wasteland

— Куда мы едем? Донхёк бы не задавал этот вопрос, если бы его не волновало время, в которое они выбрались на улицу. Почему-то это пять утра, и почему-то Минхён подозрительно молчалив, но каким-то образом ему легко удалось уговорить Хёка одеться, сесть в машину и пристегнуться. Глаза продолжали слипаться, в сон клонило ужасно сильно, а ещё было невыносимо холодно: внезапно испортилась погода, и вот уже как три дня подряд поливал моросящий дождик. Улицы Ванкувера окутаны густым туманом, из-за чего видимость на дороге была минимальной. Минхён едет всего сорок километров в час, но ему практически некуда торопиться. Он сразу же замечает обнимающего себя за плечи Донхёка, поэтому вскоре весь салон пропитывается тёплым воздухом из включенной мужчиной печки. — Как бы сильно я не хотел сказать тебе, я не буду. Ожидаемо. Донхёк лишь понимающе кивает, вздыхая. Ему, в любом случае, не привыкать к таким неожиданным выездам куда-либо, потому что раньше он точно также просыпался в шесть утра, чтобы поехать с родителями на дачу или на пляж, чтобы занять самые лучшие и удобные места возле моря. Конечно, Ли никогда не привыкнет просыпаться так рано, наверное, как и любой, кто любит проспать до обеда и только потом начинать свой день, но, в любом случае, он уже заинтригован. Минхён непредсказуем, и эта его нераскрытая сторона, что постоянно находится в тени лишь больше притягивает Донхёка к нему. Он хочет знать о Марке всё. Спустя некоторое время высокие здания и протяжные улицы сменяются на осенние леса, и только когда Донхёк возвращается в реальность из своих раздумий, он понимает, что они выехали за город. Здесь, вдали от цивилизации, ещё спокойней и умиротворённей. Кажется, что они едут в гору. Донхёк был не уверен насчёт своих догадок, но они лишь оправдали себя, потому что он начал чувствовать лёгкое головокружение, и уши его стали заложены в один миг. Хёк снова хочет спросить, куда Марк его везёт, но он продолжил наслаждаться красивой природой Канады, от которой так и захватывало дух. В какой-то момент Минхён взял Донхёка за руку, и младший только бросил на мужчину секундный взгляд, в ответ получая яркую, красивую улыбку, которую он любит больше всего на свете. И казалось, что никакие разговоры сейчас и вовсе не нужны. Иногда побыть вдвоём в полной тишине, без всякого напряжения и недопонимания тоже бывает хорошо. Донхёку нравится быть с Марком во всех смыслах этого нравится. Ему не важно, будут ли они без остановки обсуждать что-то или же намертво будут хранить молчание, потому что само нахождение Минхёна рядом — это всё для Донхёка. — Мы вместе уже пять месяцев, — зачем-то решает сказать Хёк после долгого молчания, которое больше можно описать как нерешительность: "стоит ли вообще говорить об этом?" — У меня никогда не было таких долгих и здоровых отношений. Ты первый, кто посвятил меня в настоящую супружескую жизнь. — Думаю, это только начало, — Марк пожимает плечами. — Тебе ещё многому предстоит научиться. Если честно, мне нравится наблюдать за тем, как ты растёшь, меняешься. Сначала я думал, что наши отношения ни к чему хорошему и путёвому не приведут, потому что у нас достаточно большая разница в возрасте, и… — Мы совершенно разные. Марк кивает. — И одинаковые тоже, — продолжает он, сжимая холодную донхёкову руку крепче. — Есть много вещей, в чём мы схожи. — Например? — Хёк разворачивается к мужчине лицом, устремив взгляд на его красивый профиль. Кажется, что Минхёну нужно время подумать. Но Донхёк готов ждать, сколько угодно. Лишь бы их разговор не оборвался приездом в назначенное место. — Мы потеряли свою семью. Донхёк знал, что Минхён скажет именно это. К сожалению, он прав. — Мы схожи только в плохих вещах, — рассуждает