***
— Ты лучший, ты самый лучший, — выдыхает Серёжа, обхватывая партнёра за плечи и зацеловывая его лопатки. Сегодня Серёжа узнал, что длинные худые ноги Антона на его плечах лежат так правильно, что явно должны находиться там на постоянной основе. А ещё, что нежная кожа на его бёдрах очень чувствительна — однажды он непременно разложит Антона на своих коленях и отшлёпает. А ещё, что сосёт он так, что кончить хочется уже через несколько секунд. А ещё он так требовательно целует, так стонет, так обхватывает… — Антон… — Серёжа дышит им, прижимает своим телом к дивану и не может оторвать свои губы от солёной кожи. — Самый-самый лучший, Антон… — М-м, — стонет в ответ, довольно улыбаясь. — Ты тяжёлый. — Сейчас, ещё пару секунд и встану, — обещает Серёжа, легко прикусывая кожу, хотя он бы и жил в этом положении. — Не спеши, мне нравится. Но Серёжа всё же спускается на пол, так, чтобы было видно довольную сытую мордашку. Антон ему улыбается и позволяет взять себя за руку, даже переплетает с ним свои пальцы. Ловит в щёку поцелуй и забавно щурится. Его губы уже почти не светятся, ведь весь грим размазан по Серёже, а самому Серёже кажется, что тот умеет светиться и без всякой дополнительной ерунды. — Кто-то мне романтик обещал, — напоминает Антон, чем слегка удивляет Серёжу: он-то думал, что уже измотал партнёра и сил у него разве что улыбаться осталось. — Ты в прошлый раз и двух слов связать не мог, уверен, что хочешь ещё тусить где-то? — ласковая ладонь путается в кудряшках, медленно поглаживая. — Поз сказал... это друг мой, расслабься, — фыркает Антон, стоит только напрячься Серёже. — Так вот, он сказал, что я его ещё достать успел. Просто полежим пару минут, и тащи, куда хочешь. — Ладно, — и не сдержавшись, Серёжа вновь прижимается губами к чужому плечу. Всего через несколько минут они смущённо скрываются в отдельных ваннах — лишь бы не сорваться вновь, будучи в одной кабинке, — и спешно приводят себя в порядок. Вечер только начинается, и они летят ему навстречу. — Нифига себе у тебя колец, — поражается Серёжа, когда на выходе их ловит парень с ресепшена и вручает мешочек. — Здесь не только кольца, ещё браслеты… Но вот эта — моя любимица, — улыбается Антон, поглаживая толстую цепь у себя на шее. — Не смотри так, я тебе её не верну. — Тогда никогда её не снимай, — Серёжа много раз вспоминал о том, как призывно тянули за цепочку. Теперь его очередь. Он подхватывает её пальцем, и Антон послушно склоняется для поцелуя.***
— Тоже мне, элитная организация! Сплошная алкашка, нормальным людям воды не выпить! — ворчливо возвращается Дима, а в руках его два бокала минералки. И пузырьки в них весело искрят, отражая свет. — Держи. Дима весь измазан гримом, словно его ласкала изголодавшаяся толпа, и от этого Арсений слегка смущается. Дима ловит его взгляд на себе и демонстративно поворачивается, мол, полюбуйся, твоя работа! Господи, а задница-то! — Мне все обзавидовались, — ухмыляется Дима, присаживаясь на кровать, — так и сказал всем, что отхватил самого горячего и креативного мужчину! — Прекращай, — растягивает губы в улыбке Арсений, — я тоже довольно неплохо выгляжу. — Спасибо. Вот выйдем вместе… Арсений хватается за бокал, как за спасительную соломинку, и так жадно глотает воду, что Дима протягивает ему и свою тоже. — Да ты бери, — настаивает, когда Арсений отказывается, — я ещё принесу, если что. — Спасибо. Мне хватит, правда, — но Дима всего лишь ставит свой бокал на небольшой столик и падает рядом, устало выдыхая. Вернулся. Лежит. По виду так устал очень, что неудивительно, и убегать не спешит. Позаботился, воды принес, да и салфетками обтер. А он уже козлом обозвал. Арсений путается в своих эмоциях, не знает, как реагировать, и лишь смотрит на Диму, спокойного, умиротворённого. — Я... я могу тебя обнять? — неожиданно выдает Арсений и сам же пугается собственных слов. Зачем? Что он такое несёт? Да бежать отсюда надо, пока не устроил очередную глупость или вообще… На лице Димы на пару секунд мелькает недоумение. У них только что был крышесносный секс, откуда взяться таким глупым вопросам? Но тем не менее он улыбкой показывает, что всё нормально, и поднимает руку, приглашая под своё крыло. В груди Димы мерно стучит сердце, успокаивая судорожно скачущие мысли, и Арсений позволяет себе расслабиться. Он кладёт руку аккурат на свой отпечаток на рёбрах Димы и тихо-тихо хихикает с этого; он и сам лежит щекой на одной из своих ладоней. Дима обнимает его, поглаживая по плечам, а затем запускает пальцы в волосы, массируя кожу головы так, что урчать хочется. — Знаешь, что самое дурацкое в этой оргии? — неожиданно спрашивает Дима. — М-м? — Не уйдёшь красиво, — Арсений поднимает голову и хмурится, надеясь услышать продолжение. Если это намёк, то мог бы уйти, ещё когда воду искал, и нечего было возвращаться. — Штанов нет. Арсений представляет, как со словами: «Ну, я пошёл!» — убежал бы из комнаты, как хотел каких-то пару минут назад: сверкая голой жопой и помахав членом на прощание. Действительно, красиво сбегать, будучи облаченным в одну панику, ещё надо уметь. На всякий случай Арсений вновь старается улыбнуться — очевидно Дима пытается пошутить, разрядить обстановку. Он тоже сейчас ничего не понимает, да? Может, Дима и не знает, что нужно сказать, продолжая молоть всякую чушь, с некоторой Арсений даже хихикает пару раз, но делает всё правильно. Арсению так хорошо в его объятьях, он давно себя так спокойно не чувствовал рядом с другим человеком. Ему приятно каждое поглаживание, каждое невесомое касание. Даже глупое бормотание какое-то… уютное. У Арсения нет отвращения, как к одноразовому, уже использованному человеку, скорее наоборот. И это пугает. Пугает Арсения до чертиков, он не должен ничего такого испытывать, никаких намёков на малейшую привязанность. Они даже живут в настолько разных городах, что не должны были встретиться никогда. Нельзя, нельзя! — Пора, — выдаёт Арсений, отрываясь от такого приятного тепла и прерывая их неловкую идиллию. — Ладно, пошли, — соглашается Дима. — Мы