На вороньем крыле мне всегда снится ночь, Я проваливаюсь в дупло, в нору, короче - к чертям, И подземный твой мир всегда готов мне помочь, Только я не всегда к его готова дарам. Хелависа – Поверь
– Ты движешься, как каракатица. Соберись. Напряжённые руки колотились так, словно в каждую мышцу вживили крошечный дребезжащий моторчик. Впрочем, дрожь благополучно норовила распространиться по всему оставшемуся телу, ударив еще и по коленкам, но Вергилий скрипнул зубами и выше поднял непосредственную причину своего состояния. Кто, в конце концов, говорил, что научиться орудовать катаной будет так же легко, как деревянным мечом? – Ещё раз, – вымолвил демон с прямой, как натянутая струна, спиной. – Тебя это тоже касается, Данте. Брат глянул исподлобья, переложил клинок – полупрозрачный, словно сделанный из стекла, – из одной ладони в другую, вместе с этим умудрившись почесать покрывшуюся корочкой царапину на щеке. Зазевавшись, проще простого получить втык (причём, максимально физически ощутимый) от демона – быстрого и неустанно следящего. Вергилий, впрочем, не боялся. Знал – это, в отличие от бессмысленных приютских избиений, стоит того. Да и он, в конце концов, сам тогда согласился.***
В ушах – свист ветра, под ногами – многие футы пустоты и мелькающие тут и там пятна электрических огней. Трудно даже сделать вдох, обжигающе-холодного воздуха чересчур много. Изначально Вергилий даже не мог толком пошевелиться, сжимаясь в комок и впиваясь ладонями в ножны так, словно Ямато – единственное, что не позволяет ему упасть. Боковым зрением получилось найти беловолосую макушку Данте, вместе с этим осознавая самый главный, самый важный факт: с братом их не разлучили. Но всё-таки куда-то уносили – превращая Редгрейв в виденный однажды в каком-то музее макет настоящего города, – и в придачу куда-то далеко, из-за чего крыши домов стремительно прибавляли в схожести со спичечными коробками. Не определиться, пугало это или завораживало. Нет, всё-таки жути это нагоняло куда больше – подумал Вергилий, когда что-то несущее его крепче сжало лапы, позволив почувствовать остроту когтей сквозь ткань одежды. Если оно захочет, выпустит им кишки в два счёта или бросит вниз и никакие способности к заживлению не помогут. Редгрейвские огни подмигивали снизу издевательски. Тело теперь вообще не собиралось каким-либо образом слушаться. Что делать? Собственная мысль отдала зарождающейся паникой. То, что демоны не трогали их так долго вовсе не значило, что затишье могло продолжаться вечно. И вот этот день настал. Собраться с духом. Вот что нужно, и неважно, что один из ботинков начинал соскальзывать с ноги, в любой момент норовя оставить его наполовину босым, или что от высоты голова шла кругом. – От… пус… ти! – когда брат вдруг со всей мочи затрепыхался, Вергилий тут же вспомнил, что тоже до сих пор умеет говорить даже несмотря на ужасно холодный воздух, колющий изнутри ноздри и глотку. – Не надо, Данте! – тот вытаращился на него взглядом, значение которого оказалось трудно понять. Особенно когда замечаешь над собой практически сливающиеся с небесами чёрные крылья. – Если оно решит отпустить нас прямо сейчас… Крылатый демон пошёл на понижение, и дыхание от этого снова перехватило. Летели они практически бесшумно – Вергилий, абсолютно неуверенный, куда смотреть, чтобы избавиться от ощущения, что они вот-вот расшибутся в лепёшку, задрал голову, но увидел над собой лишь живую, необъятную темноту. Всё изменила робко выглянувшая из-за вуали туч луна. Пусть свет её залил небо всего на пару мгновений, этого хватило, чтобы рассмотреть отражающиеся от чёрных перьев серебристые блики. Вергилий ахнул, а потом между перьями янтарной искрой сверкнул глаз, и мальчик сам не понял, когда неотрывно уставился на приближающуюся землю. Совсем над её поверхностью демон разжал лапы, обеспечив