Отставить службу

***

Из гурьбы патрульных тачек позади них бесперебойно гавкают рации. Кто-то щёлкает зажигалкой и заливается гортанным гоготом. Руки чешутся отвесить увесистый подзатыльник этой шумной урке, раз не может вести себя достойно на службе, но вместо этого Йоичи лениво разминает спину и опускает задумчивый взгляд на застывшую лужу крови под свалявшимися в колтун волосами. В конце-концов, в его ведении не контроль за поведением патрульных, а осмотр тех, кого американское правосудие не смогло уберечь. — Бедная девчонка, — снимается с языка дежурная для таких случаев фраза, на которую уже не реагирует ни некогда эмпатичное сердце, ни восприимчивый к трупному окоченению желудок — годы работы в убойном отделе делают своё дело. Над бездыханным телом высится зарево фонарей, за чьей-то живой изгородью шумит цепью собака. Ночь в Финиксе густая, гулкая. Ночь в Финиксе нёсется по лысеющим газонам, ложится на плечи жгучей духотой пустыни и раскалённого асфальта, но воздух у правого плеча колышется немного в другую сторону, принося в себе запах хвои и кондиционера для белья, и Йоичи неосознанно вдыхает его поглубже — непривычная для этих мест прохлада так и тянет к себе, тянет к северу, лесам, морям и озёрам. Прохлада ползёт по щеке, отвлекая от насущных дел так умело, что Йоичи успевает ощутить трепет в районе рёбер в сочетании с блядским теплом под ширинкой, и только потом оборвать себя и нахмуриться — несложно догадаться, от кого так вкусно воняет. — Кайзер. — Слушаю, моя королева. Йоичи скрещивает руки на груди и закатывает глаза под анатомически возможный угол. С этим человеком невозможно находиться рядом дольше пяти минут даже при условии употребления сильных успокоительных, а ему приходится кататься с ним туда-сюда ежедневно и еженочно. Исследовать переулки с ним, копаться по подвалам с ним, печатать отчёты с ним, и даже перекусывать с ним на бегу. Всё, что касается рабочих вопросов неотрывно связано с ним. Но суметь привыкнуть к его нахальной роже хотя бы на треть и научиться смотреть на неё в упор без лакмусовой бумажки на скулах не получается уже два месяца, зато регулярно огрызаться, глядя куда угодно, но не в эти глаза — вполне. — …Что ты, блять, стоишь? Иди, сегодня твоя очередь, — поддавшись искушению поругаться без веской на то причины, наконец дёргает подбородком Йоичи. Чужой смешок ласкает слух, но заставляет напрячься. Хвоя и морозная свежесть окутывают голову плотной завесой, разнося в щепки слабый нагар злости внутри черепной коробки. В горле пересыхает, словно они скитаются по пустоши под палящим дневным солнцем. Приходится украдкой вдохнуть ещё раз — Йоичи просто делает то, чего требует тело, и категорически не хочет думать, что имеет полное право отстраниться. Чужие губы клейко открываются у уха. — Я уже сходу могу сказать, что это — убийство на почве ограбления, и мы только зря выебем себе мозг в поисках следов изнасилования, детка, — с расстановкой произносит Кайзер, укладывая ладонь на плечо. Пальцы беззастенчиво массируют напряжённые мышцы над ключицами. Йоичи ощущает его подушечки сквозь рубашку, впитывает их кожей и невольно коченеет. Хорошо-то как, боже. Шелест полицейской ленты обвивает нейронные связи, бойкотируя саму возможность мыслить. Манящая прохлада, тем временем, пропадает — сменяется жаром между бёдер и мурашками на затылке, а беспристрастный вердикт завершается шлепком резиновых перчаток о чужие запястья. — Честно говоря, я совершенно не горю желанием работать по такой хуйне, когда есть дела и поважнее, — отстранившись, устало добавляет Михаэль. С Йоичи вмиг спадает наваждение и он торопливо следует чужому примеру — тянется к карману джинс, дёргает оттуда свои перчатки и обтягивает пальцы плотным латексом. Тальк хрустит на коже, в порядком поплывшую голову с боем прорывается осознание последнего предложения, озвученного напарником. Йоичи не успевает понять, почему оно так быстро скатывается на голосовые связки невнятным хрипом — Йоичи прочищает горло и как бы невзначай собирается вставить свои пять центов касаемо того, что они не имеют права выносить заключение без полноценного осмотра места происшествия. Но Кайзер, грёбаная немецкая сволочь, не даёт даже повода для того, чтобы прикопаться снова. — Так, ладно, — со снисхождением произносит он, упирая руки в бока. Кивает сам себе, щёлкает языком: — Надо, значит, надо. И, несмотря на всё своё вычурное недовольство тем, что его подняли с кровати срочным вызовом, заправляет манжеты в высокие рукава, запихивает волосы за воротник куртки — подумать только, этот придурок реально не потеет, — после чего склоняется над раскатанным по асфальту телом. Горячий ветер квитается с Йоичи — облизывает щёку и максимально невежливо опускается к зубцам ширинки. Взгляд тоже опускается под его гнётом, но не к недвусмысленно-разочарованному члену, а к чужим скинни-джинсам, через которые прекрасно прослеживается форма этих обворожительных бёдер. Напрашивается мысль — Кайзер со спины такой же красивый, как и спереди. Особенно задница и стройные, подкачанные ноги. Надо подписаться на его Инстаграм. Проблесковые маячки мерцают в ритме диско по его затылку, окрашивая волосы то в красно-синий, то в чисто синий. Длинная шея тянется ниже, несколько прядей выбиваются из-за ворота, а узкие плечи поджимаются ещё больше. — Perdon por molesta, юная мисс. Михаэль всё делает так, будто находится на званом ужине — сплошная эстетика европейского аристократа с претензией на полиглота, парням с дикого запада не сравниться. Трепет в теле при наблюдении за ним вновь мешает спокойствию, Йоичи инстинктивно обходит Кайзера по широкой дуге и тянет руки к фотоаппарату, ловя себя на мысли о том, что хотел бы запечатлеть этот момент в цифре. Колени наливаются тяжестью после долгой поездки в служебной машине, ракурс перпендикулярный — то, что нужно для удачного кадра. Камера фокусируется на ровном овале лица, обрамлённого синим амбре, мигалки над макушкой бликуют в такт сердцебиению. — Кайзер. Тот вскидывается, замирая с бортом окровавленной блузки между забранными в резину пальцами. — Что? Член напрягается с новой силой, Йоичи злорадно скалится на сигналы своего организма — смотреть на Михаэля через Никон не так волнительно, — и нажимает кнопку. Щелчок. Вспышка. Кайзер закрывается рукой, но результат фотосессии уже на дисплее, и Йоичи еле сдерживает смех. Ослеплённый камерой и раздражённый бессмысленностью их действий Михаэль на фоне трупа мексиканской девчонки — что может быть замечательнее?