забрели в самую дальнюю комнату, но я нашёл дорогу покороче, сразу к раздевалкам выйдем. Если не хочешь петлять. О, Арсений не то чтобы не хочет петлять, он вообще никого видеть сейчас не хочет. В нём слишком много противоречивых эмоций, мыслей. Он всё ещё не понимает, почему его так задел уход Димы за водой, почему с ним так хорошо, почему он сейчас возится с ним, почему, почему, почему? — Ты прав, — выдаёт Арсений, — штанов действительно не хватает. Неловкость сквозит между ними, но общая шутка на двоих вызывает улыбку. Галантность Димы не знает границ, он не только провожает коротким путём — их шкафчики для вещей оказываются до нелепого близко, — ещё и любезно предлагает помочь смыть грим. И какой бы эта мысль ни казалась заманчивой, Арсений всё же отказывается. Ему нужно побыть одному, пока горячие струи смоют с него этот день. Пока они шли, встретили каких-то парней, что присвистнули при их виде, а потом наткнулись на зеркало. Измазанная с ног до головы пара смотрела на них в ответ, красивая, слегка смущённая, но как же хорошо эти двое мужчин смотрелись вместе, особенно когда Дима коснулся его плеча и прошептал на ухо: — Я же говорил, мы тут самые горячие. Мы… какого вообще черта? Есть только он, Арсений, что умчится в свой город, и больше никогда не вернётся в это проклятое место. И есть Дима, такой спокойный, уравновешенный, заботливый, красивый, горячий, с прекрасной речью и чувством юмора… «Ты всегда идеализируешь людей, Арсюш? — насмехается внутренний голос. — Тебе только дай прикопаться, весь мозг просверлишь. Чем заслужил Дима такие мучения, а? Оставь его в покое, пока он с криками не сбежал». — Заткнись… — выдыхает Арсений, жмуря глаза, и подставляет лицо под струи. Внутренние демоны самые сильные и самые страшные, но сейчас не хочется идти у них на поводу. — В этот раз мы с Димой сами разберёмся. Мы… какого вообще чёрта?..***
В ванной слишком много средств, и Дима в них слегка путается, устраивая читальный зал, но, найдя один из тюбиков с неоновой краской, облегченно выдыхает — смыть это всё можно простой водой и мылом. В чём-то Диме даже жалко избавлять себя от подобного цветастого безобразия, да и без фотографии на память останется, но он гонит прочь эти мысли. Если захочется, то всегда можно будет повторить. Если повезёт, то даже с Арсением. Настоящая загадка этот Арсений. И Диме интересно. Ему хочется узнать, что же скрывается внутри, в голове и сердце этого питерского театрала. Пока что есть ощущение, что баланса в нём нет, что голова подавляет, держит в ежовых рукавицах, пока сердце взбалмошно творит безрассудства. Но это только предположение, Дима не привык так легко клеймить человека. Хорошо бы обменяться номерами или соцсетями... Судя по всему, он выходит первым из ванной — за дверями, где скрылся Арсений, всё ещё плещется вода. Дима ждёт. А потом решает, что ждать в полотенце странно, и одевается. Когда начинают одолевать сомнения, он стучит в дверь, просто проверить. — Занято! — грозно кричит Арсений, как если б вся оргия решила направится к нему и отжать все краны, ещё и не по назначению. Подобные мысли смешат Диму, и он решает больше не тревожить Арсения. На ресепшене он забирает телефон и уточняет, покинул ли мероприятие Антон Шастун. Ему с улыбкой отвечают, что никого с подобным именем не знают, и Дима качает головой — анонимность наше всё. Тогда он уточняет иначе: может ли он забрать тёмный мешочек с огромным количеством колец и цепей. — У нас таких больше нет, — отвечает парень, подмигивая. Значит, ушёл. Интересно, с кем и на чём: ехали-то они вместе, на машине Димы. — О, Поз! — довольный, чавкающий голос Антона в трубке успокаивает Диму. — Шаст, ну сколько можно, ну не говори ты с членом во рту. Куда пропал? Я скоро уходить собираюсь. — У меня новый водитель, домчит меня, куда захочу, — продолжает чавкать и хихикать Антон, — не переживай. — Ну ты смотри там, осторожно, пиши, если чего. — Ну ладно тебе, мам! Я с хорошим мальчиком гуляю! — Повыпендривайся ещё, — насмешливо качает головой Дима, — бросит где-нибудь у обочины твой милый труп, а мне отчитывайся перед матерью. Простите, Майя Олеговна, не уследил, но вы знаете этих взбалмошных подростков, им только дай прыгнуть в тачку к незнакомому дяде за конфету… В трубке, — очевидно, Антон перешёл на громкую связь, — раздаётся смех: один знакомый — громкий, высокий, заливистый, с каким-то стуком по всему, чего можно коснуться, и чужой — на выдохе, низкий, явно взрослого мужчины. — Поз, не поверишь, я правда сижу в чужой машине и жую конфеты, — сквозь смех выдаёт Антон. — Тут целый пакет. — Уважаемый Поз, верну я вашего Антона живым, здоровым и довольным, можете не переживать. — Очень надеюсь, — добавляет строгих ноток Дима. — Шаст, на связи. Можешь сбросить геолокацию, — добавляет он тише, словно так его по громкой не услышат. — Нет! — так же тихо отвечает Антон. — А ты там как? Успешно? — Надеюсь. Ну всё, Шаст, пока, мне пора, — тут же прекращает разговор Дима, стоит только заметить заинтересованный взгляд Арсения. Застыл, лямку рюкзака теребит. Опять удивлён или скорее потерян? «Он что, только и ждёт, пока свалю? — напряжённо думает Дима, постукивая телефоном по ладони. — Я слишком навязчивый? И что теперь? Кина не будет, электричество кончилось? Номер можно не просить? Да что ж он молчит постоянно? Смотрит своими огромными голубыми глазами в самую душу и молчит… Но ведь не уходит же… Ждёт продолжения? Вежливость, страх, интерес — что у тебя на уме, Арсений?» — Слушай, — медленно идёт к Арсению Дима, с осторожностью подбирая каждое слово. — Я бы хотел продолжить наше общение, — когда между ними остаётся метр, Дима останавливается и смотрит внимательно в глаза, надеясь не упустить ничего важного. — Можно просто обменяться номерами и связаться при желании или ещё немного поболтать за пределами этого дома, проветриться, — напряжение на лице Арсения уже не настолько очевидно, да и лямку рюкзака перестаёт теребить, но что помогает — спокойный тон или правильные слова, — Дима не