Rabbit hole

Антону нравилось как тело Пятифанова постепенно напрягалось. Нравилось как спина изящно изгибалась, уворачиваясь. Нравилось как дыхание парня сбивалось, становилось горячим. Нравились приоткрытые из-за прошлого пункта губы, которые тот иногда покусывал или облизывал, спасаясь от засухи внутри рта. Колени, что частенько подгибались. Тонкие пальцы, сжимающиеся в кулак, пусть их и не было видно. Взлохмаченные волосы. Слегка затуманенные, но сосредоточенные на одном предмете, глаза. Помятая футболка, задирающаяся от резких движений, открывая вид на худой но спортивный торс. Наконец шорты, позволяющие рассмотреть ноги. Именно совмещение подтянутого тела и хрупкой на вид худобы было изюминкой карамельного мальчика. А для некоторых неприятным и больным сюрпризом — в особенности тем, кто осмеливался наехать на парнишку. Зайчик почувствовал голод. Рома в последнее время вернулся к занятию боксом, прожигая прохладные вечера в зале. Антон же ждал пока тот закончит, чтоб проводить до дома. Ромка снял боксёрские перчатки, вытирая запястьем лоб и расслабленно выдохнул горячий воздух, скопившийся в легких. Заметив зайчика, на его лице засияла улыбка. Антон почувствовал, как тело становится ватным. Разум словно опьянел, окрашивая серый мир в краски. Еще немного и он бы рассыпался, став звездной пылью, чтобы светить этому чуду. Пятифанов остановился у опирающегося о стенку не то друга не то любовника. -Чего ты так на меня смотришь? — кареглазый улыбнулся слегка смущённо и неловко, — Тох? Слегка потрёпанный вид и порозовевшие щеки от сбитого дыхания шли брюнету гораздо сильнее, чем прилизанная прическа и строгий костюм, который на парня пыталась одеть мать на выпускной. А то ее сын мог вполне прийти и в спортивках. -Можешь называть меня Тошей? — тихо и почти томно спросил Петров, любуясь волчонком сквозь слегка прикрытые веки. -Тошей? Я не знаю, это как-то по гейски. Антон многозначно изогнул бровь, как бы озвучивая этим жестом вопрос «серьёзно?». Но Пятифанов ещё некоторое время смотрел на него наивными и невникающими в суть глазками. Захотелось их сожрать, чтоб не опьяняли так сильно. Зайчик вздохнул, притягивая второго за талию к себе. Ромка несколько раз четырехнулся, мысленно поперхнулся, но вскоре стало как-то слишком приятно. Он обнял Петрова легонько и почти неуверенно, как бы напоминая себе, что не важно по гейски это или нет — рядом с этим человеком, а точнее оборотнем, хотелось жить. Ромка всё хотел собрать всю свою уверенность, которая испарялась рядом с предметом воздыхания, чтоб признаться в своих чувствах — он всегда был чересчур неловким и наивным в таких моментах, а заметил это еще в началке рядом с Полиной. Прилив сентиментальности резко заменился на загоревшиеся уши и щеки, когда рука зайчика спустилась ниже талии, остановившись прямо на, черт его возьми, заднице! Показалось, сердце было не готово к такому, остановившись на мгновение. -Т. То.Тох, — язык заплетался, заикание превратило речь во что-то невнятное, — Погоди. А. А вдруг кто-то увидит? Убрать руку Петрова было невозможно — даже пытаться бессмысленно. Антон зашевелил пальцами. Лицо Ромки всё ярче заливалось красным; он сжал одежду блондина, даже не веря, что его сейчас правда лапают. -Никого рядом нет, не бойся. Я слышу каждого в этом здании, — всё также тихо прошептал Тоша. -Тох, — Пятифанов поджал губы, подняв взгляд. Близость их лиц вырабатывала какой-то неконтролируемый магнетизм. Тоша был слишком красивый, слишком стильный и слишком сильный. Ромка отдал бы всё, чтоб вернуть зиму; увидеть белоснежные, как ангельские крылья, волосы и ресницы. Он искренне надеялся, что те посерели до серебряного оттенка из-за того, что он зайчик. Рома прикусил губу до боли, протягивая ладонь к лицу напротив. Антон поддался теплой ладони, накрыв ее свободной рукой. Такой приятный холод пробежался по телу, вызывая тысячи мурашек. Рома вздохнул, не зная куда убегать от алого взгляда, что так сильно смущал. В животе вспархнули миллион зародившихся бабочек, стягивая все внутренности. Он слегка