Вино оказалось действительно хорошим. Прямо очень хорошим, и работало так, как должно работать вино, стоящее кучу денег. То есть по шкале опьянения ты не берёшь секундный разгон от состояния «первый глоток» до «накидалась как свинья», которое стремительно переходит в стадию тошниловки на фоне алкогольного отравления, и не заканчиваешь своё рандеву с алкоголем - жутким похмельем. Нет, когда пьёшь хорошее вино, оно даёт сначала чувство лёгкости в голове и на душе, потом ты, ещё способный принимать благоразумные решения, понимаешь, что тебе хватит, при этом эффект уже выпитого продолжает мягко усиливаться, то есть состояние «подшофе» держится дольше, не вызывая тошноты, головной боли и прочих нелицеприятных состояний.
У Агаты из-за того, что она выпила больше того же Цзин Юаня, было уже не «подшофе», а «подшофе+». Даже затопленный дом не так сильно ранил сердце. Завтра, конечно, будет очень грустно, но сейчас… даже не терпимо, а прямо вот неплохо. Определённо неплохо. До «бизнес-подшофе» не дошло, но Агате и без того хватило, чтобы анализировать слова генерала лишь наполовину, а сборы вещей для переезда превратить скорее в импровизированную вечеринку, где нет ни музыки, ни гостей, из-за чего очень хотелось напеть что-нибудь и немного даже потанцевать.
Агата не была пьяна вусмерть, вовсе нет. Но состояние «море по колено» имело как плюсы, так и свои минусы. Например, ты во многом перестаёшь видеть минусы. Из-за чего и встал резонный вопрос: а зачем себе отказывать в песенно-танцевальном капризе?
– Налей ещё вина, мой венценосный брат… Смотри – восходит полная луна-а-а. В бокале плещет влага хмельного серебра… Один глоток – и нам пора умчаться в вихре по Дороге Сна, – тихонько мурлыкала себе под нос разомлевшая и поймавшая мечтательное настроение Агата, легонько покачивая плечами в такт, когда в разрушенной ванной комнате собирала в дорожную сумку вещи первой необходимости. – По Дороге Сна – пришпорь коня, здесь трава сверкнула ста-а-алью, кровью – алый цвет на конце клинка. Это для тебя и для меня – два клинка для тех, что ста-али-и-и… Призраками ветра на века.
Цзин Юань, которому вопреки всему, что произошло раннее, всё же великодушно накрыли голову белоснежным полотенцем, чтобы он хотя бы волосы просушил, наблюдал за происходящим со скрытым интересом, находя пританцовывающую и напевающую себе под нос неизвестную песню фоксийку забавной. Смысл песни он до конца не понимал – слишком уж много непривычных речевых оборотов, эпитетов, метафор, скрытых значений, к которым он просто непривычен, несмотря на все прочитанные за жизнь трактаты и писания. Даже его познания в искусстве и литературе, которые он всегда считал находящимися на довольно высоком уровне, оказались недостаточны для понимания запутанной истории о Дороге Сна, про которую пела девушка.
Но звучало красиво, убаюкивающе подобно колыбельной, в которой поётся про сказочную историю о приключениях, полных магии и классических атрибутов легенд. Не таких, к которым он привык. Это явно не из культуры Сяньчжоу. Мелодия, мотивы – всё незнакомое, другое и чужое, но язык не повернётся сказать, что всё это не достойно искреннего восхищения. Искусство многогранно – Цзин Юань только рад познавать новые его грани.
– Так выпьем же ещё – есть время до утра… А впереди дорога так длинна-а-а… – не теряя ритм, продолжала Агата, перебазировавшись из ванной в спальню, чтобы собрать одежду. Не замечая, как следом за ней, стараясь не выдавать своей заинтересованности, шёл генерал, желавший дослушать песню до конца и разгадать тайну столь замысловатого текста. – Ты мой бессмертный брат, а я тебе сестра… И ветер свеж, и ночь темна, и нами выбран путь – Дорога Сна-а-а…
Прислонившись плечом к косяку двери, Цзин Юань, закинувший за шею полотенце, сложил руки на груди, с лёгкой улыбкой на лице продолжая слушать про загадочную Дорогу Сна, по которой идут брат-король и его сестра.
