***
Марк не выспался, не выпил кофе, успел лишь перехватить таблетки, даже душ не принял. Лукас растолкал его часов в десять, лицо у него было опухшее, но довольное. Он нависал над Марком, словно собирался сделать какую-нибудь пакость. — Проснись и пой, — прокряхтел он еще сонным голосом. — Ты чего меня так поздно разбудил? Где Юта-хён? — Ах, Юта-хён, — протянул Лукас, плавно перетекая в сторону кухни. — Юта-хён уже в участке. Сказал, что будет ждать нас там. Ему звонили эксперты. Марк вскочил с дивана и принялся натягивать брюки. Брюки были спортивные, серого цвета — из тех, что он купил во время своих последних выходных. В ФБР от него требовали дресс-код, а тут никто не заморачивался, поэтому Марк совершенно бессовестно перебрался в спортивный костюм. Он натянул кофту и вытолкал Лукаса из дома. Хвасонский участок был похож на сеульский, словно брат-близнец. Единственное, что бросалось в глаза, — его обшарпанность. Если не приглядываться, он выглядел вполне прилично, но стулья здесь скрипели, на стенах то тут, то там появлялись странные пятна, а пол, скорее всего, уже не отмывался. Но это все равно было лучше, что вечная бежевость Куантико. Молодой офицер показал им дорогу до стола Юты. Мужчина сидел у окна в самом углу кабинета и внимательно читал бумаги, ворохом вываленные перед ним. — Хён, — окликнул его Лукас. Юта поднял взгляд. Лицо у него было мрачное, и в плечах Вона тут же поселилось напряжение. Марк и сам чувствовал, что что-то не так. В этом беспорядке на столе ощущалось что-то неправильное, словно Юта раскидал все эти бумаги в отчаянии. — Что-то не так, хён? — спросил Марк, когда они подошли. Тот лишь молча передал папку с заключением о вскрытии стоящему рядом Лукасу. Марк внимательно следил за его выражением лица. Оно не менялось на протяжении страницы, а затем — на половине второй — его брови вдруг поползли вверх и рот приоткрылся. Марк тут же вырвал папку у него из рук. Он быстро пробежал глазами по тексту, вычленив лишь «обнаружено инородное тело … штифт… №3455а». Это было необычно, но они не знали о том, были ли у Пак Джимин проблемы со здоровьем. Им даже никого из ее близких допросить не удалось, потому что Юта отправил единственного свидетеля домой из гуманистических соображений. — Что тебя так удивило? — спросил он Лукаса. — Настолько серьезная травма, что пришлось ставить штифт? Она ведь всего лишь учитель. Марк улыбнулся. В этом рассуждение была доля правды. Травма совершенно не вязалась с ее профессией. — Понимаю, — кивнул Ли и обратился к Юте. — Нужно достать медицинские записи Пак Джимин. Ты сделаешь? — Уже, — Юта кивнул на ворох бумаг. — И знаешь что? У нее никогда не было никакого штифта, она даже не ломала себе эту ногу. Марк пораженно застыл. Рядом как-то неловко всхрапнул Лукас, удивленный не меньше. Ли положил папку на стол и стал копаться в медицинской карте, но Юта был прав: Пак Джимин никогда не попадала в аварии, не ломала ноги и даже болела последний раз три года назад. Прямо сейчас в морге лежала не она. Оказалось, что до морга из участка можно было добраться по темному подземному переходу. Первый этаж здания был залит светом, так что все трое одновременно зажмурились и застыли в проходе. Морг внутри выглядел внушительно. Он скорее походил на какой-нибудь театр, чем на место последнего пристанища множества и множества людей. Прямо над входом была какая-то мудреная надпись на латыни. Марк ее перевести не смог, поэтому спросил у Юты, но и тот в ответ пожал плечами. Лукас ясности не внес. Нужный кабинет нашелся в темном закутке под лестницей, и Марку это отчего-то не понравилось. Казалось, что вся эта мраморная махина вот-вот обрушится всей своей тяжестью на их троицу. В груди неприятно тянуло от тихого страха, который, будто фоновая мелодия, жужжал под ребрами. Юта распахнул дверь, и их снова встретил яркий свет. Марк зажмурился, а когда открыл глаза, увидел обнаженное почерневшее тело, мало напоминающее человека. Кожа слезала с него, как кожура отслаивается от консервированного помидора. Трескалась и торчала лохмотьями. Марк подавил рвотный позыв. Лукас рядом потянулся к пачке масок и вытащил сразу несколько штук, чтобы одну за другой нацепить их на нос. Ли его примеру не последовал и взял всего одну. Над телом стоял молодой человек в специальном переднике, шапочке, маске, нарукавниках и перчатках. Точнее в одной перчатке. Второй рукой он печатал сообщение. — Как дела, Юта-хён? — спросил эксперт, не отрывая глаз от смартфона. — Неплохо, но было бы просто отлично, если бы ты мог рассказать нам что-нибудь интересное, — Накамото натянул маску на нос и повернулся к гостям. — Ребята, это Джено — наш самый талантливый эксперт. Джено, это Марк Ли и Лукас Вон — коллеги из Сеула. Джено поднял взгляд и улыбнулся — это было заметно лишь по его блестящим глазам, превратившимся в маленькие щелочки. Марк невольно улыбнулся в ответ. — Приехали из Сеула. Значит, что-то примечательное есть в этой девушке, да? — Верно, — ответил Марк. — Мы взглянули на отчет, может, вы можете рассказать что-то еще? — Не очень-то надейтесь. Что-то новое придет только с результатами гистологии. А пока, все, что я могу вам сказать: ей где-то около 25 лет, судя по зубам. Умерла примерно месяц назад. Из странностей: ее голова была обернута полотенцем. Не знаю для чего, но это сохранило нам хотя бы некоторые части ее лица и почти все волосы. Возможно, ткань была чем-то пропитана. Мы отправили ее на исследование. Может быть, что-нибудь узнаем. Умерла она быстро — три ранения и все три потенциально смертельные: два — в шею с каждой стороны, и одно — в грудь. Марк вздрогнул. Ему показалось, что кабинете стало холоднее. По спине побежали