знает, поэтому всё равно уточняет: — Но только если ты этого хочешь. Если же нет, я всё пойму. И не стану преследовать тебя. — Странное уточнение, — усмехается Арсений. — Звучит неплохо. — Так… чего бы тебе хотелось? — Домой, — Дима не огорчается услышанному, понимая, что всё в его руках, можно выкроить ещё несколько минут. — Подбросить? Или ты на машине? — Нет, должен был ехать с другом, но получилось на такси, — задумчиво тянет Арсений, словно принимая какое-то решение. Или он просто препарирует Диму взглядом. — Было бы здорово. — Тебе куда? — В Питер, — сказать, что Диму удивляет ответ, ничего не сказать, но, продолжая внимательно рассматривать Арсения, он осознаёт — тот не шутит и не пытается отшить. — Спешишь? Или что-то случилось? — Нет… ничего, что нельзя исправить питерским воздухом. Так что? Можем просто разъехаться, обменявшись номерами, я не против. Это не проблема. — Ладно. — Ладно? — Поехали. Только сейчас ночь, и ты будешь со мной разговаривать, чтобы я не заснул. Договор? — Договор, — Арсений удивляется, но всё же искренне улыбается ответу, и хотя бы ради этой улыбки стоило согласиться.***
— Я не встречал людей, у которых всегда под рукой пакет конфет, — довольно бормочет Антон, шелестя бумажками. Куда его везет Серёжа, он не знает, да и не особо интересуется. Сказали сюрприз, значит довольно ждём. Легкие нотки эйфории всё ещё щекочут Антона. Надо же, они буквально сбежали с ужасно дорогой пафосной и крутейшей оргии — а он видел там разных шишек, — и теперь сидит в машине человека, имя которого знает второй час, наверное, и уплетает конфеты за обе щёки. — Там еще вон те зеленые вкусные, сосательные. — Сегодня, — игриво произносит Антон, обжигая дыханием шею, и ведет ладонью по бедру Серёжи, — я буду сосать лишь одну конфету. — Эй, эй! Держи себя в руках, я же за рулём! На это Антон хихикает, довольный собой и реакцией. Он не собирался ничего такого делать, но наблюдать за смущенным Серёжей — что-то невероятное: тот перепугано выдыхает, крепче сжимает руль и явно, Антон в этом уверен, размышляет о подобном. Только они уже в городе, и устроить ДТП вместо романтического вечера как-то не хочется. — Бешеный какой, — наконец-то выдыхает Серёжа и, глянув на Антона, тоже начинает смеяться. — Ого, нифига себе! — восклицает Антон, когда его приводят к огромному фудтраку. — Твой? Мы прямо на нём поедем? — Не мой, поэтому мы его преступно угоним! — восклицает Серёжа и достает ключи. — Чтобы угнать, надо разбить окно, открыть двери и внизу проводочки чик-чик. Ключи обычно не используют, я такого в фильмах не видел, — поддевает Антон, но запрыгивает внутрь, как только ему открывают дверь. — Вау, да тут полный фарш! — Рассказываю… И, пока они едут в неизвестном направлении, Серёжа рассказывает про свой канал «Летс Дуит» — Антон тут же на него подписывается и обещает посмотреть, — про обмен скрепки и про все те вещи, что удалось выменять. Как появился фудтрак «Скрепка», что они в нём переделывали, как колесили по паркам. Антон и представить себе не мог, что Серёжа такой настойчивый в плане достижения целей, ещё креативный и работящий. — …А потом мы выменяли его на дом, но там ещё строить и строить, конечно… — Так это правда не твой фудтрак? — удивляется Антон и поднимает руки, словно не желая оставлять отпечатки на месте преступления. — Серьёзно угнали? — Ну, конечно нет, одолжил покататься и впечатлить одного удивительного человечка. Всё равно простаивает пока. И чего в дело не пустят, не понимаю. Можно прилично бабла срубить… перекрасили только — и больше ничего. Там раньше моё лицо было, — усмехается Серёжа. — Серёж, а можно мне порулить? — восхищённо упрашивает Антон, когда они сворачивают с оживлённых улиц. — Ну пожалуйста! Я никогда не водил фудтрак, Серёж! — Ла-адно, — тянет довольно Серёжа, и ему греют сердце счастливые глаза напротив. — Едь прямо, остановишься в любом понравившемся месте. А я тогда пойду что-нибудь нам приготовлю. Пока Антон восхищенно рулит, периодически заливаясь смехом и восторженными комментариями про фургончик мороженого и детские мечты, Серёжа любуется им и готовит тако, одно из коронных блюд «Скрепки». Необходимые продукты он завёз вечером, очень надеясь на то, что всё получится как надо. Конечно, если бы Антон не пришёл, или отказался, или был не заинтересован им — Серёжа выглядел бы глупо, но он старался об этом не думать. Хорошо, что всё получилось, усмехается он, и не замечает того, как Антон останавливает и тихо подходит со спины. — Тебе нужен фартук «Kiss the cook», — шепчет прямо на ухо Антон и обнимает его. — Мне казалось, это и так понятно, — ухмыляется Серёжа и протягивает несколько готовых тако. — В красивом месте остановился? — Угу, — бормочет Антон, не сдержавшись и откусив кусочек на пробу, — м-м, это просто офигеть как вкусно. А что ты делаешь? — Сядем на природе, — пожимает плечами Серёжа, открывая зону выдачи товара, — видеть тебя хочу, не насмотрелся ещё. Антон смущённо бормочет себе под нос, но вызывается помогать. Стелет плед, носит сок, еду. — А ты совсем не пьёшь? — удивляется Антон. — Совсем. — А я думал, напою тебя сейчас и выведаю все твои тайны, — хихикает Антон. Ничего он такого не думал, просто атмосфера слегка смущает, вот и мелет всякую чушь. — Тебе мои тайны можно узнать гораздо проще, — хмыкает Серёжа. А атмосфера действительно необычная — за городом, возле какого-то обрыва, хотя вид действительно приятный: огни спящего города и огни звезд на небе. Шумят сверчки и листва, ещё теплый осенний ветерок нежно ласкает кожу, перебирает волосы. Серёжа рассказывает про свою жизнь, заботливо подсовывая в руки один тако за другим. Антон довольно улыбается и прижимается к макушке Серёжи. — Не устал еще, Антош? — спрашивает Серёжа и нежно целует в подбородок. — Нет. Мне хорошо. С тобой хорошо. На последней фразе Серёжа даже давится, и начинка высыпается ему на штаны, пока Антон заботливо стучит по спине. — Я говорил, что буду сосать конфету, а не слизывать мясо со штанин, — шутит Антон и помогает убрать. Но чертята уже