Да кто такие эти ваши сталкеры? © Стрелок
Когда Стрелок выпрыгнул из военного вертолёта и почувствовал асфальт посадочной площадки под ногами, он понял, что опасность уже позади, и даже испытал непонятное облегчение. Бойцы группы "Скат" чуть ли не целовали землю, обнимались друг с другом и с коллегами. Для них застрять в Припяти было равносильно кошмару. Сталкер потёр ладонями лицо. "С ума сойти, — подумал он. — Я снаружи..." Начал моросить тёплый летний дождик, на горизонте уже виднелся краешек солнца. Подул ветер и Стрелок чуть не задохнулся от обилия свежего, чистого воздуха, который приятно бодрил и придавал сил. Вместе с тем какой-то неприятный холодок остался в сердце, словно он совершил что-то нехорошее. Он махнул на это рукой и ускорил шаг. Внутри ощущалась невероятная расслабленность и даже гордость за себя — Стрелок теперь сможет помочь исследователям из внешнего мира своими знаниями о Зоне. Стрелок подошёл к краю крыши и осмотрел Киев, прикрытый утренней дымкой. У сталкера чуть кружилась голова, будто он недавно пропустил пару стаканов. Сзади слышались восхищённые голоса военных, которые тоже соскучились по свежему воздуху и живым городским панорамам. Стрелок улыбнулся, кладя руки в карманы. Несмотря на лёгкий мандраж после выматывающей перестрелки перед посадкой в вертолёт, он чувствовал себя великолепно.***
С мая этого года он конечно восстановился, а после возвращения в город так вообще себя ощутил как заново родившимся. Даже в зеркало стало приятно смотреть — за полгода в городе Стрелок успел надышаться свежим воздухом и немного отъесться, вернув себе прежнюю нормальную массу тела. Даже кожа приобрела привычный загорелый цвет. Щёки перестали западать, мышцы окрепли, глаза смотрели веселее и бодрее. Вместо исхудавшего бледного сталкера с тёмными кругами под глазами и несвежей щетиной на впалых щеках он превратился в здорового подтянутого мужчину среднего возраста. Последний раз он так выглядел больше десяти лет назад, когда ещё жил и работал в Днепропетровске. Появляющиеся на голове проплешины конечно напрягали, но почти сорок есть почти сорок, ничего не поделаешь. Работа в НИИ для него стала обыденностью — изучение артефактов, консультирование исследователей, разработка приборов — да много чего. Где-то он участвовал косвенно, где-то лично, иногда ему поручали руководить экспедициями. Тогда он опять становился сталкером — пусть и дистанционно, Стрелок продумывал тактические ходы, участвовал в переговорах, собирал новые сведения, анализировал новые данные, просчитывал результаты операций и давал советы. Мнение куратора уважали — Павел Константинович херни не скажет. А если скажет, то по делу. Была и бумажная волокита — на столе в его кабинете неизменно лежало несколько стопок бумаг, толстая пачка отчётов и другая всякая ерунда. Иной раз было просто скучно, так как материалы были сухие и унылые. Время от времени приходилось задерживаться допоздна — было много работы, вся возможная информация была задействована, новые, не до конца ясные проблемы требовали быстрого решения. Тогда скучать не приходилось. Тем не менее, Стрелок стал замечать как витает в облаках посреди дня. То он обнаруживал себя зависшим над тарелкой супа, смотрящим на плавающие в бульоне овощи и задумчиво размышляющим о фотографиях из последней экспедиции, то отрывался от заполнения отчёта и залипал на карту ЧЗО над письменным столом. Если поначалу в его разум просто закрадывались незначительные мысли о Зоне и особо ценные воспоминания, то ближе к февралю они настолько усилились, что ему приходилось целенаправленно обрывать себя. Мысли стали навязчивыми, и не просто приятными, а будоражащими сознание. В попытках сосредоточиться на работе Павел изгрыз все свои карандаши, сломал пару ручек и в итоге прицепив к манжету лабораторного халата английскую булавку, начал колоть себя в моменты такого помутнения. Работа давалась ему тяжелее — выполняя задание, Стрелку нужно было сохранять ясность ума, поэтому он мучился. Но ничего поделать с собой не мог. Мысли отправляли приятную дрожь вдоль позвоночника, мышцы ныли и сокращались, желудок скручивало. Это ощущалось как извращённая ломка, в которой Стрелка прессовали не только мысли, но и физические ощущения. Тянуло в Зону. Безумно тянуло. Он чувствовал, что живёт в ожидании того дня, когда