близнецам не самое аккуратное, но зато не смертельное приземление посреди какого-то парка. Грохнувшись на пожухшую траву, старший, пару секунд не провалявшись, подскочил на ноги – чуть позади то же самое сделал Данте, на которого полёт произвёл не меньшее впечатление. Они оба знали, как должны действовать. Как и прежде, им не понадобилось тратить время на проговаривание своих действий вслух – стоило только огромной птицеподобной тени коснуться земли, ни с того ни с сего начав “съёживаться”, как братья тут же перегрупповались; Вергилий наконец обнажил сталь катаны, предупреждающе выставляя её перед собой, Данте не очень убедительно вооружился первым, что попалось под руку. То был какой-то булыжник – во второй руке брат по-прежнему держал узелок. Если демон попытается убить их и они выживут, можно будет съесть те несколько кусочков хлеба. Нашёл, о чём думать! Отогнав непрошенные мысли, Вергилий вгляделся в постепенно приобретающий всё более человеческие очертания силуэт. Прежде рассмотреть его было трудно, словно что-то постоянно замыливало глаз. Теперь таких проблем не возникало – стоящего полубоком мужчину можно было разглядеть так же чётко, как любого другого человека. – Ты кто такой? – Что тебе нужно? Тот повернулся к ним. По лицу, чьи правильные, смягчённые черты могли принадлежать как мужчине, так и женщине, словно пробежалась рябь. Мягкость была подобна чистой воде, прозрачной и прогревшейся в верхних слоях, но таящей в своих глубинах нечто опасное и чужеродно-далёкое от всего, что звалось людским. На мгновение Вергилий даже засомневался, кто перед ними стоит, но потом демон заговорил – и под звучание низкого, убаюкивающего голоса сомнения растворились. – В данный момент – чтобы вы остались живы. – Да ну? И с чего бы тебе об этом волноваться? – Весь Данте – сплошное недоверие. Вергилий тоже не ждал от незнакомца ничего хорошего, пусть даже время шло, а тот никак на них не набрасывался. Напротив, разглядывал с таким любопытством, словно это они должны попытаться его прикончить. Параллельно с этим старший близнец отметил, как много в незнакомце чёрного: собранные в низкий хвост длинные волосы, сапоги, строгое пальто, кажется, по краям отороченное перьями – разумеется, чёрными. Вылитая ворона. – Хотя бы с того, что я знал вашего отца, отпрыски Спарды. – Тебе известно, где он сейчас? – Вергилий задавался этим вопросом с того самого дня, как отец ни с того ни с сего не возвратился домой. Мама тогда долго плакала, тщетно это скрывая. Но разве можно скрыть что-то такое от собственных сыновей, которые, тем более, имели обыкновение подслушивать взрослых, периодически получая за такое неподобающее поведение по ушам? – Его нет среди смертных. Это всё, что я знаю, – пауза, перед этим выдержанная демоном, ответ предвосхитила. – Разделение мира людей и демонов имело огромную цену – возможно, заплатить оную ему пришлось не единожды. – Не понимаю. – Если тешишь себя надеждой, что однажды он вернётся, чтобы спасти вас с братом – оставь это, – отрезал демон, и на секунду Вергилий его возненавидел. Или же это была злость на отца? – Лучше сосредоточься на происходящем здесь и сейчас. – А что происходит здесь и сейчас? – недружелюбно буркнул Данте, не планируя опускать свой камень. Чего ожидать от него, мистера "зубы-тоже-оружие". – Демоны уже пытались нас убить. – Может, ты только притворяешься другим, – поддержал старший. – Может, в удобный момент ты нас убьёшь. – Если ты позволишь себе задуматься об этом получше, то поймёшь, что у меня уже было несколько удобных моментов, которыми я отчего-то не воспользовался. Вергилий открыл рот, собираясь ответить, но пришедшие на ум слова натыкались на абсолютную логику демонического ответа. Это правда. Что мешало ему разжать руки ещё во время полёта? Тогда ни он, ни Данте бы не спаслись – и никакое