The Flight

      Это было достаточно холодное утро в моем родном городе, в Сеуле, куда война пока не добралась. Небо было затянуто серыми тучами, моросил неприятный дождь. Интересно, но почему-то всегда, когда в мире происходят военные действия погода ведет себя аномально странно. Холода, заморозки, лесные пожары… Словно взрывы загрязняют атмосферу газами и влияют на погоду.       В такой дождь мне обычно ничего не хотелось делать, голова иногда побаливала, и поэтому я лишь смотрел в окно, пил горячий утреннее какао, а потом шел в гостиную, открывал крышку своего фортепиано и наслаждался музыкой… Конечно в то время, когда мне не нужно было учиться или находиться на военной практике.       Сегодня был мой последний день в Сеуле, ведь уже завтра я должен лететь во Францию, в Париж, чтобы пройти практику военным пилотом, в надежде вступить в ВВС УФКБ (военно-воздушные силы UFКB).       Я хотел стать пианистом, когда мне было десять, но в пятнадцать мои жизненные цели резко изменились. Я учился в Корейском Авиационном Институте по направлению «Система управления летательными аппаратами». Родителей это удивляло, так как никто из них не обладал математическим мышлением. Мама работала в социальной сфере, а папа вел небольшой бизнес, который приносил достаточно дохода в нашу семью, для того, чтобы меня смогли перевести из обычной общеобразовательной школы в частную с инженерным уклоном.       В то время мой интерес самолетами и военной техникой воспринимался точно так же, как и мое увлечение игрой на фортепиано — как хобби, возможностью блеснуть своими талантами перед папиными друзьями (коими являлись Корейские олигархи, как бы прискорбно это не звучало).       По окончанию школы я поступил в авиационный институт. Родители были поражены моим выбором. Они считали, что работа пилотом не для меня. Это опасно, и лучше мне быть хотя бы конструктором самолетов, но они даже не представляли, что я хотел стать не пилотом пассажирских самолетов, а военных… В институте я подружился с Марией, она была единственной девушкой в группе, и мы почему-то очень быстро нашли контакт. Мария была эрудированная, очень начитанная. Мы часто отрывались вместе, гуляли и отдыхали. Я ей нравился, это было заметно. Но девушка не знала одного — я гей. И когда пришло время признаться в этом — я волновался. Мое сердце вот-вот готово было вырваться из груди, но Мария только скромно улыбнулась и сказала, что знает. Это была ложь. Ложь, чтобы не разрушить нашу дружбу.       В ее планах не было становиться военным, она боялась того, что придет время, когда ей придется убивать людей. Но я этого не боялся, потому что был уверен - никто не призовет нас служить. И я ошибался.       Мое желание летать на истребителях было главной жизненной целью. Закончив образование, я вступил в ВВС Кореи и еще пять лет учился на пилота. Когда мои родители узнали об этом, то разрыдались. Придя домой после подписания контракта, взяв военную форму и надев ее на себя, я вернулся в нашу квартиру и позвонил в дверь. Только мама ее открыла, как громко ахнула, прикрывая рот рукой, а за спиной стоял папа, широко раскрыв глаза. И я сказал:       — Мама, я вступил в ряды ВВС Кореи. Я отслужу в Сеуле, после чего пройду практику и стану пилотом на истребителе. — Я был так горд собой, что говоря это, в моих глазах выступали слезы.       Не знаю, было то слезами счастья, гордости, или слезами, что мои родители тогда были морально уничтожены. Да, никто не ожидает, что в один день ваш сын, тот, которого вы планировали выгодно женить на дочери коллеги, придет домой в форме, подставит прямую ладонь к виску, отдавая честь, и скажет, что теперь он военный. Но это лучше, чем признаться им, что я гей?.. Да?..       — В конце концов, ты счастлив, защищаешь свою страну и можешь обеспечивать себя и нас, — говорила как-то мама, когда вечером мы все втроем сидели на кухне, и я делился своим впечатлением после первой летной практики на небольшом Т-50.       Этот самолет был ужасен, старый и очень шумный, его уже не использовали во время военных операций, но учили пока что на таких, и я не бы против. Я любил небо и хотел летать. Но я не думал, что амбиции заведут меня так далеко.       В конце концов, я отучился на пилота за пять лет и летал на разных самолетах, практически на всех: от МиГ-ов, до Ченду. В итоге меня допустили до полетов на Ченду-20, китайском сверхзвуковом новейшем истребителе. В нем было прекрасно все: от элеронов, до оперения и кабины пилота… Я летал на нем совсем недолго, на специальных полях, отводимых ВВС для практики, но этого мне хватило, чтобы вдохновиться новейшим самолетом, который был признан лучшим китайским истребителем.       В полку ко мне относились по-разному. Со мной грубо общались старшие лейтенанты и главнокомандующие, ко мне относились с презрением, потому что я «феминный», постоянно шутили, если возникали какие-то трудности со взлетом (чаще с посадкой, особенно при боковом ветре). Отвешивали замечания «летные права купишь?», «тебе с девушками встречаться надо, ах да…», «не гейское это дело воевать», и все в таком духе. Да, это по сей день происходит в нашем «демократическом» обществе. Но это закаляло меня еще больше.       