История одержимости

      Юта смотрел на широкую спину Сычена, обтянутую черной тканью пиджака. На похороны Пак Джимин пришли ее коллеги, ее ученики, вся спецкоманда, но вот ее семья так и не появилась.       — Думаешь, они придут позже? — Дун обернулся к Юте, когда они остались у могилы вдвоем. Его лицо было спокойно. Накамото никак не мог перестать радоваться, что Сычену в последнее время стало лучше. Он больше не плакал, часто улыбался, и они проводили вместе так много времени, что детектив почти переехал к Сычену.       — Не думаю.       Мужчина на это лишь мягко улыбнулся, будто и сам подозревал, что ответ будет таким. Он подошел ближе и взял аккуратно Юту за руку. Они немного помолчали, глядя на собственные переплетенные пальцы. Было тепло, пели птицы. Юта чувствовал себя счастливым.       — Ты подождешь еще немного? — вдруг заговорил Дун. Накамото сначала не понял, о чем речь. Он непонятливо взглянул на Сычена, и только его смущенное лицо все прояснило: разговор шел о признании Юты.       — Я буду ждать столько, сколько нужно, — детектив не смог сдержать улыбки.       — Но я хочу, чтобы ты мне кое-что пообещал.       — Что угодно.       Сычен поджал губы, не решаясь заговорить. Он взглянул Юте прямо в глаза.       — Не защищай меня. Больше никогда.       Накамото опешил. Он слегка отстранился, нахмурился и хотел было возразить, но Дун перебил его:       — Это условие, при котором я буду с тобой встречаться. Хён, ты очень мне нравишься. Ты добрый, ты милый, сильный и красивый невероятно, я влюблен в тебя по-настоящему, но не нужно меня оберегать. Это душит меня.       Юта не знал, как ему на это реагировать. Он хлопал глазами, а на лицо сама собой наползала идиотская улыбка. Накамото не нравилось это условие, но если это может сделать Сычена счастливым, то Юта готов исправиться.       — Я не могу тебе пообещать такое. Я всегда буду заботиться о тебе, — Сычен заметно расстроился. Юта нежно поправил его челку. — Но я могу пообещать тебе, что буду честным и не буду ничего от тебя утаивать. Все, что ты захочешь или не захочешь знать, я расскажу тебе, и тебе даже не придется просить меня. Я буду все обсуждать с тобой, и прекращу только, если ты почувствуешь, что это слишком. Ты согласен?       — Согласен, — Дун улыбнулся и легко коснулся своими губами губ Юты.       Накамото был уверен, что у них все обязательно получится.

***

      Марк вернулся домой после дневной смены. Он сходил в душ и долго смотрел на собственное отражение в зеркале. Рана на его руке зажила и теперь напоминала о себе лишь уродливым шрамом. Ли часто думал о тех нескольких секундах, когда Лим Джиён бросился на него со своим зазубренным ножом. Боль неожиданно отрезвила Марка. Он, наконец-то, вспомнил все, что произошло ночью, когда они с Донхёком в загородном доме родителей уничтожили Дун Мейлин. Вспомнил все, от момента, когда впервые увидел ее лицо, до момента, когда это лицо скрылось в черном пластиковом пакете.       Марк после этого даже с Сыченом попрощаться не смог. Он сбежал из дома Джэхёна, прихватив с собой лишь несколько вещей и письмо Донхёка. Квартира встретила его запахом затхлости и брошенности. Ли казалось, что он и сам так пахнет. Всю ночь после приезда он вертелся в постели и думал, имеет ли он какое-то право продолжать спасать людей?       На следующий день он написал заявление на увольнение. Джонни даже не отговаривал его — до того плохо Марк выглядел. Может быть, Со надеялся, что однажды Марк передумает, но Ли больше не видел себя агентом. Он вообще больше никем себя не видел.       Месяц Марк лежал на диване, не зная, что ему делать дальше и как жить. Иногда он не ел сутками, иногда не спал, иногда наоборот — спал по двадцать часов в день. Жизнь перевернулась с ног на голову и стала ощущаться непрерывным надрывом. В блуждании по собственному разрушенному сознанию он не видел исхода. Дни тянулись за днями. Время будто взяло передышку. И Марку начало казаться, что так будет вечно.       Спустя несколько месяцев он почти смирился с тем, что теперь больше похож на мертвеца, чем на человека. Но однажды утром Марк проснулся от шума в подъезде: кто-то переезжал в соседнюю квартиру. Мысль эта огорошила мужчину. Время на самом деле продолжает идти. Секунда за секундой, минута за минутой, час за часом. Тогда Марк с усилием соскреб себя с дивана и впервые за долгие недели вышел на улицу. Ему было стыдно от того, что он может ходить, а Дун Мейлин — нет. Было стыдно от того, что он может есть, пить, смеяться над видео с котиками, а Дун Мейлин — нет. Стыд отравлял его жизнь.       