оружие бы не помогло. И всё же, это как-то не укладывалось в голове. Замешательство его если незнакомцем и оказалось замечено, вида тот не подал, продолжая говорить: – Вам повезло, что первым пришёл именно я. Сейчас в мир людей послано гораздо больше заинтересованных в гибели сыновей Спарды, нежели наоборот. Не сомневаюсь, долго вы с таким хвостом преследователей не протянете. – Тебе-то что? – Я же сказал, – терпеливо отозвался демон, – я заинтересован в том, чтобы вы остались жить. Но гораздо важнее то, что я могу научить вас достойно постоять за себя. – Отец уже учил нас сражаться, – нашёл в чём возразить Вергилий, и младший тут же его поддержал, активно кивая. – Верю, – мужчина мог бы насмехаться над ними, однако его серьёзный вид никак с этим не вязался. – Но ваше обучение он завершить не успел. Вы слабы, и чем скорее примете этот факт, тем для вас же будет лучше. “Вы слабы”. Как же просто он это говорил, с какой уверенностью в своей правоте! Для Вергилия это – пощёчина. Крепкий тумак по больному месту – данному в тот самый день обещанию превзойти того, кто всегда казался недосягаемым идеалом. Но прошёл целый год, и ничто не поменялось. Были лишь приютские стены, жестокие дети, равнодушные взрослые и периодические вылазки на стройку – хуже всего, что вовремя заметить привыкания к этой рутине не получилось. Видимо, что-то случилось с выражением его лица, потому что Данте оказался ближе, ненавязчиво подтолкнув брата плечом. Напряжение близнеца можно было уловить кожей. Демон ждал, сливаясь с очертаниями деревьев, теряющих листья, с таскающим их по дорогам ветром и темнотой. Пустынный ночной парк стал его непрерывным продолжением – или же это мужчина каждой клеточкой своего зыбкого облика сливался с окружающим миром? Тяжесть клинка в руках наконец отозвалась в предплечьях и запястьях. Вспомнилось, как раньше отец часами гонял их по двору – тогда они не понимали, ради чего, а в единственный раз, когда Данте пожаловался на утомление, Спарда смерил того взглядом холоднее космической пустоты; больше никто из них про усталость даже не заикался. А ещё они много дрались, вооружённые деревянными мечами – вдруг Вергилий подумал, что теперь у него может не хватить выносливости даже на фальшивый клинок. И опустил катану. – Ты правда можешь сделать меня сильнее? – мальчик тут же поправился. – Нас. – Лгать мне нет смысла точно так же, как пытаться тебя или твоего брата убить. Впрочем, если не веришь, разубеждать не стану. Просто сделай выбор, сын Спарды. Данте вновь встревоженно толкнулся плечом, но старший не обратил внимания. Он просто знал, что нужно сделать – и знал, что брат, повозмущавшись, всё равно за ним пойдёт. – Тогда мы согласны на тренировки. – “Мы”? – обнаружив на себе взгляды как Вергилия, так и демона, Данте стушевался, но недостаточно, чтобы сдержать угрюмый комментарий: – И почему ты так уверен, что я тоже соглашусь… – А ты не согласишься? Мальчик неопределённо дёрнул щекой и забросил теперь ненужный камень подальше в траву. – Мы до сих пор не знаем, как тебя зовут, – когда он это сказал, на губах демона впервые мелькнуло что-то похожее на вполне человеческую усмешку. – Модеус.***
– Если ты настолько неуклюже взмахнёшь катаной снова, я начну думать, что тебе куда сильнее подойдёт другое оружие. Дубина, например. – Модеус ни разу на них не кричал, но и звенящего раздражения не скрывал; желание огрызнуться, незримо сопровождающее Вергилия с первого ехидного замечания наставника, усилилось в несколько раз. Молчание стоило огромных усилий. – Выше подними руки и сильнее согни их в локтях. Великая преисподняя, не так сильно. Уже лучше. Помни, что я говорил тебе про постоянную концентрацию. Начали! Наконец-то, – возликовал Вергилий, за всё это время изрядно уставший переглядываться с пытающимся украдкой состроить дурацкую