POV Тэхен
Мы с парнями, как давние знакомые, сидим у костра и распиваем водку из фляги Сэма. Костер греет снаружи, а водка изнутри. За такими неформальными разговорами становится проще. Забываются все проблемы и страхи. Кажется, что мы даже не на фронте, а будто собрались с компанией на пикник. Звездное небо, вечерний воздух, легкий ветерок. Впервые за долгое время я вспоминаю свою семью, когда парни рассказывают об их матерях. Я связываюсь со своими, но заметил, что созваниваться стал гораздо реже. Возможно, это потому, что я наконец-то, спустя долгое время, нашел человека, и теперь мне не нужно тратить все свое свободное время (а его у меня и так немного) на родителей. Кажется, что это и есть та мужская жизнь, то обособление, которого мне не хватало. Радует лишь то, что в Южной Корее сейчас все хорошо. Пока все хорошо. Мысли под крепким напитком переходили одна в другую. А как они отнесутся к Чонгуку в моей жизни? Серьезен ли Чонгук насчет меня? Он ведь никогда не говорил мне о своих планах… Что ждет нас после войны и останемся ли мы оба? Тревожные мысли снова поглощали меня. И защищал меня от них Чонгук. И Чонгука сейчас со мной не было. — Может в «правда или действие»? — захмелевший Алан протягивает флягу с водкой Найлу, и тот посмеивается. Он вырывает меня из моих мыслей этими словами, и я словно просыпаюсь ото сна. — Алан, ты как всегда со своими гениальными идеями! Тут руководство, не забывай, — как-то пытается остановить его Найл, предвидя возможный провал. Я не стал отшучиваться и говорить «ничего страшного». Мне кажется, я и так позволил им достаточно вольности сегодня, поэтому лично мне стало интересно понаблюдать за их поведением, а для чего Алан хочет сыграть в это, для меня уже давно не тайна. Его глаза говорят обо всем лучше, чем действия. — Капитан, а вы не хотите сыграть? — он протягивает мне флягу и садится чуть ближе, касаясь своим бедром моего. В теле скапливается усталость, глаза потихоньку закрываются. Хочется наконец-то вернуться в штаб и лечь в кровать, но точно не играть в игры, которые сейчас совсем не кстати. — Пожалуй, откажусь, — я слегка улыбаюсь и отрицательно качаю головой. Как мне надоело делать вид, что все хорошо. Но жизнь капитана — она такая, иногда так хочется коснуться любимого тела и почувствовать себя защищенным… Но не сейчас. — Да ладно вам, — посмеивается тот. — Вам есть что скрывать? — он пытается провокационный вопрос переделать в шутку, но выходит очень нехорошо. — Всем есть что скрывать, — я делаю очередной глоток обжигающего горло напитка и вспоминаю, как мы играли в эту дурацкую игру с Чонгуком. Как он там, интересно? — Да… — ностальгически протягивает Сэм, пытаясь перевести тему, — и все же здесь совсем не так, как дома. Тему перевести удается. — Там есть хотя бы любимый человек, — он грустно ухмыляется и проводит ладонью по волосам. — Я скучаю по ней, вот честно вам говорю. Алан ехидно смеется и как бы невзначай упирается о скамейку позади меня. — Представь, что она тебе изменяет, — говорит тот, как-то интимно-близко оказываясь ко мне. — Просто на секунду. Девушка, с которой ты встречаешься, тебе изменяет, — Найл смотрит то на Алана, то на Сэма, но задерживает взгляд на последнем. — С ума сошел? — хмурит брови Алан. — Мне? И девушка? Всегда удобно сознаться в своей ориентации через шутку. Но если Алану казалось, что я еще не понял, то он ошибается. Поворачиваю голову к нему и встречаюсь с коротким взглядом, словно так он пытается убедиться, слышал я это или нет, но тут же отводит карие глаза в сторону. — Да я не про тебя, — закатывает глаза Найл. — Фух, — издает смешок Алан и вновь переводит взгляд на