breathtaking

Такемичи знает, что Майки любит близость, и тут дело не только в сексе. Ему нравится прикасаться: ненавязчиво, но настойчиво. Ненароком, но специально. Сано может прилепиться к спине Такемичи, пока тот чистит зубы, принимает душ или готовит. Майки просто повисает на нем, как коала – от начала и до конца сопровождая обыденность невинными, но вполне собственническими объятиями. Вечером он может бесцеремонно сесть к Такемичи на колени, выкинув из его рук любой мешающий предмет (от мобильника до нового сценария, одобрения которого автор мог ждать месяцами), чтобы вложить себя в его ладони. Он смотрит в голубые глаза открыто и пристально, избалованно. Эдакое «а что ты мне сделаешь?», что мгновением позже сменится на «я хочу почувствовать все последствия». Такемичи безнадёжен, так как ведётся без малейшего сопротивления. Когда Майки такой тактильный, нуждающийся, весь его мир сужается до одного-единственного человека, восседающего на его бёдрах. Если раньше мысли Такемичи цеплялись за его губы – когда хочется целовать, часто думаешь об улыбке, – то теперь он мог уделить внимание каждой детали. Большего счастья желать попросту нельзя. Их связь – это палка с обоюдоострыми концами. Когда они оба заняты и подолгу в разлуке, то тактильный голод становится невыносимым. Они отчётливо чувствуют одиночество, которое отзывается именно физической болью, так что глупо отрицать очевидное: если кому-то из них незамедлительно нужна близость – тело к телу, дыхание к дыханию, – то это работает, как эхо. Невербальные сигналы одного человека, призывающие к действию другого. Игнорировать их – табу. Манджиро ёрзает на коленях Такемичи до тех пор, пока не чувствует бережные прикосновения пальцев к своей спине. Забравшись ему под футболку, Такемичи почти невесомо проводит ногтями вдоль позвонка: снизу-вверх и обратно, так нежно, любовно. Лёгкие касания расслабляют Манджиро, но при этом заводят обоих. Майки сразу такой мягкий, пластилиновый, податливый. Он прогибается в спине, подстраиваясь, а на вдохе слабо жмурится и приоткрывает рот, но Такемичи не целует его. Знает, если сорвётся, то захочет поглотить его целиком. Когда он сдерживается и трогает со всей нежностью, на которую способен – Манджиро даёт слабину и говорит то, чего никогда не сказал бы, будь они на приличной дистанции. — Когда ты так прикасаешься… — лепечет он, — у меня, знаешь… будто мурашки по сердцу бегут. Он смотрит в глаза из-под полуприкрытых век и беззащитно улыбается. Губы его подрагивают, словно он мёрзнет, хотя температура его тела бросает Такемичи в жар. Ханагаки разглядывает его с трепетом, а после прислоняется влажным от волнения лбом к его подбородку; трудно выдержать столь интенсивный длительный контакт, когда все твои мысли кружатся вокруг домашнего порно. Он чувствует, как тёплое дыхание Майки ерошит его волосы. Шумно сглотнув аромат кожи Сано, он позволяет своим пальцам проскользнуть на его напряженную грудь. Осторожно, будто делает это в первый раз. На самом деле, в этих чрезмерно ласковых прикосновениях к любимому он теряется сам, но еще больше его включает реакция на предпринятые действия. Майки вздрагивает, а он с упоением контролирует, как его лёгкие наполняются кислородом и рвано опустошаются. Он едва слышно спрашивает: — А здесь? — и ведет ногтями к косым мышцам, — Приятно? Вечно холодные руки Сано резко перемещаются со спинки дивана на плечи Такемичи. Но эта хватка обжигает. Майки толкает свои бедра вперед, уничтожая его окончательно. — Ты знаешь, что делаешь со мной, — шепчет он на ухо прежде, чем тот успевает осознать – твёрдый, спрятанный под грубой тканью член Майки, прижимается к его впалому животу, — Не прикидывайся. Такемичи еле дышит, утыкается лицом в ключицы Майки. Он слишком смущён, ибо до сих пор не может привыкнуть к тому, что им нужно так мало, чтобы возбудиться – пара прикосновений, а сердце ломает грудь, перед глазами мутнеет. В ушах Майки – шум, кровь приливает к бледным рукам, и это тепло сразу хочется отдать Такемичи. Поэтому Майки отстраняется, чтобы стянуть с себя футболку. Но вместо того, чтобы прижаться к торсу парня, как обычно, он требовательно хватает его запястья и тянет его руки к своей шее. Такемичи медленно поднимает голову, и в его голубых глазах читается неприкрытое обожание. Он скользит взглядом по разомлевшему лицу своего Майки, и это чертовски горячо. Манджиро чувствует, что тает. Брови чуть дёргаются, как и пересохшие губы. Потемневшие до морской синевы глаза плавят его кожу, грудь обжигает отнюдь не невинным желанием. Он вдавливает ладони Ханагаки в своё горло, хрипло шепчет: — Здесь сонная артерия, — его пальцы невесомо скользят по вздутым венкам на руках Такемичи, — и яремные вены. Ханагаки застывает. Как заворожённый, он смотрит на Манджиро, на свои руки, которые он прижимает ближе, словно хочет, чтобы они проникли ему под кожу. — Если долго сжимать, это повысит внутричерепное давление, — бормочет он, — И ты можешь перекрыть доступ к кислороду сдавливанием гортани. — Это… — Такемичи непонимающе хмурится, нервно облизывая губы. — Это на случай, если ты захочешь бросить меня, — мутно усмехается Майки, — Я буду ничего не подозревать и сидеть на твоём члене. А ты задуши меня, если вдруг захочешь… Ледяная тревога разбегается мурашками по затылку Ханагаки. Он знает, что Майки скучает, когда им приходится быть порознь, хоть никогда не признаётся в этом. Когда он так близко, он может отпустить себя и рассказать о своих страхах. Только это слишком больно. Такемичи роняет пораженный выдох, глаза наполняются злыми слезами. Он яростно впивается в губы Майки поцелуем, с полным намерением сожрать рот Сано, чтоб он больше никогда не говорил такие глупости. Губы Манджиро подрагивают, растягиваясь в уязвимой улыбке, стоит Ханагаки отстраниться, чтобы вдохнуть немного воздуха. — Если я захочу тебя бросить, то только на кровать, — шипит он. Майки облизывается, зная, что Такемичи лжет: он уже бросал его на диван, на пол, на стол и… — И я хочу. Сейчас же. Ханагаки прикусывает свою губу, все еще пытаясь сдерживаться. Это сводит Майки с ума. — Трахай меня, пока не поверю, — просит он, дерзко подавшись вперёд, и Такемичи валит его на лопатки, с готовностью срывая с него джинсы. Они оба знают, что ему придётся делать это до конца жизни.