поддался вперед, касаясь губ Антона еле заметно — о самые уголки. Но этого хватило, чтоб насекомые внутри радостно и возбужденно зашевелились. Антон не сопротивлялся, позволяя волчонку высказаться через скромное прикосновение. В глазах засветились интерес и удивление, перемешанные с интрижкой. -А… Мне нужно в душ сбегать. Подождешь? — Рома прикрыл лицо руками. Как только чужие руки ослабили хватку, он вынырнул из объятий, убегая. Отвязаться душем после тренировки было гениальной, пусть и простой, идеей. Оставшийся один в ожидании, зайчик дотронулся до своих губ. Возможно он сам что-то надумал. Но кажется теперь понимал желания волчонка больше, чем сам волчонок. Терпеливо дождавшись свой смысл жизни, он осторожно взял пальцы подошедшего парня с еще немного влажными волосами в свою ладонь. Зайчик никогда не снимал перчатки рядом с ним, как бы тот не просил. Не хотел замарать — руки все в крови. -Как себя чувствуешь, жизнь моя? -Отлично, почему ты так часто это спрашиваешь? -Чтобы знать хорошее ли у тебя настроение, — небесно-ледяные глаза улавливали любое малейшее изменение в карамели. Главное, чтобы в ней играло детское озорство и радость. Главное, чтобы в ней не было тоски от одиночества. Антон повел его домой, не отпуская его руки. Солнце сегодня было тусклым и слегка сонным, оно подготавливало себе кровать из облаков, чтоб утонуть в пушистой постели. Антон слушал неразборчивые рассказы Пятифанова, который иногда даже не договаривал, перебивая самого и себя и начиная говорить про что-то еще. Словно ему хотелось вывалить из своей груди всё, что скопилось за несколько лет, а раньше довериться было некому. -Ты точно слушаешь, Тох? — Рома, слегка нервничая, сжал холодную руку покрепче. -Конечно, — полушёпотом ответил зайчик, не отрывая взгляд от эмоций на любимом лице. Дорога постепенно заканчивалась, дом был всё ближе и ближе. -Тох, а ты уйдёшь или останешься? — непривычно тихо пробормотал кареглазый, — Со мной. -Останусь, — сразу же отрезал Петров, одновременно успокаивая, а одновременно вызывая какое-то странное предчувствие, — Наедине с тобой. Лестница подъезда всё никак не хотела заканчиваться. Петров часто ловил на себе влюблённые взгляды, но стоило ему обернуться на парня — тот отворачивался к стенке. Это даже смешило и умиляло. Стоило двери закрыться за замок, перекрывая все входы и выходы, Антон прижал парня к стене. Ромка на секунду задохнулся, запнувшись о воздух. В голову тут же ударила кровь. Было похоже, что зайчик был готов напасть, вцепиться и съесть, смотрел на него так жадно. Ноги отчего-то стали абсолютно ватными, Рома сжал одежду у себя на груди, вжимаясь в стенку. -Тош… — Рома всё пытался понять, как получилось, что он стал зависим от маньяка-оборотня, — Ох! Тело задрожало от того, что пробравшаяся под пуловер рука, стала медленно поглаживать по животу. Ткань перчаток была прохладной и вызывала двоякие ощущения, от которых хотелось и убежать и наоборот поддаться. -Мы оба думаем об одном и том же, жизнь моя, — томным шепотом выдохнул Антон на ухо волчонка. Тот сжался в плечах, убегая от горячего дыхания рядом с лицом. Уши сильно покраснели. -Тош, — Рома не мог сдержать дрожь в голосе. -Всё нормально, — Зайчик уткнулся в шоколадные волосы, незаметно облизнувшись из-за дурманящего винного запаха. Его мальчик был одновременно таким сладким, но одновременно и терпким, снося крышу. Рома громко вздохнул, когда его подняли на руки, укладывая на кровать в спальне. Сглотнул, занервничав и пытаясь убежать, отполз к углу кровати. Гомофобия всё ещё не давала спокойно относиться как к себе, так и к происходящему с ним. Однако чужие руки и смягчившийся взгляд алых прекрасных глаз успокаивал. -Если тебе что-то не понравится, просто скажи, жизнь моя. «Жизнь моя» от этого прозвища снова и снова пробегались мурашки. Но стоило Тоше достать принадлежности для секса, открывая презерватив клыками, Роме захотелось провалиться под землю от смущения и закричать на всю планету. -Жизнь моя, ты же уже не маленький, — Антон слегка вскинул брови, глядя на