***
Роше никогда не думал, что ему будет так стыдно просто сидеть в своём доме и завтракать. Конечно, нажираться в замке куда хуже, но вот эта иллюзия благодати и спокойствия — убивала. Город не понимает, что конкретно случилось, строит теории, мелкие оппозиционеры уже строчат свои писульки о том, с чего конкретно началась новая веха в истории Темерии. С отравления бывшего эльфского бандита, убийцы и душегуба, которого «партизанский регент» поставил командовать эльфской «недополицией». Вернон не любил слухи, не любил сплетников, но тут мог только молчаливо согласиться с ними. Всё так. В его столовой было светло, тихо, до омерзительности тихо. Вернон сидел в одной рубашке и простых штанах, без шаперона, закинув ноги на небольшой пуф. «Уже сидишь как барин» — ругал себя Роше. Сентябрь меж тем уже вошёл в ту фазу, когда стало по-настоящему холодно. Ещё было солнечно, но воздух был колюч и наполнен морозцем. В такую погоду благородные господа спят до двенадцати, а после, сладко отзевавшись, неторопливо одеваются с помощью слуг, наводят утренний туалет и выходят по своим бесполезным делам. — Милсдарь, чего-нибудь ещё? — робко уточнил Рауль, вернувшийся из ратуши, куда его отсылал Роше. Ратуша, надо сказать, местом была приснопамятным. Делишки там делались тёмные, а потому регентскому слуге частенько приходилось теперь туда наведываться. Впрочем, в дела Велерада Роше не лез, доверял ему в какой-то мере, не подозревал. — Нет, Рауль, спасибо. Я хотел поговорить вот о чём… — Роше поднялся со стула, — я знаю, что Иорвет просил тебя следить за Бригидой Пепеброк. Это так? Рауль похолодел, но не от страха наказания. Конечно, скорее всего Роше разведал это по каким-то косвенным признакам, но сам факт, что регент уже знал об их договорённостях с эльфским командующим… — Так, господин, — ответил честно юноша, выпрямляя спину, чтобы не выглядеть совсем уж жалко на фоне Роше, — он заплатил мне из своего первого жалования, чтобы я посмотрел, куда ходит милсдарыня Пепеброк. — Я знаю, что Иорвет подозревал её. Тебе известно уже, насколько серьёзная обстановка в стране. Я должен сделать так, чтобы виновники покушения были найдены в кратчайшие сроки и переданы суду. Понимаешь теперь, почему это так важно? Рауль задышал тяжело, его бледные веснушчатые щёки покраснели от напряжения. До этого момента Роше никогда не ругал его, был, в какой-то степени, по-отечески заботлив. — Понимаю, господин. — Это правда, что она ходила в предместья? — Роше смотрел строго. — Именно так. Но я за ней прямо не ходил, испугался. Мало ли… да и негоже за благородной дамой ходить, вдруг увидит? Вернон хмыкнул. Даже кметские сыны порой рассуждали в рамках «благородный-не благородный». Дама, ну конечно. Скорее всего, Рауль просто испугался, что Бригида бегает на встречи к какому-то мужчине. Или… Совершенно точно госпожу Пепеброк нельзя исключать из круга потенциальных подозреваемых. Нет, Роше не видел объективных причин ей выступать открыто против сложившегося порядка. Но запугать её могли. Один раз Бригида уже попадала в неприятную историю, связанную с политической смутой в стране. Итак, основной задачей стал поиск того, кто письмо передал виночерпию. Роше отправил Бригиду шерстить справочники в библиотеке. Узнать, где отпечатали — не составило труда. Конечно, знаком типографии оказалась лилия — это единственная и главная типография Вызимы. Она обслуживала королевский двор. Дальше дело завязло сильнее. Заказать бумагу мог кто угодно. И не обязательно напрямую. Вернон отправился в типографию. Он знал куда идти, помнил эту дверь, вывеску. Его встретило запылённое помещение, но достаточно светлое. Сквозь витражные окошки проглядывал свет с улицы. Мальчишки-работники сновали туда-сюда, таскали стопки листов. Мастер с несколькими своими учениками-подмастерьями обрабатывал тряпьё, потом — приготавливал из него бумажную массу, отливал лист, затем сушил. По сути, главным действующим лицом сего процесса был