За час до любви

      Чон Хосок       — Ещё один… Течный шлюшонок.       — Да посмотри на него, Хос! Он от смущения сейчас штаны намочит!       — Давай забьёмся: спереди или сзади?       — Очень надо... Как его занесло сюда? Милостыню, что ли, просить будет?       Альфы сидят в ресторане у огромного окна, пьют кофе, который не спасает от злющего похмелья, и лениво разглядывают улицу.       Клубные пиджаки валяются на свободном стуле, а рубашки нагло расстёгнуты, выставляя на обозрение мощные шеи и оголённый верх груди и одного, и другого. Рукава завернуты, а четыре дорогие бриллиантовые запонки валяются по столу, потому что перед тем, как уставится в окно, парни щелчками гоняли их по полированный поверхности.       — Джу, давай его снимем и раскатаем вместе?       — Не…       — А я, пожалуй, хочу… Есть сотенная?       Альфа с длинной чёлкой, которая занавешивает один глаз, выворачивает из карманов брюк мелкие монеты и смятые купюры. Второй альфа, его приятель — помельче, и во взгляде, который он бросил на вываленные деньги, нет ничего, кроме скуки: ни интереса, ни азарта, ни похоти…       Он подхватывает пиджак, перекидывает его через руку и, выбрав из неряшливой кучки двумя пальцами сотенную купюру, направляется к выходу из ресторана, где швейцар, пожилой альфа, спешит услужливо распахнуть перед ним дверь.       Тот, что остался за столом, откинулся на спинку стула и, вальяжно развалившись, приготовился наблюдать за действиями приятеля в окно.       Хосок приблизился к только успевшему присесть на скамейку омеге, который при его приближении сразу с неё вскочил и хотел уйти, но альфа остановил его, позвав:       — Слышь, ты! Заработать хочешь?       Внешний вид омежки определённо наводил на мысли, что тот нуждается. Есть такая категория нищих — одетые в чистые обноски.       Парнишка худой… Запястья, которые выглядывают из-под коротких ему рукавов полосатой кофты, хрупкие и прозрачные: синие жилки вен убегают вверх под трикотаж в надежде согреться. Штаны плотные, висят на грубом ремне и по длине приходятся впору, потому как открывают обзор на беззащитные пальчики на ногах, которые выглядывают из тапочек-шлепанцев с открытыми носами, пряча пятки.       Омежка уставился на Хосока сначала с опаской, а потом с такой неприкрытой надеждой во взгляде, прошептал…       — Да. Что нужно делать?       Ему, видимо, и в голову не пришло, что прилично одетый альфа может сделать ему неприличное предложение средь бела дня.       — То, что ты умеешь лучше всего, — Хосок разглядывает парня: высокий, худой, а самое главное — чистенький. Все эти попрошайки вызывали в нём брезгливость и отторжение, но сегодня он ещё не отошёл от ночных гуляний, и неприятное неудовлетворённое желание бродило в голове и метром ниже, толкая на необдуманные поступки.       С недавних пор он ненавидел всех омег, независимо от их классовой принадлежности. И богатая течная шлюха для него мало чем отличался от подзаборной давалки.       Омежка смотрит на него сначала непонимающе, а потом начинает пятиться:       — Нет, простите… Я не тот, кто вам нужен…       — А по-моему, как раз тот. Штаны снимешь — и сразу тот, кто мне нужен, — Хосок демонстрирует парню зажатую между указательным и средним пальцем купюру и кивает на дверь в ресторан. — Уборная тебя устроит?       Омега пятится, но взгляд приклеен к деньгам в руках альфы. Он сглатывает и усилием заставляет себя не смотреть на купюру.       — Извините, я таким не занимаюсь…       — Да что ты говоришь? За красивые глазки тебе платят?       А глаза у шлюшонка действительно красивые: тёмные, с фиолетовой радужкой вокруг зрачка, опушенные длинными густыми ресницами и в дополнение — ровные бровки, придающие ему строгий вид.       Парень уже не отвечает на вопросы, а стоит, опустив голову. Убегать сейчас нельзя… Альфа догонит в два прыжка.       