Омрачение твоей души

      Сомнения к нему начали закрадываться тогда, когда он, в слишком маленьком тельце, очнулся в чулане под лестницей. Когда он был мертв, все казалось настолько простым и разумным. Теперь же Гарри, вернувшись в мир живых, ощущал, что плечи его трещат под весом принятых им решений.       О чем он думал, когда решил вернуть Волан-де-морту воспоминания и душу? Где гарантия, что мотивы Волан-де-морта от этого поменяются? Да, Гарри мог понять одиннадцатилетнего Тома Реддла, но напоминал себе о том, что Том-подросток уже был алчным манипулятором, вором, лжецом и наверняка способным на убийство ещё до того, как впервые расколол душу.       Так что же Гарри сотворил, когда вернул Темному Лорду вменяемость?       Но с другой стороны, если верить словам Смерти, Гарри мог просто пожелать, чтобы Волан-де-морт умер, и это сбудется. Поэтому у него была такая «подушка безопасности», стоит только всему пойти под откос. Если Волан-де-морт окажется таким же неадекватом, как раньше. Но Гарри сомневался, что он окажется таким.       Честно говоря, Гарри было любопытно, что из себя представляет взрослый Том Реддл, у которого невредимая душа, воспоминания о его поражении и свежая в памяти смерть. Мудрено ли, что он хочет на это посмотреть, если часть его – некогда бывшая часть Волан-де-морта? Гарри считал, что нет. Он не тешил себя иллюзиями о том, что Том Реддл вдруг станет «белым и пушистым», чтобы это вообще не значило. Пострадают люди, многие погибнут, изменится мир.       Хотя, может быть, миру требовались перемены. Волшебный мир – при всем том, что Гарри его любил и считал своим домом, – находился в кошмарном состоянии. Не помешает кому-нибудь пересмотреть и навести в нем порядок. И он надеялся, что хотя бы сможет убедить этого нового и усовершенствованного Волан-де-морта отказаться от затеи с комитетом по учёту маглорожденных и тому подобного.       По чулану эхом пронеслись шаги спускавшейся по лестнице тети Петуньи, от чего по телу разлилось чувство ностальгии и укоренившегося страха. Это-то он и не продумал, да? А теперь он, весть знает на сколько, опять застрял у Дурслей, а ведь только в прошлом году от них сбежал.       Если бы Гриффиндор можно было описать словами, они бы были такими: «Планы не для нас» — размышлял Гарри, выползая из чулана и параллельно игнорируя стрекот Петуньи о завтраке. Он с лёгкостью приступил к готовке завтрака, что было даже не удивительно. Все таки он годами готовил для родственников, плюс ко всему, сковородки и бекон, яйца и масло настолько вошли в рутину Гарри, что он мог готовить одной рукой с закрытыми глазами.       Сегодня ему придёт письмо из Хогвартса, и Гарри знал, что во всей этой ситуации хочет поменять. Во всем остальном Гарри уверен не был. По ходу дня он ещё к этому вернётся.       Иногда Гарри правда проклинал свой импульсивный мозг. Почему с частью души ему не досталось хотя бы немножко расчетливого ума Тома? Сейчас бы пригодилась и Гермиона со своей неординарной способностью все планировать. Но от мысли о Гермионе внутри поселилось острое и неприятное чувство. О, он понимал, почему она сделала то, что сделала на суде. Она всегда питала глубокое уважение к властям и не лгала.       Но Гарри все равно ожидал от нее большего. Рон ещё с годами доказал, что ненадежен: чуть что его гнушался, бросал, когда он больше всего в нем нуждался. А Джинни… если не считать ее весьма травматичного опыта с фрагментом души Тома Реддла, часть которой является его же душой, то, с тех пор, как после финальной битвы он ее отверг, она с ним больше не разговаривала. Он о ней заботился, хорошо к ней относился (лучше, чем большинство людей), но после всего, через что он прошел, ему хотя бы на немножко нужен был покой и тишина и в разуме, и в теле, и в душе. Джинни приняла это не лучшим образом, мстительность была нередким гостем в ее душе, поэтому Гарри не удивился тому, что она сделала. Его это ранило, сильно ранило, но не удивило.       