я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь

— Борь, твою мать! — отец включает командный тон, и хочется включить такой же в ответ, но Боря сдерживается. Если он сейчас начнет говорить — остановиться уже не сможет. Киса сидит, положив локти на спинку дивана, так, будто ему принадлежит и база, и весь мир. Он хорошо умеет прятать эмоции на людях. Боря вот вообще не умеет. Одна ссора, пара наводящих вопросов — и отец уже все про них знает. Зато не выебываться Киса не умеет. Его полмесяца мотает от истерики к апатии, и сейчас, к счастью, нужная стадия. — Любовь прошла, налево больше не ходишь? — тихо бормочет Киса, задирая свитшот. Сейчас ведь не такой уж плохой момент, чтобы сломать ему шею. Боре вдруг приходит в голову, что татуировку эту отец видел задолго до того, как допросить его с пристрастием. Каждый раз, когда он об этом вспоминает, начинает тошнить. Боря посильнее сжимает зубы и опускает глаза в пол. Отец, кажется, не ждет такого выпада от Кисы, потому что на мгновение повисает. Боря как-то не интересовался, насколько ему самому тяжело через это все проходить. Киса — это понятно. Но отец же с ним носился как с писаной торбой, когда нашел на отходах. Правда, в остальное время игнорировал их обоих. Тут Боря тоже не знает, кому из них троих это дается тяжелее. Наверное, все-таки Кисе, считающему, что ничего хорошего в жизни больше не будет. — Да, так, ничего особенного, — мямлит отец в ответ на удивление Бабича и переминается с ноги на ногу. Киса довольно улыбается, хотя на самом деле ему точно не весело. Просто злится, что отец не звонит. Скорее всего. Боря бы уже не удивился, если б узнал, что у них до сих пор секс по телефону. Когда отец начинает кричать на Кису — просто чтоб замять неловкость — свернуть шею хочется уже ему. Киса ведь не может ответить. Тут даже не 50/50 — в курсе один Боря. Вот он и висит на натянутой струне своей этой ебанутой влюбленности. По челюсти ходят желваки — и у Бори, и у всей компании. Бабич все распинается: — Люди с нетрадиционной сексуальной ориентацией, — отец отводит глаза. — Наркоманы — тебе это будет особенно интересно. Киса на него даже не смотрит. Боря старается особо не двигаться, но и боковым зрением замечает, как он чуть бледнеет и не сводит глаз с отца. Тот, пока все смотрят на Бабича, еле заметно качает головой — нет, не знает. Но Киса все равно выглядит смертельно обиженным. Ну, может, и не на отца уже. Понимает же прекрасно, кто из них раскололся. Вообще, это дело случая. Если б отец решил встретиться с Кисой и расспросить — тот только за факт встречи все бы выложил, не сомневаясь. Главное ему так не сказать. Никогда. — Дышим спокойно, — отцу явно сложно говорить, уж точно не только из-за Бори, но они дружно не обращают на это внимание, — Держим руку на пульсе. Давайте. Дождавшись звука мотора, Киса медленно проговаривает: — Это ты нас своему папаше слил? — скорее Мелу, чем самому Боре. Ты бы сам слил, так и рвется с губ, но он еще сдерживается, каким-то последним усилием воли. — Кис, — цедит он. Ему тоже сложно говорить. — Я хотел нам помочь. Кису в теории можно понять. Никому не хочется, чтоб любимый человек о таком знал. Об убийствах. Отец вроде сам хорошо понял, кто из них двоих убийца, но от этого не легче. На мысли о «любимом человеке» Боря очень старается не кривиться, но, кажется, не выходит. На «убийце» Киса сбивает его с ног. — Ментеныш, сука! — надрывно орет Киса. Мел пытается его удержать, но Боря почти этого не видит — он падает от удара в челюсть. — Ты не нам помочь хотел! — Киса рвется, чтоб его добить. — Ты своему папаше помочь хотел! При всем «понимании» внутри закипает слепая ярость. — Кис, ты на серьезке щас рот раскрыл? Подумал хорошо? — Боря сам не замечает, как тоже повышает голос, хотя говорить сложно из-за крови, заливающей лицо. Киса застывает. — Да