостижного инфаркта. Короче говоря, дела у Исаги и впрямь безобразно плохи. Он в очередной раз рассказывает совершенно не то, что хотел, умело подменяет понятия, как брошенный на сковородку змей, неловко елозит задом туда-сюда, проваливаясь в кресло-мешок, и чересчур рьяно оттягивает галстук, стараясь не замечать остатков грязи под своими ногтями. Всё в порядке, убедительно заверяет его внутренний голос, всё в порядке, он не лажает. Он в норме. Он — всего-то полицейская ищейка, отпущенная на вольные хлеба до следующей смены, а чернота между наростами альфа-кератина и дермой — всего лишь издержки профессии, доведшие Йоичи до очередной погони, от которой он ещё не успел оправиться. Не успел привести себя в порядок, чтобы начать соответствовать здешнему уюту — в доме Мегуру и впрямь хорошо, почти как близ храма в какой-нибудь Шангри-Ла. Для большей атмосферности не хватает только бона и лысого монаха с морщинистым, высушенным старостью лицом где-нибудь на диване. Йоичи закрывает глаза на то, что в реальных Гималаях на самом деле творится полная задница — локальная гуманитарная катастрофа с территориальными претензиями индусов и китайцев, — а чёртова Шангри-Ла с её молитвенными флажками, протянутыми над каждой крышей в качестве энергетического щита от злых умыслов чужаков есть ничто не, как вымысел. Счастливая страна из разряда фантастики, созданная каким-то крутым писателем с особо развитой фантазией. Такой же развитой и причудливой, как у Мегуру, увешавшим аналогичными разноцветными тряпками всю свою гостиную. Вспотевшие руки по-звериному ползают вдоль форменных брюк, расширенные в сумерках зрачки касаются молочной кожи чужих лодыжек. Из-под резинки виднеются передавленные до красноты полоски, резко контрастирующие с растёпанной кромкой обрезанных джинс. Прикоснуться к чему-то из этого хочется так сильно, так безудержно и нагло, что Йоичи нерешительно дёргает кадыком и загнанно выдыхает воздух через стиснутые зубы. Стоит признать, что ему хуёво. Очень хуёво. Завлекающий целым ничем Мегуру, как назло, многозначительно молчит, пережёвывая услышанное вместе с жевательными конфетами. Йоичи примерно представляет, какие они на вкус при поцелуе, и нещадно тупит, никак не решаясь вновь поглядеть на собеседника в упор. Собственное сознание плывёт, плавится и стекает вниз по бёдрам, воя о необходимости незаконного ареста, ведь Бачира Мегуру в растянутой майке являет собой самый редкий и в то же время опасный сорт преступников. Такие даже не шарят, как своими приколами скручивают копам головы. — …Ты ведь не соврал? Твоего коллегу реально преследует какой-то псих? — наконец причмокивает он, принимаясь ёрзать в своём кресле. — Я такое в последний раз читал на Реддите, но это оказалось очередной бородатой байкой. Влажные пальцы цепляют тонкую брючную ткань, Йоичи прилипает вмазанным взглядом к чужой щиколотке, и медленно, заторможенно кивает. — Да. Зачем мне тебя обманывать? Вот ведь действительно, зачем? Мегуру, кажется, задаётся тем же вопросом — встряхивает пушистой чёлкой и звучно хмыкает. — Ну, мало ли, может быть, ты просто искал со мной встречи. Игривая интонация сворачивает Йоичи в горн, пульс резко сбивается, а загорелые щёки пламенеют сами собой, и Мегуру решает добить: — Ты же не знаешь, чем можешь зацепить меня, не так ли? Он говорит так авторитетно и складно, словно уже знает всю подоплёку Йоичи, и его пристальный взгляд из-под копны растрёпанных волос дербанит последнего, точно шнурок с сорванным эглетом. Йоичи роняет подбородок на ключицы и на секунду жалеет, что у него не такие длинные патлы, как у Кайзера — никакой тебе петли из конской гривы, и уж, тем более, игры в прятки. — Я искал повод, всё верно, — с тяжёлым вздохом кивает он снова, решаясь подкупить Мегуру честностью. Уверености в результативности подобного способа практически нет, и Йоичи от безысходности переключается — отдирает заусенец с большого пальца, зажимает его ногтями, рассматривает. Избавлять себя от лишнего практически не больно — после переломов рёбер вообще ничего не больно, — но на повреждённом эпителии проступает немного крови, и Мегуру цокает языком, подползая ближе. — Дурак ты. Лукавый шёпот обжигает ухо и шпарит вверх по скулам, заставляя мотнуть шеей в жалкой попытке остыть. — Подумать только, ещё и стесняется, — обжигает теперь плечо. Йоичи невольно дёргается и вызывающе вскидывается, встречясь с Мегуру взглядами. Тот с насмешкой наблюдает за тем, как Йоичи нервно облизывается, утрачивая контроль над своим языком. — Стесняешься, точно. Хорошо, что лёгкий на подъём Мегуру не читает мысли, потому что именно в них Йоичи визжит, когда с чужие ладони надавливают прямо на его бёдра. Да, пожалуй. Он. Стесняется. Орёт на допросах, достойно играя роль самого хуёвого полицейского штата, угрожает засадить на пожизненное за любую оплошность, тычет в морды стопками заключений, чтобы подозреваемые побыстрее перешли в разряд подсудимых, а тут стесняется. Кайзер бы однозначно заржал. Где это вообще видано — один из лучших оперов департамента и пасует перед гражданским? — Ты реально дурак, каких ещё поискать, но истории у тебя интересные, — Мегуру хищно скалится, бормочет эти слова прямо в губы, всё основательнее надавливая руками на психику Йоичи. Флажки на стенах благосклонно шелестят, сердце Йоичи проваливается сквозь фундамент, земную кору и проложенные под ней коммуникации — всё дальше от бога, в самое адское пекло, здравствуйте, — и он затравленно хватается за чужие запястья. Оказывается, Мегуру не такой уж и худой, каким выглядит. Наоборот, очень даже… Подушечки пальцев покалывает, Йоичи бегло оглаживает прозрачные волоски на чужих предплечьях, пока дозволено, и шумно выдыхает через нос, мгновенно собираясь с мыслями. — Я дурак только в тех случаях, когда дело касается моих отношений. Подобную фразу едва ли можно обозвать признанием — чересчур обобщённо, никакой конкретики, — но Йоичи доходчиво поясняет её скрытый смысл, без промедления дёргая Мегуру на себя. Детский сад, не иначе — он на удивление смущённо сжимается, упираясь курносым носом в щёку. Йоичи чувствует его сбивающееся дыхание, своевольно комкает жёсткий волос на затылке ладонями, и несмело чиркает губами по чужой шее. — Хочешь провести совместное расследование?