Лучшие недотёпы всего Ривервуда Том 2. Фолкрит. День жизни

      В первые минуты после своего возвращения Лире было совершенно ни до того, что происходит вокруг неё, ни рядом. Поэтому и Свен не успел задать ей ни одного вопроса, ни она сама не успела ничего сказать, потому что ввиду такого неожиданного возвращения из мира мёртвых чародейка поняла, что ей срочно надо на задний двор. Потому что организм взбунтовался из-за зелий, — одного, чуть не отправившего её в Этериус, на Совнгард такая нелепая смерть явно не тянула, и после такого туда не взяли бы даже для того, чтобы наливать мёд древним героям, — и нескольких других, которые должны были вернуть её обратно к жизни. И которые, как казалось, частично пошли не только в желудок, но и в лёгкие, а теперь чувствовали себя как-то некомфортно.       Когда спазмы, скрутившие желудок до рези в глазах, наконец отступили, девушка начала вспоминать, что вообще-то были не только зелья, которыми её пробовал напоить Свен и которые она по-настоящему оценила только тогда, когда очнулась, но и что-то другое. Что-то ещё, что было вроде как совсем недавно и что она должна была помнить… но оно никак не вспоминалось, словно стало неотъемлемой частью её самой.        — Во имя Девяти… — прошептала бретонка охрипшим голосом, который ей самой больше всего напоминал теперь голос драугра, не одно столетие пролежавшего в гробнице и теперь вставшего, чтобы достойно поприветствовать непрошенного гостя, пришедшего в упокоище за подношениями. — Какая же гадость… Клянусь, никогда в жизни я не чувствовала себя хуже.       Неожиданные судороги вернулись снова, но теперь они ощущались скорее как признаки проходящей болезни, чем как что-то действительно серьёзное. Нижняя рубаха намокла от пота, воды и всех зелий, которые, похоже, так или иначе пролились на одежду. Надо будет потом постирать это всё… а то и прямо сейчас, благо дело, вода есть, только холодная. Главное, она снова жива — да и к тому же здорова. И кто бы мог подумать, что есть такой радикальный способ вылечить начинающуюся простуду!       От слабости дрожали ноги, а рубашка на спине пропиталась горячим потом, но стирка закончилась; девушка прислонилась к стене и сползла вниз, на промёрзшую землю. Хотелось что-то делать, в чём-то разбираться, кому-то что-то доказывать — или, вернее, доказать, но для этого нужно было сначала встать, привести себя в порядок и помыться, а потом — ещё и переодеться. В чистое.       При мыслях о чистой одежде девушка не смогла сдержать стон разочарования. Как только она пришла в себя, она первым делом ушла на задний двор, чтобы там спокойно прийти в надлежащее состояние, а потом привести себя в порядок. Но она просто не подумала о том, что ей надо ещё и чистую одежду. Полный комплект чистой одежды, который у неё был, лежал в сумке.       А сумка осталась в комнате.       В случае Лиры это означало примерно то же самое, как если бы этого самого комплекта у неё не было вообще. Ну, не пойдёт же она обратно в комнату в том виде, в котором она сейчас, да ещё и мокрая до нитки после импровизированного купания в холодной воде! Как-то некрасиво оно будет. Нижняя рубаха, прилипшая к телу, — это, конечно, красиво подчёркивает фигуру, но это было явно не тем, чего девушке сейчас хотелось. И ситуация была не та, и момент не тот. Да и настроения, после своего оперативного воскрешения, тоже не было.       Вполне ожидаемо, мысли сразу же вернулись к Свену, — вернее, к ситуациям, где он был главным героем, или, по крайней мере, мог быть им.       