мурашки. Он уже слышал о чем-то подобном, но вот только где? Мысль вертелась, пульсировала внутри, но поймать ее было невозможно. — Нож? — Юта снова обернулся к Лукасу и агенту Ли. — Что за нож? — Судя по ране, зазубренный. Лукас встревоженно взглянул на Марка. Ему в голову пришла та же мысль, которую вчера обдумывал агент — их субъект мог быть причастен к убийству неизвестной. Это в корне меняло весь профиль. Их трусоватый преступник за несколько месяцев вдруг превратился в опытного убийцу с четкими ударами, талантом к слежке и кардинальными изменениями в географии преступлений. Это было просто невозможно. Даже Джонни бы не поверил. — Штифт поставлен давно. Если пробить номер, можно узнать, кому и когда его ставили. Нужно только выяснить в какую больницу поставляются такие модели. — Вы сказали, что хорошо сохранились лицо и волосы? — перебил его Марк. Джено бросил на него удивленный взгляд, а затем как-то стушевался. — Да. Так и есть, — он немного помолчал, пристально рассматривая агента. — Все в порядке? Марк непонятливо взглянул на эксперта, а затем на свои руки — они дрожали. Дрожали так сильно, что это было заметно невооруженным взглядом. Он сжал ладони в кулаки, но это не помогло. — Да, я в порядке, просто немного замерз. Нужно попытаться сделать ее прижизненный портрет, — ответил агент и вдруг понял, что теперь дрожит всем телом. Три удара. Марк прикрыл глаза. Знакомый голос раздался в голове неоформленным шепотом. Ли не мог разобрать слова, но ощущал их каждой клеткой. — Марк, — тихо позвал Юта. — Ты слышишь меня? Что-то в кармане брюк задвигалось, и Марк испуганно хлопнул себя по бедру. Вибрация телефона неприятно разлилась по ладони. Агент Ли выудил мобильный. Он старался смотреть в пол, чтобы не видеть, как переглядываются его коллеги. — Слушаю. — Агент Ли, это Джемин. — О, Джемин-а, что-то нашли? — выдохнул мужчина, будто заземленный его жизнерадостным голосом. Детектив На недолго помолчал, будто удивленный этим обращением. — Хён, — нерешительно начал он. — Мы допросили того мужика из магазина Чон Ынджи. Он рассказал, что видел преступника. — У вас есть описание? — Да, но он плохо запомнил преступника, поэтому оно довольно общее: молодой, высокий, атлетического телосложения, с темной кожей и темными волосами. Пробуем составить портрет вместе с художником. Еще у того парня есть белая машина, но марку и номер мы не знаем. — Спасибо, Джемин, — безжизненным голосом ответил Марк, сбросил звонок и ошарашенно уставился в одну точку. Донхёк восставал перед ним из памяти, широко улыбаясь. На его загорелой коже всегда был румянец, темные волосы вились после душа, его высокий рост, крепкие бедра и тонкая талия всегда привлекали много девичьего внимания. Но почему он? Почему именно сейчас? Мысли Марка начали полыхать, словно кто-то насыпал в них перца. — А, еще кое-что, — вдруг воскликнул Джено и указал на голову жертвы. — Кто-то срезал у нее приличный локон волос. Пустота в груди со скоростью смерча начала затягивать внутрь все хорошее, что Марк успел почувствовать и испытать, пока жил сам по себе. Сердце колотилось, как безумное. Улыбка Донхёка превратилась в оскал. Крик поселился в груди. Пришло время вернуться ко мне. —Нет-нет-нет, — зашептал Марк, пытаясь отмахнуться от тени брата, он покачнулся и зажмурился. Совсем рядом раздался голос: — Ли Минхён, нам пора установить правила о личном пространстве, — негромко, но твердо сказал Донхёк. — В последние пару недель ты много чудишь. Мне это не нравится. — Прости, — мальчик всхлипнул, но глаза так и не открыл. — Твое любопытство может дорого обойтись всей нашей семье. Ты же не хочешь, чтобы мы пострадали по твоей вине? Минхён покачал головой. Он не хотел. — Тогда тебе не стоит больше заходить ко мне в комнату. Думал, что я не замечу, что ты шарился у меня под кроватью? — Донхёк взял брата за подбородок и поднял его лицо. Минхён открыл глаза. Он еще никогда не видел своего брата таким. Обманчиво спокойный голос совсем не передавал того шквала, который бушевал на его лице. Щеки были красными от гнева, а капилляры, полопавшиеся у самой радужки, делали глаза кровавыми, словно эти глаза принадлежали дьяволу. Мальчик судорожно вдохнул. Донхёк медленно продолжил: — Я кое-что услышал от своего тренера по бегу. Есть три главных места, через которые протекает кровь. Сердце, — Донхёк коснулся груди брата, а затем обхватил ладонью его горло. — И две артерии в шее. Если повредить эти три места, то человек будет истекать кровью до тех пор, пока в нем не останется ни единой капли. Словно его укусил вампир, — старший Ли клацнул зубами прямо перед лицом Минхёна, а затем вдруг беззаботно рассмеялся. Лицо его превратилось в совершенно обычное: красивое и спокойное, только краснота глаз напоминала о том, каким ужасным оно было секунду назад. — Минхён-а, я проверил — это правда. Но я не хочу, чтобы пришлось проверять это и на тебе. Донхёк улыбнулся, а потом крепко обнял брата и прикоснулся своими губами к его лбу. От него пахло потом после пробежки, кожа была горячая, в объятьях было жарко. — У тебя ужасно холодные руки, — обычным ласковым тоном сказал Донхёк. — Забирайся в постель. Еще очень рано. Мальчик под его пристальным взглядом залез на кровать и укрылся. Старший Ли еще раз поцеловал его, но на этот раз в щеку, и спокойно улыбнулся. — Мы договорились, Минхён? — Да, договорились, — тихо ответил мальчик. — Вот и славно, — Донхёк взъерошил его волосы и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь. Минхён закрыл глаза и без сил провалился в такую глубокую темноту, в которой и через тысячу лет невозможно было бы увидеть свет. Юта нервно прохаживался перед закрытой дверью рабочего