сжавшегося и прячущего лицо волчонка. -Я знаю! Знаю, — Пятифанов сглотнул, опуская руки, но сразу же краснея от слишком маленького расстояния между телами, — Аааааа! Тоша еще около минуты ждал пока Рома наконец посмотрит на него, перестав утыкаться носом в простынь. -Ром, — парень снизу вздрогнул, услышав своё имя. Антон почувствовал как зачесались зубы. Уж больно сладким было личико у волчонка. -Я не смогу ничего сделать, — разволновавшись признался Ромка. Одна мысль о том, что ему нужно раздеть, трогать и делать то, что вытворяли девушка с парнем в порнофильмах, что смотрел он в детстве, заставляла задыхаться. -Тогда давай всё сделаю я. А ты просто лежи и наслаждайся, — Антон слегка улыбнулся, замечая очередной слой краски на лице любимого. Через несколько секунд Пятифанов кивнул, соглашаясь. Петров провел по его плечам, расслабляя и опустился, сразу пробираясь внутрь чужого рта, надавливая на губы. Уже вскоре со стороны второго послышались тихие постанывания в поцелуй. Грудь парня поднималась — легкие пытались уцепиться за воздух, но тот стал слишком горячим. Карамельные глаза поплыли и расфокусировались. Холодные руки снова пробрались под одежду, оглаживая ребра. Парень снизу заёрзал, убегая от прохлады, но в поцелуй промычал. Антон на время отодвинулся от красного лица, снимая с парня пуловер и откидывая его на спинку стула рядом. Рома всё никак не мог сконцентрироваться на чем-то одном, бегло поглядывая то на чужие руки, гуляющие по подрагивающему телу, то на хищные зрачки, окруженные красным. Перчатки пробрались под край шорт. -Тош, — кареглазый слегка испуганно моргнул. Антон наощупь нашёл его руку, переплетая пальцы, словно успокаивая. Губами опустился на торс парня, обжигая кожу. Оставив несколько поцелуев, ему показалось этого мало. Рома тихо сматерился, когда кожу зажгло сильнее, словно под губами зайчика пробежал ток. И лишь потом, когда действие повторилось еще несколько раз, понял что Тоша делает — метит. А одновременно с этим бесстыдно раздевает. Волчонок почти проскулил от стыда, сжимая руку Антона как можно сильнее. Зайчик заметил чужое смятение. Не особо нравилось, что волчонок думает не о том. -Ты очень красивый, — прошептал он на ухо, которое тут же покраснело. -Точно? — такая неуверенность была почти инородной для Пятифанова, но откуда-то вылазила. И, надо же, именно сейчас. Возможно дело, опять-таки, в навязанной гомофобии, о которой нужно поскорее забыть. -Прекрасен. Думаю, я сойду с ума, — Тоша провел рукой вдоль чужого тела, а Рома слегка не вовремя вспомнил, что его могут запросто сломать за секунду, — Не знаю от чего больше: от твоей красоты или от чувств. Рома был готов поспорить, что от красоты скорее сойдёт он сам. От красоты, что сейчас надвисает над ним. Ох, эти мысли были совсем гейские. Тоша на время отпустил волчонка, быстро стягивая с себя черную водолазку и ремень. А после и оставшуюся одежду. Пятифанову стало в край стыдно смотреть на зайчика, но возбуждение во всех конечностях просило пялиться и не отрываться. -Тош, — снова тихо и почти скуля позвал Рома. -Тише, — успокаивающе пропел зайчик, поглаживая пойманную жертву по ногам и открывая тюбик со смазкой. Опять клыками, из-за чего остался горьковатый вкус во рту. -А может снимешь перчатки? — замычал Пятифанов, когда и так холодные пальцы зайчика стали размазывать холодную смазку по входу. Это все было крайне непривычно и странно! Хотелось кричать. -Нет, я не могу, — Антон слегка прошипел, положив руку на тазовую кость парня, чтобы тот перестал наконец ёрзать, — Ты слишком много думаешь в такой момент, милый. Рома мило ойкнул, когда Петров провел языком по торсу. А Петров с несдержанным удовольствием вспомнил, что волчонку доставляет удовольствие горячая температура из его рта. Алые глаза хитро прищурились. Зайчик стал поддразнивать парня горячими поцелуями по всему телу, которые частенько перерастали в засосы. Рома тихо матерился, изгибаясь в спине, то ли убегая, то ли поддаваясь — или оба варианта сразу. -Тоша, жарко же, — полустоном выдохнул кареглазый. Но