жгут огонь в его глазах, пока он трет салфеткой между ног, всё медленнее поглаживая заинтересовавшую выпуклость. — Антон? Мы же хотели… — Серёже не удаётся договорить, как ему затыкают рот поцелуем и заставляют лечь на плед. — А я хотел тебе отсосать, — Антон нависает, хитро улыбаясь. Над ним сияют звёзды, кажется, что они смеются, хохочут над глупым Серёжей — переживал, сомневался, сдерживаться хотел. Целая вселенная просто не может не быть в сговоре с этим жадным Шастуном. Но Антон так улыбается, что его хочется целовать, и Серёжа утягивает его в нежный, осторожный, мягкий поцелуй. Он не может правильно осознать, дать название своим эмоциям и просто их выражает так, как умеет. — Можно я… — Антон оглаживает щёки, виски, пока не добирается до завязанных волос. — Только и думаю о том, как тебе с длинными… — Я не люблю распускать волосы, — отвечает Серёжа и смотрит на слегка огорчённого Антона, что не позволяет этой эмоции долго сидеть в голове. — Ничего страшного, — он уже прижимается губами к шее, а ладонь медленно скользит вниз по телу. — Но когда-нибудь я доведу тебя до такого состояния, что ты не сможешь мне отказать. Как же это возможно? Если б Серёжа мог здраво мыслить, он бы уже порвал к чертовой матери резинку, ведь отказать Антону… для него хочется сделать всё, что б он ни попросил. Засосы. Антон ставит ему на шее засосы, жадно оставляя метки, такие, что долго будут сходить. Серёжу кроет, он оттягивает за кудри и впивается в него поцелуем, жадно кусая губы. Он не слышит, как расстёгивается молния его штанов, зато чувствует горячую ладонь сквозь бельё и стонет прямо в губы Шастуну. Тот довольно улыбается и выскальзывает из рук. Пошлая ухмылка, поцелуи в низ живота, влажный язык по ткани трусов. Серёжа не может смотреть. Но и не может не смотреть. Он бы кончил только от этого вида, честное слово, так Антон сводит его с ума. Но потом он достает член и проводит носом, вдыхая запах. — А вот и моя любимая конфета, — бормочет Антон и сам же заливается краской. — Прекрати, — стонет Серёжа и закрывает ладонями глаза. Невозможный, просто невозможный. — Смотри на меня, — просит Антон и обхватывает губами головку, посасывая её, как и обещал. Ну как ему отказать? Серёжа, подложив под голову руку, смотрит в его прекрасные невинные глаза. И на эти щёки, что втягиваются, когда берут глубже, на пошло покрасневшие губы, что причмокивают, стоит только выпустить член изо рта, на этот бесподобный язык, которым вылизывают от яиц до головки. — Насколько глубоко ты можешь взять? — роет сам же себе могилу Серёжа, ведь Антон истинный энтузиаст. Он старательно расслабляет горло, позволяя войти глубже и касается живота носом. — Черт, я близко… Антон снова переключается на чувствительную головку, надрачивая основание, и, когда Серёжа почти скулит, пытаясь отодвинуть, предупредить, тот просто высовывает язык, широкий, готовый принять на себя всё. Когда Серёжа кончает, он уже не выдерживает этого довольного взгляда и откидывает голову на плед. Все созвездия танцуют перед глазами, пока Антон что-то там делает. Кажется, он пытается привести в тот вид, каким все было до его преступного вторжения. — Слушай, я когда тебя предупреждал, что люблю много и часто, — бормочет Серёжа, пока звёзды потихоньку возвращаются на свои места, а довольный Антон ложится рядом на живот, подпирая ладонями лицо, — я тебе случайно не ляпнул, чтобы ты меня затрахал до смерти? Фыркающий смех Антона лишь помогает вернуться на землю. Свет от открытого фудтрака мягко ложится полутонами на их лица, и почему-то Серёже кажется, что в этом человеке он уже нашел всё, что когда-либо искал. Довольно хихикая, когда Серёжа опрокидывает его на спину и нависает, Антон нежно проводит пальцами по его щекам и светится ярче любых звёзд. — Развяжи мне волосы, — шепчет Серёжа, и глаза Антона округляются. — Ты же не любишь… — Это сделаешь ты, а не я. Давай. И Антон тянется неуверенно пальцами к кичке, нежно проводит по коже, борется с тугой резинкой, но вот волосы сыплются черным потоком, пряча их от мира. — Серёж… — восхищенно шепчет Антон и трётся о него лбом. Борода слегка царапает кожу, но он не может перестать ластиться, перебирать волосы и целовать его. Насытиться не дают, ведь Серёжа давно заприметил особую чувствительность Антона и теперь задирает его футболку. Длинные волосы щекочут кожу, пока мокрые поцелуи спускаются всё ниже и ниже. Ветер холодит эту влажную дорожку, а горячие губы обхватывают напряженный сосок. Антон стонет, выгибаясь навстречу, и чувствует желанные поглаживания. Он скулит, но прижимает Серёжу ближе, путая пальцами волосы, и трётся о ладонь — на нем свободные штаны, так что Серёжа даже не раздевает его. — Серёж, ну Серёжа, — тянет Антон, и его член увереннее обхватывает кулак. Когда сосок терзают лёгкими укусами, Антон уже почти хнычет от нетерпения, но Серёжа отодвигается и проводит свободной ладонью по взмокшим волосам. — Ты прекрасен, слышишь? Ты самый лучший. — Если ты сейчас же не продолжишь, то я тебя и правда затрахаю до смерти, — клянётся Антон, вцепившись в одежду Серёжи. Его взгляд плывет, а голос подрагивает, такой угрозе едва можно верить, но как же приятно видеть, что довел до такого состояния своего партнёра. Он продолжает надрачивать Антону, ускоряя темп, и наблюдает за его удовольствием: как подрагивают его веки, как судорожно хватает ртом воздух, как пытается стать ближе, чувствовать больше. Неожиданно Антон вжимает его в себя и пытается поцеловать, но громкий рваный стон мешает ему это сделать. Серёжа впитывает в себя увиденное и достает ладонь. Слизывает одну из капель, и загнанно дышащий Антон вновь мило краснеет. — Дать сок запить? — хрипит он, очаровательно отводя взгляд. — Как ты? — делает глоток мультифруктового Серёжа и пытается привести их в порядок. — Ужасно спать хочу. А ты? — И я. — Как взрослым и умным людям, нам следует разъехаться по домам и всё обдумать? — А что тут думать, Антош? — Не знаю, — честно отвечает Антон. Ему всё понятно ещё с прошлой их встречи, но что в голове Серёжи? — Ты пойдешь ещё… туда? — Думаю, я уже нашел всё, что искал. А ты? Антон просто притягивает его для поцелуя, нежного, со вкусом мультифруктового сока, и немного требовательного. Он не искал никого, но случайно нашёл и теперь изо всех сил постарается не упустить.***