кабинета Джено. Они с Марком исчезли за ней минут пять назад, и с тех пор оттуда не раздалось ни единого шороха. Лукас привалился к стене и смотрел в одну точку, словно загипнотизированный. Лицо у него было бледное и расстроенное, словно это он, а не агент Ли только что пережил жутчайшее эмоциональное потрясение. Впрочем, потрясение Лукаса по интенсивности, если и было не таким же сильным, то, по крайней мере, было не намного слабее. Юте тоже было не по себе. Он думал, что после прошедшей ночи его мало что может удивить, но, когда Марк начал чудить при свете дня, оказалось, что Накамото может не только удивляться, но и пугаться, ужасаться, паниковать. Он едва успел поймать Ли, падающего прямо на кафель. Джено с удивительной прытью и силой, которую трудно было представить в замотанном в униформу теле, подхватил Марка из рук Юты и утащил его в свой рабочий кабинет. «Ну да, не на стол же его было класть», — как-то нелепо прозвучало в голове у Накамото, и он тут же отмахнулся от этой мысли. Джено не пустил их в кабинет, захлопнув дверь прямо перед носом Лукаса. Теперь на молодом человеке лица не было. Юта замечал, как тот периодически порывается что-то спросить, но никак не может решиться, а единственное, что могло бы помешать детективу задать вопрос, — это страх получить ответ, и Юта это прекрасно понимал. Он и сам бы не хотел знать, что на самом деле происходит с агентом Ли. Страшно было услышать историю, которая была бы похожа на историю его сестры. С другой стороны, он искренне волновался за Марка, хоть и знал его едва ли стуки. Он был безусловно талантлив. Но многие знания несут многие печали — и этот факт Юта принимал за аксиому. Его невозможно было переубедить в том, что истина вторична. Для детектива это было странное кредо, но ничто не губило людей с той же глухой бессердечностью, как истина. Марк носил в себе слишком много истины, и она свела его с ума. Дверь кабинета приоткрылась, отвлекая Юту от размышлений. Джено вышел оттуда без своей формы и выглядел уставшим. — Вот поэтому я предпочитаю иметь дело с мертвыми, — тихо произнес он, — Марк спит. Возможно, проснется где-то через полчаса. Он очнулся, и я дал ему сильное успокоительное. Думаю, нам всем тоже нужно успокоиться. Юта кивнул, и они втроем потянулись в ближайшее кафе, едва поднимая ноги. — Ладно, — вдруг сказал Лукас, пока они неловко сидели в гробовой тишине и ожидали свои заказы. Он стал выглядеть лучше. Лицу вернулась привычная живость, а голосу — громкость. — Ну и что это было? — Галлюцинации могут быть симптомом многих психических заболеваний. Я не возьмусь судить, не увидев медицинскую карту, — Джено пожал плечами. — Но как это возможно? Перед поступлением на службу все проходят медицинское освидетельствование. Я не думаю, что в ФБР не заметили его состояние. — При чем здесь ФБР? — непонятливо взглянул на него Джено. — Марк — агент, прилетевший в Сеул из Вашингтона. Он должен помочь с поимкой серийного убийцы. Глаза у судмедэксперта округлились и он застыл, а затем вдруг яростно протараторил, глядя на Накамото: — Хён, ты хочешь сказать, что в Сеуле умудрились выписать себе зарубежного специалиста для помощи, а для нас комиссариат не может даже раскошелиться на новые лампы? Юта улыбнулся и хлопнул Джено по плечу. — Как бы там ни было, я думаю, что Марк здесь ненадолго. Он уже достаточно помог, чтобы его можно было отправить домой, — звучало цинично, это была та самая уродливая и неприкрытая истина. У сеульской полиции теперь были зацепки, чтобы вести дело самостоятельно. Юта отхлебнул горячий кофе и постарался не слишком явно выдать собственную печаль. — Возможно, так и есть. Но если он даже с такими проблемами продолжает работать в ФБР, значит оно того стоит, — Джено поставил кружку на стол и откинулся на спинку мягкого кресла. Лукас уперся взглядом в мужчину, словно эта мысль и не приходила ему в голову. — Как часто могут повторяться такие приступы? — спросил Юта, припоминая ночное происшествие. — Не знаю, хён, я не психиатр. Я бы не сказал, что слишком часто, учитывая, что он выглядит, как вполне дееспособный. Его болезнь не запущена. Они помолчали. Солнце белым светом пробилось в зал. Накамото зажмурился. Тепло разлилось по его лицу, и на секунду ощущение тревоги исчезло. Юта тяжело вздохнул. Лукас рядом завозился и достал телефон. — Думаю, я должен рассказать все Джэхён-хёну. — Не нужно. Пусть Марк расскажет ему лично, — Накамото положил свою ладонь на мобильный детектива Вона. — Но это может повлиять на расследование. — Может. А может и не повлиять, и ты только лишишь его причины бороться. Он должен сам об этом рассказать. — Но хён, — не успокаивался Лукас, — ты же сам говорил, что Марк уже достаточно помог. — Точно. И думаю, что я был прав. Но Марк явно что-то понял из улик, найденных на теле. Сейчас он знает больше, чем все мы вместе взятые. Ты готов лишиться этой информации и брести вслепую? — Юта отпустил руку Лукаса. Молодой человек нерешительно взглянул на него. — Если это не повлияет на расследование, то точно навредит Марку еще больше, — тихо добавил он. — Никто из нас этого не хочет, поэтому мы пока что будем за ним приглядывать. Они вернулись к кабинету через час, продолжая обсуждать Марка и дело. Лукас объяснил им суть происходящего, и Накамото в очередной раз поразился тому, как ожило расследование с приездом агента. За пару дней с его помощью нашли нескольких свидетелей, мертвое тело и выяснили, что еще одна женщина исчезла. Марк будто чуял, где пахнет застаревшей кровью, и шел по следу. Юта открыл дверь, заглянул внутрь кабинета и сначала не осознал, что перед ним стоит абсолютно пустой диван. Он обшарил взглядом все углы и даже потолок, будто