Beauty In Death

После тренировки и обеда Хисын как и вчера пришёл в общую комнату, устроился на кресло, взял книжку в руки и намеревался опять почитать, потому что у него уже не было сил на истерики. Он чувствовал лишь опустошение и ярость на Сокджина. Однако планы его не увенчались успехом, поскольку как только он перевернул первую страницу, к нему подошел слуга. — Господин Ким желает вас видеть, — в этот миг все голоса затихли, вампиры обернулись на него, и Хисын встал с места. Он не понимал, почему все с таким удивлением и раздражением смотрели ему вслед. Он нехотя пошел следом за слугой, и его одолевало какое-то неприятное ощущение, будто предчувствие, что должно произойти что-нибудь плохое. Хисын однако отмахнулся от него, потому что ничего поделать в этой ситуации не может, лишь ждать разговора с Кимом. Они опять петляли по коридорам, поднялись по лестнице и, наконец, пришли на место. Маленькая, тоненькая горничная остановилась подле широкой двери и постучала несколько раз, после чего отворила дверь. Хисын зашел в кабинет и остановился в нескольких шагах от дубового стола, за которым сидел господин. Хисын оглядел кабинет, сделанный в основном в изумрудных тонах, что было необычно, потому что во всем остальном поместье преобладали оттенки красного, даже вызывающего алого цвета, что иногда сводило с ума. Сокджин поднял глаза от бумаг и поднялся из-за стола, обошел его будто нарочито медленно, словно приближался к жертве. Хисын стоял неподвижно, даже не смотрел в его сторону, взгляд его не отрывался от окна. Джин хмыкнул, и в этот момент голову Ли пробила сильная головная боль. Он замычал и схватился за нее, будто так она остановится, но нет. Гудение лишь продолжалось, так что становилось невыносимо. «Подчинись мне», — снова прозвучал голос в его мыслях, и он рухнул на колени, так что кости задребезжали, словно разбились. Он не мог долго сопротивляться натиску воли Джина. Хисын слишком слаб. — Ну вот, ты же видишь, что ты должен выполнять мои приказы. Ты в моей власти, — он словно не говорил, шипел, подобно змее. — Ты — никто, лишь очередная пешка в моей коллекции, просто обращенный вампир, и я могу убить тебя в любой момент. — Так убейте меня. — Не сейчас. Ещё слишком рано, ты прослужишь мне столько, сколько я захочу, — с этими словами он отошёл, и Хисын, наконец, смог выбраться из удушающей пелены. Голова его до сих пор кружилась, но господина Кима это совершенно не волновало, он вновь сел за стол, зачесал волосы назад и склонился над бумажками, перебирая их аристократическими пальцами. Хисын тягостно встал, оперся на спинку кресла и выпрямился на дрожащих ногах, что не хотели держать своего хозяина. — Джана! — позвал Сокджин и прозвенел колокольчиком, стоящим на столе. В эту же секунду в кабинете появилась служанка, будто всё это время ожидала за дверью. Она взглядом позвала вампира идти за собой, так что Ли, последний раз взглянув на господина, развернулся и вышел из комнаты. В своих мыслях он совсем потерялся, но понял одно — он здесь никто, рано или поздно умрёт, а значит — нужно цепляться за этот шанс выжить. Но как… Вот в этом была загвоздка. Те парни говорили, что кто-то уже попытался сбежать, но неудачно. А Хисын полагал, что вдали от всех этих кровоугодников сможет себя контролировать. Так продолжались дни, Хисын обдумывал план, пока становилось все холоднее на улице, это он понимал по опадающим листьям деревьев и пропадающим птицам, что стройным косяком улетали на юг, исчезая в перьевых облаках. Так было, когда Хисын на закате провожал их взглядом, они покружили последний раз и скрывались, испарялись в последних лучах солнца. В ту же ночь начался