младший. — Во всех хороших мы расходимся. До сих пор не понимаю, как можно не любить свинину… — Как бы сильно на нас не повлияла жизнь, мы любим друг друга. Пройдя через множество плохих вещей, мы пришли к хорошим. Вместе. — Намекаешь на то, что нам нужно забыть всё, что случилось? — Донхёк умело игнорирует больной ком в горле. — У тебя не получится забыть всё, как бы ты ни пытался, — объясняет мужчина. — Достаточно просто не вспоминать об этом. Очевидно, что если кто-то, допустим, спросит, как мы познакомились, то снова этот ужас всплывёт в твоей памяти, но сейчас всё хорошо. Жизнь наладилась, Донхёк, — Ли поворачивает голову к парню. — Нужно сконцентрироваться на том, что у тебя есть в данный момент, а не на том, что ты потерял и больше никогда не сможешь вернуть. Это и есть всё то, в чём мы схожи. Ты учишься, я работаю. Ты здоров, и я здоров тоже. Ты не один… и я тоже. Минхён замечательный человек. Донхёк никогда не перестанет думать об этом. — Я уверен, что если бы мы встретились при любых других обстоятельствах, то я бы всё равно влюбился в тебя, — Хёк усмехается, прижимаясь к плечу Минхёна. — Ты слишком охуенный. "Мне так нравится твой заразный смех, чёрт, так нравится". — Не преувеличивай, — хохочет Ли, продолжая следить за дорогой. — С точки зрения привлекательности не такой уж я… — Издеваешься?! — визжит Донхёк, округлив глаза. — Не хочу показаться занудой, но ты очень привлекательный, Марк. Слишком привлекательный. — Ну, хорошо, — Марк сдаётся. — Спасибо, милый. Он тянется рукой к бардачку, достав оттуда серебристую флешку. Сделав звук погромче, Ли расслабляется под лёгкой, спокойной джазовой мелодией, которая позволяет ему позабыть обо всём на какое-то время. Донхёк удивлён, что в Марке собрано столько разных качеств, к которым он уже давно привык, но единственное, что до сих пор кажется Хёку нереальным — музыкальный вкус Минхёна. Донхёк никогда бы не поверил в то, что Марк обожает джаз. Эта его привязанность к старой музыке кажется такой настоящей и искренней. Донхёк любит это. Любит, что Марк без стеснения показывает то, что ему нравится, а что нет. — Ты удивительный, Минхён. Смотрит на своего любимого мужчину глазами, полными доверия, счастья и любви. Всё ещё не верится, что он — Донхёка. Мысль об этом действительно сводит с ума. Донхёк по-настоящему чувствует себя счастливым.

***

"Любовь все на свете уравнивает".

Мигель Сервантес.

Место, где Минхён паркуется и оставляет свою машину было далеко от того, чтобы назвать его парковкой, что и не было удивительно, потому что это лес, где нет ни единой, как казалось, живой души. Донхёк идиот, потому что в его глупой голове проскочила мысль, что Минхён собирается убить его здесь, или, может, заживо закопать, оставив мучительно умирать в холодной, сырой земле. До чего же смешно. По телу пробегаются мурашки, поэтому дрожащий Донхёк жмётся к Минхёну ближе. Ли обнимает его за руку, осматриваясь вокруг, в надежде увидеть хотя бы что-то, что помогло бы ему подсказать, что это за место, в которое они приехали, но кроме бесконечной растительности и одиночной тропы, по которой они медленно шагают прямо сейчас, Донхёк ничего другого не видит. Они продолжают свой недолгий путь в тишине, и спустя пятнадцать минут ходьбы Минхён останавливается первый, следом за которым останавливается и Донхёк. Он в любом случае не знает, куда идти дальше. Повернувшись к младшему лицом, Марк кладёт свои жёсткие, грубые ладони ему на плечи, заставляя Донхёка поднять на него недоумевающий взгляд. — Высоты боишься? Неожиданный вопрос. — Не-а, — смело отвечает Донхёк, и его интерес берёт свыше. — Что мы собираемся делать? Куда мы идём? В голове сразу же раскручивается несколько вариантов события: падение с