меня, — поэтому я и одинок, — он потягивается, заводя одну руку за мою спину. — Почему? — хмыкает Сэм. — Может из-за твоего скверного характера? — Потому что когда ты солдат, иметь отношения с человеком другой профессии — глупо. — Ну, понеслась, — качаю головой и протягиваю руку к фляге с водкой, которая снова оказалась у Сэма. — С чего это глупо? Если ты педик, то вполне удобно, крутишь себе с коллегой по службе и все, главное, чтобы другие не знали, — заводится тот, — и то, кто тебе сказал, что они тоже не будут изменять. — И вообще, дело не в том, парень это или девушка, а в том, какие у вас отношения, — хмурится Сэм. — Да успокойся ты, господи, — пытается закрыть тот тему, — что же тебя понесло. — Потому что, — качает тот головой, — сам знаешь, как это работает, Алан. Встречаетесь вместе, и тут ба-бах, тот уезжает в командировку, а там смотришь, он молоденького солдата и поебывает, — пьяный Сэм переводит разговор в конфликт, а мне от его слов становится не по себе. Найл поднимается, вставая между напряженным Сэмом и только что резко поднявшимся со скамейки Аланом. — Так, успокоились оба, — он разводит их руками в стороны, подальше друг от друга. — Да, парни, либо вы успокаиваетесь прямо сейчас, — их слова задевают меня за живое, — либо выговор обоим в письменной форме. Те переглядываются и потихонечку садятся на место. — Извини, — бросает Алан. — Ты тоже, — хмыкает Сэм и делает еще большой глоток из фляги. Повисает совсем недолгая примирительная пауза. — А у вас, капитан, есть девушка? — интересуется Сэм. Я тихо посмеиваюсь. — Я не обсуждаю личную жизнь, — говорю, глядя в костер и замечая боковым зрением, как Сэм и Найл смотрят на Алана. Тот вопросительно приподнимает плечи и заходит напрямую. — Что же, неужели вы никого не любите? — продолжает Алан, не желая сдаваться. — Люблю, — без сомнения отвечаю я, — но это мое личное дело. Я люблю и жду, если вам уж так интересно. Мое настроение портится после того, как Найл намекнул на молодого солдата, с кем часто изменяют на заданиях. А есть ли такой у Чонгука? Может, поэтому он не звонит и не пишет? — Прошу меня снова извинить, мне пора, — я хлопаю ладонями по бедрам и поднимаюсь со скамейки. Парни тихо шушукаются. — А у нашего главнокомандующего есть любимый человек, вы не знаете? — Алан смотрит мне в глаза. Субординация здесь непозволительно нарушается. — Знаете что, Алан, — я поправляю берет и сжимаю зубы, намеренно обращаясь к нему на Вы, — вам лучше самому спросить у господина Чона. Я думаю, он будет рад обсудить с вами множество моментов, — приподнимаю я брови, а за костром повисает тишина, — может даже поделится и этой информацией. Алан играет желваками и сглатывает. — А вас всех я жду завтра в шесть утра на взлетной полосе, за опоздание — выговор. Доброй ночи, — киваю я им и, оставляя парней в растерянности, удаляюсь в штаб.***
Я вернулся в свою комнату уже после полуночи и, стоя в душе, терял счет времени. Слова Найла звучали в мой голове снова и снова, а в душе медленно расползалась бездонная дыра. Он ведь прав. Война войной, но мысли о Чонгуке не покидали меня ни на секунду в свободное время. Кажется, не будь я на службе, я бы сошел с ума, потому что только выдавалась свободная минута, он заполнял ее целиком и полностью. Уже вторая неделя, как я не слышу от него ничего, а все потому, что он потерял свой телефон и не может связаться, поэтому связь тот поддерживает лишь с Майклом по рации. Но они ведь друзья… Неужели он настолько занят, неужели бои там настолько сильны, что у него нет даже минутки, чтобы хотя бы передать Майклу, что тот скучает по мне… Силы оправдывать его на исходе. Да и чего мне ждать