Я беспрекословно исполнял все приказы и решил не уподобиться их действиям. Я помогал им даже несмотря на грубые подколы, и знаете, это помогло. Уже через несколько месяцев меня начали брать на тусовки, относясь как другу, а не как к гею, который только и думает, как бы посмотреть на члены своих друзей.       Так я отучился пять лет на пилота и вступил в ВВС. Тогда я принял участие и сделал несколько вылетов во время Тайваньского восстания, когда мною были обезврежены несколько военных объектов на границе. Потом я совершал ночной облет уже не на тактическом истребителе, а на разведывательном самолете, где обнаружил несколько лабораторий, о чем срочно доложила начальству. По окончании спецоперации я получил медаль за боевые заслуги. Свою первую медаль. Я гордился этим, однако моя семья боялась. Еще бы. Ваш единственный ребенок участвует в войне, и ты никогда не знаешь, вернется он или нет. Но я возвращался каждый раз.       Когда закончилась эскалация в АТР, мир вздохнул (насколько это было возможно), и мне выпала невероятная возможность — я попал на практику в ВВС Франции.       На самом деле я чувствовал себя несколько опасно. Я знал о нападении Германии на суверенные территории Польши и боялся войны. Я знал какого это, слышал о том, что творят солдаты с людьми. Я знал, что страдали мирные люди, но я понимал, что выбора нет. Кроме того на моих руках, в том числе, есть кровь мирных жителей. Иногда я не мог спать от этого… Мне снились горы трупов, хотя я их не видел в реальности, снились окровавленные дети, и часто я просыпался в холодном потому, но знал — это был мой выбор. Мы все были обучены на защиту родины, в нас был воспитан патриотизм и с этим было ничего не поделать. Армия меняет людей, убивая в них человечность, но в мире лицемеров это не так уж плохо. И когда я увидел репортаж по одному из правительственных каналов о том, что Корея и Франция объединяются, во мне были смешанные чувства.       Я знал, что на этом конфликт не остановится, что у наших стран не хватит сил, поэтому вскоре туда вступили США и Великобритания, практически как во Второй Мировой войне… Это была она. Это была Третья мировая война, пока достаточно тихая, но война.       Этим утром я закончил играть на фортепиано Бетховена и Баха. Мама была на кухне и у нас как всегда работали новости. Там рассказывали об очередных жертвах и провокациях со стороны немецких военных все еще в Познани.       — Они двигаются очень медленно, — говорила мама, — но двигаются! Где же помощь наших стран? Где деятельность УФКБ?       Я вошел в светлую кухню:       — Мама, они не могут ввести сразу все войска, — начал я, — иначе будет слишком много жертв, никто этого не хочет, поверь мне. — Я сел рядом с ней за стол.       Она держала руки на стеклянном столике, положив на них голову. В ее глазах был страх. Страх за наш мир. Страх, что они дойдут до нашей страны. Ты никогда не боишься войн, пока не столкнешься с этим лицом к лицу, ты думаешь, что с тобой это никогда не произойдет, но вот это случается.       — Что же они творят, — качала она головой. — Зачем это все?..       — Мама, — говорил я, внимательно смотря репортаж с места событий, — правительство не думает о таких мелких вещах, как человечность и население. Оно думает о более глобальном уровне: о власти, о деньгах, о роли государства на мировой арене… Мы им не важны. — Пожал я плечами.       Она тяжело вздохнула и переключила канал, качая головой и быстро моргая, чтобы не видеть картину трупов, но я видел, и они никогда не уходили из моей головы.       — Ты собрал вещи? — грустно говорила она.       — Да, мам.       Чайник выключился и громко запищал.       Встав со стула, я достал нам две чашки, насыпал пару ложек растворимого кофе и поставил на стол перед собой и перед ней. Мама выглядела изнеможенно, уголки губ были опущены, а пальцами рук она касалась заусенцев, которых стало еще больше, только она узнала, что мне придется уехать во Францию на пол года.       — Мам, — я коснулся ее рук ладонью, — все будет хорошо. Я пройду быстро практику, может останусь там работать, смогу вам с папой купить там квартиру, и вы переедете ко мне! Мы будем жить с вами в Европе, в Париже, разве не здорово? — улыбался я.       — Кто нас там ждет, Тэхен? — говорила она. — Тебя еще может и ждут… Ты умный, знаешь язык, пилот… А мы? Что мы с папой будем там делать?       — Ну как же? — я улыбался и пытался разрядить обстановку. — Вы будете отдыхать, а я буду конструировать AirBus в Тулузе и обеспечивать нас.       Она тихо посмеялась, но я видел, что она волнуется и не хочет, чтобы я уезжал.       — Будете ко мне приезжать, — продолжал я. — Я вам сниму отель!       — А если границы закроют, как мы сможем к тебе улететь… — Она покачивала головой, прикрывая глаза.       — Тогда я прилечу за вами на истребителе. — Я гордо поднял голову и отдал честь.       Мама наконец-то тихо посмеялась и вновь вздохнула. Я все так же касался ее руки, а улыбка не сходила с ее лица, но было видно, что она специально удерживает ее, чтобы вновь не опустить уголки губ, изображая лишь сожаление.       — Оставляешь нас…       — Мам, — вздохнул я, убирая слегка вспотевшие ладони с ее рук, — ты знаешь, что это была моя мечта. К сожалению, уже нет пути назад, как бы мне или тебе не хотелось.       Мама грустно кивнула несколько раз и тоже сделала глоток кофе.       — Мы никогда не думали с папой, что наш сын станет военным, — ухмыльнулась она, закатывая глаза, словно все еще не верила в это.       — Я тоже, мам, — посмеялся я. Хотя конечно я знал об этом… Я шел к этому всю жизнь.

