Лето, когда нас не стало

Сейчас Сяо Чжань не глядя смахивает уведомление с экрана смартфона. Читать ему не нужно: он и так хорошо помнит, что там написано. «Поздравить маму с днем рождения». Не то, чтобы он мог забыть о дне рождения собственной матери, но занесение этой даты в календарь придает событию обязательность, ведь Сяо Чжань просто ненавидит, когда в его списке дел на день остаются не вычеркнутые пункты. Сяо Чжань в три клика заказывает и отправляет матери роскошный букет лилий. Даже если родители и устраивают семейный ужин, Сяо Чжань идти не собирается. Мужчина не разговаривает с ними вот уже больше года, а от послевкусия их последней «беседы» до сих пор тошно… Полтора года назад … Праздничный семейный ужин превращается в локальный конец света, когда мать Сяо Чжаня снова заводит разговор о женитьбе и внуках. А Чжань-то думал, что они закрыли эту тему еще несколько лет назад. И вот он стоит по центру родительской гостиной и его голос почти звенит от ярости: — Мама, хватит! Сколько раз еще мне нужно повторить, что жениться я не планирую ни в ближайшем, ни в далеком будущем? И причина тебе тоже хорошо известна. И она не в том, что я все еще не встретил «ту самую». Никакой «той самой» для меня просто не существует. Смирись уже, пожалуйста, с тем, что я гей и прекрати тянуть из меня нервы! — От такого длинного монолога обычно немногословный Чжань задыхается, а его мать замирает, ошеломленная его экспрессивной выходкой. Отец же смотрит на него почти с ненавистью: — Это мы? Мы тянем из тебя нервы? Да мать всех свах обошла, пытаясь найти тебе подходящую партию, раз уж сам ты не справляешься… — А меня кто-то спросил, нужно ли это мне? — Сяо Чжань уже и не понимает, что срывается на крик. — Разве кто-то должен спрашивать твое мнение, А-Чжань? Ты пока еще наш сын и мы вправе распоряжаться… — Мне тридцать лет! Может, хватит уже пытаться все решить за меня? — А ты принял за свою жизнь хоть одно верное решение? Тебе тридцать лет, а у тебя нет ни жены, ни детей, ни достойной работы… — Сяо Чжань чувствует, что у него буквально отвисает челюсть: — Нет достойной работы?! Да у меня в подчинении сорок человек… — Замолчи! Что нам толку от твоего якобы успешного бизнеса, если он мешает устроить твою личную жизнь. Неужели ты не понимаешь, что мы — не молодеем. Мы хотим видеть, что наш род не угаснет, что этот дом будет полон детского смеха, что будет тот, кто позаботится о нас в старости… — Умом Чжань, конечно же, понимает своих родителей и их доводы, но сердце его остается к ним глухо. Чжань точно знает — ему это не подходит. Поэтому решается, наконец-то, перестать быть хорошим сыном и вывалить все то, что он в реальности думает: — Знаете что? Если вам так хочется, чтобы я завел потомство, я могу сдать сперму, которой вы оплодотворите любую надежную девушку по вашему выбору. Это будет, пожалуй, самым честным решением. Вы получите вожделенных внуков и оставите меня жить мою жизнь, в конце концов. — Сяо Чжань чувствует колебание воздуха рядом со своим лицом, а потом кожа вспыхивает резкой болью от звонкой пощечины. Отец вытирает руку о свой домашний костюм с таким омерзением, будто прикоснулся к чему-то гадкому. — Только посмотри на него, Сюли… Кого мы с тобой вырастили? Боги, неужели вот это — наша награда, наш сын, которого мы так сильно хотели, что сознательно отказывались от дочерей, рискуя твоим здоровьем? — Сяо Чжань смотрит на родителей и не понимает ничего. И каждое следующее слово матери просто пригвождает его к полу: — Я сделала три аборта, прежде чем забеременела тобой, Чжань-Чжань. Мы могли бы позволить себе и двоих детей, нам это было разрешено. Но мы всегда хотели только сына, того, кто точно продолжит наш род. Так что тебе пора отбросить все эти бредни и снова стать нашим послушным мальчиком. Ты ведь, на самом-то деле, не хочешь расстраивать нас с отцом, правда? — Сяо Чжань чувствует, что готов выблевать праздничный ужин прямо на марокканский ковер. Вместо этого он с присвистом вдыхает и шепчет: — Надеюсь, вы все это выдумали… Не могу поверить, чтобы