агент мог забраться так высоко. Пусто. Несколько секунд Юта удивленно моргал, а затем панически крикнул Лукасу: — Звони Марку. Узнай, где он. Детектив Вон растерянно посмотрел на него, но подчинился. Он несколько секунд молча слушал гудки, а потом покачал головой. Накамото тут же достал телефон и набрал номер Джэхёна. Инспектор Чон ответил через несколько секунд. — Привет, дружище. Вы что-то для нас нашли? — спросил он веселым тоном. — Потеряли, — Юта быстро пересказал Джэхёну, что произошло за последние сутки, включая историю о двух приступах. Лукас и Джено ошарашенно смотрели на него, явно не понимая, почему он не поделился с ними ночным происшествием. Юта отвернулся. Он чувствовал себя виноватым. Джэхён внимательно выслушал его и ответил: — Думаю, я знаю, где он. Спасибо, Юта. — Ты найдешь его? — Да, найду. И пусть Лукас поработает пока с тобой. Дождитесь результатов сравнения ран и поищите свидетелей. Кто-то точно должен был что-нибудь заметить. — Как скажешь, — растерянно ответил Накамото и положил трубку. Истина была в том, что Джэхён прекрасно знал, с кем он работает, и эта истина, как и всякая прочая, была уродлива.***
Марк очнулся. Голова у него была тяжелая, и он не понимал, где находится. В мыслях продолжал звучать голос Донхёка, ласково предупреждающий, что Минхёну не стоит совать нос не в свои дела. Все это было мишурой, которую его воспаленный мозг навешивал на единственный возможный вывод, казавшийся верным. Вывод о теле, лежащем в этом морге. Марк поднялся с неудобного дивана, быстрым шагом отправился к выходу, вызвал такси и, назвав адрес Сеульской психиатрической больницы для заключенных, выключил телефон. Он не помнил, как добрался до больницы. Время мутным пейзажем размазалось за окном и пролетело так быстро, что, когда Марк выбрался из машины, он тут же понял: он не готов. Не готов к тому, чтобы находиться здесь. Не готов к тому, чтобы так рисковать ради третьесортного дела, которое не принесет ему ни славы, ни богатства, ни удовлетворения от поимки, ведь каждая секунда этого расследования омрачена густой тенью его брата, его голосом, шепчущим, словно он демон, сидящий на плече. Но Марк все равно делает первый шаг, а за ним делает второй и третий. Такси исчезло в одно мгновение, будто его и не было, будто агент Ли оказался здесь — перед этим огромным мрачным зданием — сам по себе, притянутый мистическим и магнетическим обаянием Донхёка. Поэтому Марк двигается вперед в этом чреве кита, неверным шагом подбираясь все ближе и ближе к воротам. Кованое железо тускло блестит в свете полуденного солнца, поглощая и впитывая всякий свет. Фигурная тень ограды все растет и ширится, падает на лицо Марка, делит его частями. Марк смотрит на верхушку ворот и не может поверить, что между ним и Донхёком больше не осталось преград. Ли трясущимися руками касается железа и тут же отдергивает руку. Оно холодное, как и всякое другое железо, и мужчине от этого странно. — Извините, — раздается где-то сбоку, и Марк вздрагивает. Он испуганно озирается, пока не находит взглядом молодого человека в форме. Он стоит на пропускном пункте и с сомнением рассматривает гостя. Агент идет к нему, чувствуя иррациональный приступ облегчения. Словно его раскрыли, и теперь ему совершенно не обязательно прятаться. — Вы что-то хотели? Марк кивает, показывает свое удостоверение агента и временное удостоверение сотрудника отдела расследований. Смущенный охранник неловко берет значок ФБР в руку и долго разглядывает его, явно сомневаясь в подлинности. — К кому вы пришли? — спрашивает юноша. Он очень молод. Так молод, что Марк чувствует себя немного неловко из-за острого чувства превосходства. Он и сам иногда забывает, что абсурдно молод для этой работы. За последние пару десятков лет никто, кроме программистов, не попадал к ним в отдел без предварительной двухлетней стажировки. Марк первый. — Я, — начал было агент, но слова вдруг застряли в горле. Действительно, кого он хочет увидеть? Самого молодого серийника Кореи? Собственного брата? Потенциальную возможность раскрыть преступление? К кому именно он пришел? Он пришел просить мудрости у безумия. — Я хочу увидеть главврача. Он на месте? Охранник кивает, скрывается в своей будке и тут же выходит из нее со специальным бейджем — знак того, что Марк здесь лишь гость. — Сейчас за вами придет санитар. Ли улыбается, скорее из-за ироничности этих слов, чем из вежливости. У него почти не осталось сил держать лицо. Все они уходят только на то, чтобы утихомирить дрожащие руки. Санитар появился через пару минут. Молчаливый и крупный, он быстрым шагом провел Марка через площадь перед больницей. Агент едва успел рассмотреть высаженные цветы и подстриженные газоны прежде, чем оказался в белоснежных стенах коридоров этого дома скорби. Они без проблем прошли еще два пропускных пункта, поднялись на четвертый этаж и, по ощущениям, оказались в правом крыле здания. За передвижениями было сложно уследить из-за обилия лестниц и переходов. На секунду агенту показалось, что его запутывают намеренно, но это был лишь отголосок тревоги. Спустя пятнадцать лет они с Донхёком оказались ближе, чем каждый из них мог предполагать при последнем расставании. Марк в деталях помнил этот момент: брата в наручниках уводили из зала, а Минхён смотрел ему вслед, одновременно надеясь, что он обернется и не обернется. Донхёк все же взглянул на брата и широко улыбнулся ему, будто совершенно не держит обиды. Словно он по-прежнему любит своего маленького Минхёна. Тогда-то младший Ли и решил сбежать на другой конец планеты. Чтобы в итоге все равно оказаться здесь — под боком у семьи. Санитар оставил Марка у дверей, не проронив ни слова и лишь указав