Сперва неловкая атмосфера в машине и редко звучащие фразы заставляли сомневаться в том, что совместная поездка — хорошая идея. Но так было до того, как Дима начал спрашивать про работу в театре. Горящий своим делом, Арсений принялся рассказывать ему об учёбе, о необычных ролях и особом подходе, а ещё он старательно объяснял всё, что переспрашивал Дима, прерывая свою речь. Он действительно хотел поделиться, хотел быть понятым. Сейчас Арсений смотрит на Диму и внимательно слушает про его увлечения, про желание пробовать новое, неизведанное. Он словно спешит жить, но на вопрос об этом всего лишь пожимает плечами. — Я просто стараюсь не упускать возможность. В том плане, — начинает объяснять Дима, смотря на Арсения и размахивая рукой, — если тебе вселенная что-то предлагает, можно отказаться, но вдруг ты даже не догадываешься, от чего именно? И как это всё могло на тебя повлиять? — Пожалуйста, держи руль двумя руками и не отвлекайся от дороги, — напряжённо произносит Арсений и ждёт, пока выполнят просьбу. — Хорошая философия. — Ты не нервничай так, я давно за рулем. Тем более дороги пустые. — А если олень? — они оба прыскают от смеха. Дальше Дима рассказывает про свои последние съёмки, во время которых жутко волновался, и Арсений предлагает несколько техник для борьбы со стрессом. У них неожиданно находится много тем для обсуждения, а осведомлённость в разных сферах помогает рассмотреть их с разных сторон. Даже футбол, фанатом которого Арсений не является, вдруг становится для него интересным. — Вообще я не люблю смотреть футбол. Все эти мужики в трусах по полю… — Ты что-то имеешь против мужчин в трусах? — насмешливым хитрым голосом спрашивает Дима. — Я обожаю ходить по дому в трусах. — Так и я, Димон, — смеётся Арсений и продолжает, — хоть в них, хоть без. Но это дома. Они спорят, шутят и просто болтают, пока Дима не начинает зевать. — Давай, может, кофе возьмём? — предлагает Арсений. Дима просто кивает. Он в дороге уже долго, и столько колесить утомляет, хотя, признаться, компания действительно приятная. Пока он заправляет полный бак, сонно потирая лицо, Арсений уходит за кофе для них. Выбирая батончики, Арсений закусывает губу. Он всё ещё сомневается, что такое спонтанное и на все сто процентов необдуманное предложение было хорошей идеей. Он просто решился позволить себе слабость, чтобы показать себя Диме. Ведь мог бы просто уйти домой к Серёже, мог бы реагировать смело, натянув на себя маску, но нет. Арсению страшно, в нём столько эмоций из-за Димы, что хоть садись писать книгу; ещё и с Серёжей не обсудишь, у него свои планы, а Арсений не полный идиот, чтобы рушить чужое счастье из-за страха не построить своё. Всего одним своим присутствием Дима дарит покой и одновременно этим пугает. Но почему Арсений выбрал показать слабость и дать возможность быть рядом в этот момент? Почему хочется открыться, пускай и так нелепо и опасно? Но Дима его не бросил. Не оставил, когда хотелось на стенку лезть и винить себя во всём на свете. Хотя так легко сказать что-то вроде: «Прости, у меня планы, дела, работа, не выспался…». Существует столько причин отказать малознакомому человеку в поездке в другой город. Арсений смотрит на Диму через стекло, как тот устало опирается о машину, зевает и трёт глаза. Зачем ему всё это? И почему его так хочется сейчас обнять, накормить и заботливо уложить спать? — Да потому что человек устал как собака, из-за тебя! — сердито бормочет Арсений и забирает купленное. — То, что надо, — благодарно принимает стаканчик Дима и улыбается. И Арсений не может не подумать о том, какая же у него красивая улыбка. — Что? Что ты на меня так смотришь? — Может дальше я поведу? — отводит взгляд Арсений, рассматривая свои кроссовки. — Спасибо, Арс, но сегодня доставщик особо ценного груза я, — слова Димы вызывают на лице улыбку, но как-то особенно отзывается мягкость, с которой он произнес его имя. — А вот по Питеру уже ты сам гонять будешь. — Сам? Без тебя? — Можно и со мной. — Ты же не думал, что я сбегу, как только въедем в город? — Ты выглядишь, как человек, способный на всё, какой бы это глупостью не выглядело, но прыгать на ходу из машины… Ну ты превзошёл все мои ожидания, Арсюх, — они вместе смеются и чувствуют, расстояние между ними вновь сокращается на шаг. — Я проведу небольшую экскурсию, тебе понравится. И вообще, это мой город, так что не надейся от меня отвертеться. — И в мыслях не было. Они допивают кофе, пока Арсений перечисляет интересные достопримечательности. По нему сразу видно, что его интересует. Дима даже удивляется тому, как легко он может перескакивать с одного музея на другой, словно они уже приехали и прямо сейчас всё это рассматривают. Слегка взбодрённый, Дима вновь за рулём, а небо уже из тёмного принимает лазурные и бирюзовые оттенки. — Совсем немного до рассвета, скоро солнце взойдёт, — оповещает Дима, и Арсений о чём-то задумывается, а потом и вовсе начинает мурлыкать под нос. — Ночь пройдёт, наступит утро ясное, — тихо тянет он, удивляя, поражая Диму. — Знаю, счастье нас с тобой ждёт, — подхватывает вместе с Арсением. — Ночь пройдёт, пройдёт пора ненастная… — Солнце взойдёт, — у Димы такой красивый, проникновенный голос, что Арсению хочется положить голову ему на плечо, взять за руку, закрыть глаза и слушать, позволяя словам обволакивать, ласкать. — Красиво поёшь, — всё, на что хватает Арсения. Он думает о том, что ещё вчера бежал в обратном направлении, спешил в гордом одиночестве, а сейчас возвращается, вступает в рассвет вместе с Димой, словно приоткрыв дверцу в новую жизнь. — Я ещё и играть могу, — прерывает размышления Дима, и вновь льются разговоры, спасая от неловких размышлений. Арсений даже рвётся пофотографировать утреннее солнце, а потом что-то срочно