ты… Такая расчетливость, — Но холодный, злой и совершенно не раскаивающийся взгляд отца не оставляет никаких сомнений. — Я… я должен побыть один, — Снова шепчет Чжань, разворачиваясь к двери. Отец хватает его за запястье и практически рычит: — Если ты сейчас выйдешь в эту дверь, Сяо Чжань, то обратную дорогу можешь забыть. Ты или остаешься и соглашаешься на наши условия или ты нам больше не сын. — Сяо Чжань испускает придушенный смешок, выдирая запястье из крепкой хватки, и пулей вылетает на улицу. Он не помнит дорогу до своего дома. Он не помнит, как ставил машину на подземную парковку и как поднимался в квартиру. Не помнит, как снимал с себя вещи… В тот вечер он приходит в себя только через какое-то время и от того, что у него зуб на зуб не попадает. Чжань обнаруживает себя сидящим на полу душевой кабинки под струями ледяной воды — видимо, в какой-то момент нагреватель просто перестал справляться, а Чжань не понял, что горячая вода давно кончилась. Мужчина выбирается из ванной и первым делом ставит телефон на зарядку, а потом переводит его в авиарежим. Говорить с родителями — а они точно не оставят его в покое — у него нет ни сил, ни желания. Родители пытаются воззвать к его совести еще несколько раз в течение ближайшего месяца, но Чжань стойко держится и не идет на контакт, какими жалобными или угрожающими ни были бы оставленные ими сообщения на автоответчике. В конце концов, их общение сводится к ежемесячному пополнению Сяо Чжанем родительского банковского счета и сухим поздравлениям на праздники. Это не приносит ему ни покоя, ни удовлетворения от выполненного сыновнего долга, но перестать Чжань не может. Зато он может вернуться к своей психотерапии. Потому что он остро чувствует, что не вывозит. Сейчас … Сяо Чжань выныривает из воспоминаний от настойчивого гула вибрации под рукой. Он тупо смотрит на телефон, телефон улыбается ему лицом Сюань Лу, поставленным на значок вызова. «А-Чжань, ты собрался? Готов? Мы с Цзыи заедем за тобой через полтора часа». Сяо Чжань честно отвечает, что он собрался, но совершенно не готов. Да и как ему приготовиться к возможной и очень вероятной встрече с Ван Ибо? Никак. После того, как зимой Чжань рассказал Сюань Лу историю их с Ибо короткого романа, девушка не оставляет надежды снова свести его с молодым айдолом. Сяо Чжаню же все это кажется бредом. Ну, что он скажет Ван Ибо, если они действительно встретятся и получать возможность поговорить? Что он по-глупому залипает на официальных аккаунтах парня во всех соцсетях? Что мониторит фанатские сайты и с жадностью рассматривает все снятые практически из-под полы фото и видео? Что его интерес опасно близок к одержимости? Что из этого может заинтересовать его диди? Или порадовать… Лу-Лу говорит: «Просто скажи ему правду: что сожалеешь и все еще любишь его. Ведь это так, Чжань-Чжань?» И ему остается только кивнуть. Все это и правда так: он бесконечно сожалеет о том, как поступил с Ибо и с собой, и захлебывается в невзаимной любви. Вот только… Все три часа перелета до Токио Сяо Чжань молится, чтобы Ван Ибо не было в списке участников мероприятия, но первые же фотографии с фанатских пабликов разбивают его прежние надежды и поселяют в нем надежды новые и совершенно отчаянные. Им с Ван Ибо предстоит несколько часов провести в одном помещении. И, пусть Ван Ибо и не подозревает о его присутствии, Сяо Чжань не может контролировать свое чересчур взбудораженное сердце. Ему кажется, что у него есть все шансы сойти сегодня с ума. Весь показ Сяо Чжань следит не за моделями на подиуме и восхищенными гостями, а за Ван Ибо, жадно впитывая каждый жест, каждый поворот головы, каждую робкую улыбку. Сяо Чжань с болезненной нежностью и тоской отмечает, что Ибо куда более худой и измотанный, чем на промо-фото со своей собственной странички в вейбо. Никакая косметика не может в должной мере скрыть следы усталости на красивом лице, которое сейчас выглядит осунувшимся. И все равно Ибо такой красивый, что у Чжаня сердце сначала замирает, а потом рвется, рвется к нему навстречу. Ибо несмело