высоты или поглазеть на Ванкувер с самой верхушки горы. Но какой бы из этих вариантов не оказался правильным, или, наоборот, ни один из них, то Донхёк всё равно не может понять, зачем они приехали сюда так рано. У него не получается придумать более логичного ответа, чем то, что, возможно, через несколько часов здесь уже будет скопление людей, и Марк хотел сделать этот поход более особенным, когда они смогут побыть только вдвоём. Если это действительно так, то Марк чёртов романтик. — Эта тропа ведёт к подвесному мосту, — объясняет Минхён, опуская свои руки ниже, сжав запястья младшего крепче. — Я бывал здесь всего два раза за всю свою жизнь, но этого было достаточно, чтобы прочувствовать и понять, насколько моя жизнь дорога, — мужчина поджимает губу, запуская руку в кудрявые волосы парня. — Я хочу, чтобы ты тоже почувствовал свободу, к которой так долго и упорно шёл. Оно стоит того. Я обещаю тебе. Марк оставляет поцелуй на лбу Донхёка, и они продолжают идти дальше по широкой тропе. Теперь Донхёк готов взорваться от интриги, что пожирала его изнутри, ведь раньше ему подобные места посещать никогда не удавалось, и сейчас он лишь поскорей хочет узнать, что его ждёт впереди. Такие спонтанные вылазки куда-либо нравятся ему больше всего. Дальше становилось всё темней и темней. Огромные ели вокруг заполонили собой весь солнечный свет, и Донхёк продолжает заинтересованно осматриваться вокруг, не видев деревья таких размеров раньше. Тишина, что была вокруг, перебивалась пением птиц и скрежетом подошвы ботинок о твёрдые камни под ногами. Прошло ещё десять минут, и наконец Хёк замечает впереди какую-то странную конструкцию из дерева и железа, которая на пару секунд внушила в него страх. Он крепче сжимает руку Минхёна, прежде чем они приближаются к небольшому забору с приоткрытой калиткой. — Это точно безопасно? — последний раз спрашивает Донхёк, как-будто он собирался разворачиваться и идти обратно к машине. Он, скорей, задал этот вопрос для самоубеждения в том, что с ним точно ничего не случится. — Однажды мой отец сказал, что этот мост сможет выдержать девяносто слонов за один заход, — Марк наблюдает за тем, как медленно, но верно младший приходит в шок. — Здесь очень крепкая конструкция: раньше мост состоял из одних дубовых брёвен, но в итоге их заменили стальными тросами. Изначально он был построен для более удобного доступа к лесопилке, но позже его реконструировали и превратили в туристический аттракцион, — усмехнувшись, Ли поднимается на железной ступеньке вверх, потянув Хёка за собой. — Уверен, тебе понравится. Пойдём. Не бойся. Крепче хватая мужчину за руку, Донхёк, затаив дыхание, медленно шагает вперёд за Марком, чувствуя, как быстро начинает биться его сердце от неожиданных острых ощущений, ударивших в грудь. Неторопливо и осторожно они идут по мосту в самый его центр, и Хёк держал свои глаза закрытыми до самого конца, пока Минхён окончательно не останавливается перед ним, придерживая его за плечи сзади. И когда Ли, полностью окутанный страхом, с трудом заставляет себя раскрыть веки, ему кажется, что всё из под ног проваливается куда-то вниз, и он слегка отшатывается назад от увиденного утреннего пейзажа, но Марк ловит его и обнимает, замирая в такой позе. Невероятно красиво. Просто невероятно. Полной грудью вдыхая еловый запах, Донхёк бегает взглядом по местности вокруг, и ему кажется, словно он попал в настоящую сказку, потому что такое не может быть реальным. Куча высоких елей были выстроены в ряд вдоль протекающей под мостом реки, шум от которой и вовсе не был слышен из-за такого огромного расстояния, и среди колючих деревьев были те, что выделялись своими золотистыми, почти опавшими листьями. Вдалеке, на другой стороне моста