черпальщик, который, нагибаясь над большим чаном, черпал специальной формой с плоским донышком, и, сотрясая её, удалял избыток воды. Сырой лист бумаги передавался укладчику. Эти нехитрые действия работники типографии повторяли день изо дня. Напоминало слаженные действия солдат на поле боя. Такая типография в Темерии была одна. Её хозяин набирал себе в ученики очень избирательно. Заветной мечтой каждого такого подмастерья было стать настоящим «мастером бумагоделья». Однако, как и всегда бывает на предприятиях и в мастерских, на учеников сваливалась самая неприятная работа, в том числе, помощь мастеру в его домашних делах. Нередко мальчишки-работники жили впроголодь, а местный управитель постоянно поучал их, что «просто так не стать хорошим бумажником». «Бумажники» считали себя не простыми ремесленниками, они скорее в этом отношении походили на кузнецов: и те и те полагали себя творцами искусства. Вернон постоял немного, но почти сразу обратил на себя внимание. — Добро пожаловать, милсдарь! — поприветствовал его подмастерье, — чем мы обязаны вашим визитом? — Дело государственной важности. Мне нужен журнал посещений, — Вернон отчаянно тёр покрасневшие веки. Он слишком долго не спал. Он знал, что существует пытка бессонницей. Человек от этого сходит с ума в прямом смысле. Забавно. За собой он тоже стал замечать первые признаки лёгкого безумия: в зеркалах ему мерещились какие-то тени, в коридорах замка — тоже. — Как мы узнаем по одной бумаге, кто конкретно писал письмо? — вмешалась Бригида, оглядывая записи посещений и заказов за последний месяц. Действительно: нельзя было точно установить, когда отпечатан конкретно этот тираж бумаги, на котором написано послание. Однако, не так уж много было влиятельных заказчиков по всей Темерии. В основном аристократы и состоятельные граждане. — Так или иначе, другого выхода у нас нет. Придётся тебе вновь стать тихой как мышка, дорогая. Женщина улыбнулась и поправила золотистый завитый локон. Работник типографии, худой нескладный парнишка, перебирал в журнале посещений имена заказчиков. Когда же Роше надоело ждать, он спросил напрямую. — А за прошлую неделю? Две? — В прошлую неделю бумагу забирали… вот. Роше пробежался глазами по списку имён заказчиков. Вот — знатный вызимский купец из гильдии, вот — родовитая аристократка. Ни одной зацепки! Вернон не был раньше склонен к паранойе, но теперь ему правда думалось на кого угодно. Был бы человек, а мотив найдётся, ну как же… — Может, бумага давно напечатана была, милсдарь? — предположил юноша, смотря на Роше как на идиота, — вы можете и месяц назад посмотреть записи, но, уж извините меня покорно, нужно тогда всех проверять… Роше протёр влажное лицо рукой. Вот же идиот! Ну конечно, с чего он решил, что в этих многочисленных записях можно найти того, кто заказал бумагу для этой конкретной записульки? Вряд ли «слуга в маске» прямо так сюда и заявился. Нет, конечно. Он пришёл как и все посетители, представился именем своего господина или кого-то другого. Что более вероятно — бумагу тут заказывали давно, может, месяц назад. Да, значок типографии был определённо точный, но это никаких улик не давало. Херовый из тебя детектив, Вернон Роше. — Я же говорила, что это бессмысленно, — пожала плечами Бригида, кутаясь в плащ с меховым воротничком — уже было достаточно прохладно. — Тогда придётся искать в другом месте. А лучше — продолжить опрос свидетелей, — тихо сказал он ей, выводя из типографии. — Баронесса? Графы? Послы? — перечисляла Бригида и как-то странно моргала глазами. — Может быть, — пространно ответил Роше. — Я спешу, Роше, — вдруг оборвала его Бригида. Резко и капризно. — За нильфами смотри. Бригида в ответ улыбнулась и её губы, накрашенные розовой помадой, показались ему зияющей пастью зверя. Роше вздрогнул и тряхнул головой. Куда так спешит Бригида, он не стал размышлять. Нужно было встретиться с Талером. По крайней мере, его агентура куда только не залезала. Талер был скупщиком краденного, был