Поздно плакать

*** Юровский не знал точно, как долго он так пролежал, но точно хотя бы день. Яков оглянулся вокруг себя. Он по-прежнему находился в «комнате Ипатьевых», как он ее называл. Почему он не у себя дома?! С какого черта он остался здесь?! Это ненормально. Но почему так? — заволновался Яков. Юровский попытался встать, и сразу же согнулся из-за острой боли в ребре. Он будто не мог полностью вдохнуть, что-то мешало Якову. В глазах стояла пелена, а дыхание было тяжелым и поверхностным. Голова раскалывалась так, что Яков был бы готов ее отрезать, лишь бы избавиться от мучений. Яков встал, покачнулся и схватился за стену—ноги наотрез отказывались его держать. Сил хватило лишь на то, чтобы постучать пару раз в дверь, привлекая хоть чье-то внимание. Тишина. Но спустя секунд десять за дверью раздались шаги. Прозвенев ключами у замочной скважины, в комнату зашел Николай. Он был одет в более понятную для взгляда Якова одежду— белый парадный мундир, с сине-зеленым воротом и поясом. На плечах висели золотые эполеты. Но от его вчерашнего безумного красного взгляда ничего не осталось, как и не осталось ничего от того, ласкового. В глазах Николая был только холод и безразличие. Юровский даже поежился—Николай смотрел будто сквозь него. —Яков, я вижу, вы проснулись. —…—Юровский хотел что-то сказать, но пересохшее в конец горло не позволяло этого сделать. —Понял. —произнес Николай и вышел из комнаты, вернувшись со стаканом воды. Юровский с недоверием понюхал стакан. —Не бойтесь, в нем нет отравы. Яков пил жадно, быстро, будто боясь, что вода исчезнет. В ней чувствовался привкус крови, которую та смыла с губ Юровского. Николай с неким торжеством смотрел на жалкий внешний вид своего врага. Его немного курчавые волосы слиплись в прядки, и лежали на голове без всякого порядка. На лице, руках и ногах виднелись синяки, шрамы—следы от побоев, последовавших после расстрела. Лицо Якова было в засохшей крови. От взгляда Николая не ускользнуло и то, что Юровский с легкостью может упасть, если отойдет от стены. Это забавляло Романова. Наконец отложив стакан, Яков произнес: —Почему я до сих пор тут? И когда я отправлюсь в обычный мир? —в голое Юровского звучала нескрываемая злоба. Он ненавидел этого человека, и одновременно восхищался этим человеком, причинившим ему как физические, так и моральные страдания. И не безосновательно был уверен, что ненависть взаимна. —Не знаю. —честно признался Николай.