строчит в телефоне. Дима думает о сидящем рядом мужчине, слушает его внимательно, и от того, что загадочный пазл под названием «Арсений Попов» становится более понятным, интерес всё равно не пропадает. Бывает же такое, что напускает человек таинственного дыма и ты идёшь в поисках спрятанного оазиса, предвкушаешь, заранее радуясь. А оказывается, что это обыкновенная пыль в глаза, что на самом деле внутри всё пересохло, выжженая пустыня, которой так кичатся. Но в Арсении столько интересного. А когда они въезжают в город, то он даже дышать начинает иначе. — Я понял тебя, — неожиданно прерывает разговор Дима. — О чём ты? — Ты говорил, тебе важно знать, что человек твой. Это ко всему относится. Питер — твой город. Неожиданно Арсений начинает улыбаться: Дима действительно понимает. Его территория, его дом. Его — это там, где он может быть собой. И его человек — его дом, который не станешь преследовать или контролировать, просто придёшь к нему, почувствуешь тепло, уют, что тебя ждали. Это особенная близость и искренность, которой не все дают такое простое и очевидное название. Дима смотрит на Арсения через зеркало и гадает, сможет ли он стать причиной такого же влюблённого взгляда, каким обласкивают целый город. У него никогда не было особенной привязанности к месту жительства, он часто ездит по разным городам и странам, не успевая привязаться. Иногда кажется, что машина — это второй дом. А вот к людям у Димы похожие правила, как и у Арсения. Он всегда ответственно подходил к отношениям, должно быть комфортно обоим, должна быть уверенность в чувствах, в преданности, ведь зачем иначе это всё? — Теперь налево, вон там остановишь, — куда Арсений ведёт, Дима не знает; он своего рода перешёл в экономный режим и согласен плестись в любую сторону. — Здесь подают завтраки с шести утра, представляешь, и безумно вкусные! Я иногда, когда выхожу на пробежку… — Мы же не побежим сейчас? — на всякий случай уточняет Дима. — Просто позавтракаем. Что ты будешь? Их первый совместный завтрак. С одной стороны, Диме кажется, что это до невозможного нелепо, больше шести часов ехать в Питер ради завтрака. Это, по словам Арсения, первая достопримечательность на сегодня — какое-то кафе, уютное, конечно, но… Но с другой стороны: они провели незабываемую ночь вместе и теперь завтракают, как если б у них была не одноразовая встреча, а длительные отношения. Вместе встречают утро лишь конченные романтики, а они как раз видели первые лучи несколько часов назад. — Дим, я забыл, у меня на час сегодня фотосессия, — с каким-то растерянный видом застывает Арсений с вилкой в руке. — Так ты еще и фотомодель? — Можно и так сказать, — скромно улыбается Арсений и снова мнется. — Ты скоро совсем вырубишься. Давай забежим ко мне, поспишь немного, а потом, после съёмки, продолжим? — А можно мне с тобой? Знаешь, как говорят, хочешь узнать человека, посмотри на него в работе. Или это таинство искусства? — Если ты не будешь мешать, то можно всё, — щурится Арсений, словно в нём проснулось баловство и он готов показать язык при первой же возможности. — Только ты сейчас упадёшь лицом в тарелку! — Смотри, ещё даже нет семи, во сколько нам выходить? Ну, в двенадцать где-то? — Арсений кивает. — Примерно пять часов на сон и залиться кофе. Бывало и хуже, выдержу. Квартира выглядит довольно симпатично и невероятно соответствует хозяину: какие-то забавные статуэтки, странные игрушки, а ещё слегка завядшие цветы в вазах — Арсений смущенно объясняет, что это всё подарки зрителей, которые ему особенно приглянулись. Преобладает лёгкий творческий беспорядок, говоря о том, что хозяин собирался в спешке и покидал всё, как есть. Спать Арсений ведёт Диму в свою спальню на кровать, объясняя это тем, что на диване в зале неудобно, да и всё равно будет бегать собираться по всей квартире, а так хоть не сильно мешать станет. — Ты что, спать не собираешься? — удивляется Дима, когда Арсений даёт ему покрывало и собирается уйти. — Я поспал немного по дороге в Москву, да и порядок надо бы навести, а то ещё подумаешь, что я чокнутая творческая личность, — шутит Арсений, но Дима всё равно зовёт его подойти. — Это не дело. Ты на фотосессию в образе сонной мухи собрался? — Нет, там концепция в том… — В жопу пойдёт твоя концепция, если не выспишься хоть немного, — ворчит Дима и тянет за руку, — не дури, ложись. Я будильник поставил, потом суетиться будешь. Хватка Димы крепкая, но не насколько, чтобы Арсений не смог вырваться, поэтому он недоумевает тому, что послушно ложится рядом. Наверное, всему виной властный голос и усталый вид Димы. А ещё его благодарный выдох, что не сопротивлялся. Дима лежит на боку и смотрит на Арсения, устало улыбаясь: — Добрых снов, Арсений. — Добрых, Дим. «Я полежу немного, пока он не уснул, а потом встану», — думает Арсений, и глаза его медленно закрываются. «Чёрт!» — просыпается он за несколько минут до будильника. Действительно заснул. Ещё и уткнулся лбом Диме в плечо. Чем ни причина для очередной паники? Слишком чуткий сон Арсения при чужих людях часто мешает и ему самому, и партнёрам, возле которых не получается расслабиться. Что же Дима за человек такой? Почему рядом с ним происходят все эти странные вещи? «Ничего странного в том, что с кем-то хорошо, нет, — занудно бубнит внутренний голос, — а вот то, что ты на всех остальных иначе реагируешь… Не на всех, вон, с Серёжей все нормально. Но и к нему пока привык… Ко всем можно привыкнуть! И всё же… Почему именно Дима? Что в нём такого особенного? Чем он подцепил ещё в ту, первую встречу? Он смотрел так, словно видел насквозь, он был со мной, даже будучи в компании других, он искренне заинтересован… Как и я им… Тогда почему боишься и сомневаешься?..» Арсений терзает себя, задавая на каждый ответ миллион вопросов, и останавливает его лишь глубокий вдох Димы, словно тот втянул носом все его тревоги. Он не делает совершеннейшим образом ничего, просто лежит помятый, губы дует, слегка хмурится, и пальцы Арсения сами тянутся разгладить морщинку, заставляя спящего