Кис, хорош! — Мел встряхивает его посильнее. — Все уже, хватит! Теперь-то Киса и сам не против. Он отворачивается и быстро идет к выходу, но Боре уже на все плевать, и он кричит вслед: — Я к отцу подлизываюсь? Не я ему хуй сосал! Киса останавливается на полпути. У него дрожат плечи. Он стоит еще несколько секунд, а потом уходит, не оглядываясь, еще более быстрым шагом, пнув напоследок дверь. По ощущениям — от двери как будто отлетает большая заноза и попадает прямо в сердце. Надо бы догнать. Но для этого сначала надо подняться на ноги. — Че встал? — Боря переводит глаза на Мела, с очень серьезным лицом вглядывающегося в пустоту. — Иди. Или тоже пнуть охота? Улыбка выходит не совсем адекватная. — Неохота. Ты просто скажи, зачем? — спрашивает Мел, давая ему шанс самому выбрать, о чем этот вопрос. Боря выбирает самое простое. *** Мел думает, куда бы Киса мог пойти. Точно не домой — ну не отсиживается он там, когда плохо, скорее, старается свалить. Мел прикидывает, что вероятнее — что он пойдет туда, где Хэнк его не найдет, или наоборот. Но думать можно было и не начинать — Киса сидит в самолете и кому-то звонит. Набирает и сразу сбрасывает. По щекам текут слезы, но он будто не замечает. Что-то подсказывает Мелу, что звонит он точно не им с Хэнком. — Кис, — зовет он, и Ваня подскакивает, как будто в самолет можно забраться бесшумно, — Мне уйти? Киса смотрит с отчаянием, как будто не знает ответ даже на такой простой вопрос. Мел кивает самому себе и присаживается на сиденье. Киса просто сидит на полу в грязи, но, кажется, сам этого не замечает. В очередной раз сбрасывает номер и отбрасывает телефон. — Бесполезно, сука. Бухает уже, наверное, опять. — Кис, Хэнк, — Мел останавливается, потому что не знает, как сформулировать вопрос, — Про твою маму говорил? Киса задумчиво молчит. Этим вопросом Мел дает ему возможность съехать с темы полностью. Тот случай обсуждать уже нечего. В глазах у Кисы надежда, но в конце концов она угасает, и он все-таки качает головой: — Не. Про меня. Мел готовился к этому ответу — за мать Киса бы скорее убил Хэнка окончательно, чем убежал, — но все равно пугается. — Что случилось? Киса вздыхает и отворачивается, поджав губы: — Спали с ним. С Костей, в смысле, не с Хэнком. По моей инициативе. — Кис, какая инициатива? — хмурится Мел. — Тебе 17, ты не… — Хэнк тебе ясно сказал, что было, — обрубает Киса. — Я предложил, он не отказался. Ему бы такое в голову не пришло, Мел, сам знаешь. Мел кивает. Отец у Хэнка был старомодных взглядов. Но Киса кого угодно заебет, если задастся такой целью. А потом он понимает, что все немного сложнее, чем ему кажется. — Кис, а как же, в парке… Киса злобно ухмыляется: — Ну, вот так вот Хэнк и узнал. У меня был срыв. Задыхался опять. — Мне очень жаль, — вздыхает Мел, и Кису передергивает. — А ему нет, — он плюет на пол. — Не отвечает. Смотрит, как будто я никто. Из наркотрипа вытащил, спаситель хуев, и опять в закат. Он вытирает глаза кулаками. На костяшках — кровь Хэнка, так что получается впечатляющая картина. Киса встает с пола и плюхается на соседнее кресло рядом с Мелом. По щеке стекает запоздалая кровавая слеза, и Егор опускает глаза в пол. — Ну, он себя винит во всем, — бормочет он, — Он же взрослый, это понятно… А Хэнк ему еще новых проблем добавил. Киса достает из куртки сигареты и затягивается. Протягивает пачку Мелу, но тот качает головой: — Для дыхалки вредно, Кис. — Похуй уже, — с непоколебимой уверенностью отвечает Киса. — Хэнк отрефлексирует и прибьет меня, как Игорька. Без пистолетов справится. Могут с папашей на меня потом все и повесить, кстати. Предложи ему, если че. Мел не отвечает. Киса любит разгонять на нервяке, сам всем предложит без его помощи. — Вы с ним друзья, лучшие. Да и отцу… Он не станет больно делать. Киса задумчиво наклоняет голову к плечу, как будто с такой