На улице Хосока немного проветривает, и спонтанное желание в штанах стихает. Зато растёт злость на уличного бродяжку. И пусть тот послушен и смиренно ждёт, когда он его отпустит. Альфе достаточно слышать сладковато-малиновый сливочный запах и бесится уже только потому, что парень, переминающийся с ноги на ногу, перед ним — омега. А значит — блядь.       Сам Хосок не знает, что можно купить на сотню баксов… Разве что коктейль в баре или кофе? Но, судя по тоскливому взгляду омежки на деньги, тому очень бы хотелось их получить, и он бы подставил зад, стоило чуть надавить. Но Хосоку уже не хочется. Он сминает купюру и бросает её под ноги омежке:       — Схватил и убежал. Пока я добрый!       У парня распахиваются глаза от неверия, и он, наклоняясь, тянется руками за деньгами, но при этом, неловко вывернув шею, ни на секунду не сводит глаз с лица стоящего перед ним, широко расставившего ноги альфы.       Как только хрусткая бумажка оказывается в кулаке, омега поворачивается и бросается бежать, не разбирая дороги.       Хосок закатывает глаза и, сплюнув себе под ноги, усаживается на край скамейки, где недавно сидел парень.       Визг тормозов и глухой удар не даёт ему этого сделать. Обернувшись через плечо, Хосок видит, как омега, которого он только что «перехотел» валяется на проезжей части, а чуть дальше остановилась сбившая его допотопная тачка.       Намджун, выскочивший из ресторана, пробегая мимо него, таращит, делая «страшными» глаза:       — Не, ну ты видел?       Он видел.       И, наверное, бармен-сука чего-то им добавлял в напитки! Потому что, глядя, как силится отползти с дороги омега, у которого, видимо, повреждена нога, ему его даже…       Жалко?       Толстый молодой альфа, который выскочил с водительского места, сразу заметно расслабился, как только увидел, что жертвой стал какой-то оборванец.       Толстяк резво подскочил к уползающему омеге и начал ему что-то говорить. Видимо, не очень приятное, потому что парень от страха только удвоил усилия, но при этом втянул голову в плечи.       Намджун парню помочь не спешит, потому как, зная за собой, насколько неуклюж, может только навредить…       А вот толстый, сориентировавшись на местности, схватил омежку за руку и хотел было оттащить побыстрее на тротуар, но замешкался, уставившись на зажатую в кулаке пострадавшего зелёную купюру. Воровато оглянувшись и посчитав глупо разинувшего рот Джу несерьёзным свидетелем, принялся выковыривать «бенджамина» из лапки омеги.       Молчавший до этого, похожий теперь на сломанную куклу с помойки, омежка вдруг заплакал…       Бросив пиджак на лавочку, Хосок идёт на «место происшествия» и, не раздумывая, впечатывает лбом прямо в переносицу толстяку, который заинтересовано и ко времени разогнулся, не успев отобрать у парнишки деньги.       Услышав хруст и вскрик, Хос удовлетворённо кивает сам себе и, взяв за шиворот зажавшего двумя руками лицо альфу, виноватого в аварии, впечатывает кулаком под жирное брюхо и чувствует…       … как он удовлетворён началом сегодняшнего дня. Или, точнее, завершением вчерашней ночи.       Ким Тэхён       Джину, лучшему другу Тэ, с которым они вместе снимают комнату в полуподвальном помещении Ахена, кто-то сказал, что если добраться до Чонногу и найти там организованную БОГО передвижную «палатку», то можно получить сразу две упаковки супрессантов совершенно бесплатно, не предоставляя никаких документов.       Тэхён в сказки про бесплатный сыр в мышеловке не верил. И приближающуюся течку Джина готовился провести как всегда: запасти как можно больше воды, по мере возможности и везения, какой-нибудь еды, тщательнее законопатить их жилище и несколько дней носу никуда не высовывать. Течки у Джина были слабыми и терпеть им приходилось всего дня два-три.       