на табличку «главный психиатр Квок Кёнмин». Ли негромко постучал, и из-за двери раздалось жизнерадостное «войдите!». Деревянная дверь плавно приоткрылась. Марк попал в просторный светлый кабинет, в центре которого стоял невысокий мужчина с густой шевелюрой. Он улыбался во весь рот и, казалось, вибрировал от переполняющего его энтузиазма. — Агент Ли, — воскликнул врач, — безмерно счастлив вас видеть в нашей скромной обители. Поверить не могу, что ваш юный талант решил вдруг посетить нас. По мнению Марка, обитель не была такой уж скромной, хотя кабинет самого Квок Кёнмина выглядел аскетично. Из роскоши здесь был лишь длинный дубовый стол и кресло врача. Вдоль стен громоздились шкафы с папками и книгами. На окнах и внутри, и снаружи были решетки. Они мешали свету пробиваться в кабинет, но благодаря белым стенам и белому полу, казалось, что для полноценной работы света достаточно. — И я рад с вами познакомиться, — Марк поклонился. Довольно раскрасневшийся Квок жестом указал на кресло для гостей, и агент без всякого удовольствия опустился на эту ужасно жесткую конструкцию. Психиатр сел за стол, сложил ладони домиком и довольно спросил: — Что привело вас? Не праздное же любопытство? — Я помогаю местной полиции в расследовании нескольких преступлений, и есть основания полагать, что тут я могу найти ответы на некоторые свои вопросы. — Что ж, я буду рад помочь. Скажите только чем. Все наши ресурсы к вашим услугам, — улыбнулся врач, а потом вдруг добавил: — кроме, пожалуй, встреч с некоторыми пациентами. — Я не собирался просить о таком, — ответил Марк, чувствуя, как улыбка его становится гадливой, — по крайней мере, пока. Но это странно, насколько я знаю, в других местах допускают даже к самым сложным больным. — Где-то три или четыре месяца назад мы разрешили детективам провести несколько встреч с нашим пациентом. Пациент, к слову, идеальнейший. Мы даже дали ему пару послаблений: он помогал санитарам, выписывал себе журналы, помогал с документами в отсутствие моего секретаря. Но то посещение, даже не знаю, как сказать. Что-то изменило в нем. Понимаете, агент Ли, — Квок откинулся на спинку кресла и принялся рассуждать. — В этом заведении есть два типа людей: те, кто действительно безумны, и те, кто достаточно умны, чтобы притворяться безумными. Этот пациент явно относится ко второй категории. Доказать мы этого не можем, но это прекрасно видно, стоит ему на пару секунд выйти из образа. С момента того посещения пациент будто бы прекратил строить из себя сумасшедшего. Он поразительно здраво рассуждает, и я уверен, что дело не в том, что он хочет выйти на свободу — банально, но никто не собирается его отсюда отпускать, даже если он проявит чудеса здравомыслия — я думаю, что дело в его неспособности сосредоточиться из-за сложной внутренней работы. Он что-то замышляет, и это что-то настолько поглотило его, что он забыл о своем мнимом сумасшествии. — И что же вы теперь планируете предпринять? — Марк удивленно вскинул брови — Ничего. Будем наблюдать за ним. Он один из самых опасных преступников здесь. Поэтому мне не хотелось бы, чтобы он имел хотя бы крохотную возможность что-то готовить. Теперь мы нагружаем его работой и чтением, чтобы не давать ему свободного времени. — Это здраво, — согласился Марк. — Но, как я уже говорил, я не собираюсь никого допрашивать. — Вы сказали, что пока не собираетесь. — Если я найду нужные ответы, то эта мера не понадобится. Я хотел бы изучить корреспонденцию одного из пациентов. Вы копируете их письма? — Марк улыбнулся. — Конечно. Как и во всякой тюрьме строго режима, — кивнул Квок. Марк очень на это надеялся и не прогадал. — Чьи письма вам нужны? Ли открыл рот, но имя застряло в горле, словно рыбья кость. Он вдохнул и выдохнул. Нужно было взять себя в руки. Новый приступ был совершенно некстати. Марк рисковал попасть сюда почетным гостем, а выбраться желанным пациентом. — Ли Донхёк. Мне нужны письма Ли Донхёка. Глаза Квок Кëнмина смешно округлились, и сам будто сделался весь круглый, как лунный пирог или моти. — Так значит речь все-таки о нем? — недовольно закряхтел доктор. Марк недоуменно взглянул на врача. Шестеренки в его голове завертелись. — Тот пациент — это Ли Донхёк? — Именно. Настоящий лис. Я так и знал, что он что-то натворит. Нашли кого-то из его жертв? — Только одну возможную, но доказать это будет трудно. Квок Кёнмин покивал, будто что-то обдумывая. — Хорошо, вы получите письма, но их не слишком много, к сожалению или счастью, — психиатр достал телефон и что-то быстро напечатал, через пару секунд он, по видимости удовлетворенный результатом, отложил мобильный. — Ли Донхёк не самый общительный наш заключенный. Как только он поступил, его подселили в палату к другому молодому человеку, но они не ужились. Пришлось выделить нашему лису отдельную каморку, но он остался доволен. — Ли Донхёк принимает какие-то лекарства? — Ему назначены успокоительные в особенных случаях. Впрочем, ни для кого не секрет, что он абсолютно здоров и вся эта кутерьма с признанием его недееспособным лишь для того, чтобы держать его под замком хоть где-то, если в тюрьме не удалось. Марк догадался об этом еще в зале суда. В его крохотной голове не укладывалось, что корейское правосудие, в которое он верил, может так облажаться. Улыбнувшийся Донхёк исчез в дверях, направляясь прямиком в теплое местечко, пока Минхён пытался выжить в оставшейся разрухе. — Но вы знаете, мне интересно наблюдать за ним, — продолжал Квок Кёнмин, — он бывает не слишком разговорчив, но всегда улыбчив. Редко позволяет себе праздную болтовню. Если и говорит, то только о том, что спросили. Но есть и исключения. Иногда он просто так заговаривает о своем