стоило хоть маленько проникнуть чужому пальцу внутрь, даже подушечкой пальца, как он сменил пластинку, — Холодно. Холодно… -Жизнь моя. К сожалению, тебе придётся привыкнуть, — зайчик хищно прищурился, вводя палец внутрь узкого ануса медленно и аккуратно. Особого сожаления он на самом деле не испытывал, видя что из-за контраста температур Рома наоборот стал больше постанывать. А сделать так, чтоб Роме понравилось - сейчас главная задача. Зайчик громко выдохнул, пробегая языком по ребрам и останавливаясь у сосков парня. Никогда он таким не занимался, но сейчас стало интересно. Пятифанов изогнулся в спине от заигрываний на груди и от того, что чужой палец вошёл глубже, кажется Антон вводит его уже неосознанно. Рома схватился за серебристые волосы, жмурясь от непривычных ощущений. Однако изо рта то и дело вместе со вздохами вылетали стоны блаженства. Он словно попал между границей жгучего ада и снежного рая. Сознание металось от одного края к другому, не успевая схватиться за мысли. Петров жадно облизнул клыки, когда тело под ним перестало так сильно сжиматься, поддаваясь на ласки. Совсем не по гейски. Ни капельки. Острые края зубов впились в ключицы, от чего волчонок издал полустон-полувсхлип. Суровый голосок Пятифанова заменился на мелодию возбуждения. Антон сам не мог определиться что ему выбрать. Голова кружилась, хотелось, чтоб его смысл жизни полностью прочувствовал как его растягивают снизу. А зубы мучительно зудели от желания искусать и пометить того, кто будет с ним всю жизнь. Зайчик снова томно вздохнул, почти виновато облизнув оставленный укус, и вынул пальцы. Рома наконец смог разглядеть лицо напротив сквозь пелену на глазах. Только сейчас понял, что не заметил, как Антон успел ввести в него несколько пальцев — помнил лишь один. И от этого надоедливый стыд снова окутал всё тело. -Тош, дай мне свою руку, — Рома понимал, что остановиться сейчас никто из них не сможет, всё внизу сильно пульсировало, — Пожалуйста. Их пальцы тут же переплелись. Зайчик аккуратно раздвинул ноги любимого пошире, слушая тихое смущенное мычание со стороны. Не найдя другого способа успокоить, поцеловал волчонка в губы, свободной рукой приподняв за бедра. Рома вздрогнул, уже отвыкший от чувства заполненности. Половой орган ощущался внутри совсем иначе, единственное — был таким же прохладным. Тоша входил медленно, пусть Пятифанов и не подавал знаков, что ему больно или некомфортно. Волчонок наоборот посмотрел в таявший лёд в чужих глазах как-то чересчур влюблённо. От этих глаз у зайчика весь мир перевернулся, поплыл и растворился в карамели и винном аромате. Тоша стал шептать почти неразборчивые комплименты, иногда по ошибке повторяясь, а иногда сбиваясь, как от удушья. Простынь сильно смялась. Голос брюнета забирал последние частички разума. Но даже безумие пододвинулось, уступая место еще более неконтролируемому чувству — любви. Рома сжимал пальцы оборотня, хватаясь как за спасательный круг среди океана наслаждения. Да, это единственное, что он сейчас чувствовал. Никаких надоедливых мыслей больше не появлялось, никакой гомофобной тревоги. Горячее трение смешивалось с холодной плотью внутри, которая задевала все нервные окончания, унося в другой мир приятного времяпровождения. Теперь он готов был принять, что он снизу, что ему нравится этот сильный бывший очкарик Тоха. Нравится, как его руку сжимают в ответ, слегка вдавливая в мягкую поверхность. И как его кусают, пусть это и казалось полным безрассудством мазохизма. Хотелось больше и дольше, иногда он просил это вслух, после чего прикусывал губы. Зайчик заинтересованно посмотрел на раскрасневшееся из-за жары личико возлюбленного, который вдруг прикусил его руку. Не прекращая движение, от которого карамельные глаза плавно бегали из стороны в сторону, иногда закатываясь, он провел по крепким зубкам. Рома прикусил его палец, ощутив вкус кожаной ткани. Наверное он совсем сошел с ума, но даже он показался приятным, словно перчатки стали частью Антона. Брюнет ловил на себе безумно утопающий в голоде взгляд, почувствовав, словно