от такого человека, как Чонгук? Прошло достаточно много времени, а я все не понимаю его. Он эгоистичный и агрессивный, абсолютно беспринципный и мстительный. Чонгук не разрешает спрашивать его, он берет сам, без лишних вопросов и объяснений. Он никогда не говорит «мы», не строит планов. Я даже не понимаю, серьезен он насчет меня или нет. И одна лишь мысль, что он нашел себе другого, она… Она не должна меня беспокоить, потому что с самого начала было понятно, что Чон Чонгук не моралист, он не знает эмпатии, он живет так, как хочет и как ему удобно. Когда ему удобно, он берет, а когда нет — отказывается. Чонгук ведь был прав тогда — я не уйду, потому что я слишком полюбил. Но все-таки найти любовника — это в его стиле. И если я узнаю то, что смогу сделать? Мне ведь даже страшно будет спросить его об этом, потому что я просто боюсь его ухода. Мне лишь хочется верить, что он любит меня точно так же, как я от него зависим.Спать совсем не хотелось, потому что тревога не покидала тела. Даже лежать было неудобно. Странное предчувствие никуда не уходило. И лишь когда я сомкнул глаза, проваливаясь в сон, звонок на телефон разбудил меня. Я сразу понял, что это не к добру… Поворачиваюсь к тумбочке. На экране смартфона загорается «Майкл». Сонно протираю лицо и отвечаю: — Слушаю? — глаза еще не открыты, но сам уже сажусь на край кровати. — Срочно, — начинает тот, пытаясь держать голос в норме, но тревожные нотки все равно его выдают, — в двадцати пяти километрах от Нанси на штаб Роддса и Чонгука напали. Немцы установили там «кинжалы», это то, что прилетело к нам вчера. Бери Чэнду, им нужна помощь. Сердце мое пропускает удар, по спине проходит холодок. «Этого не может быть» — единственная мысль в моей голове. — Твоя задача только уничтожить кинжал, не геройствовать, Тэхен! Если ты понимаешь, о чем я, — повышает тот голос, заранее зная мои вопросы. — Пехоты там немного, они разберутся, а вот установку надо уничтожить. — Есть, главнокомандующий, — отвечаю я, а у самого в ушах звенит. — Десять минут, иначе там нечего будет спасать, — отвечает тот и тут же бросает трубку. Не помню, когда последний раз так быстро собирался, но я оказался на лестнице у Чэнду буквально за считанные секунды. На взлетной полосе было спокойно: никого, кроме меня и нескольких людей, что готовят самолет. Я широкими шагами подбегаю к Чэнду. Инженеры и техники что-то говорят друг другу, но я не слышу. Запрыгиваю в кабину и закрываю ее. Крыша закрывается не слишком быстро, и это ожидание убивает. Сейчас на счету каждая минута. Надеваю кислородную маску, пристегиваю ремни и завожу машину. Панель загорается ярким светом в темноте ночи. Включаю рацию: — Как слышно? — говорю я. — Слышно хорошо, Тэхен, — голос знакомый, но я не могу понять, кто это, а сейчас и неважно, — координаты загружены в панель. После удара сразу на базу. У тебя есть две ракеты под крыльями. — Вижу, — отвечаю я, обнаруживая активное оружие на схеме самолета, — заряжен, разрешение на взлет, — я оглядываюсь. На земле автомобили отъезжают от самолета, а люди уходят на безопасное расстояние от двигателей. Двигаюсь к полосе. Смотрю на радары и вижу разрешение. Работаем быстро. Мне требуется больше времени, чем предполагалось. Выхожу на взлет, набираю необходимую высоту. Кроме луны никакого освещения больше нет, но кое-где вдалеке я вижу горящий лес, смотрю на координаты, вбитые в компьютер, это их база. Надеюсь про себя, что
***
POV Чонгук