сможет туда попасть. Его влекло против его воли. Желание приходилось глушить, иногда насильно, иногда успокоительным. К этому времени Павел уже смирился, и просто терпел, не желая считать себя сумасшедшим. Только иногда, когда он поздним вечером ложился спать, он чувствовал жар в животе и тяжесть в голове, что означало что утром он проснётся разбитый и вымотанный, будто его кто-то оприходовал прямо в мозг. Некоторое время он из-за этого нервничал, думая, стоит ли рассказывать кому-нибудь о своей проблеме. Потом привык. Сдался. Стал ждать. В этот день он снова задержался в лаборатории НИИ. Ещё утром во время бритья его кольнуло смутное беспокойство. Настолько неясное, почти неуловимое, что он списал его на усталость. Пока Стрелок намыливал лицо всё было в порядке, но когда он уже заканчивал бриться, рука сама по себе дрогнула, неудачно зацепив лезвием щеку. Странное ощущение пропало как только из пореза потекла струйка крови. Вздохнув, Паша плеснул в лицо холодной воды. Тревоги в течение дня больше не наблюдалось. Сейчас уже было девять вечера, он выключил свет и собирался было уходить из лаборатории, но... Обнаружил себя мечтательно присевшим возле защитного контейнера из экранированного стекла. Загадочное беспокойство вернулось, на этот раз настойчивое и острое. Стрелок развалился на столе, подперев голову рукой и глядя на артефакт внутри контейнера. Он закусил губу. — Да что же это такое? — пробормотал он. — Жжёт изнутри. Достало уже. Павел склонил голову вбок и принялся теребить пластырь на щеке. Сегодня было одной из пилотных испытаний этого артефакта. "Морфей", как его назвали в научных кругах, был впервые обнаружен одиночками в районе Чернобыля, причём его нашли в подсумке мёртвого монолитовца. Сам артефакт выглядел безобидно — тёмный блестящий камешек необычной формы, похожий на треснутый кремень с острыми гранями. Из примечательного — сильно пачкал руки, оставляя ожоги. После тщательного обследования было установлено, что артефакт обладает мощными пси-свойствами и способен удалённо воздействовать на мозг человека, заставляя видеть живые сны или вызывать галлюцинации. Особого практического применения ему пока не нашли. При более детальном рассмотрении артефакт показал интересные свойства — ему не требовалась внешняя подпитка, проще говоря говоря, он был практически неисчерпаем. На поверхности камня имелся узор, мерцавший слабым голубоватым светом. Веки Стрелка слегка дрогнули. По его лицу скользнула тень улыбки. Голубое свечение становилось ярче и пульсировало в темноте. Губы шевельнулись. Не отрывая взгляда от мерцающих граней, он, повинуясь неожиданному порыву, зашептал бессвязный набор из слов. Слова возникали сами собой. Павел не понимал что говорит. Просто повторял странные фразы снова и снова, с каждым разом вкладывая в них всё больше силы. Рука медленно попозла к булавке на рукаве халата. Пальцы не слушались и никак не могли зацепить её. Выдохнув несколько раз сквозь зубы, Стрелок сосредоточился и ткнул себя остриём в ладонь. Затем ещё раз и ещё, сильнее и сильнее. Стало легче. Уже на выходе из НИИ, застёгивая куртку, он вдруг понял, что именно шептал в лаборатории. "Я всё сделаю. Я сделаю, чёрт возьми. У меня получится. Я смогу, я знаю. Осталось чуть-чуть. Всё получится..." — билась в висках одна и та же фраза. — Так, — пробормотал он под нос, — Успокоиться… Главное — не отвлекаться. Успокаиваемся... Рассеянно глядя себе под ноги, Паша снова потрогал пластырь на щеке и, надев капюшон, вышел на улицу. Немного постоял у входа, жадно вдыхая холодный воздух. «Как же я соскучился по Зоне...» — мысль ускользнула и снова вернулась. Сделал ещё один вдох. Отпустило.***
Трава мягкая и зелёная. Высокая — по грудь. Осока, жёсткие стебли колосьев. Выгоревшее поле. Кисловатый запах земли. Стрелок повернулся на бок, примяв телом ещё несколько травинок, и закрыл глаза. Стало немного душно, но он не ощутил никакого дискомфорта. Потянулся, сладко зевнул и раскинул руки в стороны. Устал. Это чувствовалось. Земля Зоны под спиной была странно мягкой и податливой, как пуховое одеяло — она приятно грела спину сквозь ткань комбинезона. В такой позе сталкер неподвижно пролежал минут пять. Потом трава вокруг шумно качнулась, что-то плеснуло рядом, неподалёку захрустел валежник, зашуршали кусты, по зарослям прошла лёгкая