***
Антон открывает глаза от назойливой вибрации где-то возле кровати и только через минуту понимает, что звуки издает телефон, лежащий на тумбочке. Он откидывает одеяло — да, одеяло в жаркие летние будни — и громко дышит, потянувшись к окну, чтобы открыть его. Слишком душно. Только после этого телефон наконец оказывается в руках Антона, и тот читает имя, хоть текст и размывается перед глазами. «Арсений». Коротко и ясно. — Алло, — хрипло произносит Антон в трубку. — Тащи свою задницу к боковому входу Галереи. — Что? — Я жду, пошевеливайся. И Арсений кладет трубку. Тон его был холодный, будто бы безразличия в голосе хоть отбавляй, но тогда зачем вообще было приезжать и звонить? А еще через трубку чувствуется некая усталость, но Антон списывает это на сонливость. Антон плюхается на спину, закрывая глаза, но тут же старается разодрать их, чтобы не провалиться в сон. Его ждут. Его ждут в… Антон смотрит на время в телефоне, и те показывают, что уже за полночь. Он поднимается с кровати, старается пошевеливаться, как ему было сказано, но неприятное послевкусие сна тормозит, мешая натягивать джинсы с футболкой и с худи плюсом. Еще и заставляет знатно застрять с обуванием. Словно специально в самый неподходящий момент задник обуви загибается вместе с язычком и приходится вытащить ногу, поправить материал, чтобы наконец приняться зашнуровывать кроссовки и преуспеть в этом деле только со второго раза. Сиденье BMW принимает Антона как родного, и тот тут же кладет голову на подголовник, прикрывая глаза. — Пристегнись, — говорит Арсений, но Антон не поддается голосовому управлению и не двигается вовсе. Арсений наклоняется к пассажирскому сиденью, чтобы вытащить ремень, и Антон, чувствуя движение возле себя, слабо открывает глаза. — Ты невыносимый, — шепчет Антон. — Сам такой. Голос звучит иначе, чуть ниже, но так бархатисто и тепло, будто лицо Арсения сейчас выдаст легкую ухмылку. Глаза Антона открываются только когда машина трогается с места и везет в сторону Невского. Антон не готов говорить, Арсений не хочет его тревожить, ведь и так выдернул того из кровати, и теперь везет сквозь десятки огней, чтобы посмотреть на мосты. Петербург не спит, Антон и сам об этом помнит, сам наблюдал за тем, как пролетают транспортные средства, люди перебегают дорогу в неположенном месте. —Ты не спал? — спрашивает Антон, когда идет с Арсением от машины по остывшей улице. — Нет, — лишь отвечает Арсений. Не хочется говорить, что не смог уснуть. Не хочется говорить, что причиной тому стал Антон, а точнее размышления о нем. — А я спал, — будто бы укоризненно говорит Антон. Арсений игнорирует это, осматривая окрестности. Достаточно людей, огней, и воздух наконец кажется свежим, но Арсений, пожалуй, впервые чувствует себя перегружено, словно он не должен быть здесь, словно сейчас упадет от напряжения. Хоть Антон и перенимает часть повисшей неловкости после всего сказанного в дворике собора, Арсению легче не становится. Может, и правда из-за нехватки сна, а, может, от веса груза, который он все тянет с того самого дня.***
— УК РФ Статья 193.1, — говорит Дмитрий. — Совершение валютных операций по переводу денежных средств в иностранной валюте или валюте Российской Федерации на счета нерезидентов с использованием подложных документов, — зачитывает он. — Совершение валютных операций по переводу денежных средств в иностранной валюте или валюте Российской Федерации на банковские счета одного или нескольких бла-бла-бла, — и продолжает. — Боже, ненавижу экономические делишки, — добавляет от себя. Арсений ходит туда-сюда по помещению, плюя на разговоры Дмитрия, они его совсем не тревожат. — Наказывается штрафом в размере от двухсот тысяч до пятисот тысяч рублей или в размере заработной платы, бла-бла-бла. Лишение свободы, бла-бла-бла. В крупном размере, бла-бла-бла. Группой лиц по предварительному сговору, бла-бла-бла. Сроки, штрафы, а одним словом — возня, — бросает Дмитрий листок обратно на стол. — Рассадка! — вдруг восклицает Арсений, поднимая руки. — Имеет значение? — спрашивает Дмитрий. — Вполне может. Нужно выяснить, всегда ли они сидят на тех местах и всегда ли присутствуют на собраниях в том же составе. — Чувствую, у тебя есть дела, так что оставляю наедине. Пообедай только, Арс. — Некогда. Позови Сашу из соседнего кабинета, — только лишь слышится в ответ. Арсений не притрагивается к обеду, он, наоборот, отодвигает его и ждет Александра, который, кстати, появляется довольно скоро. — Звал? — Да, помоги мне. Ты не помнишь, кто-нибудь из допрашиваемых упоминал о рассадке? — На собрании? — Да. — Эм… — Александр двигается к столу, а точнее, к папкам, которые говорят: «Томашевский Илья», «Комиссаренко Станислав», «Яков Сергей», «Якова Яна». — Их