Я лег спать со вкусом его соленых губ на языке. Глаза долго не смыкались, возбуждение еще давало о себе знать. Казалось, что Сонхва зацепил меня своим упорством и бесстрашием. Он такой же, как я, но совсем не такой, как Тэхен. Совесть мучает меня, и мне это не нравится. Попытки оправдать себя за измену быстро проваливаются — я знаю, что Сонхва утолит мой животный голод на то время, пока я не могу быть с Тэхеном, но последнего я не забуду никогда. И никто, кроме меня не будет им обладать. Никогда. С этими мыслями я начал проваливаться в сон, когда прогремел первый взрыв. Вмиг стало жарко. Я резко сел на край кровати. В ушах еще гудело от взрыва и я прикрыл их ладонями. Все-таки они запустили «кинжал». Яркий свет пламени за палаткой медленно уменьшался, но небольшой источник все равно остался гореть и освещал улицу. Я быстро одеваюсь, слушая протяжный писк в ушах. На улице уже появляются солдаты: кто-то еще сонный, а кто-то уже паникует — они осматриваются и, видя горящие пламенем деревья, берут в руки ведра и направляются с ними к реке, чтобы не дать огню охватить лес. Я оглядываюсь. Вокруг пока тихо, но это явно ненадолго. — Это «кинжал» прилетел! — говорит один из солдат, указывая на воронку от взрыва. Хмурю брови и захожу в штаб, где уже сидит Роддс и набирает на телефоне, я так думаю, что номер Майкла: — Что произошло? — спрашиваю я. — А я что знаю? — возмущается тот, переходя на эмоции. — Ты сам все видел! Они нападают! Я скалюсь, крепко сжимаю челюсть и ударяю обеими ладонями по столу перед ним. — Сохраняй спокойствие, Роддс. — Нам нужна поддержка с воздуха! — взмахивает тот руками. — Нужен Чэнду и пожарный самолет! — Мы не будем жертвовать нашими Чэнду! — кричу я, яростно смотря глаза в глаза. Тот разочарованно и испуганно откидывается на спинку стула, не выдерживая моего напора. Его морщинки на лбу разглаживаются, и он облизывает пересохшие губы, пытаясь вернуть свое спокойствие и бдительность: — Но танки будут здесь гораздо позже, нам нужен лишь один… — Это приказ! Никаких Чэнду здесь не будет! Мы не будем подвергать опасности самолеты, которых у нас всего четверо в дивизионе на небольшое нападение! — Зачем тогда нам вообще этот дивизион, если… — но тут наш спор перебивают. Дверь штаба открывается, и в дверях стоит напуганный Сонхва. Он весь дрожит, его лицо измазано грязью, он пытается отдышаться. Парня словно охватил сонный паралич, он открывает рот, но ничего не может сказать. Я оборачиваюсь на него: — Говори уже! — повышаю голос и сжимаю кулаки. Он опускает голову и указывает рукой на улицу: — Господин главнокомандующий, они на нас напали… — говорит тот, — наши ходили за водой к реке, мы слышали выстрелы, они… немцы идут сюда, нам надо сражаться. Я сжимаю кулаки и протираю руками глаза, сильно на них надавливая: — Вы уверены, что нам не нужны истребители, — как бы бросает камень в мой огород Роддс, — или справимся сами? Я подхожу к Роддсу и, не стесняясь, беру его за грудки комбинезона, дергаю к себе. Теперь уже испуганное, а не ехидное лицо со страхом в глазах смотрит на меня: — Ты запрашиваешь у диспетчеров F-22 и одного пожарника. Только попробуй запустить Чэнду, я лично тебя прикончу, — шиплю я, отпускаю Роддса и прохожу в угол штаба, открываю шкаф, где сложено вооружение, достаю два M4, со такими я штурмовал еще в Иране. Они весят достаточно, что приходится напрячься, чтобы удержать оружие в руках. Растерянный Сонхва все еще стоит в дверях. В его глазах пустота, и я чувствую, что он не понимает, что делать. Бросаю ему автомат, а тот выпадает у него из рук и с грохотом летит на пол. Я одариваю его суровым взглядом, пока тот пытается поднять его с пола. С такими навыками его пристрелят сегодня же. Поэтому я подхожу ближе и за шкирку поднимаю с пола. Он тихо вскрикивает и смотрит на меня глазами, словно вот-вот заплачет. — Ты пришел воевать или