***

      Днем я собрал все свои вещи в огромные два чемодана. Мария не могла проводить меня завтра в аэропорт, поэтому этим вечером мы встретились в центре города посидеть в нашем любимом кафе и попрощаться.              — Не могу поверить, что ты улетаешь в такое напряженное время, — говорила она, пока мы ждали, когда принесут наш заказ. — А если мобилизация? То что?       — Ничего, я обязательно вернусь, — сказал я.       Та закатила глаза и раздражительно покачала головой.       — Зачем тебе это? — она будто не слушала меня, а думала о чем-то своем. — Неужели ты готов свою жизнь отдать за благосостояние своей страны? Это того стоит? — Та хмурила брови и поправляла рукой темные волосы, которые выпали из-за уха, и она вновь заправила их, скрещивая руки на груди.       — Кто-то должен этим заниматься, — сказал я. — Мария, это… Это не благое дело, гордиться тут практически нечем, но я знаю, что приношу пользу обществу…       — Какому обществу? — Она возмущенно развела руками. — Разве оно стоит, чтобы для него что-то делали?       Я тут же замолчал. Я предпочитал не обсуждать с ней политику, войны и наши политические предпочтения, так как они резко отличались, в особенности после того, как я участвовал в военных операциях. Даже несмотря на это она часто поднимала разговор, который всегда приводил к ссоре, и сегодня мне точно этого не хотелось.       Слава богу в это время приятной внешности официант поставил перед нами кофе и салаты. Мария встряхнула головой и, натянув улыбку, поблагодарила его, тут же принявшись за еду. Ее грудь быстро поднималась и опускалась. Кушала она нервно, резко разрезая кусочки хамона в салате. Я смотрел в окно и понимал, что сегодня последний день, как я слышу родную речь, вижу свой город и семью.       — Мария, — начал я, — мы через столько всего прошли вместе, пожалуй, ты единственная подруга, которая была со мной на протяжении стольких лет жизни. Если у тебя будет возможность, обязательно прилетай ко мне, — улыбнулся я.       Она подняла взгляд и я увидел в нем то, чего не наблюдал давно. Он был мокрый и блестящий. Я видел, как слезы скапливаются в уголках ее карих больших глаз, но та тут же сделала глоток кофе и, громко выдыхая, все еще улыбаясь, смотрела на меня, всем видом говоря, что преувеличила.       — Я же не на войну еду, — улыбнулся я. — Обычная практика. Просто кто-то работает с учениками, а кто-то летает на истребителе. Для меня сделать вылет, как для тебя сходить к одиннадцатикласснику. — Пожал я плечами.       Та молча кивала.       — Просто… Я так привыкла, что мы всегда вместе, я буду скучать. — Та сжала губы.       — Ничего, я буду звонить тебе каждый день сразу после того, как пообщаюсь с родителями. — Я чмокнул ее в щеку и сел за столик.       — Чуть не забыла! — Она взмахнула рукой и потянулась к сумке. — Возьми, пожалуйста, это! — Та протянула мне коробку, обернутую бантиком.       Я вопросительно взглянул на Марию и взял подарок. Коробка весила немало, и я чуть не уронил ее, не ожидая, что та такая тяжелая.       — Что это? — спросил я, крутя ее перед собой, рассматривая. Внутри было что-то тяжелое и перекатывалось. — Это бомба? — посмеялся я. — Ты сразу решила меня снарядить?       Она засмеялась.       — Это подарок Майклу. — Она откинулась на спинку стула. — Там бутылка соджу и какие-то лекарства, они у нас дешевле. Майкл просил, чтобы я передала это ему через тебя, — говорила та.       — О, он знает, что я прилетаю?       Меня обрадовала эта новость, потому что я летел в город, где у меня никого нет абсолютно. Я ездил по Европе в путешествия, но никогда не был во Франции. Я был в Италии, Германии, Великобритании, Португалии и Испании, проездом и в других странах, а вот Францию почему-то мы обходили стороной.       — Да, я сказала ему. Он даже может тебя встретить. Если необходимо, то покажет город, может познакомит с кем-то, — улыбалась она. — Главное передай ему посылку!       Мне стало спокойнее на душе, хотя бы там я буду не один.       — Обязательно, — улыбнулся я. — Надеюсь, из-за нее у меня не будет перевеса.       Мы тихо посмеялись.       Это был прекрасный вечер. С завтрашнего дня меня ждала абсолютная новая жизнь, можно сказать, в другом мире, и честно сказать, я был безумно рад этому. До поры до времени.