Донхёк замечает кучу других деревянных построек, предназначенных для людей, желающих посетить это место, и всё это было закрыто, потому что ещё очень рано. Стоит только догадываться, что их ждёт, если вдруг кто-то увидит их здесь без пропускного билета. Наконец Донхёк осмеливается посмотреть вниз, схватившись руками за сделанные из толстой лески перила. Его удивляло то, что здесь даже ветра нет, когда он наоборот предвещал это, готовясь к тому, что его причёска испортится, но его смуглую кожу греют яркие лучи солнца и горячие поцелуи Минхёна, оставленные им на щеках и шее. — Это то, что я чувствовал всё это время, когда добирался до Конджэ, — говорит Минхён, вставая рядом с парнем, одной рукой обхватывая его талию. — Чувство падения в пропасть, откуда я больше никогда не смогу выбраться. Страшно сдвинуться с места и сделать лишнее движение, потому что кажется, что ты вот-вот столкнёшься со своим главным страхом лицом к лицу. Безнадёжность, потому что вокруг никого: только бесконечные развалины, мёртвые улицы, брошенные города, заражённые. Пустошь. Но с тех пор, как я встретил тебя, эти чувства внутри меня исчезли раз и навсегда. Если раньше я боялся, что могу умереть, то рядом с тобой этот страх пропал, — Минхён смотрит вдаль, за поворот, где скрывалось продолжение протекающей под мостом реки, и когда он возвращает свой взгляд на Донхёка, то застаёт в отражении его глаз солнечный свет, в котором Ли поголовно тонет. — Мне всегда было страшно стоять на этом мосту, но сейчас со мной ты, поэтому я больше не боюсь. Это то, что я хотел сказать тебе, чтобы ты понял, с чем я столкнулся, когда остался абсолютно один после потери всех своих родных и близких. И я делаю это не для того, чтобы снова окунуть тебя в те страшные дни, нет, — большим пальцем оглаживая донхёково лицо, Марк приподнимает уголки губ, пока его вторая рука всё ещё остаётся на тонкой талии. — Я хочу, чтобы ты отпустил всё, что до сих пор не даёт тебе идти дальше, что заставляет тебя стоять на месте и бояться. Почувствуй свободу, навсегда попрощавшись со своим страхом. Донхёк думает, что он умеет читать мысли, потому что он с полуслова понимает всё, о чём говорит Минхён. Когда мужчина выпускает его из своих объятий, Ли на несколько шагов отходит в сторону, наклоняясь вперёд, навстречу пропасти. И кричит. Кричит, что есть сил, чуть-ли не срывая голос, выплёскивая наружу всё, что копилось внутри разбитой души, начиная с конца мая. Сердце невыносимо болит и воет. Через столько ужаса, безумия и жути пришлось пройти, чтобы быть там, где Донхёк есть сейчас. Неприятный, жгучий осадок остался у него в груди, но он избавляется от него все те минуты, что кричит, слыша собственное эхо, спрятанное за высокими елями. Это и есть свобода: осознание того, что весь кошмар остался позади, что больше это никогда не повторится, потому что Донхёк в полной безопасности. У него есть друзья, у него есть дом, у него есть жизненная цель, которую он собирается достичь, у него есть любимый, драгоценный Минхён, всегда идущий рядом плечом к плечу, не позволяющий падать духом и сдаваться на половине пути. Это и есть счастье Донхёка, за которым он бежал, пытаясь ухватиться, за которым он следовал всё это время, и вот наконец-то Хёк настиг его, стоя здесь, на этом большом, длинном мосту, где только он и Минхён. Минхён, которому Донхёк всю жизнь будет благодарен за всё. Лёгкость почувствовалась сразу же после того, как Ли перестаёт кричать, и он с облегчением выдыхает. Больше его не будут мучить кошмары, преследовать бесконечные проблемы и страхи, больше он не будет жить одной слабой надеждой на своё лучшее будущее, ведь оно уже состоялось. Оно здесь и сейчас. — У меня есть кое-что для тебя, — говорит