отсиживаться в штабе? — он молчит. — Отвечай на вопрос! Он жмурит глаза: — Да-да, я пришел воевать, — трясется он. — Тогда возьми себя в руки мать твою! Если будешь в таком состоянии, ты сдохнешь здесь от первой пули, тебе понятно? Он часто кивает головой. — А теперь вперед! — я выталкиваю его из палатки сильным ударом ладонью в спину и выхожу следом за ним. На улице уже слышны приближающиеся выстрелы. Первая группа уже ушла, это те, кто пошли за водой. Остальные медленно продвигаются вперед, освещает темную ночь лишь луна и горящие деревья. Нас немного, от силы человек двадцать. Парни продвигаются вперед, уводя фронт от базы на максимально дальнее, но освещаемое расстояние. Я двигаюсь к своей палатке и прячусь за ближайшими деревьями. Смотрю влево, Сонхва прячется за совсем невысокой скамейкой. Я обхожу дерево и продвигаюсь к следующему. Слышу несколько выстрелов в лесу, а затем пуля пролетает мимо меня и задевает соседнее дерево. Твою мать. Проходят считанные секунды, как раздается свист летящего «кинжала». Он попадает в одну из палаток. Солдаты, укрывающееся за ней, начинают разбегаться в новые укрытия, и тут начинается ад: наступающие немцы стреляют по разбегающимся солдатам и убивают как минимум двоих. — Нам нужны еще люди! — кричит Роддс. — Нам нужен всего один танк и чертов F-22! Долго еще нам ждать?! — повышаю я голос, когда навожу цель на немца, что двигается дальше в сторону штаба, и спускаю курок, попадая тому в шею. — Пятнадцать минут! — отвечает тот. Тихо рычу и продолжаю отбиваться. Ряд наших солдат отбивается хорошо. Сонхва, как может, наносит удары из-под скамьи, и это оказывается неплохим решением. Но лишь до тех пор, пока мой взгляд случайно не цепляет палатку, что находится за Сонхва. За ней стоит немецкий солдат и целится на прямо на него, отчего мое сердце пропускает удар. Я выхожу на связь, мой голос дрожит: — Сонхва, слева! — говорю я. — Пригнись под скамейку и стреляй… Но тот вместо того, чтобы послушать меня, он оборачивается и встает. По спине пробегает холодок, мои руки немеют, а голова начинает кружиться. Я вижу, как немец наводит дуло автомата на него, нужна лишь секунда, чтобы раскроить ему череп пулей. Не знаю, что мной движет, но я выхожу из-за дерева и оказываюсь абсолютно один в поле зрения тех немцев, что сидят за палаткой. Немцы понимают, что я главнокомандующий по черному цвету моего комбинезона. Они переводят автоматы на меня, а я стреляю в двух немцев, что находятся прямо на абсолютно пустой арене штаба между палатками. Меня отвлекает громкий рев самолета. Это не F-22. Я теряюсь, поднимаю голову к небу и вижу «морду» Чэнду-20, который, готовясь к спуску ракет на «кинжалы», уже снижается. Ветер от двигателей заставляет деревья колыхаться, и истребитель не привлекает к себе внимания, только мое, потому что я понимаю по боковому номеру, что там Тэхен. И затем я вижу, как один из залпов «кинжала» пролетает буквально в метрах от истребителя, потому что тот вовремя успел уйти чуть влево. А затем резкая боль пронзает мое правое плечо. Автомат падает их моих рук, и я валюсь на мокрую землю, сперва даже не понимая, что произошло. Удар оглушает, и я почти ничего не вижу, только яркие вспышки света. Резко начинает кружиться голова, пробивает холодный пот. Я касаюсь левой ладонью правого плеча и вижу, как из него течет густая красная кровь. — Твою мать… — шиплю я. Я пытаюсь приподняться и отползти хотя бы за дерево, чтобы связаться с Роддсом, но еще одна пуля проносится над головой. Я поднимаюсь с земли, поднимаю автомат, плечо пронзает такая боль, что даже не рассказать. Целюсь в немца, что с ухмылкой смотрит на меня, и спускаю