vergebung

      Очень яркая ляпистая комната, словно какой-то неудачливый художник пролил на неё всю палитру своих красок. Измазал грубыми кляксами, заляпал грязными руками, швырнул банки с жидкой гуашью в стену. Можно подумать, что здесь обитает погрязший в бесконечных творческих кризисах творец, ну или безумец какой, но точно не будущий психотерапевт. Хосоку такой интерьер претит: от него кружится голова и иногда случаются рвотные позывы, а вот Тэхену — хозяину этого безобразия, — здесь райское гнездышко. Говорит, что только в такой обстановке его нервы успокаиваются, а мысли приходят в порядок. Но вот только, оглядываясь по сторонам и запинаясь за очередной картонный стаканчик из забегаловки, в котором когда-то была кола, омега понимает, что порядком здесь и не пахнет       Тэхен из тех людей, которые предпочитают в своём внешнем окружении хаос, но чёткий порядок в голове. На то он и мозгоправ в перспективе.       Хосок же его полная противоположность: у него идеальный порядок дома, зато голова забита черти чем. Он думает, что врач из него выйдет никакой. По правде он с людьми-то особо разговаривать не умеет. Не то чтобы застенчивый, скорее наоборот — слишком общительный. Заговорит так, что все вокруг разбегутся, ещё и врача другого потребуют. Не видит меры. — Нам нужно вставать, — недовольно тянет Тэхен и прижимает лежащего рядом Хосока ближе к себе. Из приоткрытого окна дует приятный ветерок, переворачивая листы тетради, валяющейся на столе. — Я не сплю, — проговаривает омега, — уже давно.       Тэхен тянется за телефоном и смотрит на время: почти десять утра. Хорошо, что воскресенье и торопиться никуда не надо, ну… почти. Он обещал с Чонгуком встретиться в двенадцать. — Выспался? — Не то чтобы, — Хо выдыхает и ведёт пальцами по груди своего альфы, немного щекоча, — кое-что никак не выходит из головы.       Тэхен протяжно мычит и понимает, что сейчас будет длинный разговор. Всякий раз, когда омега произносит эти слова, далее следует что-то невероятно интересное. Ну, или «невероятно интересное». Обидно, что последнее чаще, чем первое. А ещё обидно, что он не может предугадать заранее какой из вариантов. Поэтому выбор между «слушать» или «ненавязчиво куда-нибудь свалить» обычно не в пользу второго. — Скажи, Тэ: я или Чонгук? — Чтобы понять, что Ким не на шутку напрягается и настораживается не нужно его обнимать, но Хосок это делает. Улавливает каждую его мимолетную реакцию. — Это проверка какая-то? — шёпотом прощупывает почву столь необычных мыслей омеги. — Да уж, я слишком грубо выразился, — прокашливается Чон, — если бы я рассказал тебе секрет, который ни за что не должен знать Чонгук, как лучший друг ты бы рассказал ему?       Тэхен долго смотрит на Хосока. — Я должен сказать твёрдое «ни за что», да? — младший жмет плечами, а Ким улыбается. — Я не знаю. Смотря, что за секрет.       И Хосок поджимает губы. Он не хочет ставить своего любимого перед выбором, но и язык уже чешется хоть кому-то рассказать. Целый месяц прошёл со знакомства с Чихо и каждая новая встреча с весёлым и озорным крохой приносит омеге несказанную радость, но вот поделиться этим не с кем. — Ты знаешь, я, наверное, паршивый друг, — раздражённо выдыхает Чон, переворачиваясь на спину и врезаясь взглядом в потолок. Вот ведь, даже он заляпан разноцветными кляксами. — С чего такие мысли? — Потому что я хочу рассказать тебе тайну Юнги, — честное признание даётся ему проще, чем он думал. Может быть, потому, что он это говорит не самому Юнги? — Вот только ни в коем случае нельзя, чтобы об этом узнал Чонгук, ну или кто-то ещё. — Да, друг ты и правда паршивый, — смеется Тэхен, — но тогда я вместе с тобой побуду паршивым другом и ничего не скажу Чонгук-и, — озорно подмигивает и оставляет лёгкий поцелуй на виске своего омеги.       Но правда ли он поступает правильно? Если вдруг Мин узнает о том, что Хосок рассказал кому-то его тайну, сможет ли последний рассчитывать на прощение? Не слишком ли это нагло? Скорее всего так и есть. Юнги ранимый, хоть и всеми силами не показывает этого. Сейчас ему нельзя быть слабым — у него растёт прекрасный сын, которому он должен подавать пример. В школе он тоже не был слабым, Хосок бы даже сказал, что был самым сильным омегой из тех, кого он знал. Достойный восхищения.       