рожицу Данте. Стоило прозвучать команде, как брат тут же прекратил кривляться и, сорвавшись с места, замахнулся спектральным мечом. Рукоять его прохладная, от прикосновения к ней кожу щекотал холодок – Модеус, умеющий призывать сразу несколько таких, а в данном случае использующий эту способность ради обеспечения брата хоть каким-то оружием, однажды объяснил, что дело всего лишь в том, что они касаются, по сути, чистой энергии, преобразованной и подчинённой его воле. Всё это выглядело неимоверно круто. Клинки столкнулись. Задача брата заключалась в сломе защиты Вергилия – последний пока благополучно удерживал блок, не пропуская ни единого выпада. Свою роль играло совершенно точное знание, что если не удержится, будет больно. В конце концов, он защищается не деревом, да и меч Данте резал не хуже настоящей стали. И всё же, это было интересно. Даже интереснее, чем когда приходилось фехтовать с самим Модеусом, быстро продемонстрировавшим, насколько многому им ещё предстоит обучиться – а про такой вид тренировок, как медитации, вообще заикаться не приходилось; Данте в них оказался безнадёжен, а сам Вергилий проходил через "отделение сознания от всего мирского" только благодаря усидчивости. Новый удар принёс за собой лёгкое жжение в ладонях, на которое увлечённый Вергилий не обратил внимания; ещё через парочку таковых кожу начало конкретно печь – уйдя в сторону от братового выпада, он бросил быстрый взгляд на руки. Мозоли полопались. Ничего удивительного. Бывали дни, когда он стирал ладони в кровь, но все боевые ранения быстро залечивались, а тренировки как ни в чём не бывало продолжались. Крайне неохотно Модеус тратил время на такие вещи, как перерывы. Хотя, когда напряжение близнецов достигало своего пика, делать это всё-таки приходилось. – Держи оборону, Вергилий, а не носись по всей площади. Сейчас это твоя задача! Да знаю я, как нужно! – желание огрызаться, прямо сейчас как никогда сильное, практически сломило привычную молчаливость, но прежде чем случилось непоправимое, Модеус вдруг выразительно выдохнул, останавливая бой. Тогда Вергилий заметил, что солнце практически полностью скрылось за чертой горизонта. В начале тренировки оно висело высоко в небе. – На сегодня достаточно. Единственный спектральный клинок растворился в воздухе снопом искр. Эффектно – поймав взгляд брата, Вергилий мгновенно понял, что тот думает точно так же. Разглядывая же Ямато, вспоминалось, что от матери с отцом им всего досталось по паре: пара медальонов, пара мечей. Жаль, что Мятежнику повезло гораздо меньше, чем оставшемуся родительскому наследию. Пару раз заговорив о втором мече при Данте, старший неожиданно наткнулся на глухую стену безмолвного сопротивления. Обсуждать тому, кажется, ничего не хотелось. – Ты не относишься к тренировкам достаточно серьёзно, – голос Модеуса из размышлений Вергилия выдернул. Впрочем, демон обращался не к нему, а разговаривал с братом. – В настоящем столкновении с демонами это может стоить жизни тебе или твоему брату – во втором случае, впрочем, ты сможешь до конца жизни винить себя в случившемся. – Я не умру, – уверенно сказал Вергилий, оставшись абсолютно неуслышанным, ведь Данте упрямо тряхнул головой и уставился на демона с какой-то отчаянной решимостью. – Может, я никогда не захочу относиться к ним серьёзно. Может, меня от прущей изо всех щелей серьёзности уже тошнит. Тонкая бровь Модеуса плавно взлетела вверх. Под сканирующим насквозь взглядом легко было замяться, растеряв вызывающий настрой, но ни того, ни другого не случилось. Данте развернулся, рванув к служащему временным пристанищем дому. Никто его не преследовал. За исключением, конечно, Вергилия, чтобы не отстать, рысцой пошедшего следом. Дом встречал детей тишиной и гуляющими над полами сквозняками. Приземистый, из красного кирпича, частично покрытого