дождь, обычно холодный и промозглый, но вампир не ощущал его стужу. По обыкновению он зябко ёжился и начинал растирать себе руки, чтобы разогнать кровь по телу, но теперь в нём не было ее. Не было жизни. Не было и холода. Он всё пытался понять, что же теперь в организме служило заменой крови, но докопаться до истины не мог. Сбивал костяшки в кровь в ванной об плитку, но ни ранки заметить не мог. Расцарапывал себе ноги, но крови не было, хотя прежде кожа на щиколотках была сверх тонкой и могла разорваться даже от обычной царапины. Но не теперь. В одну из долгих ночей, к бодрствованию которых он не мог привыкнуть, Хисын решил прилечь в комнате, чтобы поспать, потому что организм его никак не хотел привыкать к новому, совершенно ужасному режиму. Но и тогда он обнаружил у себя ещё одну способность — сверхчувствительность к звукам. Он укрылся тогда даже двумя одеялами, одно стащил у Лукаса, всё равно тот пока был в общей комнате и в это крыло не собирался, но звуки продолжали преследовать Хисына. Они звучали настолько громко и четко, будто вампиры переговаривались всего лишь за бумажной стенкой. Конечно, в ту ночь он так и не заснул, как и в следующую, однако в один из таких дней, когда его соседи по комнате спали, он лишь измотанно лежал, вроде бы и хотел вздремнуть, но сон всё никак не шёл, так что Хисын ворочался, но через несколько секунд уловил чужие голоса. Он уже хотел было заткнуть уши, чтобы не раздражать и без того чувствительный слух, но когда разобрал речь, решил прислушаться. — В четверг на рассвете, подготовь мне карету. Можешь идти… — всё, что понял Хисын, и звук шагов, слишком громко отзывающийся в мыслях. Он распахнул глаза и замер, обернулся, чтобы проверить, спят ли его соседи, и обнаружил их всё ещё с закрытыми глазами и спокойным дыханием. Значит, не проснулись. «Иногда всё же полезно не спать в этом доме…», — подумал он, а еще задался вопросом, только ли он обладает такими способностями. Но уже вскоре, на завтраке, понял, что не один. — Ты слишком громко жуёшь, — пробубнил Вирих, злобно зыркнув на рядом сидевшего вампира. — А ты слишком громко дышишь! — отозвался Михаэль, явно задетый таким замечанием со стороны друга. Но Хисыну уже не было до них дела. Значит, способности у них одинаковые, но его преимущество в том, что он не растрачивает драгоценный день на слишком долгий сон. А потому он ждал четверга как никогда сильно. Ночи тянулись для него слишком долго, будто успевал проходить год всего лишь за какие-то одиннадцать часов. Его раздражали осмотры, когда врач с фонариком заглядывал к нему в рот, и тренировки, потому что вновь отнимали жизнь у людей. Но зато за утренние часы и дневные он успевал узнавать распорядок дня слуг. Одна часть из них ложилась спать в восемь, а другая — на полчаса позже. Теперь Хисын ждал своего побега. Всю ночь среды он в ожидании метался по комнате, пока остальные, заливисто смеясь, играли в какую-то настольную игру. Но вампир и не желал к ним приближаться, он выждал, пока соседи заснут, поднялся с кровати, приоткрыл занавеску и выглянул в окно, вид из которого выходил как нельзя кстати на главные ворота поместья, из которых как раз выезжала карета господина Кима. Осталось переждать эти полтора часа, и можно бежать. Хисын тихо переоделся и взял со стула чужую рубашку, он не знал, чья она — но решил, что кто бы это ни был, не обнищает. А ему она нужнее, всё-таки путь в никуда обещал быть слишком долгим, а потому надо было переодеться по ходу дела хоть во что-то. А еще Хисын знал, что Михаэль хранит у себя в тумбочке съестное, потому что уж слишком сильно любит полакомиться между промежутками пищи. Вот и в этот день он