      ***

      Мой вылет был рано утром, в девять я должен был быть уже в самолете, поэтому уже в семь приехал в аэропорт. Ночь я не спал, просто не мог сомкнуть глаз, как это часто бывало со мной перед поездками. Я обдумывал, как буду там жить, что буду делать, во сколько надо быть в аэропорту, чтобы не опоздать.       Было поздно, спать никак не получалось, и я решил выпить чая. Тихо прошел на кухню, закрыл дверь и включил новостной канал.       — … мы выделим военную поддержку Франции, если потребуется, — вещал президент моей страны на собрании УФКБ, где на заднем плане стояли флагштоки с огромными Американскими, Британскими, Корейскими и Французскими флагами. — Наша страна обладает порядком ста тридцати шести единиц самолетов дальнего полета Ченду-20. Корейская сторона настаивает на капитуляции немецких войск с территории Лодзя…       — Уже Лодзь… — По моей спине прошелся холодок.       Только недавно войска были в районе Познани и уже дошли до Лодзя. Это очень быстро, ведь прошло-то всего-навсего несколько месяцев. Порядка двух, я думаю. С учетом того, как оснащена немецкая армия, это действительно быстро, а ведь они почти не использовали высокоточные ракеты, лишь пехоту.       — Кроме того, Корейская сторона настаивает на переговорах с канцлером Оскаром Лафотеном, если договоров не состоится, нам придется ввести в ход корейскую боевую артиллерию со стороны Хосю…       Чем больше я слушал послание президента, тем страшнее мне становилось. На этих словах я тут же переключил канал, и там опять были новости, потом еще раз и опять… В конце концов, я выключил телевизор вовсе и зашел в Инстаграмм. Я листал Риллсы и мой мозг не думал ни о чем… Однако в моих рекомендациях постоянно были самолеты, танки, фортепиано и спортзал.       У меня светилось новое сообщение в директе. Это был Майкл. Я открыл его страничку и быстро полистал. Не знаю почему, но я ни разу не видел его Инстаграмм… Мария часто говорила мне о нем, но никогда не показывала. Он был приятной внешности американец, который переехал в Париж по учебе и теперь работал, насколько я знаю, в одной из либеральных партий, вроде бы он даже спонсировал движения «желтых жилетов» в 2019 году. В общем, мужчина был очень обеспеченный и, так сказать, «продвиженец». Демократия, свобода слова и так далее. Все то, до чего моей стране как Польше до Марса.       У него было в районе семиста подписчиков, много комментариев, причем достаточно много от девушек, и у него часто мелькал мужчина корейской внешности на фотографиях. Они фоткались с дорогой тачкой, на тусовках, а на фотках больших компаний всегда стояли рядом. Я приблизил его фотографию: темные как смоль волосы, большие для корейца глаза, очень милая улыбка, но что-то в нем меня смущало. В его взгляде было что-то зловещее, но это только придавало его внешности шарма. В общем, ничего особенного, обеспеченные парни, предпочитающие отрываться в клубах и снимать девок, ничего необычного.       Я зашел в директ и открыл его сообщение:       Привет, это Майкл. Мария сказала, ты прилетишь в двенадцать часов. Я могу забрать тебя из аэропорта, такси тут дорогое)

      Привет! Спасибо, огромное! Я напишу тебе, как буду вылетать, считай примерно одиннадцать часов.