мхом, закрытый на все замки (что не стало помехой) и опечатанный в тот момент, когда они в него “заселились”. С прежним хозяином явно что-то случилось, и на первых порах этот факт даже нервировал – в конце концов, разве неожиданное появление жильцов во всеми брошенном доме на окраине Капулетт-сити не должно привлечь постороннее внимание? – но когда они явились к Модеусу, желая получить ответы на вопросы, то застали его за любопытным занятием: стряхнув со стоящего посреди комнаты стола толстый слой пыли, он пером выводил что-то на нескольких листах бумаги, оставленных здесь, кажется, прошлыми жильцами. Острый конец оставлял за собой причудливо переплетающуюся, вьющую сеть узоров – заметив неподкупное любопытство близнецов, демон благосклонно пояснил, что всё это непонятное, но красивое рисование есть ничто иное, как защитные печати. – Их уровень позволяет на какое-то время скрываться от посланников Ада, если только это не высшие демоны, – пояснил он, вспарывая заострившимся ногтем большого пальца кожу на внутренней стороне ладони; в выступающей крови оперативно оказывался кончик пера. Видимо, обыкновенные чернила для этого дела не котировались, – но главная их функция, вне сомнения – отведение взглядов зевак. Ещё вопросы? Вопросов тогда не возникло хотя бы потому, что Модеус сказал, что собирается и их обучить искусству создания печатей, как раз за секунду до того, как Вергилий открыл рот, планируя об этом спросить. Листы висели на стенах в западной и восточной комнатах – последняя представляла из себя гостиную, братом моментально облюбованную. Возможно, дело было в скрипучем, старом и потрясающе широком диване. За месяцы странствий по самым разным городам, спустя многочисленные ночёвки в местах, порой для этого не предназначенных, начинаешь ценить комфорт в любых его проявлениях. Данте устроился на лучшем предмете мебели по-турецки, не соизволив снять стоптанные кроссовки. – Всё будет в песке, а нам здесь спать. – Отстань. – Дурак. – Сам дурак. Недовольно сощурившись, Вергилий покосился на мрачное братово лицо. Положил катану к диванной спинке. Обозвать его поинтереснее или всё-таки спросить, в чём дело? Брякнуть что-то этакое хотелось – особенно сейчас, когда брат пропустил его важное замечание мимо ушей, начав тем самым подбешивать, но точно ли для этого он пошёл за ним следом? – Это нормально – злиться на Модеуса. Я тоже на него злюсь, особенно когда он постоянно придирается. Бесит. – Угу, – неразборчиво буркнул Данте себе под нос. Как это понимать – решительно непонятно. – Но он единственный, кто может нам помочь, и чтобы тренировки продолжались, нужно относиться к ним серьёзнее, – лицо младшего приобрело чужеродно-едкое выражение, и это неожиданно встревожило. Ясно и чётко, как красная табличка с надписью “осторожно, злая собака”, вывешенная на соседском заборе. Вергилий знал это ощущение. Познакомился с ним ещё в раннем детстве – они с братом всегда прекрасно чувствовали друг друга, а моменты, когда Данте злился по-настоящему были достаточно редки, чтобы их удалось запомнить едва ли не в подробностях. Сейчас такой момент как раз и случался. – Но дело, конечно, не просто в тренировках? Данте к нему повернулся. Играли в гляделки они несколько бесконечно долгих мгновений. – Все эти демонические штуки – они действительно настолько важны? – А ты считаешь, что нет? – опешил старший. – Ты ведь знаешь, что демоны постоянно гонятся за нами, мы должны быть готовыми к этому! Да и разве тебе не нравится упражняться с мечом? – Нравится, – глаза того упрямо сверкнули. – А из всех преследующих нас демонов я пока знаю лишь одного – оставшегося на улице! – А лучше было бы остаться в приюте? – что-то было в словах Данте. Что-то встревожившее Вергилия, что-то, от чего он поспешил скорее отмахнуться. – Нет, я вообще не это имел в виду. – Что