стороны он проблему еще не рассматривал. — Может. Тогда надо самому. Жалко, Бабич пистолеты спер. — Это неправильно, — вздыхает Мел, — С жизнью счеты сводить. Какой в этом смысл? Киса подскакивает и начинает ходить из одного края кабины в другой. Его движения рваные и хаотичные, и от них идет холодок по коже. Мел думает, что Кисе стоит нормально обсудить все с Борей. Или еще с кем-то. — Какая разница уже, Мел? — стонет Киса. — Есть я, нет — всем похуй. Лучший друг мой, понимаешь? И мать! И… Он тоже. Никого нет теперь. — На месте все, Кис, не драматизируй, — пытается убедить Егор. — А ты Хэнку рассказывал, что ему надо тебя убить? И че он? — Да не, — Киса опускает голову. Слушать о Боре ему неприятно. — Мы два раза пересекались. Когда мы узнали про маму и когда меня Константин Анатолич из наркопритона забрал. А там, ну, ты знаешь… Киса в беде, Хэнк спешит на помощь. Не до угроз. — Ну, его комплекс спасателя тебе играет на руку, — кивает Мел, — Но он, если б хотел убить, спасать не стал бы. Киса ерошит волосы и бросает нервный взгляд на смартфон. — Как думаешь, он меня ненавидит теперь? — и сам себе отвечает. — За что, Мел, я же ничего не сделал, с семьей его не говорил, маме тем более… Ну да, Хэнку ебало разбил пару раз, но… Не из-за этого же? Мел молчит, и Киса снова садится рядом. Пытливо заглядывает в глаза: — Я же Хэнку в бессознанке сказал, веришь? Да я бы не стал! А он… У Кисы снова дрожат губы, и он выпячивает вперед подбородок, чтоб не плакать. Мел притягивает его к себе, и он не сопротивляется. Егор запоздало вспоминает, что да, когда Киса начал ходить в школу, через неделю где-то после случая с его мамой, он всегда был заплаканный и дерганый. Мел думал, это от наркотиков — а оказалось, вот что. — Извини, — приглушенно говорит Киса куда-то в лацкан пальто, — Развел тут. Пидоры они и есть пидоры. — Да глупости не говори, — немного возмущается Мел. — Влюбиться может кто угодно. Киса шипит и отстраняется. — Ладно, Мел, я хочу один побыть. Спасибо, что проведал. Нормально все. Егор не спорит и вылезает из самолета. Константин Анатольевич обнаруживается неподалеку — его машина стоит на обочине по пути от бухты к городу, а сам он курит рядом. Услышав шаги, резко вскидывает голову и, увидев Егора, тут же делает вид, что просто смотрит на дорогу. — Борю ждете? — бурчит Мел, и Хенкин как-то неопределенно пожимает плечами. — Они с Кисой подрались. Константин Анатольевич запрокидывает голову и вздыхает: — Как он? — Киса ему нос разбил, — охотно отвечает Мел, — Или вы про кого? Хенкин пристально вглядывается ему в лицо и выдыхает дым: — Что, уже весь город в курсе? — Да нет, — пожимает плечами Мел. — Боря просто… Они там… Слова не подбирали особо. Хенкин ухмыляется. — Пойти, что ли, самому утопиться? — Вы ему позвоните сначала, — хмурится Мел, — А то неизвестно, кто первый утопится. — Чего? — Хенкин хмурится, как будто до этого вообще не слушал. *** Когда Киса распинался, что Боря их убьет, что надо успеть первому, и прочая подростковая чушь, Костя слушал вполуха. Во всяком случае, точно не думал, что Киса завтра возьмет и сиганет с крыши. — Егор, ты не так его понял. Он молодой, у него внутри бурлит все… Меленин не спорит. — Ага, а знаете, чем это бурление заканчивается? Константин Анатольевич, там… Драмы слишком много. Это ненормально уже. Костя думает, что, возможно, и правда уже забыл, что такое подростковый максимализм. Хоть Боря и напоминал, как мог, своими криминальными историями. — Ну если уж ты, Меленин, думаешь, что слишком много драмы, — отвечает он со смешком, — То действительно надо разобраться. Егор не обижается. — Вы сами-то как, Константин Анатольевич? — будто впроброс спрашивает он, и у Кости сжимает грудь. — Это же и вас коснулось. Все это время у Кости не было возможности подумать над этим вопросом, потому что никто ему его