***
Кая-бей сорвался куда-то вскоре после того, как она приехала в офис, и меньше чем через час позвонил сообщить, что сегодня больше не вернется. Голос его, даже несмотря на явные усилия, звучал растерянно и, кажется, слегка испуганно, и это было странно, но спрашивать Туткун, конечно, не решилась. Зато благодаря отсутствию начальника день прошел непривычно спокойно и тихо, и удалось закончить ровно в шесть вечера, чего с Туткун не случалось ни разу с первого дня трудоустройства. Их домик встретил ее тишиной: Аккыз возвращалась только завтра, а Сырма наверняка опять пропадала в ветлечебнице, где проходила практику и пряталась по углам с главным хирургом… Туткун хмыкнула себе под нос, скинула сумку и туфли и забралась с ногами на низенький диван в гостиной, вытаскивая телефон. Чолпан ответила спустя пять длинных гудков. И, конечно, начала далеко не с приветствий. – Девочка, у тебя что, руки отвалились? Я разве не говорила позвонить еще три дня назад?! – Прости, тетя. Тут столько забот, что даже лишний раз выпить чашку чая времени нет… – Какие такие у тебя заботы кроме того, что я тебе поручила?! В голосе на том конце громыхнуло крайним недовольством, и Туткун вздохнула украдкой. Она без единого сомнения могла сказать, что искренне любила тетю (как знала наверняка, что и тетя любила ее), но человеком та была неимоверно тяжелым. Выросшая на берегу Черного моря, в юном возрасте потерявшая мать, а в молодом – отца и единственную сестру, в один день Чолпан Карадаг осталась наедине с этим миром, почти разорившейся компанией отца и своим не вполне здоровым племянником. Туткун никогда не спрашивала, а Чолпан никогда не рассказывала, скольких сил и нервов стоило ей поднять со дна бизнес, в котором она тогда мало смыслила, и вырастить лишенного отцовской и материнской любви ребенка. Наверно, очень многих, и Туткун подозревала, что не все ее методы достижения целей были законными: люди, у которых совесть чиста, не жертвуют на благотворительность такие суммы, какие тетя до сих пор отваливала нескольким трабзонским фондам. Однако же именно эти пожертвования свели когда-то давно госпожу Чолпан и трех девочек-сирот в одном из черноморских приютов… – Туткун, ты там уснула? Резкий голос вырвал ее из воспоминаний. – Нет, тетя, я внимательно тебя слушаю. – Это я тебя слушаю, девочка, – Чолпан, очевидно устав злиться, вздохнула. – Как начала работать, так от тебя ни слуху ни духу. Я надеюсь, ты не забыла, зачем я тебя к Гёкханам отправила? – Что ты, тетя, не забыла. Но, если честно, мне сказать тебе пока нечего, – Туткун пожала плечами. – Бумаг много, много писем, но в них пока нет ничего, что бы мы ни знали раньше. Кая-бей не кидается с головой в подготовку к тендеру, пока только присматривается, да и то делает очень аккуратно. Он вообще, знаешь, аккуратный очень. Туткун фыркнула, и тетя в ответ цокнула языком: – Да уж, наслышана… Она замолчала, вероятно, что-то обдумывая, и Туткун прикрыла глаза. Слух о грядущем тендере на освоение земли близ трабзонского порта прогремел в деловой среде как гром среди ясного неба: после скандала с отмыванием денег на предыдущей стройке никто не ожидал, что городское управление решится пустить частный сектор в свои дела так скоро. Однако же случилось, и было очевидно, что конкурс должны объявить в ближайшее время, и до недавних пор госпожа Чолпан была вполне уверена в своей победе… До тех пор, пока в списке возможных претендентов на тендер не всплыло золотое имя холдинга Гёкхан. Туткун помнила, как долго и отчаянно ругалась в тот вечер тетя, и вполне могла ее понять. Одним делом было опередить в очереди местный черноморский бизнес – на это у них вполне хватало и сноровки, и денег. Но бороться с таким стамбульским гигантом?.. Силы в открытом бою были слишком неравны. Впрочем, как оказалось, играть с Гёкханами в открытую Чолпан и не собиралась… – Ладно, раз он такой педант, ты должна быть вдвойне осторожна, девочка, – тетя наконец заговорила вновь. – Смотри в оба, слушай внимательно. И, как только будет что-то, хоть что-то, касающееся нас, сразу звони. Я хочу быть в курсе всего, что этот Кая собирается делать, и хочу сделать это быстрее него… Ну надо же, мало ему главного порта Стамбула, ему порт Трабзона подавай! Подавится, золотой щенок… Туткун согласно хмыкнула, терпеливо выслушала еще несколько нелестных слов, которые тетя нашла для старшего сына Гёкхана, и, наконец отложив телефон, побрела в душ. Завтра, без сомнения, Кая-бей вернется в офис, ринется наверстывать упущенный день, и на нее опять свалится гора работы…***
Свет был приглушен, шторы плотно задернуты, и Кая развалился на животе поперек его кровати. – И что ты теперь будешь делать? – брат, подложив ладони под подбородок, смотрел ему в спину, пока Темур копался в шкафу. – А на что похоже? Я буду спать. – Я имею в виду ту девушку. Ты услышал, как ее зовут? Запомнил, где она живет? Или как ты собираешься ее искать? Наконец выудив на свет кофту с длинным рукавом, Темур принялся натягивать на себя пижаму. Медленно, вдумчиво, не поворачиваясь к брату лицом. – Я не собираюсь ее искать. Кая фыркнул. – Темур, умоляю, меня сейчас стошнит от фальши в твоем тоне. – А меня сейчас стошнит от твоей жизнерадостности, – он все-таки обернулся, поглядел на старшего сверху вниз, упрямо поджимая губы. – Скажи на милость, чему ты так рад?! – Тому, что ты влюбился. – Я не!.. – Темур, – Кая прервал его, плавно, с поистине кошачьей грацией поднимаясь с постели, – пожалуй, тебе действительно надо хорошенько выспаться. А завтра будет новый день, и мы с тобой обо всем поговорим. Ладно? Темур не ответил, поморщился, когда Кая походя хлопнул его по плечу там, где уже образовался большущий синяк, и опустился на кровать, стягивая резинку с порядком растрепавшегося хвоста. Мягкая подушка пахла свежим кондиционером для белья… А полотенце, на котором он спал прошлую ночь, пахло женским шампунем со стойкими нотками жасмина.