тогда? – Мы свободны теперь. Нет никаких злобных монашек и сестёр Нэн, – горячо начал брат, заставляя окончательно убедиться в том, что в свои слова он верил, – за исключением Модеуса, мы не встречали ни одного демона. О нас уже давно забыли. Мы могли бы быть обыкновенными мальчишками, Верг, сам подумай! У нас могла бы появиться новая жизнь под новыми именами. Вергилию не верилось, что это говорил его брат. Притвориться кем-то другим, возможно, быть как все остальные люди после всего, что с ними случилось – нечто на грани фантастики. Ещё глядя на горящий дом он знал, что ничего никогда не будет как раньше, и думал, что схожим образом мыслит и Данте. Теперь, обнаружив, насколько расходятся ожидания и реальность, он оказался обескуражен. А ещё раздосадован. – Я не собираюсь скрывать своё имя. Его дали мне наши родители, которых сейчас нет из-за убивших их демонов. Как тебе в голову мог прийти такой бред? – Этот бред был последней просьбой нашей мамы. О скользнувшее в голосе предупреждение можно обжечься. Оно светилось у Данте во взгляде, сквозило в напряжённо приподнятых плечах и окаменевшем не хуже забытого всеми на несколько недель ломтя хлеба лице. Не хотелось признавать, насколько это напрягает – ещё сильнее не хотелось уступать неожиданно серьёзному младшему брату, поэтому Вергилий вызывающе вскинул подбородок. – Она рассуждала, как человек, а мы с тобой не люди. Мы сильнее – это нужно и дальше в себе развивать. – Наша мама… – Её больше нет, так что прекрати об этом вспоминать! – отрезал он, сжав руки в кулак так, что короткие поломанные ногти оставили на коже следы. Поперхнувшись воздухом, расстроенный и сердитый Данте наверняка собрался обвинить его в предательстве – Вергилия это бы не удивило, – только вместо этого вдруг закусил губу и глухо спросил: – Неужели ты совсем не скучаешь по ней? Он скучал. Но кому-то из них должно было хватить силы, чтобы убить в себе потерянного ребёнка.***
Этой же ночью она ему приснилась. Газовые занавески мерно покачивались, заслоняя приоткрытое окно тонкой дымкой. Неподалёку – туалетный столик с большим зеркалом, на нём несколько флаконов и коробочек. На краю ваза с тонким горлышком и выглядывающими оттуда подувядшими маками. Он на пороге родительской комнаты. – Подойди ко мне, милый. Евы не видно. Она на кровати, Вергилий знал это – стоя в дверях ту часть спальни не разглядеть, а тело всё какое-то ватное, как после самой изматывающей тренировки в жизни. Понятно, что это сон. О некоторых потерях в жизни забыть невозможно, даже если очень захочется. – Милый. Материнский голос стал чуть более настойчивым, и вместе с этим возвратился контроль над телом. Первый шаг самый сложный. К лодыжкам словно прикреплен груз, ногу почти не поднять – Вергилий шаркнул по полу подошвой, запоздало замечая, что дверной проём остался позади. У изножья постели внимание привлекло красное пятно знакомой шали, и сердце вмиг покинуло законное место, перепуганной птицей колотясь в горле. Всё нереально. Но маки – любимые материнские цветы, и она впрямь всегда старалась держать их ближе к себе. На втором месте – розы, но их никогда не было в доме – большие кусты росли в саду, и они с Данте, колясь о злые иголки и чертыхаясь, раз за разом в них прятались. А прямо над постелью висела картина, пейзаж какого-то мастера, имя которого так и не получилось запомнить. Мальчик уставился на изображённый лёгкими мазками водопад, окружённый буйной зеленью – да, отец купил её где-то ещё до их с братом появления. Как странно, что он помнил всё в мелочах, даже несмотря на то, что это сон. Нужно всё-таки опустить взгляд. Привычная и родная, она сидела среди подушек, и льняной каскад её волос казался обрамляющим улыбающееся лицо ореолом чистого света. Плечи не покрыты, – заметил Вергилий отрешённо, тут же вспоминая, что шаль просто лежит