О новообретениях и потерях

Всякий раз, с головой окунаясь в память о собственном детстве, Лорен прикрывала глаза. Губы растягивались в блаженной улыбке, а из углов глаз начинали течь слёзы. Она неизменно возвращалась мыслями к одному и тому же, пресному, стылому, глупому — если бы только она уже тогда знала Кирана... Если бы и у него в памяти было нечто такое светлое, чистое и сокровенное; если бы можно было хотя бы показать ему, дать пожить в тех мгновения, напитаться ими, надышаться. Но его детство никогда не было таким — это одна сплошная пытка. Он выживал, и выживал при том, как мог. Отыскать что-нибудь съестное, подлатать ботинки и рубашку, сберечь собственную шкуру от холода или, не дай боже, кого старше и сильнее его самого... И так каждый день. Каждый божий день. Но детство Лорен, до тех пор, пока не оказалось отсечено от всего остального её существования смертями близких, было по-настоящему счастливым. Она была чудесным ребёнком, которого любили, о котором заботились, для которого делали всё. Сама память о тех временах была хрустальной, и вся переливалась радугой. Но самым удивительным воспоминанием для Лорен всегда оставался чудесный сад её матери. В детстве она никогда не понимала, как маме хватает сил ухаживать за столькими растениями, но, всякий раз, как маленькая Рен заходила туда, не могла перестать глазеть по сторонам с раскрытым ртом. (И это при том, что цветы она не слишком-то любила.) Сад вспоминался ей редко, но то были одни из немногих воспоминаний, после которых улыбка не сменялась слезами. На втором месяце беременности Лорен впервые приснился тот самый мамин сад. Он был всё таким же светлым и большим, а все растения были такие огромные, словно она — Алиса, ненароком попавшая в страну чудес. На ней было её любимое жёлтое платье, а волосы собраны лентой — такую причёску ей любила делать мама. Она гуляла по саду, рассматривая всё и вся, блуждая по нему, словно по огромному лесу. А, стоило ей дойти до края сада, там её ждал юноша с кудрявыми рыжими волосами, падающими на лоб причудливыми вихрами, весь в веснушках. Лорен, не думая ни секунды, прошествовала к нему, и обняла его, пахнущего душистыми травами и мёдом. Проснулась она с чрезвычайно лёгким сердцем и влажными от слёз щеками. Сад снился ей снова и снова, а с тем и юноша, мальчик, молодой мужчина, совсем юное дитя. Он менял обличия, оставаясь всё тем же, похожим на само весеннее солнце, и неизменно брал Лорен за руку, водя по саду. Они не говорили друг другу ни слова, но было во взгляде мальчика что-то, от чего у Лорен чудовищно щемило сердце. Однажды ей приснилось, как тот сплёл для неё венок из ромашек, и Лорен весь день не могла выкинуть эту глупость из головы. В какой-то момент сад начал отвлекать её даже от работы — она могла часами сидеть над отчётами, смотря сквозь текст, и в собственных мыслях гулять кругами под руку с юношей. Кирана страшно пугала эта перемена в ней. Она частенько стала «зависать», постоянно отвлекалась, и вечно думала о своём. Но говорить мужу попросту стеснялась. Это ведь всё такие глупости, правда? Какой ей сад? Можно подумать, подобное времяпровождение ей подойдёт. А потому она продолжала отнекиваться от навязчивой идеи, и погрязать в фантазиях все беспробуднее. Теперь он снился ей каждую ночь. И каждое утро, после самого пробуждения, она была безутешна. И при том сама не могла объяснить, почему. — Что с тобой происходит? — не унимался Киран. Она казалась даже бледнее обычного, а в отражении глаз не было искры озорства, которую он так любил в ней. Она вечно тёрла друг о друга ладони, словно не могла согреться, а губы едва заметно дрожали. С ней случалось подобное, но приливы боли по обычаю отступали едва не сразу, как появлялись. Стоило ей взять себя в руки самостоятельно или позволить Кирану объять её. На этот раз не помогало ничего. В ответ Лорен мотала головой, как ребёнок, кусая