– Красивая песня, – искренне сказал он, когда фоксийка, допев последние строчки, вытаскивала из шкафа одежду. Она придирчиво осматривала её и, морща в недовольстве носик, отбрасывала её на стоявшую неподалёку кровать. – Что за Дорога Сна? Я так и не понял, о чём именно поётся.
– Дорога Сна – это нечто промежуточное между миром живых и миром мёртвых, - не оборачиваясь отозвалась Агата, продолжая выбирать вещи, которые ей будут необходимы первое время. – В песне поётся о том, как герои находятся на грани того, чтобы сорваться в путь по этой дороге.
– Если эти брат и сестра оказались между жизнью и смертью, значит, они умирают? В ту самую секунду, о которой поётся в песне, – спросил генерал, слегка наклонив голову вбок. – Ну, конечно, – ответил на свой же вопрос мужчина, печально усмехнувшись. – Там были слова про «…алый цвет на конце клинка». Два клинка – по одному на брата и сестру, что стали «призраками ветра на века».
– В том, с каким усердием Вы ищете смысл песни, есть что-то бесконечно очаровательное, – пряча улыбку, призналась Агата, нарочито внимательно осматривая платье, которое держала в руках, но думая о нём в последнюю очередь. – Из текста, в котором описывают полную луну, можно понять, что действие происходит в ночное время. А ночь издревле считается пограничным состоянием между жизнью и смертью.
– Разве? Никогда не слышал о таком поверье, – отозвался Цзин Юань, наклонив голову и прислонившись к дверному косяку, даже не пытаясь скрыть, что его взгляд прикован к девушке. – Ночь действительно считается особым временем, события многих легенд и преданий происходят именно в этот период, но мне не приходилось слышать, чтобы её трактовали как пограничное состояние между жизнью и смертью. Скорее, перевес всегда был в сторону второго.
– Вы слышали когда-нибудь фразу «если переживёт ночь, то выживет» в случаях, когда кто-то серьёзно ранен или болен?
– Приходилось. Но я всё ещё не понимаю, к чему ты…
– Не фамильярничайте, – мягко пожурила она его. – Вино уже закончилось, а вместе с ним и право на «ты».
Говорила ли она всерьёз или нет – он так и не смог понять. Бессовестная улыбка и хитрый взгляд, брошенный на него через плечо, сбивали с толку.
– Не поздновато ли об этом говорить? – хмыкнул генерал.
– Лучше поздно, чем никогда.
– В этом нет абсолютно никакого смысла, но раз девушка хочет… – расслабленно протянул генерал, поддаваясь очередному капризу фоксийки. Раз уж она поймала столь игривый настрой, то кто он такой, чтобы не позволить ей этого? – К чему Вы ведёте? – специально выделив уважительное обращение и позволив себе нотки иронии в голосе, закончил свой вопрос Цзин Юань.
– Период с четырёх утра до шести утра называют «смертельно опасным». Это связано с циркадными ритмами…
– Вы всё больше путаете меня… Что за ритмы?
Агата замерла, а после резко разваернулась и посмотрела на Цзин Юаня с неменьшим недоумением, чем он на неё.
– Циркадные ритмы, – ещё раз повторила она, словно думая, что он просто не расслышал, а не впервые услышал о чём-то подобном. Но видя непрерывающееся ни на секунду непонимание на лице мужчины, Агата осознала, что они ещё долго будут друг для друга «иностранцами» несмотря на то, что говорят на одном языке. – Внутренние биологические часы. Цикл «сон-бодрствование», – попыталась она подобрать эпитеты.
– О, теперь понял.
– Когда человек погружается в глубокий сон, у него замедляются все биологические процессы. В период с четырёх утра до шести утра – хоть и утро, но ещё слишком рано для рассвета, поэтому в сути своей речь идёт о ночи – организм находится на пике своей уязвимости. Если к этому ещё прибавляется какая-нибудь болезнь или тяжелая рана, то в этот промежуток времени смерть подступает ближе всего и зачастую забирает человека. Отсюда и взялось поверье, что ночь – пограничное время между жизнью и смертью, и если кто-то продержится этот период, не шагнув за черту смерти, то значит он останется там, где царит жизнь, и не уйдёт на другую сторону. Ведь пограничное время заканчивается, а организм восстанавливает свои защитные силы и как следствие – жизнь и смерть вновь отдаляются друг от друга. Отсюда и пошло пресловутое «переживёт ночь – выживет». Как-то так.