Но Гермиона… он ожидал от нее гораздо, гораздо большего. Они с ней прошли огонь и воду, даже когда от него отворачивался весь мир, она никогда его не бросала, была по его сторону баррикад, когда человек, которого она любила, ушел от них, она – лучший друг в его жизни. Но тем не менее, во время его суда она выразила протест, который и протестом-то назвать сложно.       Гарри понимал. Он проторчал неделю в камере, неделю, за которую все из шкуры вон лезли, чтобы убедить Гермиону, и Рона, и, наверное, всех Уизли в необходимости с ним это сделать. Сперва Гермиона, наверное, громко и уверенно протестовала, но под влиянием и Кингсли, и Перси, и письма с портретом Дамблдора, и, быть может, даже Макгонагалл, и парочки невыразимцев она наконец-то поняла, почему они хотят его смерти. Ей это не нравилось, она наверное правда плакала, но перестала сопротивляться.       Да, Гарри примерно понимал, как это произошло, понимал, почему она отступилась, чтобы они его убили, но это все равно ранило сильнее всего в мире.       Предательство Рона, Джинни и особенно Гермионы засело глубоко в памяти. Нет, глубоко в душе. От него его душа раскалывалась точно так же, как раскалывалась душа Тома Реддла от множества хладнокровных убийств. И Гарри осознавал, что как бы хорошо он не понимал причин, он больше никогда не сможет доверять Рону, Гермионе или Джинни. Больше никогда не назовет их друзьями.       Слишком потрепанной, слишком разбитой была для этого его душа, а разрушили ее они.       — Мальчишка, принеси почту! — рявкнул дядя Вернон.       Гарри так глубоко ушел в свои мысли, что почти прослушал.       — Да, дядя Вернон, — прошептал он, вытер полотенцем руки, и поспешил в прихожую. Там, на коврике, под счетами и открыткой лежало письмо из Хогвартса. Гарри шустро запихнул его в карман больших на него джинсов и вернулся на кухню, передал счета и открытку Вернону и стал мыть посуду. Никто не обратил на него ни малейшего внимания: они болтали о внезапной болезни Мардж.       Вернон уехал на работу, Дадли отправился терроризировать соседей, а Петунья отошла в ванную, чтобы принять душ. Гарри быстренько стянул ее кошелек и взял оттуда чек на пятьдесят фунтов. Затем стащил со стола Вернона записную книжку и черканул записку.       «Тетя Петунья, мне пришло письмо из Хогвартса, и я поехал в Лондон купить себе принадлежности. Когда вернусь, отдам пятьдесят фунтов, которые этим вечером одолжил. Поужинаю в Лондоне. Гарри».       Он оставил записку на обеденном столе и вышел из дома. Повернул налево в сторону перрона, который находился примерно в часе ходьбы, но солнце только встало, и Гарри был не против немножко пройтись. У него будет время подумать, в идеале попланировать.       Первой, очень импульсивной мыслью было сбежать от Дурслей и никогда не возвращаться. Гарри нравилось считать, что он достаточно взрослый и мудрый, чтобы осознавать, что это нереалистичная затея. По большому счету потому, что Дамблдор хочет, чтобы он жил у Дурслей, а Дамблдор получает все, что хочет. Он смотрел правде в глаза: вся теперешняя власть у Дамблдора. И магическая, и политическая. В глазах большинства людей он никогда не ошибается. Не переносили его на дух чистокровки с предрассудками, но они были в меньшинстве.       Несмотря на то, что Гарри был знаменит тем, чего не делал, был любимым лицом общества, хотя уже десять лет он не появился на людях, никто из этих людей его не знал, у него не было никакой политической власти. Для людей он был ребенком, которого непременно нужно обожать, а ещё игнорировать. Несколько следующих лет так точно.       Открыто выступить против Дамблдора было в прямом и переносном смысле сродни самоубийству, Дамблдор это подтвердил, когда из могилы смог организовать Гарри казнь.       Размышлять об этом было весьма странно, но именно тогда Дамблдор был его врагом похлеще Волан-де-морта. Дамблдор искренне желал ему смерти. Может не прямо сейчас, но в конце концов, когда Гарри очень кстати победит Волан-де-морта, он хочет, чтобы он окончательно умер.       