      Я отправил сообщение и закрыл Инстаграмм. Через час я пошел будить родителей — они оба хотели проводить меня до аэропорта.              Пока мы ехали, внутри все сжималось. Казалось, что желудок пустой и меня стошнит, хотя я плотно позавтракал перед аэропортом. Это все было волнение. Волнение перед неизвестностью. Мы доехали до аэропорта достаточно быстро, мама постоянно спрашивала, взял ли я билеты? А паспорт? А наличку? Карту? Щетку? Форму? Это напоминало мне о поездках, когда ты с утра, не выспавшийся едешь в аэропорт, понимая, что уже сегодня вечером будешь засыпать в другой части света. Невероятно.       — Ну что, сын… — сказал папа тяжело вздыхая, стоя у входа в терминал. — Знай, что я горжусь тобой!       Когда он сказал это, мои губы затряслись, он говорил мне это слишком редко. Он был мне не родной, но я об этом даже не помнил. Кажется, я всегда звал его папой. Он жил с нами с моих двух лет. Я склонил голову и еле сдерживал слезы. Сантименты.       — Я рад, что воспитал такого замечательного человека. Дерзай! Мы с мамой тебя любим больше всего в жизни, обязательно пиши и звони нам!       Он добро улыбался мне, а я подошел и крепко обнял своих родителей. Это единственная вещь, ради которой я готов умереть и ради которой я отдам все на свете, лишь бы видеть их и их улыбки.       Мама подошла ко мне и крепко, еще крепче чем папа, обняла, что мне даже стало немножко больно, но было все равно.       — Мам, пап, я люблю вас очень-очень, — тихо говорил я, когда на мамином лице появились слезы. — Клянусь, я вас не подведу. Вы будете мной гордиться!       Я вытер слезы и поднял ручку чемодана. Еще раз взглянул на них. Они улыбались, и мама приобнимала папу, держа голову у него на плече. Я кивнул и направился ко входу в аэропорт, в новый мир. А про себя думал «лишь бы война обошла нас стороной».

***

      Наш самолет задержали на сорок минут, как я и предполагал. Я уже сидел на своем месте и зачем-то изучал правила поведения при ЧС. Забавно, но в редких случаях это действительно помогает спастись, жаль, что лишь в одном из десяти… Вскоре рядом со мной сел мужчина средних лет и случайно задел мою ногу, когда устраивался в кресле.              — Ой, извините, пожалуйста. — Он был светловолосым, в районе сорока лет, как мне показалось, легкая небритость, темно-синий спортивный костюм.              — Ничего, — я отмахнулся рукой и убрал в кресло бумажку.       — Отдыхать летите? — спросил меня мужчина.              — Нет, учиться, — ответил я мужчине, не будучи сильно заинтересованным в разговоре и показывал это всем своим видом.       — Вы молодец, обворожительный, еще и учиться едет во Францию, — говорил он.       Я сразу понял, что мужчина хочет со мной познакомиться. Тема знакомств была для меня сложной. Общаться с мужчинами, даже несмотря на то, что я учился только с парнями, мне было сложно. Вероятно потому, что я гей и знакомиться в Корее лично мне было страшно. И из-за этого я чаще относился к ним как к друзьям. Но обычно мне просто было, на удивление (!) не о чем с ними разговаривать. Часто мне встречались мужчины далекие от моих интересов. Их не интересовала авиация, политика, история, музыка, ничего. С моим молодым человеком во время службы мы могли обсуждать лишь самолеты, модели двигателей и кто лучше справляется с нанесением точечных ударов по объектам. Но я человек и мне иногда хочется поговорить о чем-то другом, кроме самолетов! А он не мог. Собственно, поэтому мы и расстались. Только я закончил службу, мы просто перестали общаться. Это было обоюдное решение.       — А на кого учишься? — спросил он. — Я, кстати, Джон, — говорил мужчина.       — Очень приятно, Тэ, — говорил я.              Для иностранцев я всегда представлялся сокращенным именем Тэ. Имя Тэхен они часто коверкали.       — Я военный пилот, — ответил я.       Его лицо это нечто. Он удивленно поднял брови, все морщинки, которые были незаметны до этого стали четкими параллельными волнистыми линиями, глаза стали огромными, словно он был персонажем аниме, подбородок будто сжался, а рот приоткрылся.       — Серьезно? Вы пилот? То есть военных самолетов? — Его гримаса так и не сходила с лица, чему я тихо засмеялся.       — Да, и такое бывает, военные пилоты не миф. — Я откинулся на спинку кресла и повернул голову к нему.       — Вы прям в армии?       — Да, в военно-воздушных силах Южной Кореи, еду получать практику, повышать квалификацию, так сказать. — Закивал я.       — А вы принимали когда-нибудь участие в войне?              Он с таким интересом расспрашивал меня о моей работе, что я не мог не рассказать ему обо всем. Все практически собирались и когда пассажиры сели, то самолет двинулся к взлетно-посадочной полосе. На новом Эирбасе был телевизор, где транслировались видео о поведениях в аварийных ситуациях, и стюардессам не приходилось развлекать пассажиров танцами роботов.       — Да, я совершал вылеты, — говорил я.       — Серьезно? Случайно не во время войны на Тайване?       — Да. — Я не стал исправлять слово «война» на «спецоперация», так как на английском они его практически не используют, да и спорить потом с ним мне бы не хотелось.       Но все бы ничего, однако в голове опять оказалась картинка… Черное небо, огромные кучевые облака, я так боялся, что они могут быть грозовыми, но времени не было… Связь по рации была плохая, видимость нулевая, так как начался дождь…       — Невероятно, — сказал он, и мои мысли вновь вернулись в прежнее русло. — И что скажете? Как оно? Как думаете, справимся с Четвертым Рейхом?       — Конечно, — улыбнулся я, — справимся, правда на стороне УФКБ. — Я сел ровно и прикрыл глаза, как бы намекая, что я устал.       — Может, мы обменяемся контактами? Я в Париже на две недели, могли бы прогуляться, поужинать вместе?       — Можно. — Я записал его номер.       Конечно, я с ним не встречусь, но так проще. Проще потом проигнорировать, чем сейчас неловко ощущать себя при нем все четыре часа полета, а если бы он начал настаивать… Не хочется афишировать свои наклонности в самолете.       — Только я очень устал и планирую поспать весь полет, — сухо ответил я, чтобы тот не докучал меня вопросами, после того как посчитал, что добился моего расположения.       Мужчины такие забавные, но это я понял уже давно.       — Есть, капитан. — Он шутливо отдал честь.       Я ухмыльнулся и закрыл глаза, заснув сразу же после фразы «we are ready to take off». После полетов на истребителях, взлет пассажирского Эирбаса для меня, как качание на гамаке. И я провалился в сон.

***

      — Мужчина, — услышал я сквозь сон тихий женский голос, — просыпайтесь, мы готовы к посадке. — Я приоткрыл глаза.       Передо мной, мило склонившись и улыбаясь, стояла стюардесса. На минуту я даже не понял, где нахожусь. Я оглянулся по сторонам. А да, я же прилетел в Париж…       Я взял в руки телефон и посмотрел в окно. Пейзаж был другой, невероятный… Застройка Парижа в разы отличалась от нашей. Идеально ровные улицы, светлые крыши домов, кое-где уже просвечивался линейный узор из фар машин. Все такое маленькое, словно игрушечное, пролетая дальше, улицы, как солнечные лучи, сводились к триумфальной арке… Невероятно… Я взглянул на часы. Время 11:30.       Мужчина рядом со мной уже не был таким активным и разговорчивым. Кажется, он боялся летать и выпил несколько банок пива, а может и того, что покрепче. Когда я повернулся к нему, он взглянул на меня уставшим взглядом и улыбнулся. Я поднял уголки губ в ответ.       Вскоре самолет сел, знак «пристегните ремни» погас, и я наконец-то смог отстегнуться. Первым делом я написал семье, что долетел, затем то же самое моей Марии, а после зашел в Инстаграмм, где было сообщение от Майкла.       Я выезжаю.       Он написал это около десяти минут назад. Я глубоко вздохнул. За окном было слегка туманно, но солнце уже ярко светило.       Все поднялись и зашумели, когда самолет подъехал к рукавчику. Кто-то говорил по телефону, кто-то снимал вещи с полки. Джон протянул мне мою сумку.       — Спасибо, — поблагодарил я его.       Он промолчал и улыбнулся.              По кармашку мы прошли в аэропорт. И всё как всегда. Я направился к ленте выдачи багажа. Аэропорт Шарль-де-Голля был огромный, наверное, сравнимый с Фуимичино или Ататюрка. Множество терминалов, огромный поток людей, куча выходов и знаков, что можно было бы заблудиться.       Я стоял у ленты и ждал свой чемодан. Почти все получили свой багаж кроме меня… Джон уже получил свой и все еще не уходил, видимо, хотел меня проводить… Вскоре табло погасло, выдача багажа остановилась, а мой так и не приехал. Вы что, издеваетесь…       — Черт, — прошипел я, — а как же мой чемодан? — Голос стал громче.       — Может, его не погрузили? — предположил он. — Такое часто бывает. Пройдем к стойке потерянного багажа?       