допрашивал один человек? — Да, этими занимался я. — Мне нужна информация о том, всегда ли они сидят на определенных местах, всегда ли в таком же составе. — Да, всегда одинаково, — уверенно говорит Александр. — Где сидит Добронравов? — Вот здесь, — Александр указывает на небольшую схему триста семнадцатого кабинета. — По правую руку на пятом месте от убитого. — На последнем месте? Стой-стой, но тогда ведь где-то до него должно быть свободное место, что нелогично. — Либо пустует последнее место на стороне напротив, — предполагает Александр. — Нет-нет, та сторона укомплектована точно. — Кто напротив него? — Ирина. Любовница, — говорит Арсений. — Она точно там. Узнал из подробностей о ее любви водить своими ногами по ногам Добронравова, — бормочет он, как бы мимо ходом. — Ого… — Кто слева от Добронравова? — быстро переключается Арсений и не поддается удивлению напарника, чтобы продолжить беседу об изменах. — Там женщина, эм… — Ну же, кто? — Попова Мария. — Что? — Арсений отрывает ладони от стола и вырывает лист бумаги из рук Александра. Арсений бегает глазами, пока коллега продолжает: — Она вроде в отпуске, но присутствовала там в тот день. Так и хочется сказать, мол все, можно не продолжать, Саш. Взгляд Арсения пустеет, он поднимает глаза, но смотрит не на коллегу, а в пустоту за дверью, после чего всучивает бумагу обратно и несется прочь. — Боже, Арс… — говорит Дмитрий, который появляется на пути у Арсения, выходя из своего кабинета, а затем кричит вслед: — Что случилось? Так не может быть. Не может он подвести всю команду, не может оступиться и случайно уничтожить всю проделанную работу. Нельзя-нельзя-нельзя. — Блять, нет, ты не можешь, — все проносится в голове Арсения, когда он начинает ненавидеть самого себя за такую осечку, за такую невнимательность. — Сергей Александрович? — Арсений стучится в кабинет, уже когда врывается, чем заставляет начальника подняться и подскочить к своему сотруднику. — Попов, что случилось? — Я… — задыхается Арсений от беготни, во время которой грызущие мысли будто бы тоже похищали кислород. — Делаю заявление о самоотводе. — Что? Попов, сядь и объяснись. — Дело об убийстве Рочева Александра по Статье 105 УК РФ, а также по совершение валютных операций по переводу денежных средств в иностранной валюте или валюте Российской Федерации на счета нерезидентов с использованием подложных документов по Статье 193 части 1 УК РФ. — А теперь о том, чем мотивирован самоотвод от дела. — В деле присутствует лицо, которое является мне родственным. — Попов… — начинает повышать голос начальник. — Официально у лица имелись отпускные дни, вследствие чего оно не должно было присутствовать в день совершения убийства… — Как?! — прерывает его Сергей Александрович. — Почему только сейчас стало об этом известно? — Допросами некоторых свидетелей и подозреваемых занимался не я, мы не сопоставили некоторые показания, упустив, что лицо… — Черт, — шипит Сергей Александрович, но тут же смиренно вздыхает и усаживается на свое рабочее место. — Отстраняю тебя от дела, но ты знаешь, чем это все грозит. — Да. Если бы я узнал до начала расследования… — Кто твой родственник? — Родственница. Сестра. — И она тебе ничего не сказала? — Мы не в таких теплых отношениях. — Черт, дело касается ее самой, она может быть подозреваемой, может быть замешана во всей этой каше, но не удосужилась сообщить брату, что присутствовала там все это время?! Ты и сам хорош… — Сам должен был спросить у нее, — перебивает Арсений, — верно.***
Что тогда глаза Арсения-следователя, что сейчас Арсения-петербуржца, бредущего в компании молодого человека, наполнены одинаковой отрешенностью. Не хочется думать, не хочется ничего, даже рядом с Антоном быть не хочется, но что-то тянет к нему так или иначе. — Я думал, — говорит Антон, — что у меня из окна вид на ночной Петербург хорош, но так куда лучше. — Нашел, что сравнивать: вид из окна и живую прогулку, — усмехается Арсений. — Ты меня из… — Смотри, — обрывает Арсений Антона, когда они уже видят Дворцовый мост. — Ооо… — и Антон поддается красоте разведения моста, забывая о том, что хотел сказать мгновениями ранее. Антон достает телефон, фотографируя светящийся Петербург, а затем поворачивается к Арсению, который стоит в шаге за спиной, и улыбается так искренне, что и сам начинает походить на ночной огонек. Антон делает фотографий пять, после чего просит Арсения сфотографировать его на фоне непередаваемой красоты. Именно непередаваемой, потому что через фото Антон уже не прочувствует всей атмосферы, не переживет те же эмоции, что сейчас. И тем не менее фотографию на память иметь хочется. — Сфоткать тебя? — спрашивает Антон, но в ответ получает отрицательное покачивание головой. Они наслаждаются