Поэтому в интересах Гарри было хотя бы пару лет оставаться вне поля зрения Дамблдора, до тех пор, пока он не станет старше и не сможет заработать себе какой-никакой политический авторитет. Или пока Волан-де-морт не обретет власть, и тогда Гарри сможет заключить с ним сделку, но это требовало тщательного планирования, поэтому Гарри отложил эту мысль на потом, для дальнейшей проработки. Пока что ему нужно было играть роль энергичного, но мало понимающего что-либо ребенка, а это предполагало жить как минимум летом (да и пару следующих лет) у Дурслей. Это же предполагало, что нужно будет прийти с ними к согласию, чтобы они оставляли его в покое на время, пока он у них. Они ни за что не пойдут на это из доброты душевной, людьми они были жадными, а у Гарри было целое хранилище золота.       Да, после всех раздумий Гарри решил, что подкупить Дурслей будет самым легким способом с ними сотрудничать. Ему не терпелось увидеть лицо Вернона, когда он предложит ему деньги. Но все это потом. Сейчас Гарри купил билет до Лондона, раскошелился на банку колы и батончик «Марс», поскольку почти не завтракал, и тихо уселся напротив пожилого мужчины, который читал газету, и поезд повез их до Лондона.       По пути от перрона до Дырявого котла он наткнулся на универмаг с огромными баннерами «Распродажа» и решил узнать, получится ли у него купить себе футболку и какие-нибудь джинсы подходящего размера, чтобы в свой первый раз в Косой аллее он выглядел попрезентабельней. Он не хотел, чтобы кто-нибудь его узнал, но даже так, ему очень поможет то, что он будет выглядеть поопрятней, чем какой-то оборванец в тряпках.       Он поведал продавцу-консультанту веселую историю о том, что его мать ходит по другому отделу и разрешила ему купить себе одежду, он же всё-таки уже большой мальчик. Девушка с бейджиком, на котором было написано «Паула», на это купилась и помогла подобрать ему пару красивых джинс и голубую рубашку поло вместе с простым нижним бельем и носками, и все это меньше, чем за десять фунтов. А ещё за десять фунтов она подыскала ему пару красных кроссовок его размера. Она даже отрезала ему ценники, после того, как он заплатил, чтобы он покрасовался перед матерью. Старую одежду и обувь он сложил в целлофановый пакет, который планировал выбросить в первую попавшуюся мусорку, а по пути к выходу он выцепил бейсболку из корзины с кучей одежды на распродаже, на которой красными буквами было выведено «ЛОНДОН», всего за пятьдесят пенсов. Восхищаясь своим отражением в витрине магазина, Гарри подумал, что может, после того, как возьмет денег из хранилища, вернется купить ещё приличной одежды. Один Мерлин знает, но в прошлой жизни на первом курсе всякий раз, как он носил что-то помимо школьной формы, он выглядел как бомж. Хоть он и понимал, что в этом его вины нет, его все равно охватывало странное чувство стыда.       Кроме того он делал эти покупки не из самолюбия. Гарри намеревался предстать перед Волшебным миром нормальным, порядочным человеком. Он понимал, как важно первое впечатление. Будучи одиннадцатилеткой в первой жизни, ему никогда не приходило это в голову, но теперь Гарри старше, ментально по крайней мере, и понимал, как важно в ближайшие годы создать себе хорошую репутацию, а то, как он выглядит, правда играет в этом не последнюю роль, и неважно, плевать ему на самом деле на то, как он выглядит, или нет.       В Дырявом котле было не слишком людно, и Том без интереса открыл ему проход в стене на Косую аллею, приняв его за очередного магглорожденного: он изо дня в день видел, как такие проходят через его паб.       