расслабиться и, кажется, слегка улыбнуться. Будильник шумит, заставляя Диму вновь скривиться, и Арсению искренне жаль, что позволяет какой-то съёмке прервать мирный сон. — Что… ты не спал? — удивлённо спрашивает Дима. — Недавно проснулся. — Хорошо. Просто, когда я ложился, ты точно так же лежал и смотрел, — сонно зевает Дима и протирает глаза. Арсений снова прячет взгляд и пытается что-то придумать, но вновь всё делают за него. — Я уж думал, ты вампир, которому сон не нужен. — Да, сейчас покусаю, — довольно подхватывает Арсений, нависая над Димой. — Выпью всю твою кровь! — Питерский вампир, — с умным видом качает головой Дима и выставляет перед собой руки. — Ну а чего я ещё ожидал, следуя за прекрасным незнакомцем за шестьсот километров? Ещё ж думал, почему ты такой бледный. — Потому что я стар, как мир, и нет никого опаснее, — замогильным голосом отвечает и угрожающе показывает зубы. — Странно, у вампиров не стучит сердце, а твоё заходится, — неожиданно выдаёт Дима и смотрит на свою ладонь, прижатую к чужой груди. А потом резко убирает, словно нарушил невидимую границу. Да и сам Арсений, смущённый до невозможного, отодвигается подальше — тело предаёт, крича о том, о чём сам он даже думать не готов. — Кхм, не опоздаем? Поехали? Для съёмок их вывозят в поле. Диму представляют всем, как хорошего друга и моральную поддержку, пока все носятся вокруг долгожданной модели, и уже это выглядит любопытно. Арсений совершенно не кажется потерянным или сомневающимся. Он собран, вежлив, внимателен к деталям и словам, сам предлагает варианты и неожиданным образом находит гениальные идеи. Он носится по полю, скачет, машет полами плаща, сменяет сотню эмоций и поз. Профессионал, что тут ещё скажешь. Он занимается тем делом, в котором разбирается и которое, очевидно, просто обожает. Кажется, даже сама природа под его контролем, ветер дует ровно тогда, когда это нужно Арсению, солнце прячется за тучи, лишь бы он не щурился, даже растения не шумят, боясь потревожить. Когда сменяют очередной образ, Дима восхищённо присвистывает. Арсений буквально летит, в нём такая легкость и плавность, что невозможно оторвать взгляда. Трогательная хрупкость, переплетённая с излишней ранимостью. А потом он случайно ловит взгляд Димы, и в нём появляется новый оттенок: ласковая нежность полуулыбки. Продолжая работать, он сохраняет в себе это чувство. В небольшой перерыв, когда Арсению поправляют грим, Дима решает вспомнить про друга и проверить, как он там. — М-м… — раздаётся в трубке нечто, слабо похожее на речь Антона. — Ты живой? — Ты чего в такую рань, Дим… — Уже день, вообще-то. — Ничего страшного, Поз. Когда встану, тогда и утро. Тем более воскресенье… — Ладно, как вечер прошёл? — посмеивается Дима, прикрывая динамик. — Отлично, мы тако-ое устроили. А ты, кстати, где? — В Питере. — Ну ты там тоже не засиживайся, ладно? — бормочет Шастун, так и не проснувшись до конца. — Тащи свою задницу… — Куда? — Спать! Куда ещё? И мне не мешай… — Антон сбрасывает, чем вызывает очередной приступ смеха. — С кем воркуешь? — заинтересованно склоняет голову Арсений. И когда он только подошёл? — Представляешь, Шаст только проснулся. Он со своим «другом» кутил полночи, а теперь дрыхнет. А мы с тобой и в другой город приехали, и поспать успели, и на работу сходить! И пойдём гулять ещё. Смотри, какие мы движушные, да, Арсюх? — Арсений лучезарно улыбается, и вообще складывается впечатление, что очередной кусочек пазла под названием «неугомонный человек» встал на своё место. — Этот Шаст, — осторожно спрашивает Диму, словно не желая лезть, куда не следует, — важный для тебя человек? — Мы с ним знакомы уже лет десять, наверное, если не больше… Рассказ о многолетней дружбе приходится максимально сокращать, потому что солнце потихоньку опускается и нужно успеть доснять необходимые кадры. Но Арсений всё равно внимательно слушает. Щелчок раздаётся совсем рядом, оповещая о их первом совместном снимке. — Я тебе скину потом, — обещает Арсений, мягко касаясь плеча, и возвращается к работе. А тем временем Дима узнаёт про его инстаграм — заваленный таким количеством фотографий, что неизвестно, когда он всё это только успевает. — Слушай, Арс, а это что такое? — спрашивает Дима, когда уже закончились съёмки, показывая одну из фотографий. — Ты прямо пошел мочиться для фотосессии? Ты стоял, и тебя прям поливали? — Да как ты до неё долистал вообще? — тянет Арсений, выслушивая поток сарказма и шуток. — Да ты сам попробуй! — готовится словесно обороняться. — Да чё ты ржёшь? — Но сегодняшняя — затмила все предыдущие, ты был так прекрасен, буквально летал. Отличная работа, Арс. Сомневаюсь, что кто-нибудь сделал бы лучше. — Спасибо… — тут же тает Арсений, хотя и хочется съязвить. — Но водная! Они ещё спорят какое-то время, подшучивая друг над другом, и со стороны можно даже подумать, что они серьёзно ссорятся. Но внимательный глаз увидит, что в Арсении горит такой ребяческий задор, что не потушишь, что трогает он зачем-то за локоть, не давая от себя далеко уйти, что Дима усмехается на каждый выпад, ловко парируя чем-то двусмысленным. Что они в общем-то счастливы вести подобные дискуссии, распыляясь и краснея от напора. — Арсений. Официально: ты самый поразительный и самый креативный партнёр, который у меня только был, — заявляет Дима, рассматривая вход в тюрьму Трубецкого бастиона, — думал, просто погуляем по Петропавловке, ну, музей космонавтики… — Не хочешь? — Почему? Пойдём. Первое свидание в тюрьме, ничего такого. — Если об этом думать так… — Хорошо, просто туристическая прогулка по тюрьме. Но Арсений качает головой. Мысль о том, что Дима воспринимает это всё, как свидание, накладывает дополнительную ответственность, но и показывает, что они… что между ними… что? Арсений не выдерживает и убегает вперёд. Они бродят коридорами, читают таблички, заглядывают в камеры, рассматривают инсталляции. От некоторых рассказов, пускай и записанных актёрами по дневникам, бегут мурашки по телу. Арсений слушает, и у него тяжесть на сердце: он словно проживает эти моменты вместе с заключёнными. Ему холодно и одиноко, и только Дима, что разрушает иллюзию своим мягким вкрадчивым голосом, осторожным прикосновением к спине, помогает не сойти с ума, слишком погрузившись. Какие-то таблички зачитывает сам Дима, и тогда Арсений прижимается к нему подбородком, словно просто заглядывая в текст. Когда они выходят на небольшой и пустой внутренний дворик, по которому заключённые гуляли вокруг бани, Арсений не выдерживает и судорожно хватает ртом воздух. — Арсений? — И они же не убийцы какие-то, — вырывается из Арсения давно накопленное, — они не… просто политзаключённые, неугодные, Дим. Это даже могли бы быть мы, ведь мы же якобы ненормальные, мы под запретом и каким бы ты ни был прекрасным человеком… — Тише-тише, Арсюш, дыши. — ...