видами, воздухом, тихими голосами прохожих, молчанием, натянутым ниточкой от плеча одного до плеча другого. Антон ежится, обнимая себя, а Арсений стаскивает свой черный рюкзак, чем притягивает любопытный взгляд. Он достает термос, и Антон открывает рот от удивления, произнося: — Ко всему ты готов. Сначала полотенца, теперь термос с… — Горячим шоколадом. — Горячим шоколадом, — отражает Антон и берет в руки напиток в стаканчике. Когда людей вокруг них становится чуть меньше, Антон прочищает горло после сладковатого напитка и говорит, о чем хотел ранее: — Ты меня извини, — и они с Арсением встречаются взглядами. — За сегодня. Точнее, уже за вчера. За сцену в Галерее и в дворике собора. — Проехали, — отворачивается Арсений. — Нет-нет, — хлопает Антон по его предплечью. — Это важно. Я не должен был. А те комментарии… я тебе клянусь, я копаться не стал, я не знаю, почему… — Антон, мне не семь, — не дает Арсений договорить, — я не хочу устраивать сцен на пустом месте, не хочу обижаться, потому что сыт этим по горло. Хочешь знать, что не так с моей сестрой? Было дело, в котором я мог всех подвести из-за нее, из-за ее безрассудства, ее глупостей, черт возьми. Все она знала. Только говорила, что не в курсе, что я веду следствие о происшествии у нее на работе. Родственников нельзя вмешивать, любой дурак это знает! — Я тоже знаю. — Молодец. А она включила дурочку. Еще Леша этот… тоже был в подозреваемых, а она его защищала, глупая. Я не могу раскрывать тебе все подробности, но скажу кратко, что вынес суд, то — правда. Я, блять, никогда не забуду тот день, когда мне, будучи отстраненному от дела, бросили пачку распечатанных статей перед носом. Новостные издания говорили, что виновным в убийстве Рочева Александра был Добронравов Алексей. Следствие выявило, что причиной тому были разногласия в процессе незаконных махинаций с денежными средствами. А Маша, сестра, была невиновна. И все же желтушники кое-где упоминали тот факт, что она моя сестра. Да плевать, что они говорили и думали, мол я прикрыл ее или типа того, я хотел это дело, Антон! Скажут, что жизнь следователя не бывает скучной, так вот, бывает! Это не работа из какого-нибудь фильма или сериала. А в том деле было что-то этакое, цепляющее, отличительное… — Мне жаль, — Антон кладет теплую от горячего шоколада ладонь на плечо Арсения и смотрит с глубочайшим сожалением, видя, как тот все тянет на себе эту ношу уже несколько лет. — Она так упорно защищала этого Алексея, который, изменяя жене, делал это с двумя женщинами одновременно… Мне нельзя выдавать детали, — Арсений прячет лицо в ладонях, — нельзя. Она была полной влюбленной дурой, — шмыгает он то ли от холода, то ли от накатившей обиды, — она знала, что все, что я нарою смогут просто опрокинуть из-за того, что я, как ее родственник, замешан в деле с ее участием. Весь процесс затянулся из-за нее! Антон теперь приобнимает Арсения за плечи, и тепло разливается по их телам. Хорошо, наверное, наконец выплеснуть все, что накопилось, ведь с родителями Арсений не желал делиться данной ситуацией. Конечно, они знали о произошедшем, в тот момент от неугомонной ссоры полыхал весь дом, но Арсений больше никогда не хотел это обсуждать, дабы не повторять всего ужаса, пережитого семьей. — Я не должен спрашивать, но твоя сестра и этот Алексей, они… — Да бросил он ее, когда ничего не вышло, — фыркает Арсений. — Мне правда жаль. — Не стоит, — улыбается он Антону в лицо, но до чего ж натянуто. Арсений отстраняется от Антона, поворачивая голову, чтобы лицезреть Неву и продолжает: — Я от нее отделаться не могу, потому что ей пришлось уйти с той работы, зарплата знатно упала на новом месте, и теперь она докучает мне. Она боится родителей, не звонит им больше, но меня беспокоит и по сей день. Мне даже пришлось переехать, представляешь? Все говорю ей, что еще номер сменю, да не получается как-то. — Чего тянешь? — Не знаю. — Если сменишь, то пообещай, что я буду первым контактом в твоем списке, — улыбается Антон с легким прищуром, и Арсений теряется в глазах напротив, насколько те щелочки, конечно, позволяют это сделать. — А еще мне завтра на работу, — шепчет Арсений. — Что? Завтра?! — Ну, вчера у меня оставалось два дня, — Арсений загибает пальцы, — вчерашний прошел, а значит сегодняшний — последний. — Я не хочу. — Чего не хочешь? — хмурится Арсений и наливает себе горячий шоколад. — Прекращать дневные прогулки. — Вау, — тянет он не только гласные, но и уголки губ, из-за чего широкая улыбка проявляется на уставшем лице, и брови сами собой ползут вверх. — А еще сколько-то часов назад ты не видел в них смысла. — Прости, правда, я такой дурак. Ты мне понравился сразу, — говорит Антон, и Арсений уставляется на него, опешив. — То