Заходи

×××

      Горе даже не пытается заставить себя встать с кровати. Больно уж низкая температура у воздуха, тянущегося с приоткрытой форточки, и больно уж теплый человек бесповоротно заключен в ее объятия. Если бы каждое утро было таким, она бы никогда не спала до обеда. Сентябрьское солнце едва показало край диска из-за горизонта. Подъёмы в шесть часов утра входили в ее обыкновенный порядок дня, так что ничего удивительного не было в том, что она уже не спала. Веки почему-то были как кредиты для россиян — неподъёмные, а руки без металлических доспехов в виде колец наоборот ощущались непривычно лёгкими. Горе провела по чужой спине немного ниже, ища края ночной рубашки или неважно чего, играющего ее роль. Попутно пытаясь отыскать кусочек теплой открытой шеи напротив, и, найдя, утыкаясь в него не то носом, не то щекой, пряча полусомкнутые глаза немного ниже линии челюсти лежащего. Едва уловимый запах шампаня коснулся носа.

Сегодня без отвратительного одеколона?

      Они вчера пили? Кажется, нет. Пьяная она бы не стирала макияж, а его, вроде как, тоже нет. На губах не ощущается сушащей помады, и Горе не отказывает себе в том, чтобы оставить невесомый даже-не-поцелуй где-то там же, на шее в несуществующем миллиметре от нее самой. И еще один. И еще. Пока не слышит изумленный вздох, после которого останавливается и непроизвольно улыбается, не размыкая глаз. Ее руки по-хозяйски пробираются под футболку. Пальцы неторопливо очерчивают линию позвоночника и вместе с жаром ниже живота стремятся выше, к альвеолам легких, чтобы их обладатель разучился пользоваться кислородом. И тогда Горе, так тому и быть, станет его спасительницей — проведет искусственное дыхание. Только, кажется, такое, что сама едва не рухнет без сил.       Она растягивает каждый жест, проходится по каждому ребру, как по клавишам фортепиано, отзывающегося звучными, слегка растерянными выдохами. Левая ладонь минует границы диафрагмы и неожиданно для обладательницы упираются во что-то слишком мягкое для его груди.

…чёрт

…мы же расстались

      Чья-то кисть осторожно легла на ее и потянула прочь из-под одежды. Охваченная паникой, Горе резко раскрыла глаза и одернула руку. Зрачок забегал по человеку перед ней. Не его светлые волосы, не его дурное лицо, не его непроколотая губа. Не его голубые глаза. Не он. — Я, кажется, умом тронулась… — Горе повернулась на спину и не без навязчиво растущей паники уставилась в потолок на пару секунд. — Пожалуйста, убей меня.       Эля, давно уронившая челюсть, спряталась в одеяло. Ее то пунцевое, то бледное лицо можно было правомерно называть амбассадором «Красного и Белого». Хах. Пугало только одно — почему ей это так чертовски понравилось?