башмачником, теперь станет кем-нибудь ещё. Наверняка он просто ищет не там. Или не хочет видеть очевидного. Эльфы Иорвета отправились на болота, сообщить всё-таки о произошедшем Яевинну и его разведчикам. Вполне возможно, те замечали как кто-то незнакомый появлялся в предместьях и окрестных лесах. Вернон решил не отметать все пришедшие на ум теории. Но он не мог допрашивать без особых улик, тем более — Марию-Луизу. Нет, хоть баронесса и не нравилась Роше, она не была дурой. Она как никто другой понимала, что только он и фракция сторонников королевы могут обеспечить и ей спокойную жизнь. Тяжело быть фавориткой короля, но матерью королевы — тяжелее. И всё-таки, главную выгоду от смерти нынешнего регента могли получить только две стороны: темерские аристократы, которые хотят посадить на его место своего кандидата или реданцы. О, он слышал эти слухи ещё давно, но не ожидал, что кто-то действительно может мечтать о королеве Адде на престоле Темерии и Редании. Неужели нашлись люди, мечтающие о независимом Севере? Роше сделалось гадко. Он пожертвовал независимостью Темерии, отвоевал им мирные годы, а некая группа заговорщиков, по-видимому, хочет вернуть всё вспять. Снова втянуть его родину в войну, а может, просто устроить такую междоусобицу, что Нильфгаарду будет только легче поглотить остатки независимости на Севере. Если принять на веру эту версию, то заговорщики хотят устроить смуту в стране. Тогда Нильфгаард либо примет нового властителя, либо устроит кровавую бойню, залив алыми реками города и сёла Темерии вновь. Королева Адда… насколько невероятной была эта перспектива? Счёт шёл уже даже не на дни, а на часы. Все это понимали. Наталис ждал Роше на военный совет, Талер — собирал свою агентуру, изрядно «покоцанную» разведкой Нильфгаарда во время войны.***
Бернарда Дуката, человека, несомненно, неординарного, он обнаружил в его «доме». Домом, что немаловажно, Бернард назвал временное убежище в Храмовом квартале. Роше пришёл, плотно укутанный в плащ, так, чтобы лица не было видно. Талер, без сомнений, что-то да и перехватил ещё. В прошлый раз он материл его искренне, с превеликим удовольствием. Было за что. На верноново «здорово», Талер ответил «пизда у коровы», пожал сукиному сыну руку. Так ругаться как Талер не умел ни один сапожник. Да и на кой хер сапожнику ругаться — работка спокойная, пыльная и грязная слегка, но старине Дукату вот иногда приходится и в говно по шею влезть, и шпионов по кускам собирать. Вот и мягчит сердце зубодробительная рифмованная брань. В помещении было сыро и мрачно, а сентябрьский холодок уже задувал в расщелины хлипких ставней. — Ну что, допрыгался, королевич? — Талер выглядел так, словно готов был броситься на него и отчитывать, несмотря на деловитую замершую позу. — Что у твоих людей? — без лишних церемоний перешёл к делу Роше. — Что у моих людей? Ну гляди. Целая, мать вашу, повесть о том, как вы с Иорветом валялись на сеновале в предместьях. Любовная лирика! Я её ночами перечитываю, смеюсь и глупую трою рожу вспоминаю. Литературный, мать его, шедевр. Ты б хоть ну… в коморку какую его отвёл, раз уж трахаться собрался! И на твоё счастье — эти записульки перехватывают мои люди. До верхушки они не доходят. — Мало тут радости. Слухи уже пошли. — Пошли, а ты как думал? — хмыкнул Бернард, передавая ему шпионский отчёт, — Я вот думаю. Думаю с той блядской ночи как траванули твоего хахаля. А не наши ли соседушки в этом замешаны, а? Вернон потёр переносицу и вдохнул шумно. В комнатушке было пыльно и темно. Ну и места выбирает Талер. Сердце стучало так, что отдавало эхом в ушах. Он сжал бумагу, не так сильно, чтобы скомкать, но достаточно, чтобы следы от нервных пальцев остались на поверхности письма. — Я тоже уже думал. — Отставить панику, ёбаная мама… поступим вот как: внедрю своего агента. В нильфское посольство, в дворянские круги. Что-нибудь перехватим. Если у кого-то заговор с реданцами, то они наверняка перекидываются записочками. Сечёшь? «Всё