волна ветра, принёсшего странно сладкую вонь. Хоть она и была незнакомой, Стрелок сразу вспомнил смрад от разлагающихся тел — такой же сладкий и тошнотворный. Он поморщился, недовольный прерванным отдыхом, сел, вытер рукавом пот со лба и огляделся по сторонам. Это было явно не то место, где он лежал несколько минут назад. Вместо жестковатой, но приятной травы с вкраплениями полевых цветов вокруг были кусты серо-чёрной полыни. Между ними торчали редкие деревья с корявыми кривыми стволами и узловатыми сучьями, хрустящими на ветру. Подобные пейзажи напоминали ландшафт тёмной долины, хотя внутреннее ощущение было другое. Вообще, как Стрелок про себя отметил, на территории Зоны большой вес имело шестое чувство. Именно благодаря интуиции сталкер может выживать здесь на постоянной основе — куда бы он не забрёл. И каждая часть Зоны ощущается по-своему. Кордон максимально приближен к привычному нам миру, поэтому подсознательно ты его не отличишь от обычной деревни, пусть и с аттракционами. Костры, гитары, бородатые анекдоты, новички в кожаных куртках и прочие искатели приключений — вот в этом сконцентрирована вся распиаренная сталкерская романтика. Не зря Кордон зовут "предбанником Зоны". Уже в тёмной долине или на Затоне чувствуется повисшее напряжение. С каждым треском, с каждым отдалённым воем в подкорке сознания оседает привычка оборачиваться на малейший шорох. Ещё сыро и тоскливо, особенно по вечерам. Собственно, поэтому там и располагаются наиболее крупные бары... Дальше идут рыжий лес и армейские склады, туда же можно отнести и станцию Янов. В воздухе висит вонь, что-то среднее между кислым запахом ржавчины и сероводородом. Со временем она вьедается в одежду, кожу и раздражает слизистые, оставляя на языке противный металлический привкус, который не перебить даже спиртом. Спишь всегда с одним открытым глазом, причём неспокойно. Просыпаешься по пять раз за ночь. Самый тяжёлый час — сразу перед рассветом, когда пропадает ощущение реальности и ты уже не уверен, спишь ты вообще или бодрствуешь. А в центре Зоны такое всегда — воздух вязкий даже сквозь фильтры, пропитывает всё вокруг, и от него нельзя избавиться, сколько не стирай комбинезон. Хочется спать, но если ляжешь, заснуть не выйдет. И в голове будто пустота — чтобы не дать ей заполниться монотонным гудением пси-излучения, приходится постоянно быть в напряжении, повторять по себя стихи или мантру типа "Всё в порядке, я контролирую ситуацию" — своеобразное сталкерское "Спаси и сохрани". В лицо опять подул ветер. Запах то ли исчез, то ли стал слабее. Стрелок вдруг понял, что при нём нет ни КПК, ни оружия, ни защитной экипировки. Только болтались на ремне два пустых подсумка и чехол от ножа. Он сунул руку в нагрудный карман в поисках детектора, но к своему удивлению извлёк горсть оцинкованных гаек с привязанными к ним бинтами. Он не помнил, как их туда положил. А впрочем... По старой привычке, он изловчился и закинул одну из гаек за куст, наблюдая за траекторией и развевающимся белым хвостиком. Сразу вспомнилась его первая экспедиция, весь этот ареол неизвестности, пьянящая таинственность, привкус адреналина — и какое-то глухое удовлетворение от обладания этим ощущением, которого он так и не смог объяснить даже самому себе. Павел снова почувствовал, что его позвали. Очень слабенько, будто шёпотом, точно кто-то невидимый склонился над ухом. Разум говорил отмахнуться, проигнорировать, но тело тянуло в ту сторону, откуда шёл зов. Он раздвинул кусты, подобрал гайку и заглянул в образовавшийся просвет. Как ему показалось, там было жёлтое пшеничное поле, над которым вился прозрачный дымок. Посреди золотисто-зелёного ковра стояла одинокая размытая фигура. Полы рваного чёрного плаща колыхал ветер ветер, а в руках она сжимала такую же гайку. Невооружённым глазом силуэт был виден плохо — как бы размазанный по пространству, словно дефектная фотография. Он услышал своё имя. Голос был тихим, задумчивым и совершенно не походил на человеческий. — Стрелок, — прошептали снова. Странный он был, этот голос, похожий на отдалённое гудение ветра. Тихий, вкрадчивый и чуть насмешливый. Это Зона. Она всегда такая. — Стрелок... — да, да, он Стрелок, чёрт возьми! Не Меченый, не Павел, не Паша, даже не Стрелецкий Павел Константинович. Он — Стрелок. Это имя, данное ему Зоной, и он чувствовал, что