есть… В смысле… — торопится Антон озвучить мысль, но мозг как назло перестает функционировать. — Ты понял. — Я понял это в том смысле, в каком мне позволяет это понять твой флирт за несколько прошедших дней. — Что?! — А разве нет? — Ты… козел! — с особым наслаждением дается это слово Антону, и Арсений хихикает. Ветер тащит за волосы то в одну сторону, то в другую, Антон устает их поправлять каждую минуту, в то время как Арсений не заботится об этом вовсе. Хочется продолжить стоять, случайно соприкоснувшись стаканчиками с горячим шоколадом, сунув одну руку в рукав и ждать рассвета, но Антона снова начинает клонить в сон, и теперь уже он приземляется на плечо своего спутника. — Отвезти тебя? — спрашивает Арсений спустя минут пять. — Нет, тут бросить, — бормочет Антон. — Как пожелаете. Арсений слегка тормошит сонное тело, и Антон ойкает, сводя брови вместе. — Антон… Как там тебя? — Шастун Антон Андреевич. — Очень приятно, — транслирует голос Арсения с ноткой возвышенности. — Наши инициалы бы смотрелись замечательно вместе. А. Ш. и А. П. — А. П. и А. Ш. — Чего это вдруг? — отклеивается Антон от плеча и заглядывает в темные глаза Арсения. — Из-за алфавитного порядка и возраста. — Антон идет перед Арсением. — Попов перед Шастуном. — Отвали, — смеется Антон, припадая к плечу, но после утыкается в шею из-за потери равновесия. — Ты будто бы пьян. — Тобою. — Господи, — протяжно скулит Арсений, откидывая голову, но после смотрит на прилипшего и скрючившегося Антона, чьи волосы знатно потрепались. — Тобою Петербург прекрасен, А. Ш. Просто одно большое нечто, упавшее мне и городу на голову. — У города нет головы. — Все, я везу тебя в отель, — отшатывается Арсений, и Антон практически падает на землю. — Я просто хочу спать. — Да-да, давай, — подзывает Арсений, а затем они идут в обнимку до машины, словно Антон и правда жутко пьян чем угодно, но только не своей сонливостью, Арсением и уж точно не горячим шоколадом.***
Первые пару минут утра Антон помнит лишь пение птиц. Потом он вспоминает, где он, кто он и что было ночью. Антон громко вздыхает, вспоминая, как он, будучи трезвым, флиртовал с Арсением без задней мысли, утыкался и дышал ему в шею. Он хрипит, зарываясь лицом в ладони, и припадает на постель. Пугающее зрелище. Пугающий рычащий гигант со взъерошенными волосами — это не то, что каждый хотел бы видеть утром, но Арсений, наоборот, с добротой посмеивается в трубку. Ах, да, Арсений. Он позвонил Антону этим утром, а тот, когда принял вызов, случайно тыкнул переключение звонка на фейстайм. Что ж, теперь Арсений видит замечательную картину, пока сидит на своей светлой кухне, попивая вкусный кофе. — Почти десять утра, соня, — с детской улыбкой говорит Арсений. — Я не Соня, я Антон. И не «почти», еще ведь только 9:30. — Если шутки такого уровня, что и ночью, то ты явно все еще сонный. — Да! — хочет сказать Антон своим обычным голосом, но случайно издает рык, словно из преисподней. — Во сколько сегодня встретимся? Антон ставит телефон на одеяло, чтобы спокойно сидеть и молчать в ответ, сонно моргая перед экраном. Словно дает Арсению понять, что он еще жив, просто нужно время подгрузить словарный запас. — Знаешь, в чем плюс звонков? — бормочет Антон. — В чем же? — Тебе придется напрямую назвать мне адрес места, которое мы посетим. — Я могу сбросить и прислать сообщение. Да и чем, в конце концов, плохо то, что я просто устно проговорю загадку? — Тем, что я ее забуду, и ты устанешь говорить одно и то же сотню раз. Именно сотню, потому что моему мозгу сейчас работать не хочется. — Как и всегда, — Арсений вскидывает брови, пряча усмешку в своей кружке. — Козел. — Во сколько встретимся? — Я бы не отказался позавтракать. — Пролетаем, прости. У меня тут дело одно. Очень нужно сегодня закончить. — У тебя? Дело? — искреннее удивление Антона сейчас выглядит прекрасно. — Ну да. — Какое еще дело в последний день отпуска? Это снова из-за сестры? — Нет, в этот раз она не причем. Но дело важное и личное. Давай встретимся на обед? В три часа? Что думаешь? — Я согласен. — Подари мне оплату этого обеда перед началом рабочих будней, ладно? — Что? Это же ты пойдешь дальше деньги зарабатывать, а я все еще в отпуске. — Прошу, порадуй старика. — Старика? Как что-то про память говорить, так мы не старые, а тут… — Ну, Антон, — притворно хнычет Арсений, и Антон понимает, что в разговорах с этим придурком он и сам иногда выглядит так со стороны. — Ладно, хорошо, — поднимает Антон руки, якобы сдаваясь. — В три встретимся по адресу, который ты опять зашифруешь дурацким образом, — и закатывает глаза. Когда звонок завершается, Антон в который раз плюхается в объятия белоснежного постельного белья и прикрывает глаза. Он изо всех сил старается