курок. Я попадаю ему прямо в лицо. Быстро и точно. Я тяжело дышу и осматриваюсь, осталось еще несколько бойцов с их стороны, в которых вскоре прилетает по пули. — Главнокомандующий ранен! — слышу я голос Сонхва. Мне кажется, что он где-то далеко, но его лицо прямо перед моим. Он держит меня за щеки в своих руках, и я вижу слезы на его глазах. — Зовите врача! — кричит он в сторону солдатам, которые уже бегут за аптечкой. — Чонгук, Чонгук, ты меня видишь, слышишь? — он бьет меня по лицу, пытаясь привести в чувства. Я лежу будто под морфином. Не ощущаю своего тела, но вижу лишь красивое молодое лицо перед собой. Вся моя рука в крови, рана открыта, одежда на ней разорвана. — Все… все хорошо, — еле говорю я, ощущая, как мои губы синеют. — Зачем же ты это сделал? — плачет он. — Ты даже еще не поумнел, чтобы умирать, Сонхва, только не при мне, — я пытаюсь выдавить улыбку и последнее, что помню, как меня кладут на носилки. И над моей головой с воющим звуком, напоминающий крик банши, проносится самолет, дробью бомбардируя местность.POV Тэхен
Я сажусь на взлетную полосу, шасси касаются ее, когда на улице начинает светать. Скорость замедляется, и вскоре я уже подъезжаю к моему парковочному месту, где уже стоит Майкл, сложа руки на груди. Конечно, диспетчер ему уже все доложил. Но мне не страшно, потому что я знаю, что сам Майкл поступил бы так же на моем месте. Открываю стеклянный купол кабины и снимаю с себя шлем. Поворачиваю голову и встречаюсь с его недовольным взглядом. Глубоко вздыхаю, ожидая серьезный разговор. Спускаюсь из кабины и встаю на твердую землю. Направляюсь к Майклу. Он стоит, сложив руки на груди и высоко держа голову, демонстрируя все свое возмущение. — В мой кабинет, — командует он и тут же поворачивается ко мне спиной, двигаясь в сторону штаба. Я вижу, что вдалеке стоит группа солдат и наблюдает за этой картиной. Они о чем-то перешептываются, там же стоят Алан, Найл и Сэм. — Черт… — тихо ругаюсь я и следую за Майклом.***
Майкл заходит в кабинет, где раньше сидел Чонгук. Он молча, в раздумьях обходит лаковый массивный стол, который хранит на себе достаточно воспоминаний. Мужчина снимает берет. Он упирается локтями о стол и кладет голову на сложенные вместе руки, подпирая подбородок. Взглядом указывает мне на стул, чтобы я присел. Я молчу, не смея нарушить тишины. — Тэхен, — начинает тот тихо, — кто дал тебе приказ о нападении? — его голос чуть хриплый, и ему приходится прокашляться. — Я, — отвечаю, не колеблясь, — диспетчер не смеет… — В том-то и проблема, Ким, что он смеет, — он откидывается на спинку стула и накрывает ладонями лицо, — ты знаешь, кто Ваш диспетчер, Тэхен? — интересуется тот, гулко говоря в ладоши. — Нет. — Итон, который работает в Министерстве, — отвечает тот, — у него достаточно хорошие отношения с Шарлем, и тот, мягко говоря, недоволен твоей неисполнительностью. — Майкл, — говорю я дрожащим от несправедливости голосом сквозь зубы, — ты не был там, и ты не знаешь, что произошло, точно также, как не знает Итон, кем бы он сейчас ни был. — Так расскажи, — уже уставшим голосом говорит Майкл, видимо, Министерство неплохо встало ему на мозги. — Вокруг «кинжала» были десятки немцев, которые как муравьи разбежались от оружия, когда оно было уничтожено. Они двигались на базу, Майкл, на горящую базу, они выстрелили в нее несколько раз. Когда приехал бы танк, уже было поздно, — я развожу руками, — в конце концов… Там был наш главнокомандующий, — говорю я и сглатываю скопившуюся слюну. — Или твой любовник, — говорит он и смотрит мне в глаза. — Или твой друг, — отвечаю я. Он закрывает глаза и тяжело вздыхает. — Майкл, нам надо лишь дождаться