гениальное просто» — пронеслось в голове у Роше. Конечно, без Талера и его связей он ничего бы не смог. Глупо было полагать, что он, будучи окружён кольцом возможных врагов, сможет выйти на след самостоятельно. Итак, игра начиналась. Необходимо было найти крайнего — того, за кем потянется ниточка. — Секу. — И вот что. Понимаешь, у этих пидоров всегда одинаково же: есть кто-то, кому выгоднее всего, а он уже привлекает к себе сообщников. Кого-то запугивает. А кому-то просто от пирога хочется откусить. На нильфов не думай, нахер им тебя травить? Император не дурак, Вернон. Те, кому нужен весь этот пиздец в Темерии специально хотят увести тебя по ложному следу. — А зачем им перекладывать вину на нильфов? Кто поверит в то, что Нильфгаард сначала утвердил на должность регента меня, а Анаис признал королевой, а потом всё это похерил? — Бошка ты пустая! — Талер оскалился недовольно, — Потому что Иорвет яд выпил! Они ж как думали: ты сдохнешь, а там никто уже не будет выяснять из-за паники, кто травил. Найдут крайнего, да хоть скоя’таэлей твоих! Понял меня?! Роше ощутил, что ему становится нехорошо. Он ведь отправил Бригиду следить за «чёрными». Какой же он дурак. Свалить отравление на скоя’таэлей или нильфов — неплохой план. Никто разбираться не стал бы, все ринулись бы делить пирог темерской власти. А теперь заговорщики наверняка поняли, что их схватили за хвост. Затаились. Или готовят новый акт этой драмы. — Я идиот, — Роше вытер влажное горячее лицо рукой. — Что ещё ты успел натворить? — Я идиот, потому что тоже искал сначала следы в Нильфгаарде, в Офире. Трисс Меригольд, чародейка, выяснила что яд из Офира, вот мы и допрашивали посла их. А потом виночерпия. Так этот мудозвон раскололся, что ему чей-то слуга яд передал и записочку. — Вот что-то мне подсказывает, что в деле замешаны старые знакомые. Но ты последи за баронессой и её роднёй получше. На всякий. А я пока пошуршу тут, тихонько, как картофельная моль. — Есть ещё кое-что, — тихо добавил Роше, когда Дукат уже был готов отпустить его на все четыре стороны. — Валяй. — Я снова связался с Бригидой Пепеброк. Попросил её проследить за нильфами, за послом, за баронессой, пособирать улики, может, под кого-нибудь улечься и… — Ты что?! — Талер чуть не выронил монокль из глаза. — Хуже, Талер. Мой слуга, Рауль, видел, как она с кем-то встречалась в предместьях. У твоих людей на этот счёт нет ничего? — Роше постучал по трухлявой деревянной стенке. — О-х-у-е-н-н-о, — по слогам проговорил Талер, — ты совсем головы лишился на радостях? Это ж Пепеброк, мать её, откуда ты знаешь, что она не агент заговорщиков? Медноголовый опездал ж ты! Ох ёпт… Определение, данное Талером, было очень ёмким. Роше даже не стал спорить. Почему он вообще решил, что на Бригиду можно положиться? Это было наивно. Никто не знает, но, быть может, Пепеброк уже греет постель какого-нибудь реданского агента. Или вытворяет что-нибудь ещё хуже. — Значит, ничему меня шпионские игры не научили. В Новиграде с Дийкстрой вот тоже вышло же… — Хуёво вышло, что уж тут. А не думал ли ты, что в Редании давно прознали, кто укокошил милостью богов короля Редании Радовида V Свирепого? — намекнул Талер, дабы подкрепить догадки. — Значит, это дело рук реданских аристократов? — Роше пошарил в поисках кисета с табаком. — В Редании стоят нильфские войска. До сих пор. Правит там фактически — эмгыров наместник, только на словах там Адда королевствует. Оккупационный режим, но такой, нежненький, хе-хе. Роше закурил. Интересно аж стало, о чём сейчас думает экс-принцесса-стрыга? Грезит о власти или мечтает, как бы скинуть с себя ярмо нильфских захватчиков? Где-то на улице противно зазывала торгашка, расхваливая свои лимоны. Пойти что ли и купить у неё эти чёртовы лимоны?.. — Адда нильфам нужна чтобы сдерживать недовольные народные массы, которые могут восстать, — рассуждал Вернон, — но они не учитывают, что оставив в живых королеву, они и реваншизм могут подогреть. Кто