расшевелить себя, катаясь по кровати, но взбодриться помогает только включение телевизора, закрепленного в углу комнаты. Вообще, номер у Антона не такой и большой, он бронировал его по причине того, что будет там только отсыпаться, а в остальное время станет блуждать по городу. Смешная шутка, правда? И все же Антон не сидел первые три дня в одном лишь номере, он выбирался из него, даже на метро разок проехаться пришлось. Сейчас Антон скользит по полу этого самого номера и добирается до ванной комнаты, где чистит зубы, измученным видом залипая на себя же в зеркале. Он опять начинает думать о том разговоре с Арсением про отсутствие смысла в данных прогулках. Только теперь он понимает, что буквально за сутки изменил свое мнение. Ему кажется, дело в том, что Арсений стал ближе, поделившись частичкой себя. Раньше дело близости измерялось в шагах друг от друга, а теперь — в каких-то духовных величинах что-ли… Каждый шаг по Лиговскому делается с мыслью о ночи у моста, об Арсении, о том, что тот даже не стал отрицать сочетаемость А. Ш. и А. П., а только спорил о порядке имен и фамилий. Антону так приятно вспоминать вкус горячего шоколада, аромат парфюма Арсения, нотки которого долетали благодаря сильному ветру, прикосновения к теплому телу, это все прямо до ужаса приятно! Подобные мысли, может, и окрыляют, но Антон проделывает путь до «Цеха 85» на своих двоих. Он заказывает ролл с индейкой и капучино 0.3, а затем принимается смешивать прием пищи с разбирательством в условиях какого-то банка, где ему предлагали оформить карту. Антон занимается и работой, интерьер заведения не перегружен и не мешает сконцентрироваться, так что он подумывает приходить сюда и дальше. Когда стрелки часов доходят до полудня, он решает, что пора закругляться, иначе пойдет в кафе на встречу с Арсением из другого кафе. — Что за путешествие по местам приема пищи? — думается ему. Антон решает пройтись пешком до Сенатской площади, но выбирает путь с меньшим количеством людей и идет не по Невскому, а несколькими другими улицами. Путь занимает около часа, но он стоит того, чтобы осмотреть красоты окружающих зданий, скверов и набережных с новых и непривычных мест. Ты будешь в отеле? 12:27 Антон только сейчас замечает это сообщение, уже будучи в часе ходьбы от отеля. Он надеется, что Арсений не настроил никаких планов в том районе, потому что сил возвращаться так скоро у него нет.Я сейчас на Сенатской площади, тут и буду 13:10
Тогда встречаемся недалеко от нее. На улице тепло, так что, надеюсь, сам ты тепло не одевался 13:28Это уже что-то зашифровано здесь? 13:29
Подумай. Отправляю это сообщение с _теплыми_ намерениями побесить тебя😉 13:30 Антон выпускает воздух через нос и тут же вдыхает атмосферу успокоения, царящую вокруг. А потом открывает глаза и… хочет ударить что-нибудь! Нет, что за вздор? Что за наглость? Этот мужик даже не скрывает, что хочет побесить Антона! Но Антон перечитывает сообщения, вновь цепляясь за слово «теплыми», выделенное нижними подчеркиванием по бокам. Что-то же оно должно значить. Может, то, что стоит обратиться к сообщению выше, где «тепло» повторяется два раза? Антон вводит именно это слово в картах, и перед ним появляется действительно существующее место, которое так и называется: «Teplo». — Серьезно? — вслух произносит Антон и осматривается по сторонам. «Большая Морская улица, 45» ни о чем Антону не говорит, так что он просто смотрит, как добраться до этого близлежащего ресторана. Пешком до места назначения всего десять минут. Неплохо. Есть время посидеть в Александровском саду и насладиться минутами тишины без своего нового знакомого. Однако по прошествии этого времени Антон двигается в нужном направлении, где его уже ждут. — Хэй, — тянет Арсений при виде Антона. — Примешь мои теплые объятия? — и припадает к Антону, не дожидаясь ответа. — Ты упал, когда из машины вылезал? — хрипит прижатый Антон. — Боюсь, такой ангел, как я, может упасть только с небес. — Какой ужас, — кривится Антон. — Ты невыносим. — Ой-ой, кто-то ночью подобные приторные ответы выдавал. — Отвали, — скрещивает руки Антон и отворачивает голову. — Идем, я забронировал нам столик. Их провожает милая девушка и оставляет наедине с меню за столиком под открытым небом. Антон оббегает глазами пространство и выдыхает, что здесь так же спокойно, как было в саду. Голода нет, так что Антон останавливается на греческом салате без напитка, а Арсений не уходит далеко, выбирая ту же самую классику: «Цезарь» с курицей, также без напитка. — Ты уже бывал здесь? — Нет. Сережа рекомендовал как-то, я решил, что вот и повод. — Как он там, кстати? — Сережа? В порядке, приглашал на кофе, — улыбается Арсений, заглядывая в глаза напротив. Молчание, легкий ветер, щебетание