младшем брате. — Надо же, — удивленно выдохнул Марк, стараясь удержать крепость голоса. — И что же он рассказывает? — Разные мелочи. Вроде любимого цвета или увлечения космосом. Донхёк рассказывал, что он лично приклеивал звезды у брата над кроватью. Он всегда говорит о нем с теплотой. Думаю, отношения у них были близкие. Но не знаю, что было первично: нарциссизм Донхёка, пробудивший желание иметь кого-то в подчинении, или восторгающийся им брат выпестовал в нем этот самый нарциссизм. Марк едва дышал. — Как скоро принесут письма? — он решил сменить тему. — О, уже скоро, — спохватился Кёнмин и виновато улыбнулся. — Нужно все откопировать. Дело не очень быстрое. Но у нас тут все строго. — Да, я заметил. Два пропускных пункта на пути к вам, — Марк вежливо улыбнулся в ответ. — Это еще ничего, — смущенно отмахнулся психиатр. — Вас вели специальным путем для персонала. Он охраняется не так тщательно. Те коридоры, которыми ходят пациенты оснащены камерами дневного и ночного видения. Коридоры ведут только к двум лестницам, на каждой по четыре пропускных пункта. — Как тогда перемещаются пациенты вроде Донхёка, у которых есть свобода передвижения? — Им выдаются специальные разрешения. Что-то вроде вашего гостевого бейджа, — улыбнулся доктор. — Когда пациент возвращается в палату, удостоверение забирают санитары. Марку это не понравилось. Пациентов вроде Ли Донхёка стоило ограничивать. Будь твоя воля, ты бы меня на цепь посадил. Марк испуганно распахнул глаза и обернулся. Это был всего лишь голос, но то, как близко он прозвучал, заставило Ли покрыться мурашками. — А где сейчас Ли Донхёк? — Марк должен был задать этот вопрос первым. Не из любопытства, а из соображений безопасности он должен был узнать это гораздо раньше. Желательно прежде, чем он вообще переступил порог больницы. Квок Кëнмин взглянул на экран телефона. — Должен быть в библиотеке. Сегодня он помогает там с каталогизацией. Ему по душе это место. Говорит, что чувствует себя там лучше. Марк кивнул, нисколько не успокоенный. — В библиотеке есть компьютеры? — Всего один. Доступа у пациентов к нему нет. Все, что вам принесут, — это традиционные письма на бумаге, — в этот момент раздался стук в дверь. Встревоженный Марк даже не обернулся, чтобы взглянуть на вошедшего. — О, а вот и ваши письма. В кабинет вошел высокий мужчина. Он молча поклонился Марку, оставил письма на столе и так же молча исчез из комнаты. Ли смотрел на небольшую стопку, в которой было не больше трех десятков конвертов. — Это за последний год? — удивленно спросил Марк. — Нет, это за все время. Агент неверяще протянул руку к бумаге. Гладкая белая и плотная, неприятная на ощупь. Марк нерешительно взял письма и убрал в карман толстовки. — Действительно, не слишком много. — Маленько, да удаленько, я бы сказал, — Квок Кёнмин снова откинулся на спинку кресла. — Вряд ли вас может удивить то, что вы увидите, но все-таки приготовьтесь. Среди этих писем есть два, которые отправил сам Донхёк. Я тоже попросил их принести. Пачка бумаги обожгла бок так сильно, что Марк едва не зашипел от боли. Всего два письма. Два письма за десяток лет. — Спасибо, доктор Квок, вы действительно меня выручили, — поспешил распрощаться Марк. Он чувствовал, как его грудь с трудом вздымается для очередного вдоха. Ли не запомнил, как выбрался из больницы. Словно в тумане, Марк брел, пытаясь выйти на солнечный свет. Но к тому времени, как он ступил на серый гравий у крыльца, солнце уже клонилось к закату, а небо затянуло тучами. Их круглые бока наливались водой. Скоро должен был пойти дождь. Марк оставил свой пропуск у ворот. Молодой охранник проводил его обеспокоенным взглядом, но Ли не обратил на него внимания. В голове гудело и вибрировало от тишины. Он сделал два шага к дороге и понял, что не знает куда идти. Нужно было вызвать такси. Нужно было включить телефон. Агент потянулся к карману, но не успел достать мобильный: знакомая машина, шурша асфальтом, остановилась рядом. Джэхён движением головы приказал Марку садиться. Ли подчинился. Сел, пристегнулся. Прижал руку к карману, в котором лежали письма, и почувствовал, что они стали еще горячее. Они ждали. Чон молча отъехал от больницы. Марк не знал, что ему нужно сказать: правду или ложь? — Он что-нибудь сказал тебе? — неожиданно спросил Джэхён. — Ли Донхёк поговорил с тобой? — Нет, — выдавил из себя Марк. — Я взял копии его писем. — Зачем? — голос Джэхёна не звучал зло. Он звучал удивленно, растерянно, но гнева в нем не было. — Чтобы узнать, с кем он общается. — Похоже, вы стоите друг друга, — Джэхён ухмыльнулся. — О чем ты говоришь? — спросил Марк надломившимся голосом. Мелкий дождь забарабанил по крыше. В тучах мелькнула молния. Проскочила быстро, словно юркая вошь. — Он собирает статьи о тебе. Интересуется всем, что с тобой связано. Я заметил это в прошлую нашу встречу. Конечно, я выяснил, кто ты такой, Ли Минхён. Я бы не стал просить о помощи кого-то, кого я заранее не изучил. Марк молча открыл окно, чтобы впустить свежий воздух. Пахло дождем и теплым асфальтом. — И что дальше? Инспектор Чон повернул руль и плавно съехал на обочину. Он притормозил, повернулся к Марку и попытался заглянуть ему в глаза, но Ли было куда интереснее наблюдать за молниями. Они мелькали то тут, то там. Жуткие, необузданные. Красивые и смертельно опасные. — Я не откажусь от твоей помощи, как и не отказался бы и от помощи Ли Донхёка, — голос Джэхёна был абсолютно ровным. — Мне плевать на твое прошлое и на твое настоящее, пока ты можешь работать. Мне нужно, чтобы ты работал, Марк. Мне нужен не тот, кем ты был здесь, а тот, кем ты стал в Вашингтоне. Меня не волнует, сколько еще галлюцинаций ты увидишь, пока они подсказывают