за завтраком прикарманил несколько ломтиков хлеба, сунув их в карман штанов, и горсть орешков, которые сложил в рукав широкой рубахи. А после этого спрятал в тумбочку, намереваясь перекусить. Но Хисын предугадал это и, пока никого не было в комнате, перепрятал еду себе под подушку, благо Михаэль так её и не хватился. И вот, когда время вышло, вампир приоткрыл скрипящую дверь, тихо вышел в коридор и, озираясь по сторонам, начал красться по заранее выученной дороге. Он петлял в коридорах, прислушивался к каждому шероху и проходил мимо спящей охраны на цыпочках. И вот, взгляд его наткнулся на служебную дверь, которой пользовались слуги, как он успел заметить несколько недель назад. И, как на счастье, она не была заперта. Хисын решительно отворил её, но как только он вышел на улицу, кожа его сразу засияла и защипала, будто он ошпарился кипятком, было нестерпимо жутко, и вампир даже обрадовался тому, что не обратил свой взор на восходящее солнце, иначе точно сжег бы глаза. Он тут же заскочил обратно внутрь, прикоснулся кончиками пальцев к коже на скулах и носу и с ужасом понял, что она на них словно немного слезла, будто он действительно обгорел. Но потом и ладони его попали под его внимание, и вот тогда он просто обомлел. Кожа на них была красной, будто выжженой, даже шелушащейся в нескольких местах. А ведь он простоял на улице всего несколько секунд, что бы произошло с ним за большее количество времени… Он панически заметался, запустил обожженные кончики пальцев в волосы и облокотился на стену. Глаза его лихорадочно заскользили по коридору. До развилки с главным проходом было две двери, и куда они ведут, Хисын не знал. Но время утекало слишком быстро, так что он подергал сначала первую дверь, но она оказалась закрытой, так что он добрался до второй и открыл ее. На ощупь начал трогать все предметы в ней, потому что свечей у него при себе не было, а если бы и были — зажигать их слишком длительно. Сердце колотилось бешено, будто грозилось проломить ребра или вовсе разорваться, хотя на деле оно способно лишь остановиться. Страх будто стоял за спиной, пока Хисын двигался по комнате. Он зачастую не понимал, чего он касался во тьме, и даже не знал, что искать. Наверное то, чем можно было бы укрыться, спастись от этих лучей. Но поможет ли обычная ткань? Юноша понятия не имел, но надежды больше не было. Он нащупал руками какую-то одежду, кусок льняной материи, но как раз в этот момент послышались шаги. Скрипучие, неприятные, будто сама смерть идет за ним. Дыхание его прервалось, казалось, что и сердце начало стучать тише. Хисын замер, боясь даже шелохнуться, а шаги все приближались, становились ещё громче, чётче, страшнее. Но вдруг они остановились. Скрипнула соседняя дверь, а через минуту, что показалась вампиру вечностью, снова зазвучал звук ключа, и шаги стали отдаляться. Хисын тяжело выдохнул, капелька пота покатилась по его виску к намокшей шее. Он закрыл глаза рукой, а в следующее мгновение схватил тряпку и вышел в коридор обратно. Оглянулся и, не увидев никого, бросился к служебной двери. Уже рядом с ней он оглядел свою находку, которой оказалась чья-то накидка. Теперь Хисын дважды вор, потому что на плече у него еще весела рубаха Лукаса. Облачившись в тряпье, чтобы скрыться от солнечных лучей, он принялся бежать. На улице уже стало совсем светло, но жгли только кончики пальцев, что иногда выглядывали из-под рукавов, однако это можно было терпеть. Хисын перемахнул через забор и прыгнул в кучу опавших листьев. Следы его оставались на земле, но заметать он их не станет, потому что некогда. У него в запасе было всего лишь несколько часов, чтобы найти себе ночлег, пока его