ж знает, может Адда захочет захватить трон Темерии? — Может и захочет. Хер их всех разберёт. Да уж, из одного говна в другое нырнули! Если Адда устроит восстание, нильфам придётся снова залить Север кровью. Виноватым в этом будешь ты, — хрипло процедил Талер. — Почему я? — наивно поинтересовался Роше. — Потому что ты — крайний. А ещё ты ставленник императора. Вот и всё. — И тогда мятежники захотят мою голову, — Роше потирал пальцами потрескавшуюся трубку. У Вернона внутри всё похолодело, как в заброшенном хозяевами саду, тронутом первыми беспощадными заморозками. — Давай смотри-ка, как бы твой Иорвет совсем пиздой не накрылся, — заключил Дукат, тоже закуривая, — я тебе письмецо-то передам. Ну, как дело сдвинется. Роше вышел от Талера в сизую улицу Храмового квартала. На душе было тяжело. Наверное, терпение и выдержка впервые за долгие годы стали давать трещину. Трещина в душе разрасталась, грозилась превратиться в настоящий обвал. Месяцами раннее ему наивно казалось, что всё очень просто. Он снова полез в котёл с кипящим варевом и обжегся, как любопытный щенок. Ничему его жизнь не научила, а голова седая. Иногда Роше ненавидел Вызиму. Ненавидел и за то, что сам был её порождением. Вернон свернул в подворотню. В городе, конечно, слухи расползаются ужасно быстро. Краем уха он слышал как кметы обсуждают последние новости. Голоса торговки уже не было слышно. Где-то в закоулке завыла бездомная собака. Роше хрипло засмеялся. Собака отчаянно оттряхивала грязную и мокрую шерсть. Псина выла. Роше глянул на неё, подошёл поближе. Руку тянуть не стал — слишком уж измазавшейся была дворняжка. — Что, дружок, тоже невесело тебе? Жрать, наверное, хочешь… — качал он головой, смотря в добрые собачьи глаза. Животное подошло доверчиво к человеку, обнюхало солдатские сапоги, ещё раз глянуло в надежде, что у того найдётся что-то съестное. Но Вернон только вздохнул устало, всё-таки потрепал слегка собаку по макушке. Кажется, небо начинало темнеть.***
В замковом дворе уже отцветали кустарники, только в теплице неизбывно цвели душистые розы — алые, белоснежные, янтарно-оранжевые. Кажется, запахи мешались в единый тусклый осенний аромат. Слишком хороший вечер, слишком он спокойный и благостный. Как всё невовремя. Вернон нервничал, измерял сапогами дорожки, прижимался к каменной стене, по которой вилась лоза. Йестин, шпион из иорветова отряда, нашёл его ближе к полному закату. Юный эльф практически вылетел стрелой, подбежал к нему. Этого эльфа Роше хорошо запомнил ещё по тем ранним годам, когда был «охотником на эльфов». Запомнил, потому как тот был явно самым младшим (это читалось не по внешности, так как Seidhe были вечно молоды на вид, а по повадкам и поведению во время боя). — Чародейка вышла из транса, — сообщил Йестин, потирая сапогом брусчатку, а потом его взгляд изменился, стал беспокойно-стеклянным, — но командир… — Что? — Роше хотел прирыкнуть на юного эльфа, но вышел просто усталый и отчаянный вздох человека, готово услышать самую худшую новость в своей новой жизни. Гораздо страшнее мнимой перспективы восстания в нильфгаардских провинциях и самой Темерии. Где-то в замковом саду пела вечерняя птичка. — Он пришёл в себя. Но ему очень плохо и… Это оборвавшееся «и» отозвалось внутри слишком ярко, чтобы позволить эльфу договорить. Вернон схватил его растеряно за плечи. А потом бросился в замок, впервые в жизни чувствуя, как мало у него времени. Спиной Роше ощущал, что Йестин не стал догонять его. Говорят, что когда умираешь, то перед глазами проносится вся жизнь. Роше ещё не умирал, чтобы узнать на практике, но уже знал, что перед ожиданием возможной чужой смерти — именно так. В голове то и дело вспыхивали образы их общего прошлого. Вот он видит эльфского атамана в первый раз: Иорвет стоит на небольшом холме, а потом спрыгивает с него. Вот он отпускает Иорвета, не решаясь добить, одним сильным ударом снося голову. Вот Новиград и крепкие, но неожиданно ласковые и жаркие руки тянут