тебе, что делать. Меня не волнует, как сильно ты будешь желать увидеть своего брата, пока это не мешает твоей работе. Выполни то, для чего ты приехал. — Вот так просто? — агент Ли повернулся к Джэхёну. — Да. Вот так просто. Считай, что ты моя ступень к повышению. — Для чего оно тебе? Ты самый молодой инспектор. Рано или поздно тебя повысят. — Я не хочу рано или поздно, Марк. Я хочу сейчас. Ветвистая молния осветила салон машины. Агент вдруг развеселился. Чон Джэхён ему действительно нравился. — Я не ходил к Ли Донхёку, потому что не хочу его видеть. Потому что я боюсь его и боюсь себя. Но эта поездка была необходимостью. Наш убийца, похоже, как-то связан с ним. — Как это возможно? — Джэхён нахмурился и снова завел машину. Они выбрались на шоссе. Марк высунул руку в окно, чтобы поймать несколько капель дождя, те прокатились по его запястью и утекли под рукав. Мужчина думал, с чего ему следует начать. — Когда я был маленьким я нашел под кроватью у брата альбом со скетчами. Там было много моих портретов, а еще локоны. Разные клочья волос, приклеенные к альбомным листам с моим лицом. Но под кроватью был не только альбом, но и огромное бурое пятно. — Да, я помню это из закрытых материалов дела. Это был альбом с локонами жертв. Но волосы исчезли, ДНК не смогли ни с кем связать из-за отсутствия тел, даже личность не смогли установить. — Точно. После моей находки Донхёк заметил, что я рылся у него в комнате. Он пришел ко мне в спальню и рассказал историю о своем тренере. Тренер объяснил ему, что три главные артерии находятся в шее и в груди. Донхёк сказал, что это правда. Что он убедился в этом. — Думаешь, именно так он убивал своих жертв? — Да, — Марк кивнул, глубоко вдыхая ночной свежий воздух. Его челка топорщилась от ветра, и он безуспешно пытался ее поправить. — Думаю, что у его жертв должно быть две раны на шее с каждой стороны и одна в груди, а еще должно не хватать локона. — Раны расположены точно так же, как на последней жертве. Но это ни о чем не говорит. — Юта-хён не сказал тебе? — Марк устал бороться с ветром и прикрыл глаза, наслаждаясь тихим стуком капель о лобовое стекло. — У нее тоже не хватает локона. — Боже, — выдохнул Джэхён и немного помолчал. — Не будем паниковать раньше времени. Еще неизвестно, наш ли это убийца. — Это он, я чувствую. Он учится с неестественной скоростью. Я никогда с таким не сталкивался. Но это просто объяснить, если представить, что он нашел себе наставника. Раньше его удары были беспорядочны, а теперь он знает, как бить. Знает, какой трофей стоит взять. В сущности, локон можно легко уничтожить. Гораздо проще, чем кулон, серьгу или белье. Но он все еще боится. Мы столкнулись с интересным преступником. Он уверен с жертвой, уверен в социуме, но когда он остается один на один с телом, его уверенность испаряется. Он боится заметать следы. — И о чем это говорит? — У него проблемы с самооценкой. Успешен, но всегда сомневается. — Как это поможет нам поймать его? — Среди подозреваемых будем искать младшего ребенка, — Марк глубоко вздохнул и еще раз прикоснулся к пачке писем. — Иногда я совершенно не понимаю твоих умозаключений, — тихо засмеялся Джэхён. Они заехали в Сеул. На дороге была небольшая пробка, которая грозила в скором времени рассосаться. Марку ужасно не хотелось возвращаться в свой номер. Он бы предпочел ехать и ехать, и ехать до тех пор, пока они не окажутся в каком-нибудь безлюдном месте с яркими звездами. — Младшие стремятся подражать старшим или стать лучше, чем они. Если у них не выходит — они бунтуют. Если получается — они прекрасно социализируются, но продолжают оставаться неуверенными. Им кажется, что старшие дети все равно лучше их. Чон немного помолчал, а затем задумчиво кивнул. Они проскользнули сквозь пробку легко, почти не задерживаясь. Марку от этого стало тоскливо. — Так, как он может быть связан с Ли Донхёком? Я допрашивал его и ничего не заметил. — Ли Донхёк — прекрасный лжец и актер, неудивительно, что ты ничего не заметил. Он дурачил даже собственную семью. Но я думаю, что в тот момент эти двое еще не были знакомы. Все изменилось три месяца назад с исчезновением Пак Джимин. Думаю, тогда-то один из них и связался с другим. — Для этого ты и забрал его письма? — Верно. Я попробую что-нибудь узнать. — Надеюсь, что Юта и Лукас тоже не подведут. У них сейчас больше всего шансов найти информацию. — Чем заняты Джемин и Тэиль-хён? — Они пытаются найти машину, которую описал Пак Ёнхо, но, сам понимаешь, надежды мало. Марк кивнул. Приближалась ярко освещенная дорожная развилка. Можно было подумать, что на этом конкретном месте вдруг наступил день или что бог — большой бородатый дядька — опустил свой взгляд на него как раз в тот самый момент, когда там должен оказаться Марк. Для чего? Чтобы удобнее было попасть в него молнией. Агент недовольно поморщился. Гроза осталась за городом. Издали было слышно, как надрывается гром. На молнии рассчитывать не приходилось. От этого перекрестка до отеля было не больше десяти минут езды, но Джэхён отчего-то проехал мимо нужного поворота. — Куда мы направляемся? — спросил Марк. — Ко мне домой. Завтра заберем твои вещи. Поживешь пока у меня. Марк удивился, но не стал возражать. Так было лучше для них обоих. Джэхён мог его контролировать, агент мог не скрываться. Если все получится, работа пойдет эффективнее. Джэхён поделился с Марком домашней одеждой. Она оказалась чуть велика, но Ли это совершенно не смущало. Инспектор оставил его в гостевой комнате, чтобы приготовиться к позднему ужину. Марк сел на широкую кровать, разложив письма полукругом рядом с собой. Он вытянул одно наугад. Все письма были завернуты в отдельные конверты с именами, но без