Вот они купаются вместе в тёплой озёрной воде, а потом выходят на берег, и на Лире та же рубаха, что и сейчас, и Свен восхищённо смотрит на то, как белая ткань становится прозрачной…       Сейчас белая ткань тоже стала прозрачной, а радости-то от того? Из-за этой самой прозрачности теперь в комнату не вернуться, вот как стало прозрачно понятно, в какой ситуации девушка оказалась по вине… Да ни по чьей вине. Жизнь в Скайриме опасная, даже если и совсем не долгая, и отравиться ядами и умереть могут все. Но мёртвым — мёртвое, а живым — живое, так что, наверное, надо было бы порадоваться тому, что у чародейки вообще ещё была такая проблема, как отсутствующая сменная одежда. У мёртвых жизни нет, потому и проблем нет. В том числе и с переодеванием.       Можно было, на худой конец, просто приоткрыть дверь, попросить Свена подать ей рюкзак, а потом снова закрыть дверь, только и всего. Не стал бы он, как маленький, стоять рядом и смотреть, как она моется, а потом переодевается! Да и если бы смотрел, что здесь такого страшного? Не съел бы её Свен, в самом-то деле! Особенно после всех тех случаев, когда он довольно нагло подглядывал, а потом продолжал свято верить, что Лира ничего не заметила, и иногда даже отпускал весьма непосредственный комментарий. И потом, всегда можно было бы сказать ему отвернуться или вернуться в комнату. Он ведь не смерть, это со смертью не поговоришь и не договоришься.        — Надо же. — вполголоса пробормотала бретонка, решительным движением стягивая через голову и без того мокрую одежду и решительно выливая на себя первое ведро холодной воды — Я уже Свена со смертью сравнила. Нет, мне умирать противопоказано, умирать не пошло мне на пользу. А хорошо всё-таки, что даже в этом медвежьем углу безо всяких, даже медвежьих, удобств можно помыться, пусть даже и так.       К самому омовению у девушки вопросов не было, — они были только к его условиям.       Стоять на холодном камне, — хорошо ещё хоть, что гладком и плоском, очевидно, речном валуне, в закутке, огороженном, если можно так сказать, с трёх с половиной сторон криво поставленными брёвнами, почерневшими и разбухшими от сырости, воды и времени, прямо под открытым небом, было не самым приятным и удобным делом, — но даже в таком купании можно было найти свои плюсы.       Во-первых, даже так появлялось ощущение свежести и чистоты.       Во-вторых — можно было смотреть на низкое зимнее небо, хмурое и неприветливое, но почему-то уже ставшее родным. Может, потому, что зимнее небо Фолкрита напоминало чем-то зимнее небо Брумы — или она уже просто начала привыкать к Скайриму?       Вода в бочке уже закончилась, и ведро глухо чиркнуло по дну. Конечно, мыться холодной водой было не самым приятным занятием на свете, но всё-таки сейчас, как ни крути, это было именно тем, что и требовалось. Собственно, горячая вода всё равно бы не появилась, даже если бы оно и не требовалось, но всё равно приятно.       Заскрипела и хлопнула дверь таверны, после чего послышались торопливые шаги. Казалось, будто идут несколько человек.        — Здесь занято! — предупредила Лира и на всякий случай поправила жгут мокрой одежды, сиротливо свисающей по обе стороны от загородки, отделяющей купальню от остального заднего двора.        — Лира, это я! — сообщил Свен таким тоном, будто хотел то ли похвастаться каким-то только что совершённым подвигом, то ли только что разбирался с чем-то.       Или с кем-то. Потому что, судя по всему, пришёл он не один. Интересно, кого привёл сюда этот недотёпа — и зачем? Чего ему вообще в комнате-то не сиделось? Что им обоим-то спокойно не сиделось и спокойно не ждалось?        — Принёс тебе сменную одежду. — как ни в чём не бывало сообщил Свен, перекидывая через перегородку чистые вещи, аккуратно завязанные в продолговатый узел. — А ещё — я привёл сюда эту паразитку, которая хотела отравить тебя.       От неожиданности Лира чуть не села на камень, на котором до этого стояла.       Захотелось снова ополоснуться, — не для чистоты, а просто для того, чтобы заняться хоть чем-то, причём таким, о чём немедленно узнали бы двое бестолочей, терпеливо ожидавших не пойти чего по другую сторону тощей перегородки на заднем дворе. Что им в комнате-то не сиделось? Или они теперь будут сопровождать Лиру на каждое омовение на случай, как бы чего не вышло?        — Нашли время, нечего сказать. — прошептала бретонка, пытаясь сообразить, чего от неё вообще хотел Свен, причём настолько срочно, что решил обратиться к ней с этой просьбой прямо в тот момент, когда она вообще-то мылась.       Да и тот факт, что она стояла за перегородкой — рачительные хозяева поленились даже поставить дверь или повесить хотя бы занавеску, и теперь постояльцы придумывали сами, как дать понять остальным, заходящим на задний двор, что купальня занята. Лира, например вывешивала что-нибудь такое, что не стоит скрывать от остальных и что будет одинаково хорошо было заметно отовсюду. И пока что никто, слава Девяти, к ней в купальню не лез, равно как и к остальным. Может, дело было не только в стеснительности или целомудрии местных жителей и приезжих, — случайно в купальню зайти было нельзя, только намеренно, да и потом — никто не мог знать заранее, кто именно там моется и на что мог быть способен в случае крайнего недовольства. Да даже просто прослыть любителем подглядывать за купанием кого-нибудь их же собственного пола — тоже удовольствие так себе. Хорошо хоть, дверь в уборную была, хозяева приложили усилия и постарались — и даже закрывалась изнутри, и на том спасибо.       Удовольствие от купания, пусть даже и в холодной воде и в суровых условиях фолкритской таверны было получено сполна и никуда не девалось, удовольствие от предстоящего переодевания во всё чистое было… как это назвать… несколько скомпрометировано. Да и как одеваться спокойно, когда знаешь, что тебя на заднем дворе терпеливо ждут двое оболтусов, которым что-то так срочно приспичило, что они не могли спокойно подождать её, как двое разумных людей, в комнате в таверне?       «Такое чувство, что каждый, кто с нами свяжется, рано или поздно может забыть про то, что он вообще-то нормальный. — подумала Лира, отжимая отросшие волосы и закручивая их в узел. — Жаль, в случае с Зарией это случилось скорее уж рано.»       По другую сторону перегородки послышалась какая-то возня и ругательства, произнесённые угрожающим шёпотом.       Лира со вздохом покачала головой, прижав ладонь к лицу.       Очевидно, она жестоко ошибалась по поводу непрошенных свидетелей её омовения. И люди вряд ли были такими уж сильно разумными, — и ждали её, судя по всему, беспокойно.       Интересно только, зачем она вообще понадобилась им, — причём настолько, что они припёрлись аж на задний двор и стали поджидать её при выходе из купального закутка?       Внезапно девушка почувствовала, что на улице очень холодно, и что она стоит, даже не вытершись до конца и полностью раздетой, да и проклятая купальня, виноватая разве что в том, что строили её по принципу «главное — чтобы просто было и было просто, и неважно, как», разом потеряла все остатки своей приватности. Казалось, что вся таверна, затаив дыхание, смотрит на неё, накинув себе зелье обнаружения жизни, чтобы получше рассмотреть чародейку, стоящую в дурацкой купальне на холодном зимнем ветру.       Надо было срочно вытираться до конца, а потом быстро одеваться, потому что спрашивать через загородку, чего от неё, собственно, было нужно, будучи полностью раздетой — это было как-то неубедительно, прежде всего для самой Лиры. И плевать, что её голой в тот момент не видел никто, — достаточно было того, что она в тот момент и была обнажённой, и таковой себя и чувствовала.        — Лира, я тебя никуда не тороплю. — каким-то странным голосом произнёс Свен (и на том спасибо) — Просто мне обязательно нужно твоё присутствие, чтобы судить её. По закону гор. А потом привести приговор в исполнение. Так что не торопись одеваться (вот недотёпа! ну кто такое дамам говорит?), так она проживёт подольше.        — Кто проживёт? — от удивления Лира чуть не просунула две руки в один рукав. — Одежда, что ли? Свен, кто тебя вообще покусал, пока я… — тут она запнулась, подбирая слова — пока я лежала?        — Нет, не одежда. — Свен почему-то не оценил нелепого юмора и всей нелепой ситуации, хотя сам был если не в центре торнадо, то хотя бы сам был торнадо. — А Зария.       Так, приехали. Интересно, что Зарии так срочно потребовалось от неё, Лиры, что она даже на задний двор ради этого припёрлась? Хорошо ещё, что не запёрлась в купальню, прикрываясь своим срочным делом. Хотя… ах, да; у Зарии было срочное и важное дело — Свену приспичило судить её. Вот только самой Лире даже прикрыться было бы нечем; разве что ведром? Но тем же ведром было бы вполне эффективно дать кое-каким торопыгам по голове.        — Я, конечно, не настаиваю, — вкрадчивым голосом начала бретонка, поспешно одеваясь и одёргивая одежду на влажном теле, — но мне хотелось бы спросить одну вещь… Ну, просто так, из любопытства: какой дремора вас обоих боднул, что вы даже на задний двор припёрлись, и именно в тот момент, когда я мылась, а? Или вы оба — дети малые и вы боитесь сидеть в комнате одни? И какого… какого ты вообще Зарию сюда притащил? Чтобы тебе в одиночестве ждать меня после купания не было скучно?       Лире казалось, что от Свена она уже видела всю недотёпистость, на которую он был способен. Но вот что его недотёпистость может оказаться заразной — о таком чародейка даже не подозревала.        — Ну, ты будешь судить её. — без промедления ответил Свен. — А потом мы приведём приговор в исполнение. Эта гадина продала нам яд вместо зелья лечения, и вчера вечером ты выпила её яд, чтобы вылечиться от простуды.        — …?!       От неожиданности Лира чуть не села. С головы до ног её обдало жаром, и в какой-то момент показалось, будто через каждую пору на её коже у неё выходит тот самый яд, который чуть было не отправил её даже не в Совнгард, а просто в Этериус. Всё равно, так рано не хотелось ни туда, ни туда. Голова закружилась, словно девушка только что сошла на берег с каравеллы, и к горлу подступила тошнота, — на этот раз, к счастью, скорее уж психологического характера.       «Судить, а потом привести приговор в исполнение. Прямо здесь, на заднем дворе, что ли? И я теперь — судья? Или, правильнее сказать, судья и палач в одном лице? Да зараза, все судьи могут хотя бы домыться и одеться, когда им дают задание, или как это называется — или их всегда голыми хватают и пробуют затащить в здание Совета? Или это только у меня всё и всегда получается через ту самую «за-а-а-астёжку»?»       Ответом на возмущенное молчание девушки стал не смех, — Зарии или Свена, — а вполне себе реальные и натуральные тихие рыдания и трагический шёпот, не означающий ничего хорошего. По крайней мере, для самого шепчущего. Вернее, шепчущей.       Бретонка ругнулась и, плюнув на застопорившийся процесс одевания, решила вынести приговор прямо из порядком осточертевшей ей купальни, превратившейся в ловушку. Во имя Девяти, да кем вообще нужно быть, чтобы даже помыться нормально было нельзя?!       Но, разумеется, её и здесь опередили.        — Госпожа… — срывающимся голосом зашептала алхимик. Лира так и видела, как та норовит шлёпнуться на колени прямо перед срубом купальни, раз уж упасть прямо перед Лирой не было возможности — Я очень сожалею о том, что сделала… не губите, прошу вас, пожалуйста…       Нет, да они просто издеваются.       Они просто изощрённо издеваются. Оба.       Отчего-то стало тошно. Так тошно, словно это саму Лиру кто-то намеревался убить на заднем дворе без суда и следствия, — да хоть и со следствием, и с судом, да без разницы. Во имя Девяти… нелепо-то как! А она, Лира, должна ещё кого-то судить, — и плевать, где она тогда будет стоять или сидеть и будет ли при этом одета, и если да, то во что.       