не задавал, поэтому он даже не отшучивается. — Да как, — он поправляет съехавшую шапку, — И без того есть, чем заняться. Спасибо, парни, отвлекли. Меленин флегматично кивает, как будто это была искренняя благодарность. — Ладно, Константин Анатольевич. Вы не переживайте, я дойду. То ли он думает о нем лучше, чем стоило бы, то ли специально делает вид, но Костя только кивает на прощание, ничего не ответив. На смартфоне — пять непринятых звонков, один за другим, в течение нескольких минут. Наверное, потом Егор его отвлек, а потом Киса сдался. «Я на дороге к городу», отправляет он. Звонить нет никаких сил. «Подходи, поговорим» Ответ приходит тут же, но не такой, какой ждет Костя. «хэнка забери» «если вы еще не пересеклись, то у него сотрясение наверное» Это разумно, и Косте точно не стоит оставлять сына с сотрясением в этом сарае, если он хочет сохранить хоть какие-то добрососедские отношения. «Но поговорить надо, согласен?» Он прямо видит, как Киса закатывает глаза, печатая следующее сообщение: «заебал» «звони если не окочурится» Костя кивает сам себе и садится за руль. Боря сидит на полу у дивана, прижимая ладонь к носу. Его трясет, и он похож на Кису, который так же сидел тут, когда… Боря поднимает голову и бросает очень недобрый взгляд исподлобья. — Че, успели поебаться? — Хуйню не неси, — Костя сразу пресекает все попытки разговаривать с ним в таком тоне. — Я с Бабичем все решил, поехали. Боря не спорит, так что Костя взваливает его на себя и тащит к машине. Пристегивает на пассажирском спереди и спешит уехать. Он не уверен, что Киса за ними не наблюдает. — Меленин привет передавал, — Костя неодобрительно косится на сына, а тот глупо хихикает. — Он тоже с Бабичем решал вопросы? — Мимо шел, — Костя говорит скупо. — Обязательно было посвящать? Не хватало того, что он тогда в парке видел? — Ну, это же не то, — злобно скалится Боря, — За ней ты так не бегаешь, а тут такая любовь! Костя не отвечает. Не хватает вызвериться на побитого ребенка. — В больницу заедем, томограмму сделаем, — только говорит он, и Боря как-то притихает. — Пап, — он говорит спокойно, как раньше. Неужели Боря больше с ним так не заговорит, когда оклемается? Костя чувствует, как увлажняются глаза, и жмурится, тяжело дыша. Руки крепче сжимают руль. Сам виноват, что сыну тебя уважать не за что. Боря наблюдает за его попытками совладать с собой с каким-то пониманием. — Ты его любил хоть немножко? — тихо спрашивает он. — Хоть как… Не знаю… Хоть как-нибудь? «Душа в душу жили?» На этот раз Боря спрашивает без агрессии, а очень грустно. Костя молчит. Это все еще что-то, что он не готов обсуждать с сыном. Называть вещи своими именами. — Ну, — улыбается Боря, — Хоть не говоришь, как тогда, что с мужиками всякое случается. — Такого не случается, — хмурится Костя. Боря мотает головой с легкими стонами: — Ну, вот с другом твоим случилось. И мало ли, сколько еще таких друзей. Какое-то время они едут молча, только Боря мычит, когда машина подскакивает на кочках. — Ну ты не бросай его, — вдруг говорит он, — Притворись, может, на время. Пусть в себя придет, потом расстанетесь спокойно. Костя удивляется: — Ты разве не хочешь, чтоб я его бросил? Боря смотрит в ответ бесконечно устало: — Да я не хочу еще один труп на своей совести. Ты че, не понимаешь? Косте в очередной раз становится стыдно, как будто он думает только о себе, хотя по его заплывам на морские глубины так и не скажешь. — Не придется притворяться, — выдавливает он. Признаться даже самому себе получилось не сразу, а уж так, даже не проговаривая — совсем сложно. Но Костя не хочет усложнять все еще сильнее, раз в этом вопросе они вдруг оказались на одной стороне. Боря удовлетворенно кивает и прикрывает глаза. Костя начинает думать, что Черная Весна и поездка с сыном в больницу — далеко не худшее из того, что его сегодня ждет.