ветви алой калины

и жизнь моя окрасится в сражение: какой у вечной боли будет цвет? в моём бою не будет поражения, я принесу лишь золото побед, я принесу улыбки облегчения и слёзы счастья от простых людей, пока внутри меня засело жжение на незаметно-мутной глубине: я знаю, что победа абсолютна, но нет, пока не кончилась война. начало осознать бывает трудно, ещë трудней — понять залог конца, я знаю (то ли сердцем, то ль сознаньем), пока что далеко от нас конец. я напишу тебе своё посланье, пусть будет зимний мрак ему — гонец, пусть слабое цветение каштанов тебе покажет: я ещë жива, ещë не умерла моя надежда и уж тем более живёт моя страна — а как иначе, воля наша крéпка, в войне объединяет нас любовь. в письме я на полях пишу заметку: мне, если честно, мало просто слов. и как хотелось бы рукой коснуться, увидеть твоих глаз небесный блеск, ты ждёшь меня, а мне пора проснуться: на поле боя места нет мечте, нет места и слепому ожиданью, любви к кому-то, кто так далеко, на будущее нет здесь упованья — мы сами каждый день творим его, выходим смело, не страшась ударов, спокойны перед лицами врагов. я через всё пройду за нашу правду — мы за свою свободу сложим всё. цветут каштаны у пустых обочин, и вижу в их цветах твои глаза; ты просто мне скажи, что станет проще, скажи всё то, что не успел сказать, заставь поверить, свет наступит скоро, пусть даже это — очевидно — ложь, на поле боя как-то по-другому ты без надежды вряд ли проживëшь, и ты меня за линией сражений пообещай, что будешь верно ждать, тогда в груди ослабнет сила жженья и на куски не разорвёт печаль, тогда по венам потечёт надежда — и я шагну ещë поближе в свет, такой манящий и такой безбрежный, пообещавший сладость от побед, неяркий, изумрудный и топасовый. легко сказать, каким мой будет бой. с врагами я сражаюсь одноразово, потом ещë — стотысячно — с собой.