Минхён, ловя на себе вопросительный взгляд, и Донхёк до последнего не понимает, что ещё Марк мог сделать, чтобы окончательно привести его в восторг, и когда мужчина ныряет рукой в карман своей ветровки, он вынимает оттуда часы. Наручные часы, которые Донхёк потерял когда-то. — Что… — его охватывает чрезмерный шок и неверие. — Как ты… где… Взяв Донхёка за запястье, Минхён надевает часы ему на руку, аккуратно застёгивая их и поворачивая лицевой стороной вверх. Хёк смотрит на них с приоткрытым ртом. Они выглядят, как абсолютно новые, но это не могут быть другие, потому что в них есть особенность, из-за которой Ли и полюбил эти часы: сбоку, вдоль железной оправы красивым шрифтом было выгравировано "Ли Донхёк", что всегда заметно выделялось в его глазах, когда он смотрел на время. Невозможно. Это невозможно. — С днём рождения, малыш. И как только Донхёк мог позабыть о собственном дне рождении? Его удивлению совершенно нет предела. Теперь сразу стало понятно, почему они находятся здесь так рано, почему Марк молчал всё это время и таил свой сюрприз в секрете. Донхёк готов расплакаться, потому что это его самый лучший день рождения. "Я хочу, чтобы твоё двадцатилетие стало самым запоминающимся в твоей жизни". — Боже, Марк… — он не может подобрать правильных слов, не отрывая взгляда от часов, на которых прямо сейчас показывает без двадцати минут шесть. — Ты обронил их, когда мы были на заправке. Я увидел, что они были в ужасном состоянии, поэтому решил оставить себе и пока не отдавать их тебе. Несколько дней назад я отвёз их в ремонт, где им вернули жизнь, — Минхён улыбается, лбом касаясь чужого. — Почему-то я сразу догадался, что эти часы много значат для тебя. Теперь они снова твои. Будь счастлив, мой маленький. Я люблю тебя. Целует в мягкие, дрожащие губы, прижимая к себе. Только его. flashback — Думаешь, ему понравится? Марк очень волнуется насчёт того, что его подарок на день рождения Донхёку просто ужасней некуда, и он кучу раз думал над тем, чтобы заместо отремонтированных часов свозить Донхёка в какой-нибудь дорогой ресторан, или, может, купить им два билета на частный сеанс его любимого фильма, но почему-то Марк решил, что Донхёку больше понравятся его потерянные часы, чем всё остальное. Мужчина сидит на кожаном чёрном диванчике, ожидая, когда их салон закроется, и поэтому он решает не терять своё время зря, позвонив своему лучшему другу по видео-связи. Дома у него такой возможности поговорить не будет, потому что там, очевидно, Донхёк, который точно начнёт интересоваться и спрашивать, о чём они болтали. Минхён знает этого хитрого парня наизусть, поэтому сейчас — лучший момент, когда он может обсудить с кем-то свой подарок. — Он взорвётся от счастья, Марк, — смеётся Джонни по ту сторону экрана. — Но меня всё ещё забавляет тот факт, что всё это время ты прятал эти часы везде, где угодно, лишь бы он не нашёл их. — Потому что он везде залезет, — Марк цыкает, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. — Но в итоге я просто отдал их Юте. — Моя кошка чуть не съела их, — слышится голос Накамото на заднем плане, а после он появляется в кадре, наклоняясь к камере с выпученными глазами. — Он мог купить новые, которые в сто раз круче, но нет же. Посмотри, что он делает! — В этом есть своя романтика, — рассуждает Джехён, который сидит рядом с Джонни. — Лично я бы заценил. — Спасибо, дружище, — почтительно кивает ему Минхён и вздыхает. — Хоть кто-то на моей стороне. — Ладно, с подарком определились, — говорит Со, стуча пальцами по коленке. — А место ты выбрал? Или… дома собираешься поздравлять его? — В интимной обстановке, — шутит Джехён, получай за это подзатыльник. Над этим Минхён тоже думал очень долго. В Ванкувере так много красивых и