его уже пожирали, а он лишь добровольно отдавался, неосознанно приподнимал бедра и всё громче стонал. Но даже безумие зайчик умудрялся превратить в нирвану для него. А ведь Рома был уверен, что их первый раз будет очень больным. Оказалось, совсем наоборот. Сейчас он уверен, что ни на что не променяет это чувство заполненности в животе и контраст льда и пламени. По недавней просьбе, он ласково звал Петрова Тошей весь процесс. Тело разгорячилось, холод, исходящий от парня сверху служил спасением. Рома, словно пьяный, просил обнять или поцеловать его. Просьбы сразу выполняли, ласково прикасаясь. Совсем потерявшись в облаках блаженства, Пятифанов снова прикрыл ресницы, слегка закатывая глаза. Тело словно взорвалось, потеряв некоторое напряжение. Рома тихо сматерился, снова кусая пальцы Антона до красных отметин. Он настолько забылся, что не заметил настигнувшего оргазма. Организм непроизвольно расслабился, возвращая в реальность и даруя еще больше непривычных ощущений. -Тшш, — Антон погладил щеку растерявшегося и даже испугавшегося парня, целуя его руку, — Всё хорошо. Это нормально. Паника постепенно ушла, но резкий прилив стыда довел Пятифанова до слёз. В прочем, после нежного поцелуя в губы, стыд слегка сбавил обороты, сменяясь на смущение. -Я люблю тебя, жизнь моя, — Тоша еще несколько раз осторожно поцеловал мягкие губы. -Тоша…- Рома дрожащими руками повернул лицо оборотня к себе, — Я… Я. Тоже люблю тебя. Неожиданно для себя, он засмущался даже больше, чем от недавнего секса. Антон сильно удивился, когда волчонок вдруг закрылся одеялом, тихо крича в подушку. Но потом улыбнулся, дав Пятифанову некоторое время, чтоб успокоиться. Рома ошарашенно уставился в ледяные глаза, когда его подняли вместе с одеялом. Мягкую вещь он прижал к себе, неловко прикрывая искусанное и помеченное тело, всё еще чувствуя пульсацию по всему телу. Как будто после поездки на поезде шатает. Зайчик отнес свой мир в ванную. -Сильно болит? — через несколько минут спросил он, незаметно приглядывая за своей жизнью. -Нет, не сильно, — пробормотал себе под нос Рома, всё еще краснея. Прохладная вода успокоила бешеное сердцебиение и возбуждённую дрожь по телу, — Можешь принести мою одежду? Пожалуйста. Голос становился всё тише, а глаза отбегали в сторону. Но брюнет услышал, как зайчик усмехнулся, ненадолго отходя. Рома молился, что Антон додумается и сам одеться. Его немые мольбы были услышаны. Тоша помог своему парня одеться, иногда целуя руки или щеки. Рома позволил себе вообще ничего не делать, отдаваясь томной усталости и наблюдая как самый могущественный убийца натягивает на его ноги штаны, стоя перед ним на одном колене. -Тош. Тебе точно понравилось? — кареглазого и самого раздражала своя неуверенность, но он пообещал себе, что этот вопрос поможет с этим справиться. Это был первый раз в роли пассива, он совсем не знал что ему делать и теперь почувствовал себя бревном в постели. -Я думал, что вознесусь от наслаждения. Ты был прекрасен, — зайчик нежно поцеловал острое колено парня, придерживая и поглаживая рукой. -С. Стой! Нет! Перестань, — Роман вдруг подскочил, отбегая подальше. Только сейчас почувствовал, как ниже пояса затекло и покалывало. Лучше так резво не бегать ближайшее время. Антон снова уставился на него, ни черта не понимая. А карие глаза лишь слегка виновато и застенчиво смотрели в ответ. Тоша вздохнул, вставая на ноги и выпрямившись. Сделал пару шагов к волчонку. Тот быстро отбежал в другой угол комнатки. Антон нахмурился, еще красноречивее глядя на парня, но снова получал все те же виноватые глазки вместо ответа. Спустя пару минут нелепых догонялок, он подхватил убегающего, крепко прижимая к себе. Рома сразу раскраснелся, как рак, сжался и уткнулся носом в чужую грудь, прячась. -Жизнь моя, не стесняйся так сильно. И не бегай, — Тоша вздохнул, поднимая парня на руки. -Тош, а можно я тоже тебя укушу? -Конечно можно. Ромка лишь уткнулся лицом в его плечо, открывая рот и оставляя заметный ровный укус на теле любимого. А потом смущенно спрятался за ладошками.