Гарри остановился на минутку, чтобы запечатлеть в памяти виды и звуки еще не разоренной войной Косой аллеи. Он сделал глубокий вдох и стал пробираться через толпу, направляясь в Гринготтс и стараясь крепко держать бейсболку на голове, чтобы скрыть шрам. Никто не обращал на него ни малейшего внимания, и Гарри понял: это, наверное, потому что никто еще его не ожидал здесь увидеть. В прошлой жизни Дурсли почти целую неделю игнорировали письма, и в Косую аллею Гарри попал на свой день рождения. Все знали, когда у Гарри Поттера день рождения, поэтому они его высматривали. Но теперь, к большой радости, он здесь был на неделю раньше. Будем надеяться, что это подразумевало под собой тихий поход по магазинам.       Как только Гарри оказался в Гринготтсе, то встал в очередь к консультанту. Он был так рад, что в это время он ещё не вломился в банк. Но если бы этого можно было избежать, он бы не стал вламывается, потому что разгребать последствия – один затратный кошмар. У Рона с Гермионой ни кната за душой не было, поэтому счета за их часть ущерба (помимо его собственного) пришлось выплачивать Гарри. Чтобы удовлетворить гоблинов и чтобы они не пошли по его душу, он потратил большую часть золота Сириуса, которое унаследовал.       — Следующий!       — Здрасьте, — пытаясь выглядеть умным, но ничего не понимающим, сказал Гарри. — Моя тетя сказала, что мои родители оставили мне тут хранилище, но у нее нет ключа, и она не знает, куда он делся после их смерти.       — Имя? — скучающим тоном спросил гоблин.       — Гарри Поттер, — тихо сказал Гарри. — Мне бы ещё хотелось узнать, сколько денег в хранилище, если вас не затруднит.       Его имя, кажется, привлекло внимание гоблина, и он оценивающе осмотрел его с ног до головы.       — Крюкохват! Этому ребенку нужно сделать ключ. Ребенок, иди с Крюкохватом.       Гарри послушно пошел за гоблином в небольшую комнатку в глубине банка. Как только они уселись за деревянным столом, Крюкохват вручил Гарри золотую иглу и лист пергамента.       — Три капли крови для удостоверения личности.       Гарри уколол палец, выдавил три нужные капли и с интересом наблюдал, как на пергаменте из капелек крови выводятся линии и имена, разрастается его семейное дерево до третьего поколения. Гарри не удивился тому, что увидел. Его родителями были Джеймс и Лили Поттер.       — Это должное подтверждение. Создание ключа будет стоить пятьдесят галлеонов.       Гарри аж подавился от возмущения.       — Ни за что. Двадцать.       От потехи бровь Крюкохвата дернулась.       — Тридцать пять.       — Тридцать.       — Тридцать принимается. Выдача банковских выписок была приостановлена в связи с тем, что владельцем хранилища являлся десятилетний ребенок. Желаете сейчас получить выписки?       — Да, спасибо.       — Это будет стоить пять галлеонов в год, — сказал Крюкохват, развернулся на стуле и стал рыться в архиве позади. Он вытянул несколько листов пергамента и передал Гарри.       — Эти за последнее десятилетие. Новые выписки вы будете получать совиной почтой каждый квартал.       — Спасибо, мне подойдёт, — сказал Гарри и стал просматривать выписки, пока Крюкохват сделал новый ключ и стал шептать что-то на языке, которого Гарри не понимал.       В прошлой жизни Гарри по сути никогда и не видел выписок из своего хранилища. Первые пару лет в Хогвартсе у него и в мыслях не было их запрашивать, а потом Волан-де-морт и война, и Гарри нельзя было просто ходить в Косую аллею, когда вздумается. Он с удовольствием отметил, что, когда дело доходило до его хранилища, по выпискам все было хорошо. Ничего за последнее десятилетие не пропало, значит Дурсли не лгали, когда говорили, что ни пенни не получают за его содержание. И Дамблдор к золоту Гарри не притронулся. Каждый год ему в наследство оставляли приличные суммы денег (из того, что он знал) бездетные волшебники и волшебницы. Не то, чтобы это были серьезные суммы, все они идут в хранилище, в котором больше 16,000 галлеонов. Валютный курс был таким: один галлеон приравнивался к пяти фунтам, поэтому в его распоряжении было 80,000 фунтов. Безусловно неплохо, но когда он станет взрослым, выпустится из Хогвартса и ему нужно будет самому платить по счетам, на этом он далеко не уедет. Но пока что Гарри хотя бы не нужно будет волноваться о деньгах. Кроме того у него была парочка идей, как в ближайшие годы подбавить в хранилище золота.       