А купальня и степень крайней неодетости — это просто отговорка. И прежде всего для неё самой.       На суть проблемы это, как ни крути, не влияло. Просто помогало делать вид перед самой собой, что она здесь совершенно ни при чём, когда все вокруг думали почему-то наоборот. И даже если бы бретонка сидела на троне ярла, облачённой в мантию, лучше и приятнее для неё ситуация не стала бы всё равно.       Всё бы ничего, и совесть говорит, что ни в чём Зария не виновата, потому что зачем ей травить её, Лиру, когда это была просто ошибка, и сама Лира со своей совестью полностью согласна… Вот только стоя в холодной и стылой купальне под начинающим падать снегом и на ветру, до двух… собеседников докричаться, конечно, можно, — вот только нелепо. А добавлять нелепости к уже имеющейся ситуации как-то не хотелось. Да и простужаться снова, чтобы потом лечить опционно простуду временной смертью как-то не хотелось.        — Я сейчас одеваюсь и иду. — громко ответила девушка как можно более нейтральным голосом, словно речь шла о том, чтобы собраться и пойти куда-нибудь в город.       Или спросить у хозяев таверны, нет ли на примете какой-то работы. Нет, она не искала никакую работу, работа сама нашла её! Аж на заднем дворе нашла, о как! Тьфу.       Простота и торжественность разговора с людьми, побери её Шеогорат.       В какой-то момент девушке показалось, будто внутри неё есть кто-то ещё, помимо всё тех же драконьих душ, которые вели себя в последнее время на удивление тихо, словно приучаясь быть человеком. Но если присмотреться или, скорее уж, «причувствоваться», то казалось, что этот «кто-то» — человек, и что он совершенно ни на что не влияет и не проявляет себя, будто его и нет. Ощущается только его благодарность за то, что он вообще жив… пусть даже и так, как… а как кто или как что, вообще-то? Может, как часть сознания Лиры? Как часть её души?       «Сейчас пойдём творить добро и наносить справедливость.» — подумала чародейка, то ли для себя, то ли для драконов, то ли для Пепельной Пустоши… то ли просто так.       В любом случае, никакого внутреннего конфликта она не ощутила, и то хорошо. И то и хлеб, и нордский мёд… и орехи в меду.       Конечно, Лира всегда считала себя девушкой с хорошим и живым воображением… Но вот к тому, что она обнаружила, выйдя наконец на задний двор, её ничто не подготовило, поэтому она с трудом удержалась от смеха.       Нелепого, но теперь, похоже, к этой шеогоратовой комедии ей уже не привыкать.       У «обвиняемой» Зарии на лице было написано выражение священного ужаса; на самого же Свена, мёртвой хваткой удерживающего её за предплечье, она смотрела так, будто он её сейчас съест.       Свен же смотрел на Зарию и Лиру так, словно в нём проснулись какие-то гены диких предков, непонятно как затесавшиеся в кровь достойного потомка выходцев из Атморы, и что ещё немножко, — и если Лира не вынесет решение, хоть какое, он принесёт Зарию в жертву каким-то богам.       Заживо — и собственноручно.       А то и просто посвятит жертву Лире, полагая, что ей такое обязательно должно будет понравиться, потому что есть ошибки, которые мало признать, — их надо ещё и смыть кровью.       И Лире сразу же стало как-то не до смеха… Как будто раньше было отчего-то смешно.        — Так, я считаю, что Зария ни в чём не виновата. — быстро и буднично начала девушка, почему-то мысленно ругая ярла Фолкрита, который уж точно мог бы сделать лучше, чем она, но почему-то решил отбрыкаться от любого рода ответственности всеми четырьмя конечностями.       Лире бы так. Но тогда она пропустила бы и эту прекрасную возможность. Она-то ведь просто ривервудская недотёпа, а не ярл!       Собственно, ярл и раньше не давал понять, что он очень ответственный, — но так хотелось хотя бы понарошку понадеяться на кого-то! Жаль только, шутки никто не поймёт.        — Короче, я не вижу никакой причины для того, чтобы Зария стала намеренно травить меня или кого бы то ни было другого, — продолжила свежеиспечённая «судья», — поэтому я считаю произошедшее ошибкой. Никакого злого умысла не было, всё произошло чисто случайно.        — То есть, ты считаешь, что нам не стоит убивать гадину? — каким-то странным голосом произнёс Свен, и сама Лира охарактеризовала бы как энергично-злорадный, или злобно-выжидающий… подобного опыта у девушки раньше не было, и она очень надеялась, что и потом не будет тоже. — Даже просто затем, чтобы наказать её? — добавил он скорее уж для острастки или чтобы успокоить нервы.       По всему было заметно, что больше всего ему сейчас хотелось бы просто дать Зарии пинка, или незамысловато отлупить её… Но бить женщину, да ещё и не воина, и безоружную — на такое он всё-таки способен не был. Но вот если Лира сама захочет убить свою горе-отравительницу… вот тогда уже другое дело. Тогда причина будет ясной и понятной. Это ведь Лира тогда убила и раздела ту талморскую юстициарку, а не он, в конце-то концов!       Вот только сама Лира такой причины не видела в упор. Более того — она для неё попросту не существовала.        — А ты сама, Зария, что можешь сказать? — спросила бретонка и сразу же добавила, чтобы избежать ненужных слёз, клятв и раскаяний. — Что случилось на самом деле?        Девушка не любила кого-то унижать — и ненавидела, когда кто-то унижался перед ней, поэтому лично для неё дело уже было решено, поэтому сейчас она уже была готова перейти к конструктивному диалогу.        — У тебя есть кто-нибудь в Фолкрите? Есть ли кто-то, ради кого ты хотела бы здесь остаться? — добавила она, потому что почувствовала, что готовность к диалогу была только у неё одной.       Зария всё ещё пребывала в ужасе и свято верила, что её сейчас, скорее всего, утопят в ведре, в котором вода уже начала покрываться тонким и ажурным кружевом льда, а потом прикопают тут же, на заднем дворе.       Судя по всему, Свен был совершенно не против того, чтобы Зарии за её… оплошность было хоть что-нибудь, что так или иначе не пойдёт ей на пользу, или очень и очень сильно не понравится. Сама же Лира была полна твёрдой решимости защитить недотёпистую редгардку и от Свена, и от какого бы то ни было правосудия. И плевать, если Зарию и правда должны были судить. Она ведь не специально это сделала, так ведь? И пусть она и ошиблась — главное, что никто не умер.        — Поскольку у тебя нет никого близкого ни в Фолкрите, ни в Скайриме в целом, — продолжила Лира, — думаю, ты была бы не против отправиться жить в Вайтран. Тебе не придётся искать себе жильё, потому что первое время ты будешь жить в нашем доме. Время от времени мы со Свеном тоже туда возвращаемся, но места нам всё равно хватит.        — А потом что? — обморочным голосом спросила Зария, глядя на которую можно было предположить, что она сейчас упадёт в обморок, потому что побледневший редгард — зрелище хоть и редкое, но всё-таки реальное.       Очевидно, она решила, что дальше будет что-то вроде изощрённой мести, которая будет представлена в виде экзотического блюда, которое приготовившие его будут есть холодным.        — А потом мы приобретём дом, и тебе там тоже найдётся место. — ответила Лира.       Во имя Девяти, ну неужели она так жутко выглядит, что теперь Зария не ждёт ни от жизни ничего хорошего, ни даже просто самой жизни!        — Сейчас я пойду вызывать гонца, чтобы он проводил тебя к нам домой. Потом перевезём все твои вещи туда, если ты не против.       Даже если Зария и была против, то больше всего на свете она напоминала висельника, которому в самый момент казни сообщили, что казнь откладывается на неопределённое время, а потому только испуганно кивала. Лира поглядела на это всё — и мысленно махнула рукой. Да уж. Тот самый случай, когда хоть сто раз повтори «мы добрые» — но тебе всё равно не поверят.        — Я вот не до конца понял, почему ты решила пощадить эту дрянь. — спросил Свен, когда после ухода Зарии в сопровождении гонца, бард снова сидел в таверне вдвоём с Лирой, и они пили мёд.       Такое чувство, будто они не сидели так, — спокойно и вместе, рядом друг к другу, уже целую вечность. И будущее не представлялось им ни прекрасным, ни опасным, ни пугающим, — они просто предпочитали о нём не думать. Будущее — оно каждый раз наступает через секунду, а самый короткий момент — это настоящее.        — Ну… Просто я не представляла себе, как я просто вот так подойду к ней и убью. — совершенно честно ответила Лира — Тем более, что Зария не хотела никого травить, оно всё получилось совершенно случайно. Она сама испугалась, когда поняла, что случилось.        — Да, но не за тебя. — спокойно ответил Свен.        — Ну да, не за меня. — так же спокойно согласилась Лира. — Вот только на самом деле для справедливости это абсолютно ничего не меняет. Ну, я так думаю. И что, по-твоему, мы должны были сделать? Утопить её в ведре, как злокрыса? К тому же, там и воды не осталось, только на дне, да и та замёрзла. Вы пришли как раз в тот момент, когда я домывалась, если что, и начали качать права и требовать справедливости.       От комичности произошедшего, отдававшей трагикомедией, оба искателя приключений засмеялись.        — А теперь что будем делать? — спросил Свен, отсмеявшись.        — А теперь пойдём в Факельную шахту. — сказала Лира. — Вернее, не сразу, — у меня было одно дело, только я хотела бы сделать его одна. А ты в это время проведаешь мамашу. Если получится не так быстро, переночуй у неё, я потом к вам присоединюсь. Так… — решила пояснить девушка, хотя её спутник и не спрашивал ни о чём. — Потом и я тоже приду поздороваться с ней. А вот кое-кого… Вот уж точно — кое-кого убить мало, пусть он и сам не знает, насколько.        — Лира, а про кого ты? — удивлённо спросил Свен — Про Зарию?        — Ох, если бы. — поморщилась Лира — С ней-то как раз всё просто и понятно, с ней даже младенец справился бы. Я слышала, что здесь в окрестностях недавно какой-то бандит-лучник был, и не думаю, что он в бандиты пошёл исключительно из благородства.        Дорога до Факельной шахты была относительно короткой, — ещё и потому, что искатели приключений нашли возницу, который довёз их до Ривервуда.        — Сейчас разберёмся по-быстрому с разбойниками, а потом пойдём к мамаше. — предложил Свен, который так рвался к бандитам, словно они задолжали не ярлу Фолкрита, а лично ему.       Про себя Лира отметила, что дело, скорее всего, в том, что ему нужно куда-то деть лишнюю энергию, о существовании которой он заподозрил, притащив Зарию на задний двор, как курицу, которой нужно было отрубить там голову, и если там у него по поводу неё были какие-то сомнения, то в случае с откровенно преступным элементом для него всё было просто и понятно.       Уже на подходе к шахте возникла некоторая проблема.       И проблема заключалась в том, что ярл Фолкрита так спокойно сказал ей по поводу этих бандитов, — «иди и казни их». Стоило только вспомнить эти слова, сказанные совершенно обыденным тоном — и разбираться с ними пропало всякое желание. Нет, бандиты не стали прекрасными героями или просто хорошими людьми… Но вот разбираться с ними захотелось исключительно мирными способами. Правда, сами бандиты вряд ли захотели бы облегчить своей «спасительнице» задачу, поэтому…       К сожалению, после слова «поэтому» никаких идей не было. Ни что именно теперь делать — не идти же к ним, в самом деле, с предложением дружбы и помощи! — ни даже как закончить начатое предложение. Может, на месте как-то станет ясно?       Нет, на месте стало только сложно, но уж никак не ясно. Н в последнее время что-то ничего простого не происходило.       