губы и глотая слезы. Беременность в один миг сделала её такой тряпкой... — Я же вижу, тебя что-то тревожит. Не думай, что это глупо, не бойся меня напугать. Лорен попыталась ответить, но новый приступ слёз её задушил. — Я хочу к маме, — пробормотала она совсем тихо, едва оправившись. — Я скучаю по ней. У Кирана болезненно сжалось сердце. — Ну тише, тише, — он увлёк жену в объятия. — Это нормально — скучать. Тем более, сейчас, когда в тебе растёт новая жизнь и бушуют гормоны, — он легонько чмокнул Лорен в нос, и та всхлипнула, понемногу успокаиваясь. — Но что именно с тобой происходит? — он замялся. — То есть... Я могу тебе чем-то помочь? Лорен спрятала заплаканные щёки в складках его рубашки. — Не уверена, — по голосу было слышно — она дулась. Капризничала словно малое дитя. — Это блажь. — Будь это блажь, ты бы не ревела так горько уже которое утро, — произнёс Киран строго. — Рассказывай сейчас же. А я сделаю всё-всё, что твоей душе угодно, лишь бы ты больше не плакала. И она оттаяла — стала тихонько рассказывать ему, продолжая попеременно всхлипывать, крепко-крепко обвивая руки кругом шеи. — Когда я была маленькой, мы с родителями уезжали каждое лето загород. И там у мамы был свой сад... Очень, просто невероятно красивый. И я, кажется, снова хочу оказать там, — всхлипы только-только поутихли, и тут уже раздражение схватило её за горло. — Он сводит меня с ума! Снится мне каждую ночь! И до чего же это глупо — глядя на то, как она ревёт у него на шее, Киран не мог перестать думать о том, какая она милая. Беременность меняла её на глазах, и она становилась ещё нежнее, ещё ранимее, чаще обычного полагаясь на него: его поддержку и его любовь. И Кирану это льстило до невозможности. — Так в чем проблема? — искренне изумился он, широко улыбаясь и усеивая лицо жены поцелуями. — Давай заведём свой сад. — Нет, ты не понимаешь! — она вновь заплакала. Киран забормотал тихое «ш-ш-ш», баюкая свою любовь. — Ты ведь меня знаешь, у нас даже комнатных цветов никогда не было — я не умею за ними ухаживать. — Так ведь можно научиться! — Ты не понимаешь, — вредничала она. — Это большая ответственность... Что если у меня не получится? Что если я не справлюсь? — Я же буду рядом, моя нежность, — поцелуи всюду — щеки, лоб, красный от слёз нос. Лорен вымученно улыбнулась, но плакать перестала. — Ты точно не против? — ей было так неловко от проявления собственных чувств, что она боялась смотреть на мужа. — Я не хочу чтобы ты делал что-то, чего не хочешь. — Желания моей любимой женщины должны исполняться, — важно заявил он. — Иначе какой от меня толк? — Сумасшедший... — Лорен крепко-крепко его обняла. — И чем я тебя такого заслужила? — Ну-ну, прекращай реветь, — он взял лицо Лорен в собственные руки, и вновь нежно чмокнул её в кончик носа. — Иначе живо передумаю! А затем, вопреки собственным угрозам, прижался лбом к её лбу и забормотал такие несусветные нежности, что Лорен и думать забыла о причине своих слёз. На следующий день Киран отвёз её в летний дом, тот самый, где Лорен проводила время с родителями когда-то очень давно. От сада остались одни очень смутные очертания — местность поросла огромной травой, достающей самому Кирану до плеч. Киран не позволил ей и за ограду зайти. — Да... — хмуро пробормотала она. — Раньше он выглядел иначе. — Ну, если это «раньше» было пятнадцать лет назад — неудивительно... А ты что же, ожидала увидеть здесь цветущий сад? — Нет конечно. Но всё равно грустно. — Ну... Работы много, да. Но кого это испугает? — он отошёл к машине, и Лорен попыталась было пробраться ко входу в сад. — И не смей ничего трогать руками! Я сам буду выдирать эти ужасные сорняки! Поняла меня? — Поняла, — проворчала она, складывая руки на груди. Стала послушно ждать, пока Киран вернётся. А когда вестей от него было слышно дольше полуминуты, она, раздражённо вздохнув, уселась на краешек низкого забора.