улыбается другим гостям и официальным лицам Chanel, а Чжань все не может понять, когда и куда исчезла дерзкая ухмылка его диди? Почему он ведет себя так, словно ощущает себя откровенно не в своей тарелке? Почему он выглядит так уязвимо? Ответа Сяо Чжань не знает и боится, что не узнает никогда. Но продолжает бегать от Ван Ибо по всей площадке, чтобы не дай бог не пересечься с ним взглядом. И ему это почти удается. Почти… Сяо Чжань очень четко видит момент, когда Ван Ибо замечает… и узнает его. Крупный кадык нервно прокатывается вниз и вверх по длинной шее, уголки губ вздрагивают, а незаконченное движение тела становится каким-то совсем уж ломким и неуклюжим. Это у Ван Ибо-то… Сяо Чжань быстро отводит взгляд и думает, куда бы сбежать, когда молодой айдол поворачивается к стоящему рядом мужчине и что-то говорит ему на ухо, стреляя взглядом в старшего. Чжань отдал бы все, чтобы слышать, какие указания дает Ибо этому человеку. Но углубиться в свои мысли ему не дает высокий статный европеец, аккуратно берущий его под локоток. Это директор Chanel China по е-ком Фил Симмонс, и именно его стараниями они с Сюань Лу попали на сегодняшний показ, о чем Сяо Чжань уже жалеет. — Ну, что, Шон? Как дела, хорошо проводите время? — Мужчина улыбается теплой широкой улыбкой, за которой, Чжань знает, нет ничего, кроме профессиональной вежливости. — Да, вполне, спасибо. — Чжань легонько кланяется, хоть это и не нужно. — Как Вам новая коллекция? Присмотрели себе что-то? — Чжань удивленно вскидывает брови: — Господин Симмонс? Я… хм, я вообще страшно далек от мира высокой моды, знаете ли. — Мужчина окидывает Чжаня изучающим, практически оценивающим взглядом, и Чжань чувствует, как по загривку бегут неприятные мурашки: — Никогда бы не сказал, Шон. Думаю, Вы бы прекрасно смотрелись на подиуме, с Вашей-то внешностью. — Мужчина усмехается, а Чжань в очередной раз радуется, что практически никогда не краснеет. Более неуместного комплимента он давно не слышал. Но вместо того, чтобы возмутиться, он снова слегка кланяется европейцу. — Может, Вы хотите поговорить с кем-то из присутствующих? Могу устроить Вам знакомство. — Чжань пожимает плечами: — Мой английский не насколько хорош для полноценной светской беседы, господин Симмонс. Да и вряд ли я смогу поддержать разговор с представителями мира искусства. — Симмонс улыбается лукаво и говорит: — Ну, тогда я, пожалуй, отдам Вас на растерзание Ван Ибо. Правда, он тоже не выглядит как кто-то, кто рвется пообщаться с незнакомцами. Зато вы сможете глубокомысленно молчать на одном языке. — Сяо Чжаню кажется, что он забывает, как дышать, когда рослый Фил Симмонс бодро ведет его к стоящему отдельно от остальных гостей Ван Ибо. Парень смотрит по сторонам, но взгляд его ни на ком не задерживается, пока Симмонс не входит в его личное пространство и не хлопает легонько по плечу: — Ибо! Не смотри на меня так, малыш. Меня это грозное выражение не обманывает. Я привел к тебе соотечественника! — И Симмонс буквально подталкивает Чжаня к Ван Ибо: — Это — Шон Сяо… — Чжань видит, как правая бровь Ван Ибо приподнимается в удивлении, но парень ничего не говорит: — С прошлого года он отвечает в Chanel China за информационную безопасность. И если бы не аналитический гений его и его команды, плакали бы наши праздничные продажи. — Чжань все еще может читать с лица Ван Ибо, поэтому от него не скрывается удивление, с которым младший смотрит на него. Но его глубокий, лишенный какого-либо выражения голос, не выдает ничего. Ибо произносит формальное: — Приятно познакомиться, господин Сяо. Я — Ван Ибо. Через несколько минут ничего не значащего трепа Симмонс оставляет Сяо Чжаня в компании Ван Ибо и уходит по своим делам. В конце концов, развлекать гостей вообще не его работа. Пару мгновений они молчат, потом Ибо склоняется к своему охраннику и что-то шепчет ему на ухо. Мужчина словно по волшебству испаряется, а Ибо говорит, глядя прямо в глаза Сяо Чжаню: — Здесь душно. Я бы вышел проветриться на веранду, Шон. Не составите мне компанию? Чжань, конечно же, не отказывается.