Но та прогулка была первым шагом. Спустя еще пару месяцев Марк уже работал официантом в забегаловке в квартале от его дома. Ему оказалось неожиданно легко запоминать клиентов и заказы, шум музыки и разговоров не давал сосредоточиться на собственных мыслях, а еще — ему больше не нужно было готовить.       Ли провел большим пальцем по шраму в последний раз и выбрался из ванной. Он вытер влажные волосы, натянул спортивные брюки и подошел к холодильнику. Он забрал из кафе несколько нетронутых заказов и теперь собирался погреть их и лечь спать. Плечи и ноги наливались тяжестью, клонило в сон. Марк вслушивался в шум микроволновки, опершись бедром о столешницу. На улице сигналили машины. Застрявшие в пробке люди торопились домой.       Звонок в дверь заставил Марка вздрогнуть. Он растерянно вслушивался в надрывный треск, размышляя над тем, стоит ли ему открывать. Душераздирающий писк микроволновки решил все за него. Марк понял, что прятаться от ночного гостя не имеет смысла.       Он добрался до прихожей и приоткрыл дверь, надеясь выпроводить пришедшего, как можно скорее, но так и не сумел выдавить из себя и слова. За дверью стоял он.       — Пустишь к себе? — спросил Донхёк без всякого приветствия. Он улыбался и крепко сжимал ремень спортивной сумки. Волосы его стали короче, сам старший Ли стал выглядеть крепче. Казалось, что он только-только вернулся из долгого отпуска. Марк молча распахнул дверь, не веря собственным глазам. Донхёк вошел, бросил сумку на диван и принялся осматриваться. Несколько минут он изучал обстановку, затем подошел к стене и обернулся, вопросительно указывая на пятно неизвестного происхождения. Марк пожал плечами.       — Собирался поужинать? — спросил Донхёк, заглядывая в микроволновку. — Я бы тоже не отказался. Перелет был долгий. Теперь я понимаю, почему ты выбрал США.       Марк, все еще не говоря ни слова, достал из холодильника дополнительную порцию, которую планировал приберечь на завтрак, и засунул ее греться.       — И что, даже ничего не спросишь? — Донхёк бесшумно подобрался к Марку. — Тебе не интересно, что я здесь делаю?       — Что ты здесь делаешь?       — Меня выпустили, — мужчина обнял Марка за талию и положил свой подбородок ему на плечо. — Поразительно, на какие компромиссы способны полицейские, когда им нужно закрыть громкое дело.       — Ты дал показания против Лим Джиёна? — сердце Марка глухо забилось. Он помнил, что Юта-хён попросил доктора Лима не упоминать имени Донхёка, но, похоже, тот не сдержал обещания.       — Да. Я им сильно помог. Мы неплохо поболтали с нынешним детективом по делу. Жаль, что инспектор Чон не смог сам завершить расследование. Он мне нравился, правда. Не считая того случая, когда ты сказал, что из него получился бы хороший брат. Но я понимаю, ты сказал это, чтобы позлить меня. В этом нет ничего такого.       — Что ты им рассказал?       — Все, что знал об этом придурке.       Бывший агент усмехнулся.       — И как много ты знал?       — Почти все. Он рассказал мне о себе почти все. Рассказал, что в школе его не любили из-за заикания, что старший брат постоянно над ним издевался, что мать его просто обожала, а отец был строг, что девушки от него постоянно сбегали, что ему нравится коричневый сахар и не нравится американо, что он помешан на японских машинах, что он продал свою квартиру в Мапо недавно и думал, куда бы вложить деньги. Я узнал о нем больше, чем о тебе за последние пятнадцать лет. Единственное, чего я не знал о нем, — это цвет его белья в день задержания.       — Ты первый написал ему?       — Нет, — Донхёк стал раскачиваться из стороны в сторону, будто убаюкивая Марка. — Он сам. Я просто заметил, что он слегка погрустнел после расставания с девушкой. Он бывал очень назойливым, поэтому я прекрасно понимаю ту несчастную, что ушла от него. Но я не сбегал, слушал его. Позже он написал мне, что хочет быть друзьями. Так мы и стали общаться зашифрованными записками. Он был так рад, когда у него получилось убить первую. Я думал, что он растрезвонит об этом всем.       Марк помолчал. Его профиль лег как влитой. Но это не принесло ему никакого удовлетворения.       — Ты многое ему рассказал. Он знал вещи, которые могли знать только ты и я.       — Откровенность за откровенность. Иначе бы наша дружба не сработала.       — Он ведь тебе даже не нравился, — Марк почувствовал, как Донхёк пожал плечами. — Зачем это все?       — Я соскучился. Давно тебя не видел. А тут этот инспектор и его щенок с журналом, в котором была статья. Все так удачно совпало. И вот я здесь, и ты здесь. Мы рядом.       Писк микроволновки вывел Марка из гипнотического транса, вызванного голосом Донхёка. Мужчина достал тарелку и поставил ее на стол. Они уселись друг напротив друга.       — Кажется, ты не очень-то мне рад, — произнес Донхёк, старательно пережевывая лапшу. — Мне немного обидно.       — Я не знаю, что чувствовать, — ответил Марк и вдруг против воли улыбнулся. — Я просто шокирован. Ты появился так неожиданно.       — А что мне оставалось делать? Ты меня обманул.       — Как и ты меня. Думаю, мы квиты, — Марк пожал плечами. Ему до сих пор было неприятно вспоминать историю с Кан Дохёном. Донхёк поднял ладони в примирительном жесте.       — Мне просто не нравится, когда ты так холоден, Минхён. Я скучаю по тебе каждую секунду своей жизни. Даже сейчас.       — Ты обещал съесть мою печень, — Марк тяжело сглотнул.       — Это была шутка! Они прозвали меня Кумихо. Я думал, ты посмеешься. Но пока я писал ее, я понял, что мне очень нравится эта идея. Тогда мне бы не пришлось делить тебя с кем-то еще, а тебе бы не пришлось делить меня, — старший Ли отправил в рот еще немного лапши, глядя прямо в глаза Марку, криво усмехнулся и смешно сморщил нос. — Вроде этих глупых женщин, которые постоянно крутились вокруг. Они же все извращенки. Первая постоянно заигрывала со мной, а последняя хотела познакомить тебя со своей младшей сестрой. Ужасно.       Марк поперхнулся и долго не мог откашляться. Сначала он не понял, о каких женщинах говорит Донхёк. Первая и последняя — это были не просто какие-то женщины. Это были его жертвы. Ли прикрыл глаза. Все встало на места. Марк прокашлялся и ответил:       — У Дун Мейлин не было младшей сестры. У нее был младший брат.       — Это неважно. Я просто должен был оберегать нас.       Воздух вдруг стал липким и густым. Мужчина с трудом вдохнул, залпом выпил полстакана воды и неловко взялся за палочки. Оставшийся ужин прошел под негромкую трескотню Донхёка о том, как сильно изменился мир.       Подготовка ко сну заняла не больше пятнадцати минут. Второго спального места у Марка не было, и он разложил диван, чтобы они оба могли поместиться. В темноте Марк прислушивался к чужому тихому дыханию. Это было непривычно, но удивительно приятно, словно он снова вернулся в детство. Ли быстро задремал, убаюканный ностальгией. Разбудил его шепот Донхёка, который о чем-то спрашивал. Марк не сразу понял, что он должен ответить. Донхёк снова и снова спрашивал его, прямо как той ночью. Мужчина запаниковал. Донхёк, раздраженный его молчанием, оседлал чужие бедра и наклонился прямо к лицу Марка.       — Ты вспомнил? — спрашивал он. — Лим Джиён писал мне, что сделал все, чтобы ты мог вспомнить.       — Да. Я все вспомнил, — сердце у Марка глухо заколотилось. Лицо Дун Мейлин появилось перед глазами и тут же растворилось в темноте.       Донхёк улыбнулся, прикоснулся губами к щеке мужчины и крепко ухватил за плечо. Шрам отозвался фантомной болью. — Единственное, что я не могу понять, откуда взялась кровь у тебя под кроватью в нашей квартире?       Донхёк растянулся сверху, приложив ухо к груди Марка. Он тихо заговорил:       — Ты ранил меня той ночью, когда Дун Мейлин приснилась тебе. Пришел ко мне в комнату. Стоял, будто загипнотизированный, а затем напал на меня с ножом. Я пытался успокоить тебя, хватал тебя за руки, но ты будто был не рядом. Был где-то еще. Ту ночь я провел под кроватью, потому что боялся, — мужчина усмехнулся, провел большим пальцем по чужому шраму, а затем коснулся его губами. — Неужели ты думал, что я действительно убил кого-то без тебя? Ты ревновал?       Марк широко раскрыл глаза. Сердце у него безумно колотилось. Он хотел спросить, что это значит, но не смог раскрыть рта.       Донхёк поднялся поцелуями от шрама до шеи, нежно прижался губами к уголку губ Марка, завозился сверху, устраиваясь удобнее, притираясь бедрами, легко дразня.       — Наконец-то мы можем быть рядом. Так хорошо.       Марк прижался к Донхёку сильнее, ловя дыхание мужчины губами. Он не хотел ни о чем думать. Единственная мысль, которая никак не желала исчезать в мареве жара и страсти:       Он лжец. Он всего лишь человек.