***

Киран проделал колоссальную работу по приведению бывшего некогда чудесным сада в божеский вид. И этот негодяй не позволил Лорен сделать ровным счётом ничего! Уважить её вышло лишь обещанием, что она сможет командовать им, — а к этому она всегда питала страшную слабость. Он расчистил сад от сорняков, камней и мусора. Лорен же, в свою очередь, постаралась придать дому, давно оставленному, хоть сколько-то уютный вид. Первые цветы они высадили вместе. То были глицинии, к которым мама Лорен питала страшную слабость, и гладиолусы, которые, в свою очередь, любил её отец. Киран попросил её посадить лилии — они всегда напоминали ему её. Мысль о гиацинтах досаждала собой всякий раз, как Лорен находилась в саду — когда он был детищем её мамы, королевскому цветка было уделено особое место. Мама их очень и очень любила, и вырастила огромное количество, целый покров гиацинтов самых разных цветов! Всякий раз, задерживаясь взглядом на пустых грядках, Лорен видела их. А следом же шли другие, много более мрачные видения — стебли цветов были обломаны, сами соцветия усеивали землю, словно трупы безвинных граждан, а воздух был пропитан кровью. Всё её естество было омыто кровью, и их союз, и их дитя. Киран остался дома, и она попыталась было позвать его, но не успела. Не смогла. У Лорен помутнел взгляд. Она ощутила, что не чувствует ног, а следом висок пронзила тупая боль. На периферии сознания всплыл образ рыжего мальчика. Она лежала головой на его коленях, и крошечные ручки гладили ей волосы. А сам он тихонько называл её мамой.

***

Когда Лорен очнулась, у неё страшно болела голова и ныло сердце. Стоило только приоткрыть глаза, как разум заволокла тяжёлая, липкая, страшная тревога. Тело, тяжёлое и непослушное, содрогнулось, и Лорен в судороге скинула скрывающую живот простынь. Её малыш на месте. Она выдохнула, но успокоения не ощутила. В ушах продолжала стучать кровь, сердце всё также бешено колотилось о рёбра, и её сотрясала, крупная дрожь. Но с её ребёнком всё было хорошо, их с Кираном сокровище в порядке. Вынести это ещё раз она бы не смогла. Страшно хотелось к Кирану. Снова это мерзкое, глупое чувство — тревога, не совместимая с жизнью. Он в порядке? Должно быть, она до смерти его напугала. Где он? Ей срочно нужно увидеть его, коснуться, ощутить тепло его кожи. Он как никто другой умел унимать её тревоги: словно любые беды, лишь завидя его, спешили убраться прочь. Но он сам... Где он? Дверь в палату отворилась, и всё тело сжало судорогой. Сердце загремело ещё безумнее, ей необходимо было убедиться в том, что это он, он, её Киран, но сил не хватило и чтобы пальцем шевельнуть. Когда шум в ушах маломальски отступил, и ей удалось сфокусировать перед собой взгляд, её стискивала в объятиях Ким. — Ким! — сквозь толщу воды. Она пахла ирисами и весной. Первым солнцем и тающим снегом... — Ким, осторожнее! — Уилл влетел в палату следом же за ней, страшно запыхавшийся. — Ты её задушишь! В горле страшно пересохло, а собственное тело Лорен не чувствовала, но от хватки Ким, чересчур сильной от волнения, у неё неприятно заныла шея. Она непроизвольно застонала, и подруга отпрянула. — Мы приехали сразу же, как узнали! Ты чуть всех нас с ума не свела, боже! Лорен безумно, страшно тошнило. Нутро горело, низ живота тянул. Она попыталась было что-то ответить, но из горла хрипом вырвалось единственное, на что она была способна: — Где Киран? Ким и Уилл переглянулись. У обоих в глазах промелькнула тревога. — Мы приехали после его звонка, но в больнице его не видели. Лорен тут же дернулась, попытавшись встать, но сил ей не хватило. Когда она попыталась снова, сердитая Ким прижала её обратно к кровати. — Пусти, — Лорен забила по кровати руками, как ребёнок. — И не подумаю, — она показала Лорен язык. А затем обратилась к Уиллу, стоящему у неё за спиной. — Дорогой, найди Кирана. Она не угомонится, пока его не увидит. Да и он наверняка никуда не ушёл. Когда Уилл вышел из палаты, Ким отпустила Лорен и присела на стул около