чуть в отдалении. В один момент он обнаружил себя совсем с женщиной рядом. Весь обмер, как оленёнок в свете фар. Если она дотронется, он ничего не почувствует, потому что находится во сне. Узкая ладонь действительно коснулась щеки, оглаживая подушечками пальцев заострившуюся черту скул, и тут-то пришлось принять следующий непреложный факт – у Евы тёплые руки. Настоящие. Хотелось к ним инстинктивно прижаться, безостановочно крутя в голове лишь одну мысль: как же у него вообще получалось жить, если её больше нет на свете? – Ты так быстро повзрослел, – улыбка мамы печальна, – так быстро взвалил на себя слишком большую ношу. – Мне почти десять, – это ведь не звучит как дурацкое хвастовство? – и я старший. Ты ведь говорила много раз, что я должен быть ответственным. Я стараюсь. Не хочу, чтобы… Чтобы случившееся с тобой повторилось, – запнувшись, Вергилий не сумел произнести это вслух, но взгляд у Евы настолько понимающий, что спутавшиеся в несуразный клубок слова пропали все до единого. – Твои волосы отросли, – нежная рука ещё раз дотронулась до щеки, и на сей раз удержаться от порыва податься навстречу не получилось. Он ткнулся в неё давно не ощущавшим ласки зверьком, зажмурился до искр перед глазами, – нужно обязательно подстричь, чтобы не мешали. Непонятно, причём здесь стрижка, особенно когда она так всезнающе смотрела, но Вергилию любой глупый вопрос казался преступлением. Просто хотелось впитать в себя каждое мгновение рядом с ней, вписать в память так же уверенно, как вычерчивались защитные печати, и хранить ревностней любых сказочных сокровищ – или же прижаться к материнскому плечу, снова и снова обещая быть самым лучшим сыном, самым послушным, самым примерным, лишь бы всё навсегда осталось так, как сейчас. – Ты умный мальчик, Вергилий, и добрый. Добрее, чем хочешь казаться, – таким тоном Ева обычно сообщала своим детям нечто очень важное. – Держись этой доброты, чтобы не потеряться в долгой дороге. И позаботься о брате. – Хочу вернуться к тебе домой, – не своим, севшим голосом ответил он. Откуда-то пришло знание, что вот-вот мама исчезнет, и больше он не увидит её никогда. – Почему ты должна пропадать? – Потому что я – всего лишь тень прошлого, – мама совсем погрустнела и теперь уже обхватила его лицо обеими руками, точно что-то в нём выискивая. Завороженно глядя на неё в ответ, старший близнец наконец начал замечать, как становится всё прозрачней, истончаясь, её кожа, как теряют блеск светлые локоны, как глаза остаются единственным источником жизни на обтянутом плотью черепе. – А вы с Данте – будущее. Лишь единожды вспыхнувший огонь жизни. У неё уже не было губ и языка, но её голос звучал и звучал, пробираясь прямиком в голову. Попытайся зажать уши – ничего не выйдет, услышишь каждое отражающееся о внутреннюю сторону черепной коробки слово. Мама прекращала быть мамой, теперь на посеревшей из-за сыплющегося с потолка пепла постели сидела протянувшая вперёд костлявые руки мумия. От ударившего в нос пугающе-знакомого запаха гари и охватившего всё существо страха замутило. Отпрянув, Вергилий с ужасом заметил, что с его резким движением у мумии оторвалась рука, продолжающая конвульсивно царапать пальцами покрытый крошечными островками пламени пол. – Это всё сон, – пробормотал, отступая к выходу. – Всё это… Наружу, на коридор – он бросился туда, захлёбываясь темнотой. Что-то вдруг схватило его за плечи, дёрнуло и встряхнуло с такой силой, что не получилось удержать вскрика. – …сон! В ставшей практически сизой темноте над ним нависало лицо Данте. Они в брошенном доме, лежат на диване. Нет пожаров, нет матери и даже демона нет – но он, в отличие от всего остального, просто ушёл, как время от времени это делал. – Верг! – прекратив его встряхивать, брат, тем не менее, всё равно оставался встревожен. – Ты плохо спал. – Правда? – бестолково