тридцать два шипа

В комнате сегодня было много человек, но, несмотря на это и ранние сумерки за окном, верхний свет оставили выключенным. Кто-то играл в домино на кровати Рыжей, которая раздала всем теплую одежду, а сама сидела в майке и шортах, Муха мастерила амулет и болтала с Русалкой, вплетавшей в волосы Кошатницы новые серебристые бусины, Крыса курила в форточку, стоя коленями на подоконнике, потому что солидарность в обществе, где не все жалуют запах жженого табака, была превыше всего. Кошка цвета сигаретного дыма ласкалась к раскинувшейся между полом и ножкой кровати Кошатнице, наступала лапками ей на грудь и бодалась головой, мурча, а та в ответ гладила ее подбородком. Поверх майки, водолазки и апельсинового свитера, которые сегодня нацепили на девушку, тяжелыми слоями лежал ворох бус и камней на шнурках. В волнистых дымчатых волосах красовались косички от Русалки, которые та плела так же просто, как делала пометки на полях книги. В дверь постучалась и ввалилась Габи, на ходу скидывая с ног туфли. — Ну и погодка сегодня! — сказала она, протягивая руки к шерстяной кофте, которую Рыжая подобрала, чтобы кинуть Длинной, торчащей посреди комнаты в одной майке. — Еле сюда дошла, — она поймала кофту и надела на себя. — Меняй обувь на валенки, и ходить будет проще и теплее, — улыбнулась Кошатница. — Кто бы выдал мне эти валенки! — возмутилась Габи. — Мы тут даже одежду сами вяжем, — она красноречиво посмотрела на Муху со Спицей, — скоро прямо в комнате откроем завод. Все понимающе вздохнули. Крыса спустилась с подоконника и предложила Кошатнице погулять. Та согласилась и шутила что-то про свою неуклюжесть, пока Рыжая помогала Крысе сажать ее в коляску. В путь им дали самый теплый плед и трубку. Дверь хлопнула, колеса тихо зажужжали по коридорному полу. Дойдя до тупика у самого угла здания, чуть ли не единственного места в женском корпусе, где стоял перманентный запах сигарет, Крыса развернула коляску Кошатницы к себе и вставила ей в зубы зажженную трубку. — Сташно ф Нарушношти? — спросила та, чуть не роняя трубку изо рта на колени. — А почему спрашиваешь? — ответила Крыса. — Потому што ешли кому-то сташно, то мне — ф десять раз сташнее, — прошепелявила Кошатница, кивая на себя. Крыса сдула с лица челку и забрала у нее трубку, поняв, что так они толком не поговорят. — Мне не страшно. Но это мне. — Так я и знала, что ты это скажешь. А мне вот страшно, — Кошатница опустила голову, прикрывая лицо волосами, — я очень-очень боюсь, никто не говорит, но все знают, что я там не... — Все будет нормально, — перебила ее Крыса, опускаясь и заглядывая девушке в печальные темно-серые глаза, — нормально, слышишь? Ты только подожди. Кошатница слабо кивнула, хотя и не совсем понимала, чего ей ждать. Но Крыса не разбрасывалась словами, а если говорила, то крепко эти слова держала. Может, не зря мне иногда снится, будто я чувствую, как кошки трутся об мои ноги, и глажу их?