Если бы Цзин Юань чуть хуже контролировал себя, он бы позволил своей челюсти потеряться где-то у ног. А так он лишь приподнял брови в удивлении и поражённо округлил глаза.
– Никогда раньше не задумывался об этом в подобном ключе, но… Не буду врать: Вы определённо подкинули мне пищу для размышлений, – искренне отозвался мужчина, всё ещё не в силах обуздать своё удивление.
Хотя «удивление» – ещё мягко сказано! Он был не удивлён, а скорее даже ошеломлён. Просто поразительно… И столь необычные, не лишённые смысла размышления на подобные непростые темы как жизнь и смерть он слышит не от сотрудников Комиссии по предвидению или старейшин видьядхара, а от юной фоксийки, которая всего лишь мурлыкала себе под нос песенку. Простой официантки, что иногда своим поведением заставляла сомневаться в том, что она хотя бы совершеннолетняя.
Кстати, об этом… Он ведь никогда не спрашивал… Тема возраста для сяньчжоуцев настолько несущественна, что об этом почти никто никого никогда не спрашивал, но в некоторых случаях разумнее будет сразу прояснить несколько моментов.
– Аи, не напомните, сколько Вам лет? – будто невзначай спросил Цзин Юань, невольно напрягшись в ожидании ответа. Если сейчас выяснится, что она по фоксийским меркам считается несовершеннолетней, то… он даже думать о таком раскладе не хотел. В глаза своему отражению в зеркале точно не сможет больше смотреть, сгорая со стыда каждый раз.
И слегка затянувшееся молчание девушки совершенно не вселяло в мужчину надежды на благоприятный ответ.
Агата же просто не знала, что ответить. Сколько лет Аи – неизвестно. Внешне – ни за что не определить. Назвать свой «агатовский» возраст, понадеявшись, что они с Аи плюс-минус ровесницы – раз внешне попадают в одну возрастную категорию – вообще не вариант. Агате даже двадцати пяти лет нет, когда как Аи может быть и пятьдесят, и сто, и сто пятьдесят лет, а выглядеть она всё равно будет как девочка-студентка. А уж если брать в сравнение коренных сяньчжоуцев, да хоть того же генерала, то Аи на его фоне даже на пике фоксийского долголетия была бы зародышем, точно также, как сама Агата для Аи.
Иронично, что чисто с визуальной точки зрения Агате – что в настоящем, что в фоксийском теле – и Цзин Юаню даже десяти лет разницы в возрасте не дашь, максимум лет пять-семь.
– Аи? – выдернул её из размышлений не на шутку встревоженный голос генерала, который в несколько стремительных шагов сократил между ними расстояние и пристально всмотрелся в глаза девушки, надеясь отыскать в них правду.
– Неприлично задавать девушке такие вопросы, – ловко ушла она ответа. – Не слышали про два запретных «В»: вес и возраст?
– Аи, Вы совершеннолетняя? – напрямую спросил генерал, окончательно растеряв весь весёлый настрой.
– Что? В смыс… Конечно да!!! – громче нужного воскликнула Агата, не справившись с эмоциями, когда до неё дошло, из-за чего весь сыр-бор. А в том, что Аи была совершеннолетней, она не сомневалась, иначе ей бы никто не позволил жить одной без опекуна, да элементарно управляющая-Скрудж-Макдак не позволила бы соплячке работать в своей престижной чайной, к тому же и на полную ставку. – Вы думали, что я настолько малявка? Генерал, я в шоке от Вас. Вы, наверное, первый мужчина в истории, которому удалось оскорбить женщину, сказав ей, что она молода.
– Я был обязан прояснить этот момент, – подрастеряв былую уверенность, попытался оправдаться Цзин Юань, отведя взгляд в сторону и теперь нарочито заинтересованно рассматривая стену, потому что было… да, определённо было неловко.