должен считаться с другими, кого тебе любить. Прячься по норам, как крыса, иначе сгниёшь… один… Дима прижимает к себе Арсения и мягко гладит по спине. Он понимает, о чём лепечут в плечо, от чего прячутся в объятьях. Он и сам когда-то ужасно боялся, а потом оказалось, что бисексуальность очень удобна. Пока у него была девушка и все вокруг знали о ней, можно было забыть. Но сейчас... — Не один, Арс, ты не один. Я рядом. Слышишь? — Дим, — Арсений отчаянно хватается за его плечи, сжимая так, что даже больно, но Дима готов терпеть, лишь бы тот почувствовал, что он реален. Чтобы вернулся к нему. За этот день они проживают намного больше, чем некоторые пары за годы. Они становятся ближе эмоционально, догоняя физическую связь. Всё у них не как у людей. Выходят из тюрьмы они молча и бредут к воде по каменной кладке. — Извини, не слишком весёлая экскурсия, — падает на землю Арсений и ждёт, пока Дима сядет рядом. — Я же не в цирк приехал, — пожимает плечами, — мне было интересно, я люблю такие штуки. В следующий раз пойдём в музей пыток? — шутит Дима, вызывая на лице Арсения улыбку. — Знаешь, я давно туда хотел сходить, — шепчет тихо-тихо, едва слышно, — но всё не решался. Сам бы не выдержал, а подходящей компании всё не было. — К вашим услугам — Дмитрий Позов, лучший спутник в «места не столь отдаленные». — Прекращай ты, — пихает локтем Арсений, но не может не улыбаться. — Ты прекрасный спутник для многого. — Потому что главное не куда, а с кем. — И откуда ты только такой взялся? — выдыхает Арсений и прижимается головой к Диме. — Ну смотри, на свет меня произвели в Курске, учился уже в Старом Осколе… Они болтают ни о чём, просто наслаждаясь моментом и местом. Нева спокойно отражает синеву неба, по которому неспешно плывут пушистые облака, а отзеркаленные цветные дома создают удивительную голосовую дорожку. Дима тянется за телефоном и делает фотографию пейзажа, а потом быстро переключает на фронтальную и щёлкает уже их. Арсений бурчит, что не подготовился, что фотография смазанная, да и что за фон скучный, никакой интересной идеи, и вообще — просит перефоткать, но ему не дают. Потому что в постановочных фотографиях нет тех искренних чувств момента, которые хотелось бы сохранить. — Тогда пофоткай меня одного, — просит Арсений, и вот они уже носятся по всему острову в поисках креативных идей. Но та, которую он выкладывает тут же, хранит в себе придуманную Димой надпись: #ПобегизПетропавловки — и Арсения: #Наснедогонятхотяпытались и #Искусстровонеудержать. Времени остается не так много, так что они болтаются по паркам и набережным, пытаясь охватить максимум, и едят купленную Арсом шаурму. Дима думает, что тот напряжённый мужчина, что говорил о поездке в Питер, и тот, кто сейчас со счастливыми, сверкающими глазами носится вокруг — не могут быть одним человеком. Но ведь это же Арсений. Он может быть таким многогранным, что вряд ли Дима увидел хотя бы половину за сегодня. Когда они прощаются, стоя у машины Димы, Арсений трогательно мнётся и всё заваливает вопросами, стоит ли ехать, не клонит ли в сон, может, ещё по стаканчику кофе, а лучше вообще не ехать… — У меня завтра работа в Москве, — улыбается Дима, — но я бы тоже хотел провести с тобой ещё хоть немного времени. Номер у тебя мой есть, пиши, когда захочешь. — Может, ещё как-нибудь встретимся? — Только не там, ладно? А то все эти вечеринки затратные такие. — Я приходил как плюс, — хвастается Арсений. — Я в первый раз тоже, а второй всё оплачивал Шаст, — посмеивается Дима. — Халявщики мы с тобой. Ну ладно, спишемся. — Дим, — Арсений кусает губу и всё же не сдерживается, крепко обнимая Диму, — я так хочу тебя сейчас поцеловать, ты бы знал. Вокруг ходят люди, смотрят в окна, что-то точно думают о двух обнимающихся мужчинах, но Арсений чувствует, что его разорвало бы на кусочки, не сделай он этого. — Я тоже, Арсюх. Сохрани это чувство до следующей встречи, договор? Последние секунды, и вот Дима садится в машину и уезжает. Словно ничего и не было. Арсений возвращается домой, выбрасывает совсем уж поникшие цветы из ваз и чувствует такую усталость. Странно, рядом с Димой казалось, что может даже марафон пробежать, а теперь хочется лишь забыться сном. Он не позволяет себе сейчас думать, анализировать, механически выполняя рутинные дела, ведь если начнет, то будет думать о том, что сделал не так. Не хочется портить приятное послевкусие от встречи. Он падает на кровать, и в нос бьёт чужой запах. Уже несколько лет, как Арсений перестал водить к себе сомнительных партнеров, только чужая территория, только так, что он может уйти в любой момент и вернуться домой. И сейчас его постель, его подушка, его кровать, в которой уже давно никого не было, — пахнет Димкой. С тихим стоном Арсений обхватывает подушку и прижимается к ней носом. Чужой запах кажется таким родным, а кровать отчего-то большой и пустоватой. Он вспоминает, как любовался, — понимает, что, оказывается, никакое иное слово и не подходит, — любовался Димой, и ничего больше не было нужно. А как тот заметил, что сердце бешено стучало... Арсений всё вспоминает, но сосредотачивается на Диме, на его тёплом смехе, на внимательных глазах, на морщинках. На поддержке. Арсений с лёгкостью засыпает и снится ему что-то прекрасное.