его на себя. Роше не задумывался о том, что их в действительности связывает. Говорят, существует загадочное предназначение, которое тебя не спрашивает, а просто ведёт по своей дорожке. Связанные предназначение всегда найдут друг друга. Было ли это роком предназначения или чем-то другим, Роше уже не гадал. Ноги сами несли его, но он каким-то шестым чувством понимал, что конкретно он увидит в лазарете. Иорвет умирал, так ничего и не узнав. Роше вдруг увидел перед собой лицо Иорвета. Обычно спокойное, слегка насмешливое, порой оно превращалось в самое невообразимо-ласковое. Иорвет улыбался редко, но когда улыбался — правая сторона его лица, изуродованная увечьем, криво дёргалась, улыбка выходила надломленной, но по-своему очаровательной. Роше не обманывался: Иорвета боялись многие. Боялся ли он сам? Порой — да. Что-то было опасное в этом скоя’таэле, но это было то ощущение опасности, которое испытываешь от удовлетворения встречи с равным соперником. Они были равны, но различны. Кто они друг другу? Он не смог его убить, Иорвет — тоже. Встреча, случившаяся в Новиграде, общий риск и понимание, что топор войны закопан — что всё это им дало? Та близость, что случилась между ними пару раз, на что она была похожа? Роше пытался вспомнить, как же ощущались на коже прикосновения рук скоя’таэля. Обычно тех, кто состоит в подобной связи, называют лаконичным словом «любовники». Роше не употреблял по отношению к ним ни одно из таких определений. Но что-то было. Что-то, что Вернон начинал осознавать только теперь. Иорвет, приехавший с ним в Вызиму как победитель и побеждённый одновременно, был близко и далеко. Дело было вовсе не в похоти или банальном желании экзотики. Но Роше не любил Иорвета. Иорвет тоже его не любил. Какая чушь, о какой же ерунде он думает. Хорошо, значит, переживает он из-за чувства вины. Чувства долга перед доверившимся бывшим врагом. Перед королевой. Перед ней — особенно. На коронации он обещал служить ей верой и правдой, обещал беречь и защищать от врагов. Что будет с ней, если в их разговоре с Талером есть зерно правды? Адда всё ещё может захотеть смести с дороги свою младшую венценосную сестричку. Такую же бастардку, как и она сама. И всё-таки его мысли занимала сейчас не королева. И не Темерия. В коридорах было темно и только свечи в подсвечниках тускло освещали каменные стены замка. Лазарет, а точнее то помещение замка, которое исполняло его роль, был уже совсем близко. Обыкновенно, если монарху случалось занемочь, то лечили его прямо в собственной спальне, не было нужны переоборудовать целую комнату под помещение импровизированной королевской больницы. Однако, Иорвета было слишком опасно переносить прямо в город, в лечебницу. Поэтому все эти дни эльфский командир находился в замке. В этом был свой риск, но Роше надёжно позаботился о том, чтобы королевские гвардейцы охраняли двери в его покои. Сначала Роше хотел остановиться, постоять немного у дверей, подумать ещё чуть-чуть, отсрочить неминуемое. Но, как гласит народная мудрость — перед смертью не надышишься. Перед чужой тоже. И всё-таки Вернон принял волевое решение не медлить. Минутой позже, минутой раньше. Возможно, предназначение ещё оставило ему шанс. С Трисс Меригольд, выскальзывающей стройной тенью из дверей комнаты, он столкнулся, едва не сбив её. Он опустил взгляд, а чародейка подняла на него глаза. — Как он? Ему лучше? — глотая тугую слюну, спросил сдавленно Роше. — Мне очень жаль, — ответила виновато Трисс, отводя глаза в сторону. Вернон пошатнулся, будто был не человеком, а поломанным оловянным солдатиком на одной ножке. Он тупо моргал, глядя на Меригольд. Та, конечно, всё понимала. Он — тоже. Вернон молчал так несколько секунд, а потом толкнул дверь, чтобы встретиться со своей судьбой лицом к лицу. Принять наконец предназначение, а не бежать от него. В голове было пусто, рассудок, заторможенный полученной информацией, изо всех усилий отказывался принимать правду. У постели Иорвета был