О, капитан очевидность, я бы, наверное, не догадался, что надо было пройти к стойке, и что его не погрузили. Нет, он выпал, пока мы летели! Я был ужасно зол и последнее, что мне хотелось, чтобы мне докучали…       Все же Джон поперся за мной до кабинета. Там сидело двое человек и создавали видимость работы, перекладывали бумажки, рядом стояла чашка кофе, а рядом с ней пятно, где эта чашка кофе стояла раньше. Кондиционер работал очень сильно, что даже в спортивном костюме мне пришлось поежиться.              — Доброе утро, мой багаж не приехал, — говорил я.       — Пожалуйста, билет и номер багажа. — Я достал из сумки билет с приклеенной информацией о багаже.       Девушка, на удивление, быстро проверила с базой, сделала пару звонков и тут же ответила:       — Приносим наши извинения, его не успели погрузить в Сеуле, видимо, он упал с ленты. В течение двух дней мы привезем вам его. Скажите, только, ваш адрес.       Я обрадовался, что мой чемодан нашелся, но в то же время был зол. Что-то тут нечисто, хотя, может он и правда упал с ленты. Теперь два дня придется ходить в вонючем спортивном костюме… У меня же там все… Ладно, зайду в магазин и куплю все, что необходимо.       Когда я вышел из аэропорта, Джон наконец-то попрощался, вызвал себе такси и уехал, а я ждал Майкла и написал ему в Директ:

      Я у выхода G7, может напишешь номер? Так будет удобнее

      Через пять минут мне пришло сообщение с его номером, а также, что он уже почти подъехал, он будет на красном Порше.       На улице было очень тепло… Воздух был другой, пахло морем! Даже несмотря на то, что море было далеко. Дул ветерок, а небо было светло-голубого цвета, а не такого насыщенного, каким оно бывает в Сеуле. Я стоял, опираясь спиной о столб, скрестив ноги, как увидел красный Порше, который остановился прям рядом со мной.       Широко улыбнувшись, я помахал рукой Майклу и открыл тяжелую дверь машины.       — Где твой чемодан? — удивленно спросил он.       Надо признаться, Майкл был очень красивый и сладкий мужчина, теперь я понимаю, почему Мария так им восхищалась. Настоящий американец! Светлые, уложенные гелем волосы, черные очки, спущенный на край носа, что я мог видеть его глаза невероятно голубого цвета! Острые скулы, острый подбородок, очень накаченные руки, что даже из-под футболки четко было видно бицепсы и трицепсы.       — Он остался в Сеуле, — потеряно улыбнулся я, когда сел в машину.       — Серьезно? — Он широко раскрыл глаза, опустив очки еще ниже, почти на кончик носа, а затем завел машину, и мы поехали.       — Он упал с ленты, его привезут в течение двух дней. — Я смотрел в окно, на отдаляющийся аэропорт, куда часто садились или взлетали самолеты. Шасси касались полосы каждую минуту.       — О, это хорошо, — с облегчением сказал тот. — Может, мы тогда заедем в магазин? Ты купишь, что необходимо. Я помогу тебе, — предложил он.       — Не стоит, лучше поехали сразу к квартире.       Тот улыбнулся, показав белоснежные виниры.       — Тогда говори адрес.       Я сказал Майклу адрес своей квартиры. Она была достаточно близко к центру, и рядом были все необходимые места: аптека, продуктовый, метро, а также парковка (да, я управлял самолетами, но не водил машину, все с этого смеялись).       — Как полет? — спросил тот.       Майкл создавал впечатление очень приятного и отзывчивого молодого человека.       — Ой, прекрасно, я все время спал, — улыбнулся я, разглядывая французские домишки в окно. — Сейчас приду, освоюсь в квартире и тоже лягу поспать, так вымотался…       — Сильнее, чем от полета на истребителе? — посмеялся тот, включая поворотник, от чего тикающие звуки раздавались в тишине автомобиля.       — Да, — протянул я, улыбаясь, — гораздо сильнее!       Тот тихо хихикнул.       — Хорошо, а то я хотел уже сразу показать тебе Париж, познакомить с друзьями, позвать на тусовку, я уже рассказал им про корейского мигранта-военника, — пошутил он.       Я был вновь приятно удивлен. Еще до момента, как Мария сказала мне о Майкле, я думал скачать Тиндер и в Париже познакомиться с кем-нибудь, но это были крайние меры, либо мне пришлось бы идти в клуб, но и в клуб идти одному как-то грустно.       Закатив глаза от его шутки, я повернул голову в его сторону:       — Я с удовольствием, только сегодня я явно буду спать, а завтра… Если мне привезут вещи, я буду только за, но для начала мне бы хотелось немножко акклиматизироваться и понять, где я и что я, — говорил я.       — Да, без проблем. — Пожал тот плечами. — Если что-то понадобится, обязательно пиши, — сказал тот, когда мы почти подъехали к моей квартире. — Когда у тебя начинается практика?       — Через неделю, — ответил я. — Я специально приехал пораньше, чтобы спокойно освоиться, — улыбнулся я.       — Умно, ты и вправду мудрый парень, Тэ.       Я издал смешок и позвонил хозяйке. Еще в Сеуле мы договаривались, что в районе часа я буду у квартиры и позвоню ей когда приеду. К нам пришла полненькая француженка, прям такая, какую все бы и представили.       Низенького роста, коренастая, с ярко-рыжими покрашенными волосами, собранными в пучок, ярко-красная помада, и фиолетовое платьице в белый горошек, завязанное на черный пояс. Она очень громко и резво говорила, с сильным акцентом, наверное, мой английский слышали примерно так же, как я слышу ее сейчас. Женщина даже позабавила Майкла, который не мог сдержать улыбки, когда та радовалась моему приезду, несколько раз поблагодарив мою страну за помощь в войне (о которой я уже забыл), и вручила мне ключи, сказав, что никаких громких вечеринок, домашних животных, а все остальное я могу делать, но так, чтобы никто кроме меня об этом не знал и подмигнула.       Несколько раз я поблагодарил ее, после чего открыл ключом дверь. Квартира была очень милая, конечно, не сравнимая с моей квартирой дома, но очень даже неплохо. Там была всего одна гостиная-спальная, небольшая ванна с туалетом, где была расположена стиральная машинка (прям под раковиной). Ванная была достаточно неплохая, с новым ремонтом, в бело-бежевых тонах, как я люблю. Коридор и спальня были в сероватом свете, а паркет на полу был темно-коричневый. В коридоре стояла лишь обувница и пуфик, тумбочки не было, но она и не нужна, а в гостиной-спальне были телевизор, двуспальный диван-кровать, журнальный столик. Он был низкий и кое-где поцарапанный, но вполне себе. В углу стояло кресло-качалка, прям около окошка. А в конце комнаты был вход на кухню, что совмещалась с гостиной. Кухня тоже была покрашена в светло-серый цвет, там была микроволновка, холодильник и электрическая плита, как, собственно, везде в Европе.       Майкл прошел за мной, внимательно рассматривая квартиру.       — Очень уютно! — Он одобрительно закивал, когда я положил сумку на кровать и присел на диван.       Улыбка не сходила с моего лица, так как квартира превзошла все мои ожидания. На фотографиях она выглядела гораздо меньше, чем есть на самом деле.       — Да! — согласился я. — Просто чудно, мне достаточно. — Я хлопнул руками по своим коленям и потер их.       — Что ж, — вздохнул он. — Тогда я поехал, рад был увидеться! — улыбнулся он. — Буду ждать звонка.       Я широко улыбнулся ему.       — Я тоже, Майкл, спасибо за помощь! Ах да! — Я прикрыл рот рукой. — Тебе Мария передала подарок, но он в чемодане… Я тебе отдам, как только багаж найдут, — сказал я, убрав руки в кармашек на толстовке.       Он приоткрыл рот, вопросительно посмотрев, после чего вновь улыбнулся.       — Да, супер! — Он надел очки. — На связи, Тэ.       — На связи. — Я помахал ему рукой и закрыл за ним дверь.       Глубоко вздохнув, я собрался, сходил в магазин за продуктами, на что ушел еще час. Днем решил прилечь, и когда голова коснулась подушки, я тут же уснул, проспав до самого вечера, и только в семь открыл глаза.       Тогда я потянулся и почувствовал пустоту… Такую пустоту, пожирающую изнутри… Меня осенило, что я один. У меня нет рядом семьи, нет друзей, нет Марии. Мне стало так тошно, что вся моя радость и гордость за такое серьезное решение куда-то улетучились. Тогда я встал и прошел к холодильнику, достал бутылку вина, поставив ее на столешницу, а затем два бокала. Только я начал наливать вино, то вспомнил, второй бокал мне не нужен, его больше нет. Но я по привычке достал. Усмехнувшись своей глупости, я сел в кресло качалку. После чего, как и обещал, позвонил родителям, рассказав, как доехал, как познакомился с Майклом.       Закончив разговор, я блаженно прикрыл глаза. Бутылка была допита наполовину, и я ужасно хотел спать. Я взглянул на звезды, и мне вновь стало хорошо… От вина внутри было тепло, веки тоже были тяжелые и теплые. И тогда я подумал про себя, что все-таки, я счастливый человек. И лег спать. На удивление, я забыл выпить свои таблетки, но даже так кошмары мне не снились, потому что я невероятно устал.