Вот только стена была не простая, а с сюрпризом…
– Это… что? – еле вымолвил Цзин Юань, искренне подумав на пару мгновений, что зрение стало его подводить.
Переведя взгляд туда, куда смотрел генерал, слегка затуманенный алкоголем разум Агаты не сразу понял, что так удивило мужчину.
Ну стена. Ну приклеена к ней листовка с Блэйдом. Ну выглядит он как томный сладострастный любовник. Ну и что?
Листовка с Блэйдом?
Листовка с Блэйдом!!!
Неизвестно, кто именно ломанулся в сторону листовки первым, но к финишу пришёл генерал, опередив Агату всего на полшага, благодаря чему успел сорвать со стены портрет, прежде чем это сделала бы девушка в попытке спрятать компромат на свои постыдные предпочтения.
Цзин Юань глаз не мог оторвать от того, что видел на листовке, при этом умудряясь ловко уворачиваться от вездесущих рук фоксийки, что пыталась всеми правдами и неправдами изъять у него сие художество.
Это Блэйд – точно он! Цзин Юань не сразу узнал его в подобном амплуа, но… Это точно тот, кто когда-то был его добрым другом и носил имя Инсин. Но что это за вид? Кто его вообще так изобра..?
– Это ты нарисовала? – переведя взгляд на фоксийку, спросил генерал, развернув к ней листовку и показывая, о чём именно он говорит.
– Эта листовка висела на улице на доске объявлений.
– Ещё раз: это ты нарисовала?
– Не нарисовала. Просто… приукрасила, – уже не так уверенно отозвалась Агата, при этом стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, полное убеждения в своей правоте. Выходило скверно…
– Ты знаешь, кто это?
– Слышала пару сплетен, – кивнула головой Агата в знак согласия. – Да и на листовке в принципе всё написано.
– Тогда у меня остался всего один вопрос… – еле сдерживая подступающий смех, сквозь подрагивающие губы начал генерал.
– Я художник, я так вижу! – огрызнулась Агата, чувствуя, как щёки и уши нещадно пекло.
– Ты видишь таким, – сделал он акцент на последнем слове, – преступника межзвёздного мира? У тебя очень плохое зрение. Изменение подписи «Разыскивается живым или мёртвым» на «Отдамся в хорошие руки» тоже твоё особое виденье художника?
– Я просила не фамильярничать. Отдайте! Это мой рисунок, – деловито вытянула она раскрытую ладонь, требуя вернуть листовку.
Если бы её щёки не горели от смущения, а хвост не дёргался из стороны в сторону словно в попытке сбежать, возможно, Цзин Юань даже оценил бы по достоинству этот воинственный настрой.
– Нет, пожалуй, оставлю его себе, – легкомысленно ответил мужчина. – Ты ведь его украла с доски объявлений, я правильно понял? Считай, возвращаю собственность Лофу Сяньчжоу без лишнего скандала и огласки. Но если хочешь, могу отдать тебя на понукание Комиссии по балансу. Посидишь под их тщательным присмотром денёк-другой за воровство, поработаешь на благо общества и, возможно, подумаешь над своим поведением.
– Вы сейчас серьёзно? Ну подумаешь, захотела видеть в своей комнате портрет красивого мужчины, за что такие меры-то сразу? С каких пор наличие какого-то безобидного рисунка стало криминалом?
– В этом рисунке из безобидного только бумага. И нечего приличной незамужней девушке держать портреты мужчин в своей спальне. Тем более такие, – потряс он зажатой между пальцев листовкой для наглядности. – Хотя «приличная» теперь под большим вопросом. Да и до этого были кое-какие сомнения.
– Приличная, генерал, приличная. Но замужней я про такие портреты вообще могу забыть, поэтому когда, если не сейчас? – жалобно взмолилась она, не зная как ещё смягчить бессердечный приговор генерала.
– Никогда, Аи, ни-ког-да, – со смешливой улыбкой на лице дал ей единственно верный ответ генерал. – Я подожду снаружи… пока не обнаружил здесь ещё и свой портрет.
– Образы почтенных старцев не оскверняю и не оскорбляю, – со всем благородством в голосе произнесла Агата, высоко вздёрнув подбородок, словно её оскорбляли подобные подозрения в безнравственности со стороны генерала.