оно настоящее, его и только его. Павел — украинский айтишник, научный консультант НИИЧАЗ в очках и белом лабораторном халате. Стрелок — сталкер, легенда Зоны, её неотъемлемая часть. Зона — в его сердце, а он — в сердце Зоны. Дикий инстинкт толкал вперёд, сквозь дрожащий воздух, навстречу неведомому. Неизвестное манило, завораживало и вызывало странную смесь недоверия и возбуждения. Фигура теперь стояла поодаль, на холме. Она ничего не делала, но казалось, она ждёт его — выжидательно наблюдает, оценивает. Стрелецкому одновременно хотелось и убежать, спастись, исчезнуть, и броситься ей навстречу, упасть в траву и вцепиться в неё руками и ногами, чтобы эта иллюзия никуда не исчезла и длилось как можно дольше… Желание, исходящее откуда-то из нутра, пересилило здравый смысл и Стрелок кинулся вперёд, раздвигая перед собой засохшие колосья. Трава была жёсткой и упругой и хлестала по лицу, царапая кожу. Пока он бежал, фигура продолжала отдаляться, словно линия горизонта. Но вот, наконец, до неё осталось метров десять, потом ещё несколько, ещё… Стрелок карабкался вверх, под ним хлюпало, хрустело и чавкало что-то тёплое и склизкое, но он не смотрел на землю, его голова была обращена вверх, к такому желанному и отталкивающему силуэту в чёрном плаще. К ней. Наконец, поднявшись на вершину, он остановился, тяжело дыша, сжимая в потных ладонях гайки. — Я пришёл. — облизав сухие губы, хрипло пробормотал сталкер, и тут же, не устояв на ватных ногах, упал на колени. Она стояла всего в двух метрах от него, ещё чуть чуть и... Стрелок раскинул руки в стороны и посмотрел фигуре туда, где у неё по идее должны находиться глаза. Он нетерпеливо выгнулся, всем своим видом говоря "Чего ты ждёшь? Я здесь. Бери. Я твой". Но фигура не двигалась с места, лишь ветер трепал края её плаща. Стрелок был готов поклясться, хотел, кричал мысленно — "Бери. Не стесняйся. Забирай меня отсюда". Но она как назло стояла неподвижно. Её высокий силуэт отчётливо выделялся на фоне неба — лёгкий, размытый и прекрасный. Чего же она ждёт? В груди защемило, словно его сердце сжали в ледяных пальцах. Она ждёт, ждёт пока он сделает всё сам. Это Зона — тянет свой порочный круг, дразнит и заставляет себя любить, издевается над тобой, потом вдруг становится нестерпимо близкой и ласковой… Он закусил губу от ярости, чувствуя, со лба катится липкая капля пота. Да что ж такое! Он ведь пришёл сюда сам, по собственной воле, пришёл, потому что это — его судьба. Так почему она не хочет взять его сама? В глубине капюшона что — то шевельнулось, мелькнуло, блеснуло. Сталкер взглянул ей в лицо и увидел искажённую ухмылку. Она медленно шагала назад, рассеиваясь в воздухе, как свет гаснущего костра. По мере того, как она удалялась, Стрелку становилось всё жарче, сильнее рябило в глазах и пересыхало во рту. «Ну, давай же», — мысленно умолял он. Глаза закатились и он сложился пополам от тёплого удара в низ живота.***
"Слишком. слишком жарко, да. Терпеть не могу, когда жарко." — подумал Стрелецкий и откинул с разгорячённого тела одеяло. То глухо шмякнулось на пол, следом полетела и подушка. Он сел на кровати, свесив ноги на холодный пол. Глаза были осоловевшие, еле разлеплялись, и всё двоилось и качалось перед ним. Павел с силой растёр их руками, потом зажмурился и замотал головой. Перед взором замелькали разноцветные круги, но в целом мир приобрёл более чёткие очертания. Дышалось тяжело — он не переставал делать частые мелкие вдохи, чтобы прийти в себя. Лицо жгло, мокрая от пота пижама липла к телу а в горле першило. Шикарно поспал. Будто танком переехало. Ощущение чего-то большого и тяжёлого, навалившегося на грудь, постепенно проходило, поэтому, пошарив вокруг, Павел нашёл очки, надел их и вгляделся в электронные часы на тумбочке. Два часа ночи. За окном кромешная тьма, только неяркий свет уличного фонаря и нескольких окон жилого дома напротив чуть разбавлял ночь. Два ночи... Ложиться обратно бесполезно, он знал что не уснёт. Можно, конечно, выпить таблетку, но вдруг опять это мракобесие начнёт сниться?.. И так нервы ни к чёрту. Всё ещё жарко. Он поднялся на размякшие ноги и вышел на незастеклённый балкон, прямо на холод. Отсюда был виден не только погружённый в темноту двор — далеко за крышами домов, над лесом, виднелось красно-розовое зарево, разгорающегося где-то на севере. Очень