пропажу не заметили. Только вот местности Хисын не знал, вокруг был лишь непроглядный лес, что был подобен болоту, в которое страшно ступить. Но он шел, просто надеялся добраться до какой-никакой деревушки, попроситься заночевать, сказать, что солдат он. А военным всегда ночлег на день-два давали, а он по хозяйству поможет… Только вот в родных ли он краях до сих пор? Этого он не знал, ноги сами несли его по ухабам, по непрохоженным дорогам. Когда солнце было в зените, сил стало меньше, так что вампир уселся под тень деревьев и протер рукой лоб, покрывшийся испариной. Живот злорадно заныл, так что Хисын достал из карманов ломтик хлеба и два орешка — это все, что он мог себе пока что позволить. К тому же мучила жажда, и проглотить сухой комок пищи было трудно. Немного переждав в теньке, Хисын двинулся дальше, хоть уже и не с такой скоростью, как прежде. По пути он нашел застоявшееся русло реки и двинулся дальше, потому что если рядом есть текущая река, то, значит, и поселение. Добрался он до него к вечеру, когда уже смеркалось, земля начала покрываться тенью. Мошки, комары и сверчки словно ожили, закружились в морозном воздухе, но к Хисыну не лезли — им нечем было питаться. Крови в нем больше не было. И к удивлению, вампир посчитал, что это единственный плюс. На горизонте уже показались одиночные домишки и развилка, уходящая на несколько дорог, значит — и несколько улиц. Хисын с облегчением вздохнул и с новыми силами побежал к деревне, пока еще сельчане не легли спать и могли приютить солдата. Невдалеке послышались голоса и хохот людей. Хисын огляделся и заметил, что по другой тропе бежали мальчишка и девчонка, еще совсем юнцы, лет пятнадцати отроду, немногим меньше самого Хисына, но низенькие и хлюпенькие, будто каши мало ели. Зато девочка лакомилась ягодами, засмеялась, закинула в рот одну и побежала, все время оглядываясь на мальчика. Юноша же перехватил корзину посильнее и ускорился, звонко что-то прокричал и побежал за ней. Только вот она не заметила помехи под ногой и упала со вскриком, схватилась за колено. Парень тоже бросил корзину, так что ягоды рассыпались по траве мелкими пятнами гуаши, и побежал к ней, только вот по дороге упал, проскользил по земле, но вновь вскочил на ноги и оказался возле подруги. Хисын, приближавшийся к ним, чтобы узнать, где можно было попроситься на ночлег, остановился. Ран он не боялся, но дело теперь было в другом — на коленке молодой девушки виднелись алые капли крови. Они скатывались по коже и падали, словно рубины, драгоценные камни, причинявшие боль. Хисын стиснул зубы, нащупал кончиком языка клыки и сглотнул слюну. Хотелось испить эту манящую жидкость, впиться до боли в голени. Голова опустела, будто все мысли насильно выкачали, и осталась только одна: «Выпей!». Внутренний голос словно кричал, призывал, поэтому Хисын даже не понял, как приблизился к подросткам: хныкающей девчушке и парню, что вмиг выпрямился, закрыл своей спиной подругу, снял с ноги обувку, приготовившись защищаться, да только вот и у него по запястью стекали манящие капли крови. Поэтому Хисын и начал с него, вонзился клыками в руку, отчего парень начал пинать его ногами, только вот Хисын повалил его на землю, окунув головой в дорожную пыль, чтобы не брыкался. Девчушка вскрикнула, дрожащими глазами наблюдая за всей этой картиной, взгляд ее озверел от желания спастись, и она попятилась, попыталась было встать на ноги, но, видимо, получила перелом, а потому начала ползти, стирая конечности все больше в кровь. Парень уже не дергался, лишь легкое движение пальцев руки выдавало в нем признаки жизни, но и та была не видна, потому что через несколько секунд последние