адресов и других данных. Администрация больницы постаралась, чтобы информации было ровно столько, сколько нужно. Судя по тексту, какая-то женщина отправила Донхёку свой локон. Она рассыпалась в комплиментах и так ярко описывала, что именно позволила бы Донхёку сделать с собой, что Марк с трудом сдержал гримасу отвращения. Мерзко, — голос был недоволен. Агента это отчего-то порадовало. Он свернул листок и отложил его. Следующие четыре письма тоже были от женщин. Три из них отправляли свои локоны, две обещали Донхёку, что не будут сопротивляться, если он решит их убить, одна говорила, что готова на убийство ради него. Марк отложил ее письмо в отдельную стопку, сам не зная для чего. Оно точно не было уликой. Просто было забавным примером того, как совершенно безумные идеи могут жить в шумной голове. А ведь ты мог бы просто спросить и не тратить свое время. Я бы рассказал тебе все, что угодно. Стоит тебе правильно попросить, и я сделаю все. Марк тряхнул головой и ухватился за следующее письмо. Это был корявый рисунок, похожий на детский. На нем был сам Донхёк, висящий в петле. В мусор! Марк был согласен. Он взял еще одно письмо, и оно оказалось гораздо интереснее, чем все предыдущее. Письмо было отправлено мужчиной, но текст, казалось, был совершенно женский: множество эпитетов, описаний чувств, внимание к деталям. Это было любопытно, но никакого скрытого послания в словах не было. Письмо не говорило с Марком. Обычно он чувствовал, что перед ним улика еще до того, как понимал это. Словно кто-то внутри всегда был очевидцем преступления. Но исписанная нервным почерком бумага явно к числу важных свидетельств не относилась. Марк отложил ее в сторону, как и прочие. Время за чтением писем тянулось медленно. Хотелось спать, но агент упорно продолжал вглядываться в бессмысленные предложения, иногда наполненные отчаянием, иногда — похотью, часто — любопытством. Одно за другим письма оказывались в стопке бесполезных. Сознание Марка будто изолировалось. Он ничего не слышал и не видел ничего, кроме неровных строчек. Иногда он замечал, что теряет смысл написанного прямо посреди предложения, тогда он возвращался к началу и перечитывал письмо столько раз, сколько было нужно для абсолютного понимания. Он не чувствовал голода, не чувствовал затекших мышц, чувствовал лишь сонливость. Она наполняла тело медленно, словно капающая из крана вода, расплывалась по конечностям. Голова отяжелела, и Марк с удвоенным остервенением принялся разбирать письма, пока не осталось всего два. Они оба были отправлены самим Донхёком. Если ключ к разгадке убийств и был среди этой макулатуры, то храниться он мог только в них. Одно из них было адресовано матери и сначала не вызывало у Марка никакого трепета, но стоило взяться за лист, как его тонкие бледные пальцы задрожали. Он крепче сжал бумагу, та некрасиво смялась по краям, зато теперь дрожь была незаметна. На листе была всего одна строчка, написанная ровно по центру. Несколько секунд Марк не мог осознать ее смысл. Он вглядывался в совершенно не изменившийся почерк, в торопливые и настойчивые буквы, в аккуратные нажимы, в мягкие повороты и узнавал их все. Такие буквы он видел на стикерах, прикрепленных к холодильнику, он видел их в смешных записках и в открытках на дни рождения. Грудь у Марка резко опустела, словно внутри появилась черная дыра. Текст состоял всего из трех слов: Верни мне Минхёна. — Боже, — прошептал Марк и смял листок так сильно, что буквы стало не разобрать. Он все еще видел линии, но они больше не несли никакого смысла. Марк поднес бумагу к лицу и, уткнувшись в ладони, расплакался, как не плакал очень давно. Форты пали. Воспоминания бесконечным потоком хлынули через незащищенный разум. Они сметали, уничтожали, стирали и оставляли за собой следы из грязи, сопровождавшей Марка большую часть его жизни. Донхёк сотворил это с ним своими эгоистичными желаниями и совершенно не понимал, почему Минхён отвернулся от него. Донхёка было жалко. Марк помнил, каким одиноким он выглядел, когда никто его не видел. Помнил его пустой и тоскливый взгляд, помнил, как он менялся при виде младшего брата. Ли Донхёк зависел от маленького Минхёна ровно в той же степени, в какой Минхён зависел от своего старшего брата. Донхёк хотел вернуть его. Марку было жаль, что Минхён уже мертв. Он похоронил этого мальчика в том же месте, где хён хоронил своих жертв. Зачем он тогда попросил брата наклеить звезды на потолок? Небо повсюду, от него невозможно убежать, и теперь агент Ли всегда думает о Донхёке, стоит только поднять взгляд. Марк громко всхлипывал, словно маленький ребенок. Бумага в руках промокла. От слез начала болеть голова, ощущения накинулись на мужчину, словно свора бродячих собак: голод, усталость, боль. — Что за истерика? — спросил неожиданно появившийся Джэхён. Лицо у инспектора было строгим, но взгляд оставался ласковым. — Ты что-то нашел? — Нет, здесь нет ничего интересного, — Марк утер слезы и оглядел беспорядок вокруг себя. Письма были свалены в кучу, отдельно от них лежало одно-единственное, до сих пор запечатанное. — А что с этим? — спросил Джэхён, кивая головой на заветный конверт. — Это для меня. — Прочтешь? — Чон присел на край кровати. Марк и не сразу заметил, что через плечо у него перекинуто кухонное полотенце, а прядь волос у лба убрана заколкой. С первого этажа доносился яркий аромат специй. Джэхён зашел предупредить его, что ужин готов. — Нет, — мотнул головой Марк. — Давай лучше поедим. Инспектор Чон понимающе ухмыльнулся и взлохматил чужие волосы. — Не забудь выпить таблетки, – крикнул он, выходя из комнаты. Ли слабо улыбнулся и шмыгнул носом. Он убрал письмо в карман кофты. Для него еще будет время.