удивительных мест, которые точно смогли бы вызвать у Донхёка радостные и счастливые эмоции, но Марку было трудно определиться с чем-то одним. Он подумал, что снова устраивать экскурсию по разным точкам города нет смысла, ведь он уже делал это. Ему хотелось сделать что-то неповторимое: что-то такое, что Донхёк сможет запомнить навсегда в своей жизни, и таким образом ему в голову пришла одна идея. — Я повезу его на Капилано. Брови Джонни приподнимаются, и даже шокированный Джехён, который, обычно, не любит вмешиваться в чужие разговоры, поворачивается к камере. — Это очень даже неплохо, — говорит Чон. — Ты гений. — И что думаешь делать? — спрашивает Джонни, смотря на Марка. — Нужна наша помощь? — Нет, всё в порядке, — Марк уже продумал всё до мельчайших деталей, поэтому он не волнуется за то, что что-то может пойти не так. — Было бы круто замутить это всё ночью, — предлагает Юта, расставляя краску на своём столе. — Знаешь, чтобы фейерверк был и всё такое. Тогда Хёк точно… ну, ахуеет, — он размахивает руками, будто бы пытаясь передать масштабы всего сказанного. — Он прав, — соглашается Джехён. — Я решил обойтись без этого, — Ли мотает головой. — Моя задумка немного другая. Слишком долго объяснять. — Дело твоё, — Джонни пожимает плечами, делая глоток из стакана с водой. — Лишь бы Донхёку всё понравилось. — Понравится, — утверждает Марк. — Я уверен. — Скатай губу закатай обратно, как говорится, — Юта хлопает мужчину по плечу, улыбаясь. — Тогда удачи не обломаться. Мы все верим в тебя. Да. Удача Минхёну точно не помешает. the end of the flashback — Я безгранично счастлив, что ты есть у меня, Минхён, — шепчет Донхёк. — Думаю, что я никогда не смогу передать словами всё то, что я чувствую к тебе, и ни одно моё действие никогда не сможет подтвердить мою любовь к тебе, — шмыгая носом, он подходит к мужчине ближе, но всё ещё остаётся с ним на расстоянии вытянутой руки, поднимая голову. — Мне, наверное, просто посчастливилось встретить тебя однажды, но я рад, что всё обернулось так. Это слишком глупые слова, я знаю, но как ещё я смогу сказать тебе, что ты значишь для меня больше, чем кто-либо? — уголки покрасневших глаз намокли: одинокая слеза скатывается по застывшей холодной щеке, падая вниз, разбиваясь о ткань чёрной куртки, медленно растворяясь в ней. — Будь я старше, то, возможно, я был бы намного разумней, но сейчас я говорю всё так, как есть на самом деле, что наверняка выглядит ещё глупей со стороны. Я уже говорил тебе спасибо за всё, что ты сделал для меня, но хочу сказать это в последний раз, чтобы навсегда отпустить те муки, через которые мы прошли вместе. Спасибо, Минхён. Каждый твой поступок достоин уважения. Ты невероятно смелый и сильный. Ничего не заставит тебя остановиться, ведь ты всегда будешь на шаг впереди. Это очень мотивирует и вдохновляет меня: твои слова поддержки, твои тёплые взгляды в мою сторону, твоя любовь. Иногда я думаю, что не достоин всего, что происходит со мной прямо сейчас, но, может… может, я тоже хочу, чтобы мной гордились? Это ведь никогда не было чем-то запрещённым, правда? Мне лишь хочется верить, что мои родители гордятся мной, где бы они ни были, — Донхёк просто не может смотреть Минхёну в глаза, потому что эта его тёплая, добрая улыбка, его невероятный, родной, нежный взгляд, его умение делать Донхёка таким крошечным на фоне него самого делает его слабей. — Я помню, как однажды ты сказал мне наслаждаться моментом и брать от жизни всё, пока я могу делать это, и только сейчас я осознал весь смысл этих слов. Давай будем счастливы, Марк. Больше ничего не сможет разрушить нашу жизнь. — Иди ко мне, солнце. Марк, притягивая Донхёка к себе, заключает его в тёплые объятия. Больше он никогда его не отпустит.