Мы знакомы два дня, что вообще это было…

— Эм, ну… я захватила с квартиры свою карточку, так что сегодня завтрак с меня, — старшая не отводила взгляда от потолка. — Есть пожелания? — Ты- т- тыквенная запеканка! — Эля бросила ругательство в свою крепость из одеяла. — У «Гриши и Гоши» иногда беру, хах… — Ага-а, пойду спрошу Тая, — Горе по-солдатски подскочила и быстрым шагом исчезла в коридоре.       Черта с два. Как можно было спутать Элю с этим говнюком? Как же теперь стыдно… Она опять ведет себя как дура перед людьми, которые к ней добры. У нее даже нет идей, что делать после этого фееричного анлака. Запах шампаня? Хах, это был растворитель для масла, обливший младшую (да и ее саму) с ног до головы, когда та вчера пыталась достать свою недавнюю картину. Тай вчера так смотрел на них… Горе больше никогда не будет снимать футболку. Или быть в одном помещении с кем-то еще в одном лишь топе. Вдох-выдох. Ей только стукнуло девятнадцать, она только переехала и только рассталась с тем, про кого можно слагать легенды подругам. Впринципе, она уже. (Звонила плакаться всем, особенно досталось сестре.) Но она точно не скажет Эле о том, что именно поэтому вчера разрядился ее телефон. Оставить впечатление стервы — вот, что было нужно. Мечта. Не иначе.       Не пройдя всего коридора, она останавливается и утыкается лбом в стену. Как глупо. Кажется, придется делать вид, что ничего не было? Или лучше объясниться? Лучше было не ставить человека в неловкую ситуацию. Но уже слегка поздно об этом думать. Горе отпрянула от стены и похлопала себя по щекам. Как только она порешает более острые проблемы — сразу же извинится и обьяснится.       В коридоре показалась макушка Тая, который теперь непонимающе смотрел на девушку, бьющую себя по лицу. Она заметила вопрошающий взгляд и тут же стыдливо убрала руки за спину, нервно улыбнувшись. — Доброе утро, ха-ха, — лучше бы он этого не видел. — Почему ты так рано встал? — Мне к первой. Да и я тот редкий любитель вставать рано. А ты что подорвалась? — на нем не было вчерашней пижамы, лишь однотонная рубашка хаки и светлосерые клетчатые брюки. — А… ну… я тоже люблю вставать рано? нет       Тай недоверчиво поднял брови, но ничего не сказал и просто махнул рукой, жестом повелевая идти на кухню. Горе послушно последовала за ним и запахом чего-то копченого. Он усадил гостью на самый приличный стул и поставил перед ней тарелку с чем-то в духе американского скрэмбла с аккомпанементом из жаренной колбасы, широкой соломкой нарезанных огурцов и капли кетчупа. И выглядело это так хорошо, что Горе на секунду подумала, что, может, ей и не нужно искать себе жилье. К этому прилагается личный повар. Который, кстати, вчера предложил решить ее вопрос с работой.       Если Эля действительно с ним встречается, то Горе за нее, наверное, даже рада. Но тогда ей десятикратно стремно от самой себя пару минут назад. Картинка не появляется всякий раз, когда она закрывает глаза. Но Горе соврет, если скажет, что не ловит себя на том, что нечто теплое тянется по области солнечного сплетения, а ладони предательски вторят фантомным ощущениям ее кожи.

— Господи, я отвратительна…

      Тай, судя по всему, уже поел и натягивал анорак поверх рубашки с брюками, от чего выглядел немного нелепо, но со своим исключительным шармом. Горе проводила его взглядом до двери, на автомате встала, чтобы закрыться, и была немного растеряна, когда ей всучили непонятную бумажку и исчезли в коридоре. Она развернула листок и не без усилий разобрала корявое «8 9** *** ** ** — Женя ELEVATE». Вернувшись на кухню, села завтракать, попутно вводя в строке поисковика предполагаемое название команды. Вылезли видео с ютуба, постеры с какого-то мероприятия и, стоп, это Эля? И ее целует какая-то девушка? Ха, не Тай. Хотя фотографии больше полугода, судя по дате. Почему это вообще есть в открытом доступе? Она была в команде? Они встречаются? Интересно, Эля хорошо целу-       Горе резко отодвинула от себя телефон экраном вниз и сделала глубокий вдох. Бред какой. Вы знакомы два дня. Горе неистово сокрушалась, что ведет себя, как восьмиклассница в пубертате. Или извращенка. Не знаю, что хуже. Она опять открыла вкладку в поисковике и уткнулась прожигать ту фотографию. Это выглядело по меньшей мере красиво, но что-то напоминающее зависть обплевывало Горе изнутри. И ничто, кроме Эли, заглядывающей за плечо, не могло помешать этому контрастному напитыванию эстетикой. — Что у нас на завтрак? — младшая старалась произнести вопрос уверенно, но получилось как всегда. — Тай меня опередил. Останешься без тыквенной запеканки, — Горе мгновенно выключила смартфон и стала делать самый уверенный вид на Земле. — Но, если хочешь, то, так и быть, за ужин плачу я. — Твои деньги мне не нужны, но я не дура отказываться от такого предложения, не подумай, — Эля обошла стол и взяла еще одну тарелку с едой для себя. — Не хочешь со мной в колледж? Не на пары, у нас экскурсия в музей прикладного чего-то там. — Надолго? — пришлось зажечь экран телефона чтобы узнать время. — Мне сегодня нужно будет встретиться с кое-кем. — Часа на два. Здание в ста метрах от метро, успеешь. Где вы назначили встречу с Женей? — Эля уселась напротив и принялась уплетывать свою порцию, не поднимая глаз. — А откуда ты знаешь как его зовут? — Её. Допустим, Тай рассказывал, — девушка посмотрела куда-то в сторону, лица не показывая. — Считай, я поверила. Я как раз собиралась ей написать, — Горе тянется за своим телефоном и, зажгя экран, мгновенно тыкает на кнопку «домой», чтобы закрыть предыдущую вкладку незаметно для собеседницы. Открывает телеграмм и вводит новый контакт. — И как она? Сколько ей? — Двадцать четыре. Интересуют постарше? — лицо Эли в миг стало хитрым. — Ха-ха, что? Это по твоей части, — что за удар в спину, малая? — Я забыла, что разговариваю с гетеро, извиняюсь, — Горе на эту реплику выпучила глаза. На её последующие попытки реанимировать это диалог и оправдаться младшая просто молчала и, ухмыляясь, наказывала вилкой свою еду. — Так поедешь со мной? — Поеду, — девушка провела большим пальцем по выключенному дисплею. — У этой Жени, наверняка, есть работа. Встречусь с ней вечером. Извини, что доставляю тебе с Таем неудобства. — На колени. — Что? — Выходим через час, говорю, — отпущенная вилка зазвенела по тарелке, когда Эля подорвалась с места, складывая руки за спиной в замок и натягивая самодовольную лыбу. И прежде чем вылететь из кухни бросила — Я в душ.