крупицы оказались на кончике языка вампира, он бросил бессознательное тело и тяжелой поступью двинулся к девушке. Она ревело, и лицо ее было искажено животным ужасом, она не успела отползти даже на десять метров, поэтому Хисын быстро развернул ее к себе и пропал к шее. Девушка замучено задышала, а вскоре перестала, замерев. Хисын слизал последние капли и отошел, только тогда его разум стал пробиваться сквозь муть, стену того зверства, что он совершил. Он попятился, всматриваясь в мертвые тела, к смерти которых причастен несомненно он. Хисын побежал от них, запинался в корнях деревьев, но двигался, будто умалишенный. С такой скоростью убегают только от самого себя. Ему было страшно, поскольку на этих руках опять побывала кровь. Хотелось кричать и выть. Ну вот чего он ждал? Он просто отброс, противный кровопийца. Чудовище. Только вот и его покидали силы, так что он рухнул на холодную землю не то от утомления, не то от эмоционального потрясения. Что делать дальше он не знал, просто продолжал двигаться дальше, шел, не осознавая, куда. Но теперь даже не понимал, зачем. Ведь мог остаться догнивать в лесу, как был того достоин убийца. Еще одна деревушка попалась ему на глаза, она уже была в преддверии гор, так что во дворах виднелись и козы, и овцы. Желудок заболел. Есть хотелось сильно, как и пить, но жажду Хисын утолил еще по дороге, напившись в ручье, в нём же и ополоснуть лицо. Вновь была темень, когда Хисын решил перемахнуть через чужой забор, чтобы попробовать козла. Теперь он был и вором, но было уже все равно. Он ужасный человек… Ах, нет, вампир. Он впился в тельце спящего козла, когда на порог вышла женщина, а следом за ней дочка, которую она успела загнать в дом, прежде чем сама стала жертвой. Хисын понимал только одно — он обезумел. Из-за голода или еще из-за чего — не знал. Только вот по соседним деревням стали погибать жители, и пошла молва про кровопийцу. Ее Хисын услышал, когда вечером, в сумерках, очутился на площади в какой-то деревушке, огни в этот день были зажжены, и шла какая-то ярмарка, вокруг бегали детишки, и народу было слишком много — как будто съехались со всей округи. Все сверкало в тени ночи, вокруг кричали торговцы, заманивая последних в этом дне покупателей, что уже кутались в холщовые накидки и торопились по домам, чтобы отоспаться. Но несмотря на обилие света, на небе всё же видна была луна. Точнее, ещё совсем полумесяц, тонкий, будто изящная линия на небосводе. Хисын засмотрелся на неё, остановился, и лицо его озарилось лунным светом, отчего кожа слегка засверкала, но не обожглась. Только засияла, подобно пыльце, что в этот же момент пропала, потому что Хисын пошатнулся, попав снова в тень, и посмотрел вслед убегающей фигуре парня, который его случайно толкнул. Тот обернулся и что-то крикнул, отчего капюшон с его головы слетел, обнажив светлые волосы. — А вы слышали-слышали? В соседней-то деревне три человека умерло. Бабка двоих внучек и сына лишилась, — услышал невдалеке Хисын. Сразу напрягся и замер, пытаясь вслушиваться в слова. — Да вы что! Это тот кровопийца их убил? — Да! И по всем сёлам в округе прошелся! Скоро и до нас доберется, глядишь. — Ды что вы мелите, Бога побойтесь! Дальше их Хисын уже не слушал, сил уже не было терпеть это все, а самое главное — ходить по этому свету безнаказанным. Он побрел дальше, спотыкаясь на ходу. Фигура его сгорбилась, так что в тени улиц он напоминал уже не очередного путника, а призрака, что пришел по чью-то душу. Так он добрел до берега, что припорошило жухлыми листьями. Только вот их багровый окрас вновь Хисыну напомнил ту кровь, которую он пролил. И взгляд его неумолимо уткнулся в живой