Некоторые люди, Рон например, может, ожидали, что Гарри будет богаче, но сам он не удивлен. Кое-что ему рассказал Сириус, а кое-что он узнал, когда на шестом курсе с помощью Гермионы мельком изучал свою семью. Он знал, что его дедушка Флимонт в юности создал несколько зелий, чем одно время заработал неплохую сумму золота. Но эксклюзивные соглашения на зелья делались только двадцать лет. В это время создателю выплачивали маленький процент от продаж каждого зелья. Но после этого они больше ничего не получали. Насколько Гарри было известно, в последующей жизни Флимонт больше не зарабатывал – просто жил на сбережения. Его бабушка Юфимия работала бок о бок с мужем, она управляла тем, что касалось бизнеса, строившегося на зельях Флимонта, и, следовательно, не приносила дополнительного дохода. За год до их смерти дом, которым они владели, сгорел дотла в результате нападения Пожирателей смерти, а оставшуюся землю уже давно продали. А его родители в перерывах между тем, что они воевали и скрывались от Волан-де-морта, тоже ничего не внесли, они просто жили на золото.       Гарри считал, что ему повезло, что у него была имеющаяся сумма.       — Все в порядке? — спросил Крюкохват, когда закончил колдовать над ключом.       — Да спасибо. Я бы хотел взять из хранилища некоторую сумму галлеонов и часть перевести в магловские фунты.       — При конвертации галлеонов в фунты взимается фиксированная комиссия в три галлеона, — сообщил ему Крюкохват и передал ключ. — Не просчитайтесь с этим.       — Комиссия, конечно, — со вздохом сказал и кивнул, выйдя за Крюкохватом из тележки и забравшись в тележку. В самом хранилище Гарри еще за четыре галлеона приобрел от гоблина волшебный мешочек для денег, который наполнил пятьюстами галлеонами, не меньше. Может этого и было слишком много, Гарри все равно не планировал все тратить, но понятия не имел, что в ближайшие годы может выкинуть Дамблдор, и когда сможет снова попасть в Гринготтс. Крюкохват перевел ему двести галлеонов в тысячу фунтов, и на этом с делами в банке было покончено.       Следующей его остановкой был магазин с чемоданами, потому что он хотел, чтобы было во что сразу складывать покупки. Он выбрал модель, которая была покруче, чем его прошлый стандартный школьный чемодан, но ничего слишком броского. Новый чемодан был черного матового цвета с серебристой металлической отделкой. Внутри было три отсека: первый для каких-то предметов личного пользования, второй для книг, а третий подразумевал под собой отдел, который раскладывался как гардероб. Единственной плюшкой, которую продавец-консультант добавил к чемодану, была способность касанием палочки уменьшать и увеличивать его в размерах, при этом не активировав Отслеживающие заклинание. Все таки возможность сложить все свои вещи в карман будет весьма кстати.       После Гарри перетерпел суету у мадам Малкин, пока она снимала с него мерки для школьной формы. Он купил классическую форму, но ещё захватил приличной зимней и повседневной одежды волшебников: две пары черных брюк и белых рубашек на пуговицах.       Он забрел в переулок и обнаружил там магазинчик подержанных книг и волшебную оптику. Заглянул и туда, и туда. Офтальмолог ему сообщил, что можно было навсегда исправить его зрение, для чего нужно было в течение месяца перед сном капать в глаза пару капель его зелья. Зелье это стоило семьдесят пять галлеонов, но, пораскинув, Гарри посчитал, что оно того стоит и приобрел флакончик. В книжном магазине он купил книги (все в приличном состоянии) из списка. Зачем тратиться на новые книги, если подержанные послужат ему не хуже? Гарри планировал побаловать себя парочкой вещей типа зелья для зрения, но на остальное он по возможности собирался тратить по минимуму. Он выцепил ещё парочку занятных подержанных книг: руководство для начинающих в древних рунах, книга по Нумерологии, несколько по Защите, две по барьерам, одна по общим волшебным законам и одна по Ментальным искусствам.       