птиц, отсутствие солнца, ведь сидят они в тени, и только пары глаз, прикованных друг к другу. Хочется так просидеть хоть вечность, однако официантка приносит блюда, а тогда просыпается редкий звон столовых приборов о тарелки, хруст овощей, и Антон, который думает, что разговор прямо во время еды как никогда лучше. — Можем поговорить о том, что было ночью? Арсений одобрительно кивает, кладя вилку на край тарелки, после чего вытирает рот салфеткой, продолжая жевать курицу. — Я чувствую себя странно, — признается Антон. — Так странно, как я себя обычно веду по твоему мнению? — Нет, иначе. — Расскажи. — Ты открылся мне, и я это ценю. Очень, — сглатывает Антон. — Но мне не дает покоя флирт. Или это не он… я не понимаю, запутался, — откидывается он на кованую спинку стула и вздыхает. — Если бы ты мог напрямую сказать, кто мы друг ругу, что происходит в нашем общении, я был бы очень благодарен, — и брови его ползут верх, а в какой-то момент практически сходятся, словно вскоре Антон заплачет. — Я… Прости. Я бы хотел дать тебе ответ, но и сам его не знаю. — Расскажи, как ты себя чувствуешь? Давай по порядку. В нашем общении ты хоть что-нибудь рассчитывал как флирт? — Да. И я говорил тебе об этом. — И оно действительно было таковым или просто звучало так? — У меня к тебе тот же вопрос. — Я не знаю, — откидывает Антон голову. — Вот и я не знаю, — разводит руками Арсений. — Я в таком же недоумении, как и ты. — Стой, — резко произносит Антон и облокачивается на стол. — Ты… — он сглатывает несколько раз, подбирая слова или же пытаясь наконец спросить то, что хочет. — Ну… ты гей? — и тут же возвращает взгляд на Арсения, пока тот застывает с приоткрытым ртом. Арсений первые секунды мычит, приподняв брови. — Нет, бисексуал. А ты? — Тоже. Ну, думаю. Я просто… Давай просто доедим, ладно? — отодвигается Антон и возвращается к своему салату. — Постой-ка, — хитро улыбается Арсений. — Ты с мужчинами еще никогда не был? — Звучит как-то извращенно… — Что звучит извращенно? Я имел в виду, что ты никогда с ними не был в отношениях, а не наедине или что ты там успел подумать. Боже, умы этого испорченного поколения… — Какого поколения? — чуть ли не бросает вилку Антон. — У нас разница восемь лет всего! — Ты смешной, когда бесишься из-за ерунды, — улыбается Арсений и опускает голову, чтобы доесть салат. Антон же смотрит на него так, словно услышал сейчас самую милую, самую приятную вещь на планете — взгляд до жути невинный и искренне-растерянный. — И куда мы? — вопрошает Антон, когда они выходят из дворика. — К машине. — Так мы не на своих двоих? О да, — стонет от счастья Антона, чем заставляет Арсения встрять на месте. Вот это уже извращенно. — Поедем на Ваську, — говорит Арсений, поправляя низ футболки несколько раз, чтобы загнать под нее ветер. — О, туда мне хотелось съездить, — поспевает Антон за Арсением. — Можно зайти на рынок, я слышал, что это какое-то известное место. — Да, есть такое. Там фудкорт, но и сам рынок в своем прямом значении имеется. — Чудесно, — чуть ли не порхает Антон до машины Арсения, пока тот наблюдает с растягивающимися уголками губ. По дороге на остров Антон приклеивается к сменяющемуся за окном виду, а вскоре и сам оказывается снаружи. Они оставляют машину не так далеко от рынка, но пройтись еще нужно. Арсений чуть ранее сказал, что хочет пойти по улице Репина, которая, кстати, самая узкая в городе. И Антону нравится. Антону нравится плестись за Арсением, в шаге от него, а иногда настолько близко, что болтающиеся руки обоих вот-вот соприкоснутся и проведут разряд тока. Но так бывает только в фильмах, ведь Арсений совсем не обращает внимания, когда его мизинец соприкасается с мизинцем Антона. На рынке уже оказывается людно, но по температуре комфортно, так что Антон, движимый любопытством, шагает вперед меж парочками, друзьями, семьями и незнакомцами. Если честно, Антону всегда были интересны фудкорты, потому что такое многообразие кухонь уживается под одной крышей, что выбирай — не хочу. Но останавливается он на сливах, продающихся на рынке. Он берет восемь небольших штук, думая, что разделит их позже с Арсением, который ждет его у прилавка с парфюмерией. — Веди, — говорит Антон Арсению, и те двигаются в неизвестном для первого направлении. Сорок минут прохладного воздуха Васьки, как привыкли называть остров местные, да и некоторые гости города, абсолютно не мешающее солнце, что скрылось за ватными облаками, и пара знакомых, шагающих сквозь позеленевшие улицы. Часть пути они идут в тишине, затем Антон рассказывает немного о работе — Арсений же эту тему не трогает, — и болтают о семье Антона, которая живет в Воронеже, хотя сам он перебрался в Москву, как только стукнуло восемнадцать. И так сорок