красиво, но восход должен начаться только часов через пять. Тогда что это? Он снял очки, протёр их, протёр глаза. Засвет на горизонте померк, стал чуть размытым — но нет, не пропал. Что-то такое там есть, Стрелецкий только что в этом убедился. Ну он же не шизик, в конце концов? Пока он продолжал стоять на балконе, совершенно не заботясь о минусовой температуре, вдоль позвоночника постепенно расползся приятный холодок, щёки заполыхали, в лёгкие залился живительный воздух. Стало легче дышать, а сердце забилось ровнее. Теперь он понимал. Это зарево — Зона. Там, на севере, в ста километрах отсюда, светится, словно утренняя звезда и полыхает её горизонт. Полыхает и лицо Павла. Горячее дыхание выходит паром из приоткрытого рта и устремляется в плотное чёрное небо. Постояв немного, глядя на безмолвный двор за перилами балкона, на едва видимые в темноте углы домов и голые ветки деревьев, покрытый грязной снежной кашей проезд и далёкую розовую полоску на горизонте, он вернулся в комнату, на ходу вытирая лицо рукавом. Она зовёт, настойчиво, непрерывно, не оставляя выбора. Подзывает к себе и смотрит свысока, снисходительно качая головой. Он же сбежал. Устал постоянно юлить, выкручиваться, устал от того, что нервы постоянно натянуты струной. Поэтому взял и сбежал — с опаской, осторожничая и не оглядываясь назад. Испугался и бросил всё. А ведь он был так близок, так близок... Она же всё знает. И ни бетонные стены квартиры, ни время, ни расстояние, ни таблетки не смогут спрятать Стрелка от Зоны. Он уже оставил в ней часть себя. Ты либо не прикасаешься к ней вообще, либо отдаёшь себя полностью. Обратного пути нет.***
Спрыгнув с подножки грузовика, Павел взглядом проводил удаляющуюся фуру. Когда она превратилась в нечёткое пятнышко на горизонте, он направился в сторону виднеющегося вдали поселка. Окрестности были пустынными и голыми: только слегка присыпанная подтаявшим снегом равнина и крошечные кустики рябины вдоль обочины. Ни одной живой души. Он шёл по колее, оставленной колёсами недавно прошедшей машины, иногда поглядывая по сторонам. Справа от себя он видел большое, покрытое жухлой травой поле, за которым темнел густой лес. Прямо над ним висело тёмно-багровое зимнее небо. В целом, доехать сюда на попутке было неплохой идеей — вряд ли кто-нибудь стал бы специально его мониторить, а без этого отследить маршрут просто нереально. Из предутренней дымки постепенно выплывали деревянные домики с шиферными крышами, окруженные низкими заборами, какие-то сараи и постройки. Посёлок казался вымершим — дым из труб не идёт, шторы задёрнуты, свет нигде не горит. Мёртвая тишина и такая же мёртвая пустота вокруг. Четыре утра. Волчий час. Даже собаки не лают. Шёл Стрелецкий быстро, в окна не заглядывал. Не нравился ему этот посёлок. Признаться, даже страшновато было — что тоже странно, ибо где он только за свою жизнь не шлялся. Но вот не нравилось ему именно здесь, и всё. Сходу свернул на парковку, освещённую единственным тусклым фонарём. На расчищенном участке ютились несколько видавших виды автомобилей и накрытый брезентом прицеп, но внимание Павла привлекла припаркованная чуть поодаль ржавая буханка. Это было, конечно, не совсем то, что он искал — габариты великоваты, но сгодится. Походив вокруг, Стрелецкий отметил, что автомобилем не пользовались неделю как минимум. Следов от протектора рядом нет, кузов неимоверно грязный, стёкла покрыты инеем и разводами — короче, типичная колымага, каких вокруг в избытке. Стандартный зелёный УАЗик. Снова внимательно оглядевшись, он слабенько включил фонарик и, наклонившись к двери, потыкал в замок. Сопеть над вскрытием не пришлось — дверь открылась сразу, как только он дёрнул за ручку. В салоне царил такой же затхлый полумрак, как и снаружи. Павел забрался внутрь и уселся на водительское сидение, поставив одну ногу на педаль тормоза, а другую свесив из кабины. Возможно, сразу так по-хозяйски раскидывать ноги не стоило, к тому же холод сидения чувствовался даже через штаны, но Паша уже почувствовал привычную уверенность и раскованность. Вынув из кармана отвёртку, он принялся ковыряться в замке зажигания. Дело продвигалось туго — замок упорно не желал поддаваться, а отвёртка иногда соскальзывала с неприятным скрежетом, несмотря на то, что Стрелецкий старался проделывать свою работу максимально