Проклятые разбойники словно задались целью осложнить жизнь своим невольным спасателям и поскорее закончить свою, причём кто умрёт первым, а кто — вторым, им, похоже, было совсем не принципиально. После нескольких попыток договориться с разбойниками если не до мирных отношений, то хотя бы до того, чтобы можно было просто поговорить, стало ясно, что разговор очень быстро заходит в тупик.        — Нет, мне кажется, что это какой-то дохлый номер. — сказала Лира, прячась около выхода и передавая Свену бутылочку с зельем лечения.        — А у меня чувство, что дохлыми такими темпами станем скорее уж мы. — пессимистично ответил Свен. — Я, конечно, понимаю, что казнить — это не то слово, но…        — Но того мальчишку-босмера, который, похоже, научился стрелять исключительно для того, чтобы попасть в нас, причём без предупреждения, я придушила бы лично. — мрачно ответила Лира. — Интересно, с чего он вообще такой паскудный-то?        — Понятия не имею, но что-то мне это не нравится. Да и вообще уже ничего не нравится, а не только ярл Фолкрита, с которого, собственно, всё и началось.        — Ага. Зараза! Нет, ну вот с чего он вообще решил обратиться к нам с такой просьбой-то, а? — спросила Лира — Тоже мне, палачей нашёл. Иди — и сам казни… если они не сделают с тобой то же самое, причём раньше.        Стрела, вылетевшая откуда-то из-за поворота и с лёгкостью презревшая все законы физики, применимые к стреле и к её возможностям полёта, доказала, что им, разбойникам, в принципе всё равно, с кем разобраться. А ярл к ним всё равно сам ни за что не придёт. По крайней мере, один и в той мантии, которую носит в Фолкрите.        — Нет, ну вот что мы делать будем, а?        — А я откуда знаю? Может, самого ярла казнить, что ли?        — Такое чувство, будто тебя этот ярл покусал, раз ты стал таким кровожадным.        — А я, может, вообще всегда был таким…       А потом, после очередной попытки, Лиру убили.       На самом деле, совершенно глупая смерть — от стрелы, пущенной, кстати, с такого расстояния, когда надо было просто задуматься о чём-то, чтобы упустить такой… пасс. Очевидно, всё тот же юный босмер, против которого Лира теперь имела не только зуб, но и…        … Она снова оказалась в таверне в Фолкрите, когда они со Свеном пили мёд и наслаждались беседой и обществом друг друга.        … целую челюсть.       Если так придётся возиться с каждым разбойником, то тогда уж проще… Нет, не проще. Мы ведь не палачи — и всё равно, это не они пришли к нам, а мы пришли к ним.        — Свен, а ты помнишь, какая у тех разбойников в Факельной шахте броня была?        — Ты, что, хочешь сделать себе такую же?        — Очень смешно. На маскарад, разве что. В Синий дворец в такой не пустят. Да и вообще, это не столько броня, сколько просто одежда, такую в кузнице можно и не выковать, проще у портного сшить.       «Кстати, кажется, появилась какая-то идея. А что, если и правда…»        — А теперь что будем делать? — спросил Свен, отсмеявшись.        — А теперь пойдём в Факельную шахту. — сказала Лира. — Вернее, не сразу, — у меня было одно дело, только я хотела бы сделать его одна. А ты в это время проведаешь мамашу. Если получится не так быстро, переночуй у неё, я потом к вам присоединюсь. Так… — решила пояснить девушка, хотя её спутник и не спрашивал ни о чём. — Потом и я тоже приду поздороваться с ней. А вот кое-кого… Вот уж точно — кое-кого убить мало, пусть он и сам не знает, насколько.        — Лира, а про кого ты? — удивлённо спросил Свен — Про Зарию?        — Ох, если бы. — поморщилась Лира — С ней-то как раз всё просто и понятно, с ней даже младенец справился бы. Я слышала, что здесь в окрестностях недавно какой-то бандит-лучник был, и не думаю, что он в бандиты пошёл исключительно из благородства.       «Во имя Девяти… Самой бы не придушить этого Леголаса лучника. Не факт, что просто в объятиях.»