кушетки. — С ребёнком всё хорошо? — она спросила шёпотом, задержав дыхание. Лорен кивнула, и Ким выдохнул. — Слава богу. Но что с тобой приключилось? Мы были у вас всего пару дней назад, и ты была... В порядке??? — Если честно, я не знаю, — Лорен слабо дернулась, что должно было быть пожиманием плеч, и продолжила угрюмо пялиться в потолок. — Я ходила по саду, делая всякие разные дела. А потом у меня закружилась голова. — Странно, — Ким, уже успевшая со стула перебраться на край кушетки, задумчиво тёрла подбородок. — Ты хорошо питаешься? — она прищурилась. — А ты думаешь, Киран бы позволил мне питаться плохо? — Лорен прищурилась в ответ. — Это вря-я-яд ли, — задумчиво протянула она. — Он наверняка заставляет тебя есть и спать по часам, да? — Практически, — пробормотала Лорен уставше. — Он ничего не разрешает мне делать самой. И всюду за мной таскается. А когда я противлюсь, он никогда меня не ругает, но тут же расстраивается. А мне становится так стыдно. — Ну, слушай, — Ким усмехнулась, почесывая затылок. — Что я могу сказать: тебе очень с ним повезло! А вот ему с тобой... — Да отстань ты, — Лорен хлопнула ей по ноге рукой, надувшись. Перевернулась на бок и закрыла глаза, стараясь не замечать присутствие подруги, согнавшей её с доброй половины койки. Та подыгрывала ей. Какое-то время. Ким легла рядом с ней, перекинув руку через бок. Обняла её, тяжело вздохнул. — И долго ты дуться собираешься? Лорен ей не ответила. Ким это ничуть не смутило. — Ты действительно ужасно нас всех напугала. Да и, к тому же... — она уткнулась Лорен в плечо, и голос оказался заглушен тканью больничной робы. — Знаешь же, я ненавижу больницы. — Знаю, — Лорен вздохнула, и осторожно перевернулась на спину. Когда она взглянула на Ким, та улыбалась ей. — Но я рада, что с тобой всё хорошо, — она привстала и потянулась. Ким хотела было сказать что-то ещё, но её прервало появление на пороге палаты Кирана. Следом же за ним вошёл Уилл. Она бодро поднялась, и, подхватил со стула сложенное пальто, взяла мужа под руку и потащила к выходу. — Ну, что ж, не будем отвлекать вас друг от друга! — она помахала друзьям рукой на прощание. — Но я... — Уильям стушевался, и попытался было вырваться, но Ким ему не уступала. — Даже не спросил... — И продолжение фразы донеслось до них из-за захлопнувшейся двери. — Как она себя чувствует!... Лорен усмехнулась, проводив взглядом закрытую дверь. Обернулась к Кирану с улыбкой, но, стоило их взглядам встретиться, улыбка живо сошла с её лица. Сколько времени она была без сознания? Пару часов?.. Киран выглядел так, словно за это время постарел на пару лет. Он осунулся, под глазами пролегли глубокие тени. И он был мертвенно бледным — казалось, ещё бледнее, чем Лорен обычно. Её поглотила вина. Ведь это она сотворила с ним. Должно быть, он едва не сошёл с ума, когда увидел её лежащей на земле без сознания. — Со мной всё хорошо... — произнесла она тихо, опустив виноватый взгляд. По правде говоря, ей было так стыдно, что она не смогла заставить себя взглянуть на него снова. — Мы с ребёнком в порядке. Она обхватила себя руками, сотрясаемая внутренней дрожью. Хотелось провалиться под землю. Хотелось закричать, исчезнуть, что угодно, лишь бы разбить тяжёлое молчание. Не говоря ни слова, он поднялся и сел на край постели. Разулся и забрался на неё с ногами, ложась рядом с Лорен. Какое-то время они так и лежали, молча, слушая тихое дыхание друг друга и бешеное биение сердец. — Если бы с вами что-то произошло... — тихо начал он, едва шевеля губами. Лорен пересилила себя и подняла взгляд к лицу мужа. — Что-то плохое... — он задыхался, мучительно подбирая слова, которые не желали звучать. — Я не знаю, что бы... — в углах его глаз засверкали слёзы. И это стало последней каплей. Лорен бросилась к нему, позабыв о том, каким непослушным было её тело после сна. В судороге обвила его руками, в спешке стала целовать его лицо, голову, всё, до чего могли добраться пересохшие губы. И совсем не заметила, как заплакала сама, давясь