переспросил Вергилий, торопливо сев на диване, из-за чего Данте пришлось отстраниться. – Кошмар приснился? Превращающаяся в скелет Ева, чьи мягкие прикосновения до сих пор оставались на коже, пепел на простынях, увядшие маки, газовая занавеска. Уют и ужас в одном флаконе. Да, пожалуй, это можно назвать кошмаром. – Можешь не рассказывать, если не хочешь, – по-своему расценив его молчание, вздохнул Данте, – это и не обязательно. А что тогда обязательно? – снова собирался заговорить Вергилий и снова промолчал. Сон до сих пор стоял у него перед глазами, яркий и живой, как если бы всё происходило на самом деле. По коже пробежались мурашки. Оставаться с этим наедине не хотелось до боли – мальчик снова лёг и повернулся набок, укладываясь к Данте спиной; аккомпанементом стал очередной разочарованный вздох. – Ну и ладно. Судя по тому, как скрипнул диван, брат тоже лёг. По дыханию Вергилий мог определить, когда тот уснёт, поэтому принялся прислушиваться – и вот уж точно не ожидал, что движение сзади не закончится. Тёплый, несдающийся Данте прижался со спины, обхватил руками. Или же это не он прижимался, а старший оказался пойман в крепкий обхват– если брат к кому-то цеплялся, просто уйти из его рук было невозможно. Честно говоря, сейчас и не очень-то хотелось. Даже несмотря на то, что кто-то из них должен быть взрослым, а взрослые вполне способны пережить кошмар без объятий. – Начнёшь пихаться – я тебя на пол отправлю, – доверительно пообещал Данте. Вергилий согласно промолчал и прильнул к нему в ответ.***
Модеус пришёл утром и принёс еды с водой. Это в равной степени порадовало обоих – демон, несмотря на долгое (по его же словам) нахождение среди людей, не слишком-то и хорошо разбирался в том, как часто детям вообще требуется питаться. Первое время приходилось буквально ему об этом напоминать; что уж там говорить про добычу одежды на замену износившейся – пару раз, посещая маленькие города, где местные жители гораздо чаще имели обыкновение вывешивать одежду сушиться прямо в не всегда огороженных со всех сторон дворах, они просто самостоятельно следовали выученному в приюте плану действий: дожидались, пока стемнеет, и тащили всё, что могло хотя бы примерно им подойти. Так Вергилий обзавёлся курткой на пару размеров больше необходимого, а Данте – многострадальными поношенными кроссовками. Короче говоря, опекуном Модеус был весьма посредственным. Роль наставника явно им ощущалась куда как более комфортной. Стоило им закончить поглощать консервы в металлических банках и приняться привычно собраться на спарринг, Модеус неопределённо хмыкнул, останавливая их единственным жестом. Вергилий даже не успел удивиться, заметив, что в руках тот держал его книгу. – Как ты её?.. – Ты оставил её там, где спал, – невозмутимо отозвался демон. – Сегодня у меня для вас будут разные задания. Ты, Вергилий, продолжишь отрабатывать выпады с Ямато, а Данте решит для себя, какие два мифа из этой книги кажутся ему наиболее интересными, и перепишет их по десять раз. Отговорки не принимаются. – Почему?! – брат едва ли не задохнулся от возмущения. – Я тоже хочу тренироваться вместе с Вергом! – Я полагаю, это для тебя чересчур серьёзно, – когда Модеус говорил так, становилось понятно, что никаких возражений он не потерпит. Оставалось только подчиниться – в том, что злопамятный демон в ином случае не придумает чего-то ещё более мучительного для неусидчивого Данте, сомневаться не приходилось. Несколько ближайших часов Вергилий, на свой страх и риск ненадолго отвлекающийся от тренировок, созерцал, как брат с несчастным видом (и частенько появляющимся у него над душой Модеусом) действительно выполняет своё задание, вооружившись сточенным карандашом вместо призывного клинка. Что ни говори, это была изощрённая месть и ещё более изощрённое упражнение на терпение.