Доброта, в конце концов, признак невероятно сильных людей и здесь только можно позавидовать. — Ты ни кому не должен говорить, не только Чонгуку, — оттягивает момент, но сказать безумно хочется и Тэхен, стирая улыбку с лица, показывая, что вполне серьёзно относится к словам омеги, кивает. — Черт, если Юнги узнает, что я проговорился… — Тогда ничего не говори. — Но я хочу! — вскидывает голову, а в глазах сомнение на пару с нетерпеливым желанием поделиться с любимым человеком чем-то важным и особенным. — Все же это тайна Юнги. — Ты прав, но… Это кое-что действительно невероятное. Тэхен, — он резко садится и пододвигается ближе к альфе, наклоняясь над ним, заглядывает в любимые глаза медового цвета и улыбается. — Что бы ты сделал, узнав, что ребёнок, которого долгие годы считал чужим, на самом деле частичка тебя самого? — Хм, это довольно странный вопрос, — не на шутку задумывается парень, зачарованно заглядывая в космос напротив. — Тэ… — Наверное, я бы знал это с самого начала. Я не настолько безответственно отношусь к сексу, как ты думаешь, — Хосоку кажется, что в чужом-родном голосе слышится обида. — Возможно, — цокает тот недовольно и складывает руки на груди, — но тугодум ты, вероятно, не уступающий Чонгуку. — Это ещё почему? — альфа садится на кровати, придерживая омегу за плечо. — Стой, Хосок-и, — он даже выгибает брови домиком, — только не говори, что ты залетел. Мы же предохран… — Господи, какой же ты баран!!! — младший хватает подушку и бьёт ей по чужой, явно медленно соображающей голове. — У вас, альф, у всех режим придурка включается, когда вы слышите о детях?       Тэхен пыхтит, убирая с лица подушку и смотрит, как омега спрыгивает с кровати, выдергивает скомканную простыню из-под того — и откуда только силы берутся, — и злой скрывается в ванной комнате, громко хлопая дверью.       Ну и что это было? — А как же секрет? — кричит альфа в закрытую дверь и падает звездой обратно на кровать. Не понимает, откуда вообще в светлой голове его возлюбленного взялись такие странные мысли. Да и вообще, с чего бы Тэхену думать, что его омега носит ребёнка не от него?       Ким переворачивается на бок. Не то, чтобы он совсем не хочет детей, наверное, ситуация с Чонгуком так повлияла на него. Даже тогда — пять лет назад, — видеть еле живого Юнги с не по размеру ему огромным животом, вызывало дикий ужас. Его ведь совсем никто не поддерживал, кроме папы. Наоборот: гнали, гнобили, изводили, издевались и даже тот, кто должен был быть на его стороне — отвернулся.       Больно было смотреть на это. Больно вспоминать даже сейчас, когда все давно осталось в прошлом. И Юнги, словно восставший из мёртвых герой, маленький хрупкий омега, как те из сказок, что всегда поднимаются с колен и несмотря ни на что двигаются вперёд. У него своя в жизни награда — широко улыбающийся кроха. Живой и здоровый. А Чонгук, он…       Чонгук…       Глаза Тэхена резко и широко распахиваются, зрачок сужается, а губы раскрываются, позволяя лёгким вобрать в себя как можно больше воздуха.       Нет, этого не может быть. Не может быть все настолько глупо. Как вообще такое могло произойти?       Он, в попытке спрыгнуть с кровати, запутывается в одеяле и падает на пол. Стряхивает его ногами и бежит к недавно закрывшейся двери. Распахивает её и без зазрения совести и смущения смотрит на обнаженного омегу. Тот хмурится только, складывает руки на груди и выгибает бровь: — Да до тебя как до жирафа! — Жирафа?! — забывает зачем ворвался в ванную альфа.       Хосок закатывает глаза и задергивает шторку, да так, что одна петелька не выдерживает и рвётся. Как вообще можно быть таким? Они с Чонгуком на одни курсы ходили, о которых омега не знает?       Дверь захлопывается и через пару секунд Хосок чувствует на своей талии чужие руки, а после шуршание шторки и горячее дыхание на затылке, лёгкий поцелуй. — Не подлизывайся, — бубнит и подрагивает от пробегающих по телу мурашек.       Тэхен берет шампунь, намыливает чужие волосы, мягко массируя кожу головы. — Дай угадаю: малыш его копия? — Да как будто с Чонгука рисовали: те же глаза, та же улыбка и даже звонкий смех, — вот только Чонгук уже давно не улыбается и тем более не смеётся.       Тэхен молчит. Всё ещё не может понять, как так вышло. Он же сотню раз говорил своему горе-другу: выслушай, обсуди это со своим омегой, но не бросай, не поворачивайся к нему спиной. А на деле все иначе — затыкал, уходил, закрывал глаза на его боль.       И что теперь? — А Чонгук-то у нас на премию худшего отца десятилетия идёт, — сквозит иронией в голосе Тэхен, и он берет душ, смывает пену с волос своего мальчика: бережно и нежно.       Чонгук — отец. В голове не укладывается. Если с тем, что Юнги стал родителем все смирились очень быстро, то о том, кто ему в этом помог даже разбираться никто не стал. — Хочешь его увидеть? У меня есть парочка фотографий и видео, — омега оборачивается и улыбается, обнимая шею любимого руками.       Конечно же он хочет: кивает головой и подхватывает Хосока, прижимая спиной к стене и усаживая к себе на бедра. Тот обнимает его ногами и жарко целует. Плевать, все в мире подождёт, иногда нужно уделить времени и на себя.