слезами и горечью, сожалением, страхом за него. Она ненавидела, когда из-за неё ему приходилось плакать. И не могла вспомнить ни одного раза, когда он плакал по иной причине. — Прости меня, — умоляла она, задыхаясь. Реальность стала ускользать от неё ещё стремительнее, и Киран, опомнившись, спешно старался привести жену в чувства. А она всё повторяла и повторяла, не переставая лить слёзы. — Прости меня. Прости. Прости. Прости. Он целовал её, стирая слезы с щёк губами, шептал нежности и баюкал её мерным «Ш-ш-ш». Лорен и сама не заметила, как, наплакавшись, крепко заснула. Когда она проснулась, в палате было темно. Тело уже не было таким тяжёлым и непослушным, и она привстала на локтях, потягиваясь и разминая шею. В ногах её постели, уложив голову на собственные руки, спал Киран. Увидев его, Лорен облегчённо вздохнула. Он был ей нужен, как никогда. Тёплый, родной, её Киран, с которым ничего-ничего в этом мире не страшно. Лорен протянула ладонь и осторожно зарылась пальцами в спутанные наспех завязанной на затылке лентой волосы. Аккуратно стянула её и стала расчесывать пряди пальцами, поглаживая голову. Киран, не просыпаясь, довольно застонал и потянулся к ласке, словно кот. Лорен усмехнулась, подтягиваясь на постели ближе к нему. Припала щекой к его голове и прошептала тихонечко на ухо: — Соня, проснись. Сонное «М-м-м?» было ей ответом. — Я тебя люблю, — шепнула Лорен ему в висок. Поцелуем, обещанием, святым причастием. — И я тебя, — пробормотал он, не просыпаясь. — Эй, так не пойдёт! — она надулась, и усилила напор. Стала целовать его в голову, уши, щёки — пока он не заворочался, и, в конце концов, не открыл глаза. Сонный взгляд был таким нежным и тёплым, что Лорен, не удержавшись, расплылась в счастливой улыбке. И крепко-крепко обвила его шею руками. — Как хорошо, что у меня есть ты, — Лорен почувствовала, что из глаз вот-вот снова хлынут слёзы. Она так безнадёжно любит его, и так боится, что этому счастью, хрупкому, словно бомба, может что-нибудь помешать. — Ты чего, — сон словно рукой смахнуло, когда он услышал её всхлип. — Я же рядом, с тобой. Я тебя люблю. — Знаю, — очередной всхлип. И Лорен оказывается окутана объятиями, словно одеялом. Но кое-что не даёт покоя, и от этого, как ни старайся, не избавиться. — Прости меня, — старательно избегая смотреть в глаза. — За что, любовь моя? — Я не хотела тебя напугать. Честно слово... Мне стыдно, что тебе пришлось переживать из-за меня. — Перестань, дурашка, — он осыпал поцелуями её лоб и щёки. Всюду, всюду, только не плачь. — Ты не виновата. Тебе ведь всего-навсего стало нехорошо, я прав? — Наверное, — ответила она не смело. Киран диву давался — неужели беременность самом деле могла сделать её такой? — Может, это из-за перенапряжения? — Вполне возможно. Врач сказал, что подобное часто случается из-за стресса. Но ничего такого ведь не происходило? Лорен, его волевая, всегда такая уверенная в себе Лорен, заломила собственный локоть и прикусила губу. — Ну... Гормоны, и всё такое, — она попыталась посмеяться, но вышло сухо и ничуть не правдоподобно. — Так что-то всё-таки произошло? Лорен собрала все оставшиеся силы в кулак и заставила себя на него взглянуть. Во взгляде нет и намёка на обвинение или недовольство, так почему ей так... Стыдно? — Переживания, наверное... Я много нервничаю в последнее время. — Из-за сада? — Да, — она набрала в грудь побольше воздуха, прогоняя подступающие слёзы чрезвычайно глупой и совершенно бессмысленной обиды. — У меня ничерта не получается. Я даже не уверена, что это моё. Что действительно хочу этим заниматься. Меня мучительно тянет к нему, но как только я оказываюсь там... Нет ни покоя, ни удовлетворения, понимаешь? — Стараюсь, любовь моя. Но зачем тебе он, раз рядом с ним так тяжело? Лорен задумалась. На одно единственное мгновение. «Потому что без него я просто не смогу». Она не была уверена, что речь шла об этом чёртовом саде. Она не была уверена, что контроль над собственными чувствами отныне принадлежал ей.