с чем-то минут проходят слишком незаметно. Только при срезе пути возле заправки, при виде ремонтных работ, ведущихся на дороге, Антон уточняет, правильно ли они идут. Арсений отвечает банальным «я же местный, не переживай», и напряжение действительно проходит. — Это порт? Это порт, да? — вдруг вскрикивает Антон от некого возбуждения. — Я вчера фотки увидел, очень захотел сюда. Лицо Арсения озаряется, зубы виднеются при открытой улыбке, ведь он наблюдает за Антоном, который сегодня блещет поведением самого настоящего ребенка. Даже не верится, что он заставил Антона столько улыбаться. Ночь, мосты, взволнованный поездкой на остров Антон, порт, а больше ничего не имеет значения. Арсений хочет остаться в этом моменте и в этом состоянии навсегда, и хочет оставить Антона с собой. — Я чувствую себя глупо, радуясь таким обычным вещам, но… — замолкает Антон, рассматривая окружение: кирпичные стены, некоторые необычные архитектурные решения и торговые трейлеры, к которым они с Арсением сейчас движутся. — В обычных вещах и нужно искать повод для радости. — Наверное, — быстро бросает Антон и говорит: — Чуррос! Я хочу, идем! — и хватает Арсения за запястье, утаскивая к розовому вагончику. — Смотри, есть с начинкой. — Я хочу с нутеллой попробовать, а ты? — Я как-то стоял уже здесь, чтобы купить чуррос, и мне паренек лет пятнадцати такой: «Бери с мороженым». Так что сегодня, мне кажется, время пришло. — Тогда возьмем разные, чтобы попробовать друг у друга. — Тебе нутеллу нальют в такой как бы кармашек, а мне мороженое в стаканчик добавят. — Отлично. Будем что-то пить? — Хочу бамбл кофе. Давно не пил. — Я пил его как-то раз. Понравилось. Тебе тоже? — Ага, — топчется на месте Антон от нетерпения. Они делают заказ, а как получают его, бредут по каменной плитке и переходят на досочное покрытие, выходя к берегу Финского залива. — Вау, эта штука… — Антон имеет в виду огромную модель Яндекс-самоката, но не заканчивает мысль. — Как же здесь чертовски красиво в жизни, — практически шепчет он, облокачиваясь на ограждение. Поодаль от них, на том же ограждении, сидят молодые люди, свесив ноги и беззаботно болтая о чем-то своем. Арсений с Антоном же едят чуррос, иногда обмениваясь топпингами и попивая кофе с апельсиновым соком. Тучи хмурые и массивные скопились над портом, но угрозы внезапного дождя, кажется, нет. — Мне нравится в Севкабеле, — говорит Антон, прикончив свои чуррос. — А выход к заливу… воды столько, что даже мост вдали кажется ничтожно маленьким. Ощущение, словно впереди бесконечность. Это вселяет немного страха, будто сейчас начнется шторм, и меня проглотят необузданные волны. — А мне, наоборот, мост не кажется таким маленьким, — признается Арсений. — Особенно, если присесть поодаль, когда весь фокус, все внимание находится на деревянном покрытии. Всей воды за перилами становится так мало, что сам мост будто бы увеличивается в размерах. — Ты здесь часто бываешь? — спрашивает Антон, когда они движутся вдоль перил в другой конец Севкабеля. — Когда захочется, тогда сажусь в машину и рву сюда. Так что точно не скажу, но в последний раз я был здесь той осенью. — Давненько. Арсений пожимает плечами и продолжает идти, смотря под ноги, пока его спутник осматривает округу. Вода снова завораживает, ее небольшое биение притягивает взгляд, хочется протянуть руку и коснуться. Но это невозможно. — Я люблю одно отдаленное, тихое и очень часто безлюдное место… — говорит Арсений, когда они проходят барную линию. Антон мысленно читает надпись «с правильным человеком рядом начинаешь любить себя сильнее» и смотрит на Арсения, который также задерживается взглядом на этой фразе, на парочке, что фотографируется возле нее, а затем снова переводит взгляд на кеды, шоркающие по голой земле. Они проходят то ли бар, то ли кафе, людей становится в разы меньше, а они все шагают и шагают, уходят в другой конец порта. Деревянных местечек, чтобы посидеть уже давно нет, зато появляются трубы на маленьких бетонных плитах, что служат этакими скамеечками. Ограждение здесь самое простое, невысокое, от столба — роль которого играет труба — тянется провод с мелкими фонариками, чуть дальше стоит бочка, но до нее Арсений с Антоном не доходят, так как оседают на трубе чуть раньше. Они садятся поперек, перекидывая лишь одну ногу так, что теперь Арсений находится прямо напротив Антона и наоборот. — Это и есть то самое место, — говорит Арсений. — Вот здесь я люблю наблюдать за той водной бесконечностью, о которой ты говорил чуть раньше, — и глядит на маленькие волны. — Тогда хорошо, что мы сидим прямо у воды, а все остальные остались за нашими спинами. Эта бесконечность мне и здесь нравится, — не отрывает Антон взгляда от собеседника. — Так оставайся