– Да, я заметил, – усмехнулся он, вновь продемонстрировав потрет Блэйда. – Знаешь, сколько ему лет?
– Ладно-ладно, я поняла: на стариков не заглядываться, на стариков-преступников – тем более. Ещё полезные напутствия будут?
– Тебе на сегодня хватит. Выучи хотя бы те, что я уже дал.
– Я была бы очень благодарна, если бы Вы дали мне то, что у Вас в руке.
– Собирай вещи быстрее, у причала нас ждёт ялик, – проигнорировав её слова, поторопил Цзин Юань, давая понять, что о листовке она может забыть.
Направляясь в сторону выхода, он услышал за спиной едва слышное шипение…
– Столкнуть бы Вас с него.
– Комиссия по балансу.
– Мчусь быстрее ветра, мой генерал!
***
Сидя в ялике напротив подсохшего за время её сборов генерала, Агата, к своему удивлению, залюбовалась своей сидящей рядом собакой, чья шёрстка развевалась на ветру, переливаясь в лучах искусственного солнечного света на Лофу, а сам пёс мечтательно смотрел куда-то вдаль, слегка щурясь от тёплого ветерка. И всё это на фоне проносящегося мимо прекрасного пейзажа Лофу.
Это было до того великолепное и прекрасное зрелище в понимании слегка подвыпившей Агаты, что её буквально затопило вдохновением.
Накрыв обе щёки своего пса ладонями, она слегка сжала мордочку ничего непонимающего животного и приподняла её, словно возносила на пьедестал что-то поистине совершенное.
Изречения Александра Пушкина, которые она пересдавала раза четыре-пять своему придирчивому учителю литературы в школе и были выжжены клеймом в памяти, сами полились изо рта, посвящённые её великолепной собаке, в чьих глазах нарастала паника по мере того, как хозяйка пугала ничего непонимающее животное…
– Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадёжно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.
Чувствуя, как пёс собирался вот-вот драпануть, Агата успела несколько раз звонко чмокнуть его в обе щёки и лоб, прежде чем тот вырвался, спрыгнул со своего места и переместился к Цзин Юаню, занимая соседнее место уже рядом с ним.
– И часто Вы признаётесь в любви своей собаке подобным образом? – с любопытством спросил генерал, не зная, как реагировать на подобные эпизоды. Опять смеяться будет уже неучтиво, но и без конца умиляться этой девушке он тоже не мог. Должен же быть всему этому разумный предел.
– Иногда накатывает, – призналась Агата, растекаясь по сидению и наслаждаясь полётом.
– Красивые стихи, – заметил Цзин Юань, не покривив душой.
– Угу. Один поэт написал их своей возлюбленной.
– Но последней строчкой он будто отказывается от неё и своих чувств.
– Да. Там была какая-то драма между ними, но я не помню подробностей – история старая и не особо интересная. О! Хотите ещё один стих? Смешной.
Он сделал приглашающий жест рукой, призывая её продолжить.
– Однажды в студёную зимнюю нору
Охотник свалился, теряя опору.
«– Мне что же, – ворчит, – до весны здесь сидеть?!»
«– Да ты оптимист! – отозвался медведь».
Генерал даже если бы захотел, не смог бы сдержать смех. И до того было стыдно, что его смог в голос рассмешить столь глупый стих, что рука непроизвольно накрыла лицо в попытке спрятать это безобразие.
Отсмеявшись, Цзин Юань посмотрел на неё с улыбкой и не переставал поражаться тому, как легко, можно даже сказать играючи этой девушке удавалось раз за разом дёргать за невидимые струны его души.
Он не раз слышал о том, что в искусстве соблазнения с фоксийками не сравнится никто, что женщин этого народа природа создала только для двух вещей: любви и кружить мужчинам головы. Хоть это были слухи, но и они появлялись не на пустом месте – доля истины в них всё же была. Сам Цзин Юань ни разу не связывался с женщинами лисьего народа подобными отношениями, чтобы лично проверить правдивость этого слуха. Как-то не доводилось. Да и у фоксийцев стандарты красоты довольно высокие по сравнению с теми же людьми или видьядхара – им сложно угодить. Друзьями и товарищами они могут быть замечательными, но любовные связи подавляющее большинство фоксийцев за редким исключением предпочитало с себе подобными. Зато в глазах представителей других видов фоксийцы всегда считались и считаются по сей день крайне привлекательными. Не только из-за милых ушек да хвостов, но и из-за невероятной природной притягательности, необъяснимого животного магнетизма.