***

Киран готов был живьём самого себя сожрать, когда нашёл Лорен без сознания на холодной земле. Ведь это его вина, он не уследил, он позволил этому произойти... Самые чудовищный мысли грызли его, и за те, казалось бы, считанные часы, что Лорен была без сознания, он успел надумать худшее из худшего. Потерю их ребёнка. Самой Лорен... Он отчётливо понимал, что в последнем случае ему останется лишь в последний раз пойти за ней, как он клялся себе сделать ещё очень и очень давно, задолго до их счастливого конца. А потом к нему явился запыхавшийся Уилл. Но на сердце не стало легче — муки сковали его в камень, и с того момента, как они встретились взглядами, стало лишь тяжелее. Она оказалась здесь по его вине. Он должен был лучше заботиться о ней и об их ребенке. Он не имел никакого морального права оставлять её одну даже на секунду! Если бы только он был рядом тогда... Если бы не этот чёртов сад, над которым она корпела днями, который сковал все её мысли, и не давал дышать и жить спокойно — как прежде — всё наверняка было бы иначе. И когда он наконец увидел её, столкнулся с ней взглядами, шипы к шипам, нарыв к сочащейся давним гноем ране, не стало легче ничуть. Его продолжала жрать вина, а ей просто было нехорошо. После того случая он в самом деле не отходил от неё ни на шаг. Лорен ворчала: долго и безуспешно. Но всерьёз возразить ему не находила в себе сил — и в самом деле, как после всего произошедшего она могла? О саде они не заговаривали с тех самых пор, впрочем, Лорен по-прежнему снились бесчисленное сны о сказочных тропах, фантастических цветах во весь рост и мальчике с рыжими кудрями; а Киран каждый день и каждую ночь молился о том, чтобы с ней и с их дитя всё было хорошо. А когда на свет появились София... Что ж, мир не видывал отца счастливее Кирана. Но Лорен, впервые увидев дочь, крепко-накрепко задумалась. А мальчик продолжал сниться ей каждую ночь: рыжий, пахнущий мёдом, с глазами Кирана и его улыбкой.

***

Проживая каждый день рядом с любимым мужем, воспитывая саму кульминацию их любви, облаченную чудесной малышкой, Лорен продолжала ощущать глупую, противную и тяжёлую пустоту. Словно чего-то не хватает: очень важного, жизненно необходимого. Спустя четыре месяца после рождения Софи, до Лорен дошло — не по саду она тосковала все мучительные девять месяцев. Ей нужен был этот солнечный мальчишка, абсурдно похожий мимикой и чертами на Кирана. И, вопреки всем ожиданиям, когда мучительно счастливые сны стали являться ей реже, стало только хуже. Лорен начала тосковать по образу, который не могла ни представить, ни вспомнить — младенец, крохотный мальчонка, юноша. Всё это время внутренне она прекрасно осознавала, кем он был. Но на деле поверить в эдакую проделку судьбы казалось по меньшей мере унизительным. И все же она, несгибаемая Лорен Синклер, оставалась женщиной. Её сердце, напрочь изнеженное, было мягким, а душа подчинялась чувствам. И чувства говорили ей — не противься. Ты не успокоишься, пока не увидишь эту улыбку воочию. Ты нуждаешься в нём. Но больше всего нуждается в тебе он. Страшно волнуясь, но каждой клеткой тела ощущая, что иначе она не может, Лорен, мягко разминая плечи мужа, тихонечко шепнула ему в висок: — Дорогой, ты... Не думал о том, что Софии будет одиноко, когда она подрастёт?