только Киаран. Другие «белки» разошлись, видимо, командир сам попросил их. Свой обряд они провели, значит, не нужны были больше молитвы и песни для Девы Полей. В комнате ещё стоял запах трав и ладана. Услышав нетвёрдый шаг человека, эльф повернул голову и в его взгляде Роше прочёл всё. — Иорвет… — позвал тихо Роше, чувствуя, как изображение перед глазами размывается. Всё вокруг показалось масляным, словно небрежный набросок художника. Иорвет лежал, руки его были сложены на груди, как у мертвеца. Вернон подошёл ещё ближе, не в силах оторвать взора от посеревших губ, на которых блуждала какая-то блаженная и загадочная улыбка. Все складки на лице разгладились, брови больше не хмурились, а заняли своё естественное положение. Иначе говоря, все признаки свидетельствовали: мёртв. Иорвет мёртв — эта мысль была слишком абсурдной. Тогда, когда Роше отпустил его во Флотзаме, Иорвет сказал, что будет рад, если его голову заберёт именно этот dh’oine. Сейчас Вернон понимал, что не смог бы этого сделать. А может, стоило бы? Или нужно было добить эльфа, когда тот ещё был жив и мучился в агонии, пока яд пожирал его разум и тело? Нынешний Иорвет в своём посмертии не выглядел опасным. Ни один мертвец не источает опасность. Странно и неправильно было понимать, что почти легендарный эльфский командир встретил такую недостойную смерть. Жаль, что у остроухой гниды уже не спросишь, что он думает на этот счёт. Что же, кажется, подходила минута навсегда попрощаться с последним, что осталось у него из прошлого. Да, Иорвет совершенно точно был той ещё остроухой гнидой. И эта гнида хорошенько истоптала ему сердце и душу. — Иорвет, — позвал он его снова, опускаясь на стул рядом с постелью и беря его за руку, щупая пульс. Рука была ледяной, если не сказать, что уже костенеющей. — Чародейка сказала, что его организм не выдержал, — презрительно, но тихо и с долей горечи бросил Киаран, отворачиваясь, — он ведь… так часто голодал, болел… у него был жар, dh’oine. Его всего трясло, а потом… Вернон не слушал. Ему хотелось вдарить Киарану по морде, дабы тот уже заткнулся. У них не было шанса даже объясниться, попрощаться. У них ничего этого не было. Вернон капризно, нетерпеливо, как ребёнок, у которого отобрали игрушку, кинулся к его телу всем корпусом. Киаран содрогнулся. — Мать твою, Иорвет! — вскричал Роше, хватая эльфа за плечи и встряхивая, будто надеясь, что это его «разбудит», — вставай! Чего удумал? — Прекрати, человек! Он ушёл! Да, Иорвет говорил ему об этом. Эльфы не говорят «умер». Они говорят «ушёл». Эльфы уходят на Остров Яблонь, становятся бесплодными духами, лишёнными мирского существования. Эльфы отбывают в ласковые объятия Девы Полей. Иорвет и правда выглядел безмятежным. Будто видел хороший сон. — Иорвет! — повторил Роше, — ты что, правда сдох? Сволочь ушастая, да как же так?.. да как он умер? Киаран бросился к человеку, схватил его за плечо, хотел оттащить от командира. Роше рычал и стонал, казалось, ещё чуть-чуть и он правда заплачет. Последний раз Роше плакал очень давно, в юности. По-настоящему плакал. А ещё плакал в детстве, когда мать уходила и оставляла его одного, выгоняла шататься по серым вызимским улицам. Но осознание, к чему всё пришло, ударило больно по рассудку, истощённому событиями этого месяца. Киаран не то пытался успокоить его, не то норовил ввязаться в ненужную драку. Роше вырвался из цепкой эльфьей хватки, схватил сильно Иорвета за запястье, позвал ещё раз, но уже так жалобно, что даже аэп Эасниллену стало жаль человека. — Нет… нет… — повторил Вернон, похлопывая эльфа по впавшим щекам, щипая его лицо и встряхивая тело. Аэп Эасниллен теперь стоял смирно, позволив человеку по-своему скорбеть. Вернее, изводить себя муками совести. Роше уложил голову на грудь Иорвета на мгновение, силясь услышать слабое биение эльфского сердца. А затем снова позвал его по имени и, чего уже не увидел Киаран, по-дружески, смиренно, мягко прикоснулся губами к его лбу. По наитию, просто