аккуратно и тихо. Наконец злополучная деталь щёлкнула и полетела на пол, упав где-то в углу. Павел, не стесняясь, вырвал из образовавшегося отверстия блок проводов, потянул его на себя и, прищурившись, осмотрел. Вроде не сломан. Выдохнув себе куда-то в воротник, он длинными тонкими пальцами перебрал провода, быстро отыскав нужные. Взявшись за красный и чёрный, осторожно совместил концы. Ничего не произошло. Павел неудовлетворённо наморщил нос и перегнулся через подлокотник, дабы заглянуть под сидение. Аккумулятора, понятное дело, под ним не оказалось. Что ожидаемо, если вспомнить, что дверь буханки уже была незапертая. Спиз... украли, значит... Что ж, посмотрим. Прикусив губу и побарабанив пальцами по рулю, он, подумав, вытащил из рюкзака двенадцативольтовый фонарь и разместил его у себя на коленях. Так. Теперь открутить крышку, ослабить контакты и подсоединить к ним оставшиеся провода. Две минуты трудов — и у него на руках оказалась полноценная замена аккумулятору. Стрелецкий снова, теперь уже нетерпеливо, замкнул провода в замке зажигания. Спустя секунду двигатель чихнул и затарахтел, постепенно набирая обороты. В салоне сразу стало теплее. Он бросил быстрый взгляд на приборную панель и убедился, что бензина хватит на следующие два часа. Захлопнув дверь и хмыкнув, он огладил руль и мягко зажал газ. Колёса поначалу забуксовали в грязи, но вскоре автомобиль тронулся с места с небольшим рывком. Дворники, шурша по стеклу, едва успевали счищать с него налипший снег. Свернув на основную дорогу, Павел переключил передачу и зажёг фары. Сразу стало видно, насколько пустынно вокруг — только мелькали на обочине порой кусты и дорожные знаки. Ближе к границе ЧЗО всё чаще начнут попадаться флажки и столбы с предупреждающими надписями, а также изрисованные всякими гадостями бетонные блоки. На протяжении получаса в голове у Павла было пусто. Он жал газ в пол, не заботясь о скорости, с ленивым интересом глядел на дорогу и периодически проводил ладонями по лицу, пытаясь отогнать одну липкую мысль. Она, однако, не проходила. Он думал о том, сколько прошло лет с его знакомства с самой Зоной. Пять — это много или мало? В любом случае, пяти лет оказалось достаточно для того, чтобы от её прежней остались только воспоминания да сталкерские байки. Что есть аномальная зона? Это не место, это уникальное явление со своими законами и внутренними механизмами, чуждыми внешнему миру. Кто такой сталкер? Это тот, кто чувствует себя в Зоне как дома, является с ней одним целым, а не быдловатый мужик в балаклаве и с модной пушкой. Смешно, право. Она же выбирает. Придирчиво осматривает каждого и решает, принять его, или сожрать с потрохами. Так что же произошло? По всей Зоне натыканы разного рода тошниловки, где сидят вонючие алкаши и алчные отморозки, готовые продать душу за пачку денег. Учёные продолжают мутить воду своими исследованиями, а остальные подсуетились и делают деньги. Неужели она их всех выбрала? Эта мысль задела его за живое. Паразиты. Их стало слишком много — а Зона такая одна. И Стрелок готов защитить её. Стрелецкий почувствовал, как в нём вскипает непонятная злость. Он стиснул зубы и с силой стукнул по рулю кулаком. Машина резко вильнула, и пришлось вцепиться в руль, удерживая её на дороге. Как ни странно, этого хватило — гнев начал отпускать. Он зажал педаль тормоза, и как только УАЗ с жалобным скрипом начал притормаживать в грязи просёлочной дороги, резко крутанул руль вправо. Автомобиль съехал в заболоченную канаву, разбрызгав по сторонам снежную жижу. Двигатель снова захрипел и заглох. Выбравшись на относительно сухое место, Павел окинул взглядом собственноручно притопленную буханку и холодно улыбнулся. Привычка заметать следы, вбитая ему в голову рефлексом, работала безупречно. Через минуту он уже был далеко от этого места, шёл быстрым шагом шустро петляя между зарослей вдоль дороги. Настолько, чтобы он сам мог её видеть, но был незаметен для случайного взгляда. Когда метрах в двухста впереди показалась высокий бетонный забор, увитый сверху несколькими слоями колючей проволоки, его охватило радостное возбуждение. Потонув в бумажной работе и прочих нервных переживаниях, он уже готов был лезть на стенку от тоски, а теперь он чувствовал себя так, будто только что вернулся домой после долгой и крайне неприятной командировки. Свернув