***

— Вот, листай дальше, там ещё одна. — Чай медленно остывает, пока двое, сидя на небольшой кухне, копаются в телефоне. Хосок с большим энтузиазмом рассказывает о каждой сделанной фотографии. Вот Юнги улыбается, смотря, как Чихо гоняет по парку голубей; Юнги с капризным Чихо, а ещё сам Хосок, пытающийся натянуть свитер на непослушного ребёнка, поскольку начинало холодать. — И ни на одной фотографии не видно его лица, — смех Тэхена мягкий, но и правда странно видеть эту семейную идиллию на экране телефона. Не хватает только… — Дальше, — начинает сам перелистывать, — листай дальше, там есть. — Помедленнее, я не успеваю. — Вот она! — радостно выкрикивает омега, от чего Ким едва не давится чаем.       С экрана на альфу смотрит своими огромными глазками-бусинками маленький кроха. Он широко улыбается кроличьей улыбкой, позаимствованной у отца, а ведь даже не видел его ни разу. Носик только кнопкой, как у Юнги. Внутри Тэхена что-то замирает на секунду, а потом начинает искриться: покалывает приятной теплотой, похожей на бабочек в животе. Тут даже тест-ДНК не нужен, вот ведь Чонгук придурок, конечно.       Неожиданно даже для себя Ким начинает смеяться.       А ведь счастье было так близко. Всегда. Почему никто не стал за него бороться?       Нет. Не так.       Почему за него боролся один Юнги?       На словах всегда все так просто. Поверить лжецу тоже просто, когда правду несёт в себе лишь один человек, среди сотни обманутых и вовлеченных. Правда не всегда там, где большинство и порой она уродлива или скрыта, но стоит только поинтересоваться и вот… ты уже счастлив. А если нет, то, вероятнее всего, ты — Чонгук. — А что сам Юнги говорит о Чонгуке? — Удивление на лице омеги сменяется непониманием, когда он смотрит на Тэхена. Старший не то, чтобы не сплетник, он большой их противник, а сейчас творится что-то необычное. — Почему ты спрашиваешь? — Ну, вдруг он уже нашёл себе достойного альфу и сейчас живёт в любящей семье. — Что у тебя на уме? — Чон начинает подозревать неладное, складывая руки на груди. — Да мы с ним даже не разговариваем об этом придурке. И вообще — пошёл он! За прошедший месяц даже не написал мне, представляешь? Брат ещё называется! Пусть хоть застрадается в своей конуре, мне плевать, — фыркает и слезает со стула, на котором до этого сидел. Тэхену кажется, что ещё немного и полетит посуда, но он только усмехается. — Ну с тобой все понятно, комок эмоций. — Это ещё что? Да кому он вообще сдался? Нервы ещё на него тратить, — противоречит сам себе и выливает остывший чай в раковину, чтобы налить новый. — И все же мы говорим о Юнги, — Тэхен делает последний глоток и вновь смотрит на фотографию крохи. Как же они похожи… — А Чонгук его истинный. Я не знаю какого это, но наверняка невероятно сложно сопротивляться тому, что было создано для тебя. — Это «создано», бедного Юнги чуть в могилу не свело! — Ну, формально это был не он… — Но он и ничего не сделал для того, чтобы это предотвратить! — Чонгук ведь тоже… — Ты защищаешь его, что ли? — бьёт ладонью по столу Хосок и щурится. Дыхание сбито, сердце стучит где-то в горле, а глаза горят праведностью.       Тэхен накрывает чужую хрупкую ладонь своей большой и горячей. Сжимает её, успокаивая и осторожно выдает: — Я его не защищаю, Хо, — он перехватывает омегу за талию и тянет к себе на колени, — просто подумай о том, чего хочет сам Юнги. Ненавидит ли он Чонгука так сильно?       Да о какой ненависти вообще может идти речь, когда он уже давно простил бестолкового старшего брата Хосока? В этом ангеле хоть грамм ненависти присутствует? Или она мгновенно растворяется, стоит злобе хоть на секунду проникнуть в его светлую душу?       Чон качает головой: — Что ты хочешь? — Есть у меня одна идея, — заговорчески шепчет Тэхен, а младший соскакивает с его колен. — Мы не будем обманывать Юнги! Хватит уже! — Нет-нет, ничего такого, — машет ладонью, а сам думает, что, если что-то пойдёт не так, то сам встанет на защиту омеги. Но в целом-то не должно. — Думаю, что наоборот. Встрять может Чонгук, но не Юнги точно.       Хосок немного расслабляется. Ведёт бровью и неопределенно хмыкает.       Действительно страшно. Особенно сейчас, когда Юнги так искренне улыбается и, кажется, действительно счастлив. Сколько всего ему пришлось пережить ради таких вот беззаботных дней?       Но с другой стороны, Тэхен, возможно, прав и истинность не то, что так просто игнорировать. Наверняка Юнги очень одиноко, даже когда под боком весёлый и жизнерадостный Чихо, чего-то все равно не хватает. Действительно ли омега чувствует эту пустоту? До замирания сердца страшно ошибиться. — Рассказывай уже, что у тебя там.