потому что так принято. Так надо. Всё затихло, а потом Иорвет вдруг как-то странно-противно хрипнул, поймал ртом воздух и открыл глаз. Киаран удивлённо смотрел на это, он бы не побоялся сказать, чудо. — Живой, ёбаный ты в рот… — выдохнул Роше, отстраняясь от эльфа, — Трисс зови и лекарей, чего смотришь?! Иорвет жмурился, будто свет от свечи рядом с постелью был ослепителен как тысяча солнц. Он попытался приподнять голову, чтобы понять, где находится, но ломота в теле и тяжесть не позволяли этого сделать. Он ощущал себя слабым как пушинка от одуванчика, подхваченная ветром. — Иорвет, ты меня слышишь? — спросил Роше, склоняясь над телом эльфа. Тот как-то странно промычал. Это было утвердительным ответом. — Сгинь, Роше… — прохрипел Иорвет, сглатывая желчную слюну. Роше тихо рассмеялся, но смех это был нервный. Хоть и счастливый. Иорвет, немного отдышавшись, повторил попытку приподняться и на сей раз она оказалась успешной. Эльф уселся в постели, полулёжа, Киаран поправил ему подушку. Роше оглядел его ещё раз и ужаснулся: Иорвет, и без того не блещущий раннее крепким телосложением (кроме, разве что, развитых плеч лучника), явно исхудал. Хрупким он не был, несмотря на голодовки и тяжёлую жизнь в лесах, это Роше знал, но… Вернувшаяся мигом Трисс что-то поколдовала над Иорветом (Роше не спрашивал), потом улыбнулась очаровательно. Иорвет смотрел на чародейку туповато, будто не узнавал её. Но не сопротивлялся. — Сработало! Не могу поверить! — радовалась чародейка, откидывая огненные волосы с плеч на спину — Это твоя магия? — уточнил Роше, пока давление Иорвета проверял медик. — Это всё он. Я не знаю, что конкретно он увидел, эманации его разума мне недоступны. Но я чувствовала, как он борется. Вернон поджал губы, нахмурился. Опять какие-то сложные магические термины. Но всё говорило о том, что Иорвету больше не грозит смерть. Иорвет жадно хлебал воду из рук Киарана. Тот слегка улыбался ему, Иорвет отвечал второму командиру каким-то особенным взглядом, понятным только им двоим. Роше снова ощущал себя неуместным. Да и остаться наедине им пока не удастся. — Как мне тебя благодарить, Трисс? — выдохнул Роше тихо и мягко. — Не знаю, — пожала плечами чародейка, — честно говоря, мне не особо хочется надолго оставаться в Темерии. Я думала, с окончанием войны всё станет потише, но ошиблась. Ожидаемая реакция. Кому сейчас захочется оставаться в замке, да и вообще в этом городе? Но лучина надежды ещё не истлела в душе Вернона. Он надеялся, что они все обойдутся меньшей кровью. — Я могу просто заплатить тебе или… подарить какой-нибудь замок неподалёку от столицы. Меригольд рассмеялась нежно. Замки убиенных на войне или в ходе дворянских распрей баронов ей были не нужны. — Пока я побуду тут. Пару дней, пока он восстанавливается. Вернон снова обратил свой взгляд на Иорвета и тот посмотрел на своего человека. Они смотрели друг на друга долго. Киаран, заметивший этот молчаливый разговор глаз, отошёл. Роше коснулся горячими пальцами холодной руки эльфа. Смерть снова прошла мимо страшно близко, коснулась лица полами одежд, взяла костистой лапой юношеский подбородок, взглянула пустотой глазниц — и отпрянула. Рассыпалась горсткой пепла, стаей крикливых чёрных воронов. Иорвет победил свою смерть. Иорвет всё-таки очень хотел жить. Роше понял это ещё давно, в те годы, когда только начинал охоту на его отряд. Нет, скоя’таэли самоубийцами не были. Их борьба подпитывалась энергией жизни, страстным желанием жить и созидать. Роше наклонился к нему, низко-низко, их лица смотрели друг на друга почти вплотную. Голос Роше, знакомый, уже привычный, был рождён будто этой пеленой между страшным сном и не менее суровой реальностью. Голос Роше касался разума нежнее, чем рука эльфки касается струн и гнутого стана арфы. Иорвет улыбнулся слабо, блуждающе. И в этой улыбке было всё счастье встречи, которая произошла не по ту сторону существования, но в мире смертных. — Вернон, — тихо, сипло, исступлённо нежно.