в сторону и миновав заросший бурьяном овраг, Павел вышел к широкому ручью, уже держа в руках вытащенный из местного тайника гидрокостюм. Ручеёк здесь неприметный, но достаточно глубокий, так что когда Стрелецкий с группой просёк, что есть фрагмент ручья, протекающий под землёй аккурат в месте расположения забора, им оставалось только натянуть под водой альпинистский трос и припрятать рядом парочку гидрокостюмов. Пожалуйста — персональный лаз прямиком в ЧЗО, без мам, пап и бдительных патрулей. Скинув с себя верхнюю одежду он облачился в костюм и убрал вещи в водонепроницаемый мешок. Пристегнул его к поясу. Последний раз оглянув померкшие в предрассветной тьме окрестности, он взял в рот загубник и бесшумно нырнул в ледяную воду.***
Стрелок снова чувствовал себя Стрелком. Это приносило невероятное удовлетворение, почти такое же острое, как торжество победы. Здесь и атмосфера, и окружение были другими — живыми, свежими, как воздух после грозы. Слабый рассвет играл в небе сиренево-розовыми тонами, прямо над землёй ползла холодная утренняя дымка. Несмотря на снег пахло осенью и грязью. Если бы не было в этом неуловимого зоновского очарования, веяло бы холодом и пустотой, а так мир обрёл подобие гармонии. Проникнувшись этим чувством, Стрелок решил козырнуть и играючи перепрыгнул через "жарку". Как только его ноги коснулись сырой почвы, за спиной ярко вспыхнул столб огня, обдав сталкера жаром и растопив наст в радиусе двух метров. Резкий запах серы повис в воздухе на несколько мгновений, смешавшись с послевкусием экстремальной выходки — ещё пара сантиметров, и он опалил бы себе раскинутые в прыжке руки. Стрелка это, впрочем, не волновало. Когда он обернулся на деревню новичков, то наткнулся на несколько пар распахнутых в изумлении глаз. Сейчас в них читалось даже не удивление — граничащая с настороженностью тревога. Ну да, не каждый день такого дебила увидишь. Развернувшись, он направился к деревне. Сейчас главное — не ляпнуть лишнего. Как Стрелка его в лицо мало кто знал. Он был на уровне "легенды Зоны", весь такой загадочный и опасный. О нём говорили, но его не видели. И это было ему на руку — стоило Стрелку назваться другим именем, и он мог выдать себя за кого угодно. Никто не цеплялся к Меченому, не задавал лишних вопросов и не требовал подробностей. Он мог творить любые безумства, и не встречать при этом никакого сопротивления. И никакие ушлёпские болотные группировки и престарелые наёмники не путались под ногами. К новичкам никто никакого интереса не питает, кроме шкурного разумеется. И это его более чем устраивало. — Это кто у нас здесь такой резвый? — протиснувшись между сталкеров, нарисовался Волк. Выглядел он так себе — под глазом тёмно-фиолетовый фингал, на губе кровавая корка, рука забинтована и покоится на перевязи. Физиономия его, несмотря на синяки, выглядела бодренько — брови нахмурены, губы сжаты в тонкую линию, взгляд острый и спокойный. Волк исподлобья глянул на новоприбывшего, да так, что у Стрелка мелькнула мысль, что сталкер-ветеран его узнал. Хотя не, маловероятно. Он подошёл ближе, оглядел его с ног до головы и, удовлетворённо хмыкнув, тихо спросил: — Ты откуда взялся, каскадёр? — Ну вот... — Стрелок шаркнул носком ботинка, да так застенчиво, будто под курткой у него не спрятан обрез и две гранаты. — В Зону пришёл. — Ты через аномалии не сигай больше, не шутят с таким. Не успеешь глазом моргнуть, мокрого места не останется, — Волк прищурился, глядя ему в глаза — единственное, что не было скрыто под балаклавой. Оценивал, кто перед ним находится. Помедлив, добавил: — Кто по жизни за периметром? Сидевший? Откуда идёшь? С какой целью пришёл? И не затирай мне про то, что ради интереса, всё равно не поверю. — он был явно не в духе, что читалось в его напряжённой интонации. Стрелок пожал плечами. — Мне скрывать-то особо нечего. Работал айтишником — компы, сервера, программы, все дела... — здесь он в целом не соврал. — На нарах не бывал, не доводилось. — дальше он на голубом глазу рассказывал, как его с сопровождающими на КПП прижали военные и как он удачно просочился через заставу и потом удирал от патрульных почти до самого кордона. Фразы текли сами по себе, выплывая из подсознания вместе с красочными подробностями. Волк молча слушал и понимающе кивал, когда речь заходила о военных. Было