Чонгука. Он большой авторитет здесь, он стратег Я уверен, он решит, что надо делать, — говорю я, пододвигаясь еще ближе к нему, опираясь ладонями о стол. И тут он меняется в лице, опускает взгляд и тяжело дышит. — Чонгук он… он получил ранение на базе во время нападения. Глубокое, в плечо, за ним уже выехала скорая, он будет в нашем госпитале скоро. Сердце мое пропускает удар. Выражение лица изменяется, и я ощущаю, как глаза испуганно начинают блестеть. Я медленно опускаюсь на стул. — Почему ты не сказал мне об этом сразу? — единственный вопрос, волнующий меня сейчас, после того, все ли в порядке с Чонгуком. — Почему… Почему вы раньше не направили подмогу? — Где мне надо было сказать тебе об этом, Тэхен? — он хлопает ладонями по столу и наклоняется ко мне, говорит тихо, сквозь зубы, словно боится, что нас кто-то услышит. — На взлетной полосе? Сказать тебе, что твоего любовника ранили? М? При всех солдатах сказать, разговаривая с капитаном Дивизиона, что нарушил указание диспетчера, что Чона ранили? При всех делиться информацией о нашем главнокомандующем? — рычит он, уголки его губ трясутся. — Снимай розовые очки, Ким. Ты правда не видишь, что происходит? Ты знаешь, что мне приказали направить тебя. И это был не Чонгук, это был всего лишь Роддс. Я непонимающе смотрю на него. — Думаешь, министр просто так поставил Итона в роль твоего диспетчера? Ты знал, что у них конфликт с Чонгуком? Видимо, он тебе не говорил. А что, Роддс и Итон работали вместе в свое время? Думаешь, министр просто так пытался накопать на тебя? Просто так попросили Чонгука сделать это? Думаешь, они просто так не хотели, чтобы ты не уничтожал то нападение немцев? То, что он имеет в виду, доходит до меня, но я не могу в это поверить. — Чонгук не просто так сказал тебе, что никому здесь нельзя верить, кроме него, — говорит тот и с хмурым видом садится опять на стул. Он качает головой и закрывает лицо руками. Я выдерживаю паузу. Действительно. Почему министр Шарль отправил Чонгука на то задание? Он не мог не знать, что там установлен «кинжал», при его-то связях и его разведке. Итон в диспетчерах, который запретил мне атаковать немцев. Они знали, что Чонгук не просто мой главнокомандующий. Любой другой пилот атаковал бы «кинжал» и вернулся на базу, но не я… Это было опасно, и они знали, что я готов буду пожертвовать собой, когда немцы нападут там на разведчиков. Они все знали с самого начала. Я пытаюсь уложить эти мысли в своей голове, как дверь неожиданно открывается: — Главнокомандующий Майкл, — солдат выглядывает из-за двери. — Это срочное? Я сейчас занят. — Вы сами просили сказать вам, когда главнокомандующего Чон Чонгука доставят в госпиталь. Я оборачиваюсь на солдата, а затем смотрю на Майкла. Тот нервно сглатывает слюну и, как всегда, пытается сохранить спокойствие, но я вижу, что он волнуется за Чонгука не меньше моего. — Он живой? — сразу спрашивает Майкл, глядя на солдата стеклянными глазами. — Да, но он пока еще без сознания. Мы сделали капельницы, врачи сейчас достают пулю из плеча. Оно достало до кости, повредив ее. Необходимо достать осколки, но жить будет. Мы с облегчением вздыхаем. — Благодарю, ты свободен, — говорит Майкл и качает головой. — Майкл, — я вновь кладу ладони на стол и смотрю на него умоляющим взглядом, — я должен его увидеть, должен увидеть его прямо сейчас, — перехожу я на шепот, сдерживая слезы, которые должны вот-вот скатиться по лицу. Тот вновь поджимает губы и молчит. Он смотрит на меня, словно пытается прочитать эмоции. Заглядывает глубоко в глаза, и я точно в них вижу ту же любовь, что испытываю к нему я. — Мы все сделаем, — отвечает тот и уходит из кабинета.