поток еще незаледеневшей воды. «Наверное, это выход…», — подумал он, — «Я не достоин жизни». Все ближе он приближался к невысокому обрыву, с которого мог полететь вниз, окунувшись в холодные воды. Хисын еще раз посмотрел на вздувшиеся вены на белоснежных ладонях и подошел прямо к краю. В отражении не было видно его лица, лишь фигура мрачного жнеца. Он вскинул голову к ночному небу, и первая капля со звоном упала на его щеку, стекая вниз. А затем и вторая, и третья. Начал моросить дождь. Тогда Хисын и решился. Он не стал сбрасывать накидку, решил, что так легче потонуть, и шагнул вперед. Ноги его подкосились, и он погрузился в ледяную воду. Но ему не было страшно, он не цеплялся за ветки деревьев, не пытался выплыть, он хотел умереть. Только вот не смог. Его бессознательное тело прибило к берегу. Неизвестно, сколько оно так пролежало, но уже ближе к рассвету, когда небо освободилось от облаков и было готово к восходу солнца, его нашел юноша. Он перекинул вампира через свое колено и начал сжимать бока, ребра. Хисын закашлялся, веки его приоткрылись, когда он выплюнул всю воду на землю, но уже через несколько секунд закрылись вновь. Всё, что успел запомнить Хисын — это лишь лунные пряди волос.

***

Джейк суетился возле кровати, проверял пульс каждые пять минут, трогал лоб и прислушивался к дыханию. Он сам не знал, почему этот юноша так его взволновал. Наверное, потому что нечасто найдешь на берегу реки полумертвое тело, да еще и не человека. Однако он сразу же бросился его спасать, благо знал — как. Отец его еще с детства этому обучил, поскольку врачом был. Да жаль только, что в деревне его сейчас не было — уехал за вознаграждение лечить одну состоятельную госпожу. Сам же Джейк под руководством матери помогал, чем мог. Менял повязки на вспотевшем от жара лбу, поил травами. Да только помогут ли они вампиру? О том, что утопленник был вампиром, Джейк понял сразу, как только взглянул на него. У него теперь была чуйка на них, все же он и сам теперь один из них и провёл в поместье господина Кима около месяца, пока матушка дома изводила себя, а отец поил ее успокаивающими травами. Джейк не удивится, если этот парень сбежал от Сокджина. Только вот Джейк был еще и оборотнем, что ухудшало его ситуацию. Именно из-за этого он так приглянулся Джину, и стал его любимой подопытной мышкой. Только вот Джейк смог его обмануть и сбежать обратно к семье, к единственным в деревне оборотням. Тайну их не знал никто, а если бы она обнаружилась, то их бы сожгли на костре, как зеленоглазых ведьм. И так их азиатская внешность вызывала смуту в поселении. — Мам, я думаю, что он тоже сбежал оттуда. И, возможно, его будут искать, как и меня. Они уже были на юге, искали там, и до нас добраться могут, — прошептал он и вышел за дверь, едва прикрыв её, чтобы скрип не разбудил вампира. — Тебе нужно уходить отсюда, могут прийти и за тобой, если пошли по его следу, — мама взволнованно зашептала. — Но куда? Я полу-вампир, полу-оборотень. Меня не примет никто! Я до конца так и не научился противостоять своей второй сущности. Да и как я вас брошу? — Езжай в Японию. Там издревле живут наши собратья. Они помогут тебе хотя бы ради своей безопасности, — и Джейк был согласен с ней, только всё равно обернулся на дверь, прикусил губу и отвёл взгляд. Матери он не мог такое сказать, не мог поведать, как в тот момент, когда вампир приоткрыл глаза на считанные секунды, Джейк почувствовал то самое, о чём рассказывали ему родители. Это пленительное чувство, описанное в сказках про оборотней. То, что было и у его родителей. Джейк навсегда запомнит эти манящие темные глаза и миг, когда его жизнь уже перестанет быть прежней.