здесь, — встречает его взгляд Арсений. — В Питере. Со мной. — Арсений… Но успевает Антон закончить, как телефон Арсения издает звук. — Прости, — тот поспешно лезет в карман, чтобы отключить, но видит всплывшее имя Сережи. — Да? — Арс, тут… — начинает Сережа, и Арсений выключает вдруг сработавшую громкую связь. — Еще раз, — просит Арсений в трубку. — Давно заходила?.. Я просто заблокировал ее номер… Если зайдет снова, то скажи, что перезванивать я ей не собираюсь… Ага, давай, — и заканчивает звонок. — Прости, — говорит он уже Антону. — «Арс», — улыбается Антон. — Да, — Арсений тут же поддается сладости момента приподнятых губ напротив, что сам невольно расплывается в улыбке, опуская голову. — Близкие сокращают именно так. — Арс, — снова произносит Антон, и улыбку Арсения тут смывает, и он поднимает глаза. — Так любишь Питер? — Не было у меня ещё ни одного города, которым бы я не мог насытиться, а вот Петербург… — Я думал, ты сейчас скажешь, что останься я тут, ты бы и нашим времяпрепровождением насытиться не смог. Прости за флирт, — хихикает Антон. — Черт, — шепчет Арсений, и через мгновение его ладонь оказывается на затылке Антона, а губы впиваются в губы напротив. Пальцы Арсения ерошат волосы на затылке Антона, когда тот неспешно отвечает на поцелуй, а дыхание становится таким громким и сильным, что жар проходится по всему телу. Антон не может и двинуться, замирает на мгновение, чувствуя узел под ребрами, а после отведенные в шоковом состоянии руки сами тянутся к Арсению: одна — к талии, вторая — к щеке. И вот прохладные тонкие пальцы ложатся на нижнюю челюсть, а большой палец ласкает яблочко щеки. Арсению хочется плыть. Словно уносит течением их обоих, да только дело в том, что это течение — поток осознанной и признанной влюбленности. Отстраняясь, они будто бы загнанно дышат, соприкасаясь лбами, а рука Арсения наконец отцепляется от затылка Антона и падает. Ветер колышет волосы, листья деревьев, беспокоит берег залива, и Арсений с Антоном вслушиваются в окружающие звуки, пока не знают, что сказать друг другу. Арсений поднимается с места первым, не глядя на Антона совсем, а тот только и делает, что ждет взгляда в ответ. Он куда-то идет, подзывая Антоном одним лишь жестом. Они выходят, как кажется Антону, через какие-то гаражи, а затем шагают в ту сторону, откуда и пришли. Оказывается, шагали на остановку, раз останавливаются именно там, а затем садятся в сто двадцать восьмой автобус. Они занимают свободные места рядом друг с другом, но по прежнему молчат. Арсений касается коленом колена Антона, и тот безмолвно глядит на него. Весь вид Антона выдает его растерянность и страх, что все пойдет прахом. А страх порожден молчанием. И с каждой секундой он расцветает все больше. Оказавшись в машине, Арсений тихо выдыхает и наконец говорит: — Прости, что молчал, — плечи его вдруг заметно расслабляются. — Надо было переварить. Хотя забавно, что не тебе нужно время, а мне, человеку, который уже имел какие-либо связи с мужчинами. Ты как? — поворачивается он к Антону. — Нужно было спросить, прежде, чем целовать? В этот раз Антон притягивается сам, хватаясь за заднюю часть шеи Арсения. Он дарит еще один немного агрессивный поцелуй и медленно отстраняется. Арсений видит, как глаза напротив теперь блестят и отливают ярко-зеленым, словно у хитрого кота. Они дышат в унисон. Дыхание это обжигает пуще палящего солнца в плюс тридцать. Только спустя пару минут Арсений заводит машину, и теперь эти двое мчатся в сторону отеля Антона. Один прилипает к лобовому стеклу, смотря за дорогой, второй же улыбается, словно дурак, пряча это в предплечье, облокотившись на дверцу авто. Если за окном ветер срывает листья деревьев, то в голове Антона этот ветер перебирает и сносит все мысли про Арсения, про поцелуи и про то, чем же закончится этот день. Молчаливая дорога завершается в одном из дворов, наиболее ближнем к отелю Антона. Звуки поцелуев разносятся в салоне, отчего Антон ощущает клубок чувств и эмоций, завязавшийся внизу живота. Он побыстрее отстраняется, сдерживая что-то наподобие стона, когда за торчащую ниточку клубка будто бы тянут. Он прощается с Арсением одной улыбкой, без каких либо слов и покидает авто, хлопая дверцей. Рука Арсения спадает с руля, и сам он припадает спиной к сиденью, выдыхая и прикрывая глаза, пока волосы елозят по подголовнику. Антон же идет по Лиговке, зная, что сейчас ворвется в свой номер, упадет лицом в кровать и либо пролежит так всю ночь, думая о коварных, дурманящих голову поцелуях, либо же издаст в подушку самый громкий из возможных визгов, потому что он абсолютно точно влюблен. Пускай в мужчину, но зато какого! А еще теперь он уверен в том, что он бисексуал, и от понимания этого становится легче.