непонятно, поверил он или нет, во всяком случае, морщины на его лбу разгладились, а черты лица стали более расслабленными. — Как-то так. Пришёл я за деньгами, кто бы мог подумать. — сталкер улыбнулся, пусть этого было и не видно. — И возможно немного за приключениями на задницу. Устал на ней сидеть, вот и рванул сюда. — Ну я надеюсь ты понимаешь, что не в сафари пришёл? Вот экстремал, а. Шутка ли, с разгону через «жарку» перемахнуть. Серьёзно тебе говорю, ты не рискуй здесь. Больно будет. — Да я мазохист, мне в самый раз) — усмехнулся Стрелок, покосившись на сгрудившихся вокруг новичков. Как-то дохрена людей для зимы. Волк выдохнул и слабо улыбнулся. Шутка понравилась. — Ладно, верю. Глаза у тебя честные. — он показал в сторону лагеря. — Пошли, обсудим самое основное. Краткий экскурс, так сказать... А то по моему опыту больше половины гибнет из-за незнания. Иногда прям обидно за ребят. — Волк в сердцах махнул здоровой рукой, словно отметая невесёлые мысли. — В общем, надо понимать, куда ты пришёл. Не туда наступишь — разбросает по округе. А если аномалию сумеешь обойти, то либо сожрут, либо расстреляют. Дикое здесь место, кто бы что не говорил. Так что пока далеко от лагеря отходить не советую. Потом научишься, конечно, но сейчас ни-ни. Стрелок пошёл вслед за Волком. Его позабавило, как тот, словно ребёнку, объяснял ему местные прописные истины. Ни дать ни взять школьный учитель. Ничего такой, в принципе. Добросовестный. Если бы ещё не светился пару раз в баре в драчках и за азартными играми, золото был бы, а не человек. — А теперь ты мне вот что скажи — базовые знания о Зоне у тебя есть, или совсем по нулям? — Ну а как же. Мутанты, аномалии, артефакты, группировки: Долг там, Свобода, бандиты. Сейчас кто только про это не говорит... — договорить сталкеру не дали, Волк оборвал его на полуслове. — Значит так, слушай внимательно. — он положил руку Стрелку на плечо. — Забудь всё, что тебе рассказывали. Этой зимой столько говна произошло, что мы до сих пор на ушах стоим. Сталкеров новых море, они все тут неуправляемые. Военные ушли в отрыв, у нас теперь под боком база украинских камикадзе. В Долге два месяца назад сменился командир, выдрочил всех долгашей так, что те в бой готовы хоть с голыми руками идти. Всё распадается, всё гниёт. Сплошная мясорубка. Здесь, считай, последний оплот стабильности. Поэтому сиди тихо и старайся меньше мелькать. Стрелок в ответ остановился и удивлённо приподнял одну бровь. Удивление было искренним — даже если отбросить амплуа новичка, он сам не ожидал что местная фауна покатится вниз по наклонной настолько быстро. Но чего ещё от них можно было ожидать? Был в словах Волка какой-то резон. Он согласно кивнул, провожая взглядом разбредшихся по лагерю новичков, пока те не исчезли из виду. Стало в принципе понятно, почему деревню вдруг окружает относительно новый забор с колючкой и парой стрелковых вышек. Понятно стало и поведение Волка — несмотря на общую бодрость, на его лице читалась усталость. — Хреново выглядишь. — заметил Стрелок, кивая на синяк под глазом собеседника. Тот поморщился. — Говорил же, здесь народ неуправляемый. А я один на всех. Пытался тут одних учить, да куда уж там. Как последние быдланы за углом отпинали. — объяснил он и отвернулся. Видимо, вопрос был для него болезненным. — Так ты здесь типа за главного? — протянул сталкер, пытаясь перевести тему. — Ай, точно! — Волк хлопнул себе ладонью по лбу. — Совсем совсем из головы вылетело. Я — Волк, старший здесь. Учу новоприбывших азам выживания, ну и заодно всякие полезные вещи рассказываю. Вот это, то что ты видишь — лагерь, деревней новичков называется. Ребята в целом быстро схватывают, тут главное чтобы мимо ушей не пропускали, а осторожничали побольше. Осторожничали, понял? А не как ты. Первый раз такое вижу, серьёзно. Поджёг бы себе что-нибудь, не? Стрелок хихикнул и развёл руками. — Хвост?) — А вот может и хвост, раз такой остроумный. Представляю, как бы ты там летал. — Волк снова нахмурился, глядя на сталкера. — Вот зелень, а. — На мой взгляд, огненной птицей быть очень даже неплохо. Эффектно так, знаешь? — подыграл Стрелок. Волк хмыкнул. — Огненная птица значит... Как там это называется. — он протянул вперёд руку. — Будем знакомы, феникс. Феникс беззвучно повторил прозвище, как бы примеряясь, и ответил на рукопожатие.