— А я в аптеку за корвалолом…

×××

      Белая безразмерная рубашка смотрелась очень специфично на Горе, для которой спортивки и косуха были ближе родной матери, а одеваться в классику эквивалентно ношению тюремной робы. Но, парадоксально, если расстегнуть первую пуговицу и на два оборота закатать рукава, ощущение скованности уходит. Брюки она оставила свои, черные карго, и сейчас, почти готовая, послушно позволяла Эле накрасить ей глаза. Левой блондинка держала её подбородок, а правой, опираясь тыльной частью ладони о скулу, выводила не то стрелку, не то новое произведение Бучеллати. Горе со всей силы любопытствовала несуществующими узорами на стенах, моля Господа Бога случайно не приковать её взгляд к губам напротив. И облегченно вздохнула, когда услышала «всё, готово», а расстояние между их лицами увеличилось тринадцатикратно. Она прокрутила стул на сто восемьдесят градусов и заглянула в зеркало. Возможно, психологическая пытка близостью того стоила. — Чего-то не хватает, — Эля прислонила полусогнутые пальцы к своей щеке, смотря на Горе через зеркало. — Поняла. Быстро направилась куда-то в коридор и через четверть минуты вернулась с черно-синим галстуком. Шатенка даже не успела напрячься, прежде чем у нее на плечах и за шеей оказались две теплые ладони, а расстояние вновь помножилось на нуль. Пальцы скользнули по ленте вниз, попутно отгибая ворот вверх. Эля выбрала на глаз оптимальную длину, дважды перекинула более широкий край, заправила его во второй оборот и затянула, все это время не пересекая взглядов. Слегка отдалилась, осматривая оценочно сомнительное сочетание с брюками, в итоге решив, что это выглядит приемлемо. У Горе лимит слов на день иссяк, а запас воздуха, скорее всего, подходит к концу. Девушке напротив стоило лишь едва коснуться её шеи, дабы вернуть ворот в классическое положение, как старшую перемкнуло не на двести двадцать, а на всю тысячу вольт. — Не туго? — пара иссиня-серых глаз наконец утопила в себе темно-карии. — Немного, — Горе проглотила растущую панику. Тогда Эля, поддев средним и безымянным пальцем основание галстука, бесцеремонно потянула на себя. Вторая от неожиданности шагнула навстречу и оказалась по самые уши в неприятностях. Что может быть хуже чертовски привлекательной блондинки, плавящей тебя взглядом, вот прямо напротив? Вдвоем в закрытой комнате, в её комнате, в её одежде, с каскадами её волос по вашим плечам, её вздернутым носом и сногсшибательным перечно-цитрусовым парфюмом. Реальность поменяла репертуар и средь бела дня понизила тона. — Лучше?