Цзин Юань относился к категории людей, которые любят не глазами, не ушами и даже не обонянием. Он признавал объективную красоту фоксийских женщин, но этого было непомерно мало, чтобы зацепить его внимание. Поэтому с генералом никогда не работали все эти «фоксийские штучки» ни в юности, ни тем более в зрелости. Возможно, кто-то назовёт его чересчур капризным, кто-то, наоборот, скажет, что он закоренелый романтик, а кто-то и вовсе подумает, что он слишком много о себе мнит, но правда такова, что требования его сердца были настолько же просты, насколько невыполнимы.
А уж со службой Облачного Рыцаря, у которого что ни год, то война на несколько столетий, а в дальнейшем – генерала-арбитра, всецело посвятившего себя Лофу, о бурной личной жизни или хотя бы просто нормальной личной жизни приходилось только мечтать.
Те несколько недолгих интрижек, что были в его жизни, увы, не дали ему того, что требовала душа. Он всегда был вежливым и учтивым со своими женщинами, относился к ним со всем присущим ему благородством. Девушки-сослуживцы, аристократки благородного происхождения, искусные и знаменитые на весь Альянс Сяньчжоу актрисы, художницы, танцовщицы – Цзин Юань был в почёте у женщин всех сословий и сфер жизни, но ни с одной его жизненный путь не шёл в одном направлении.
Хорошее воспитание, полученное от любящих родителей, не позволяло быть несерьёзным с той, что доверила себя ему, но долг перед Сяньчжоу – сначала как Облачного Рыцаря, потом как генерала-арбитра – диктовал свои условия. Торг тут был неуместен, расставание – неизбежно.
Если быть откровенным до конца: ни с одной из его пассий в груди не трепетало от волнения, ни с одной разговор не мог заинтересовать настолько, чтобы он поддерживал его искренне, а не из вежливости. Как оказалось, не смевшие дерзить, «кусать» его, ставить условия и красть у него Нефритовые счёты были не в его вкусе, в отличие от той, кто постоянно гнала его взашей и раззадоривала своим лукавым «нет» на губах и «попробуй еще» во взглядах.
И уж точно ни одну он не звал жить с ним в одном доме.
Сейчас, когда он мысленно рассуждал о подобных вещах с невозмутимым выражением лица, генерал как никогда ясно понимал одну простую вещь: тот древний слух про фоксиек, похоже, оказался правдой.
Сколько этой девушке потребовалось, чтобы по-настоящему вскружить ему – ему! Генералу-арбитру! – голову? Четыре дня? Пять? Это же чистой воды абсурд… Страшно представить, что будет, если она вдруг захочет приложить к этому хоть каплю усилий. И как он мог не замечать её столько лет? Она же горит так ярко, что глаза слепит.
По правде говоря, это немного… странно. Наблюдательность – одна из черт Цзин Юаня, которой даже генералы других кораблей Сяньчжоу могли позавидовать. Так как он мог пропустить мимо своего взора эту фоксийку? Но раньше и она была другая, из-за чего сейчас её просто не узнать: ожила, расцвела, невероятно похорошела благодаря появившемуся блеску жизни в глазах. Он с первой адресованной ему улыбки заметил, что эта фоксийка в какой-то день неуловимым образом стала намного привлекательней. Сам не знал, как ей столь легко удалось его очаровать.
***
– Ого, – удивлённо выдохнула Агата, когда, прижимая обеими руками к груди сумку с вещами, имела честь впервые созерцать высоту потолков в резиденции генерала.
Осознание того, что она действительно какое-то время будет жить в доме генерала, настигло её в полной мере уже после того, как она перешагнула порог жилой части этого великолепия, выполненного в традиционном китайском стиле. Архитекторам низкий поклон. Так и хотелось назвать это место чуть более пафосно, как например «Нефритовый дворец золотого журавля». Хотя… чем «Обитель Божественного предвидения» не пафоснее?