Если Гарри хочет держать Дамблдора и Снейпа подальше от своей головушки, ему крайне необходимо выучиться окклюменции.       Он заглянул ещё в несколько магазинов, купил ингредиенты для зелий, пергамент, перья, котел и весы. Он видел в толпе знакомые лица: Чжоу Чанг со своей матерью, старшие пуффендуйцы, чьи имена он забыл, но которые состояли в команде по квиддичу, Кормак Маклагген и других, кого он видел в Хогвартсе. Ни на кого из них он не обращал внимания и продолжал заниматься покупками. В аптеке он спросил у клерка, имеются ли у них питательные зелья или что-нибудь похожее. Клерк, веселая девушка, выдала Гарри зелья, которые используется для восстановления веса после болезни. Она порекомендовала принимать по одному в течение двух недель. Будем надеяться, что от этого его тощее тело наберет хоть какую-то мышечную массу, и недоедание, от которого в этом физическом возрасте он страдал, уйдет. В прошлой жизни проблема решилась сама собой, благодаря тому, что большую часть года в Хогвартсе он нормально питался, но его тельцу не помешает дать фору в восстановлении.       Две самые важные вещи он приберег напоследок. Его палочка и Хедвиг. Он ужасно скучал по своему первому другу, и, несмотря на то, что он понимал: ей никогда не стать прежней Хедвиг, ему все равно хотелось, чтобы она была рядом. И после похода в зоомагазин, в руках он уже нес клетку с прекрасной белой совой.       — Привет, Хедвиг, девочка моя, — прошептал он, глядя через прутья ее мягкую грудку, а глаза уже были на мокром месте.       Хедвиг ему тихо ухукнула, глядя на него умными глазами.       Последний остановкой сегодня была лавка Олливандера. Приветствие Олливандера осталось таким же, каким его запомнил Гарри, и он подыграл. Он только увернулся, когда тот попытался коснуться его шрама, за что мужчина извиняюще ему улыбнулся и передал палочку. Затем он полчаса махал палочками и подрывал вещи в лавке, пока наконец ему в руки снова не попала его палочка – остролист и перо феникса.       — Любопытно, — сказал Олливандер.       — Кобуру для палочки мне ещё, пожалуйста, — игнорируя попытку Олливандера загадочно говорить, сказал он. Всё-таки, он уже все знал. И Гарри покинул и лавку, и Косую аллею с прикрепленной к руке палочкой и кошельком, который стал на десять галлеонов легче. Он выпустил Хедвиг на волю и сказал ей лететь на Тисовую улицу дом четыре в Литтл Уингинг, ее клетка уместилась в чемодане, а чемодан – в кармане.       Гарри обожал магию.       В какой-то фастфудной кафешке, в которой подавали жареную курицу с картошкой фри, у него был то ли поздний обед, то ли ранний ужин, просто потому что мог себе позволить, а затем он сделал небольшую остановку в универмаге, чтобы купить ещё парочку вещей, в большинстве своем одежды, ну и каких-то блокнотов с ручками. На тот момент он уже был вымотан, эмоционально истощен и мечтал свалиться на кровать. И когда он вызвал автобус «Ночной рыцарь», понял, что отдохнуть у него ещё не выйдет. Ему ещё нужно было подкупить родственичков. После тряской, но быстрой поездки обратно в Суррей, Гарри вошёл в дом Дурслей.       — Вот деньги, тетя Петунья, — сказал Гарри и, когда она влетела в прихожую, а за ней тут же и Вернон, протянул ей чек на пятьдесят фунтов. Гарри поднял руку, чтобы остановить уже готового разразиться тирадой Вернона. — У меня к тебе деловое предложение, дядя. Мои родители оставили мне немного денег, и я готов поделиться, но с условиями.       Вернон захлопнул рот и одарил его проницательным взглядом.       — Сколько? И какие условия?       — В течение трёх месяцев в году, начиная с этого года, пока я буду здесь находится, каждый месяц я буду давать вам двести пятьдесят фунтов. Взамен вы выделите мне вторую спальню Дадли и будете полноценно кормить меня три раза в день. Я буду делать работу по саду, потому что мне это нравится, и трижды готовить в неделю, в какие дни именно, на ваш выбор. А ещё раз в неделю я буду мыть ванную и пылесосить дом, и держать свою комнату в порядке. Вы не будете давать мне больше никаких других обязанностей, оставите меня в покое и разрешите уходить на день, если я этого захочу.       Вернон сощурился, скривив губы.       — Держи карман шире, мальчишка. Мы согласны за пятьсот фунтов в месяц.       Фыркнув, Гарри покачал головой.       — Готов поднять до трехсот пятидесяти в месяц, соглашайтесь, или нет, как хотите. Мне все равно придется здесь жить, даже если вы не согласитесь, но тогда вам ничего с этого не будет.       — Хмм, — Вернон медленно кивнул, взгляд Петуньи метнулся между ними, и она тоже кивнула. — Мы берем триста пятьдесят фунтов вперёд.       — Нет, семьсот сейчас, а остальные триста пятьдесят в конце августа, когда я уеду учиться.       — Ладно, только держи при себе свою ненормальщину и не мешай нам, хорошим и нормальным людям. Сам освободишь вторую спальню Дадли.       Гарри ухмыльнулся и помчал вверх по лестнице.       — Деньги эти я тебе сразу отдам, дядя.       Он вручил Вернону четырнадцать купюр номиналом в пятьдесят фунтов и посчитал, что если останется у Дурслей семь лет, то это будет стоить ему 7,350 фунтов. Много денег, да, но сравнительно небольшая цена за то, чтобы его нормально кормили и в целом оставили в покое. Гарри с удовольствием заплатит такую цену, учитывая, как ужасно в прошлой жизни проходило его каждое лето у Дурслей.       Этим вечером, после того, как дорогой Дадлик закатил истерику, когда в своей второй спальне обнаружил Гарри, Вернон и Петунья поехали с ним в кино и поесть в его любимый ресторан. Гарри его проигнорировал и продолжил перебирать весь хлам в комнате, большую часть всего он выбросил в мусор. Этот тихий вечер он провел, убираясь и организовывая все в комнате. Комната все ещё была небольшой с изношенной мебелью, но она была Гарри, и он был рад, что она к нему вернулась. Перед тем, как улечься спать, он быстро написал Макгонагалл письмо с подтверждением, в котором сообщил, что соглашается на место и что его тетя уже сходила с ним за покупками. Будем надеяться, это устроит персонал Хогвартса и Хагрид не придет выламывать Дурслям входную дверь. Гарри нравился Хагрид, но он был слишком предан Дамблдору, чтобы в этот раз считать его другом.       — Готова слетать в Хогвартс, Хедвиг? — спросил он сову, и она села на подоконник, наблюдая за ним. В ответ она протянула лапку и Гарри привязал к ней письмо. — Профессору Макгонагалл в Хогвартс. Спасибо, девочка.       Хедвиг качнула головой, расправила крылья и взмыла в небо. Гарри с теплотой в душе наблюдал, как она удаляется.       Кто бы мог подумать, его лучшим другом в мире была сова. Его милая Хедвиг, которая подставилась вместо него под убивающее заклинание.       Хотя это не правда. Был ещё один нечеловеческий друг, который пожертвовал ради него жизнью. Домовик Добби до сих пор служил у Малфоев, и Гарри понятия не имел, удастся ли ему на этот раз провести Люциуса Малфоя и освободить Добби, потому что не желал, чтобы крестраж-дневник посредством василиска устроил в Хогвартсе кавардак. Если Смерть сделала все как надо, крестража-дневника больше даже не существовало.       Но был и другой домовик, который доказал, что может быть хорошим, верным другом, когда Гарри расположил его к себе. И официально этот домовик принадлежал его крестному, так что у Гарри как у преемника Сириуса могло получиться встретиться с Кикимером и убедить его служить Гарри. А поскольку он знал все о хозяине Регулусе и его героическом самопожертвовании, он прекрасно знал, как это устроить.       Да, решил Гарри, когда вымотанный, но очень довольный собой лёг спать. Завтра он заглянет на огонек на площадь Гриммо.