Но случилось непредвиденное. Возвращаясь с найденной временной работы, которая включала в себя мытьё посуды и уборку зала в ресторанчике недалеко от дома, Джин попал под сильный дождь и вот уже четыре дня лежал с высокой температурой, надрывно кашляя. Никакие «народные» средства, которые знал Тэхён, не помогали.       А если начнётся течка, то Джин-и точно не «вывезет»!       Решение искать медицинскую передвижную палатку для малоимущих утвердилось вечером на четвёртый день болезни омеги, когда тот начал бредить и не узнавать Тэхёна…       Добрался до Чонно он довольно быстро. А вот поиски того, о чём знал только понаслышке, изрядно его вымотали.       Время неумолимо приближалось к полудню. И хоть он и попросил пожилого соседа омегу Сону, присмотреть за больным Джином, переживания за друга и безрезультатные поиски заставляли Тэхёна нервничать.       Он только собирался присесть на минутку на скамейку, чтобы обдумать свои дальнейшие действия, как его окликнул незнакомый и, по-видимому, очень богатый альфа. О его благополучии говорили и красивые часы на запястье, и толстая цепь на шее, и тонкая ткань мятой, но остающейся белоснежной рубашки.       Альфа предлагал ему заработать…       И хоть Тэ сразу понял, как ему предлагают это сделать, но надежду на чудо давало то, что на улице белый день…       Естественно, надежды рухнули сразу после озвученных альфой желаний. Но он стоял и не убегал по одной причине: он пытался уговорить себя пойти с этим альфой туда, куда он скажет, и сделать то, что он захочет и получить за это деньги…       Потому что купить лекарства Джину ему очень нужно… Потому что друг может умереть из-за его дурацких принципов и нерешительности.       Он особо и не протестовал, когда невнятно отказывался, как бы давая понять альфе, что он не тот, за кого его принимают… И Тэхён — он не такой. Просто обстоятельства…       Как вдруг чудо, которого он ждал, случилось.       Молодой альфа, от которого вкусно пахло чем-то сладким, чего Тэхён никогда не пробовал, а поверх сладости «рассыпался» кайенский перец, жгучий, опасный, давая понять неосторожным и непонятливым, с кем они имеют дело, вдруг смял деньги и бросил их Тэхёну под ноги.       Он не сразу сообразил даже, что этот «перец» ему говорит, но, увидев, что тот потерял к нему интерес, понял, что деньги, пусть и иностранные, которые любил менять на воны хозяин того самого ресторанчика, взявший на работу Джина, буквально «упали ему с неба».       Подобрав зелёную купюру, которая была, похоже, не мелкой, Тэхён побежал. И на его счастье, пешеходный переход через широкую дорогу как раз загорелся зелёным…       Но, по всей видимости, у «госпожи удачи» больше не было для Тэхёна бонусов. Осталась только одна небольшая «скидка»…       Потому что неизвестно откуда вылетевший старенький Kia Rio задел его несильно… Но от удара он упал и неловко подвернул ногу.       Пытаясь как можно быстрее скрыться с места происшествия, он силился отползти, но водитель-альфа, видимо, решил его проучить, хоть был сам виноват: поехал на «красный» знак светофора…       Обиднее всего стало, когда тот решил отобрать у Тэхёна деньги, которых стало жалко до слёз. Ведь они так могли помочь Джину…       Но «сладкому кайенскому перцу», видимо, денег стало тоже жалко, и он явился за ними прямо сюда, на дорогу, где уже начала скапливаться пробка из машин и толпа из зевак.       Подоспевшие полицейские, как только увидели побитого водителя малолитражки и того, кто ему эти побои нанёс, не разбираясь, забрали их в участок. А машину, которая сбила Тэхёна, арестовали. Молодой альфа-сержант сел за руль, чтобы отогнать её на штрафную стоянку…       Про Тэ все забыли…       Но самое главное: у него были деньги!       Он кое-как поднялся на ноги и, прихрамывая, поковылял всё к той же лавочке, на которой ему не удалось отдохнуть.       Не удалось и в этот раз.       Потому что как только он попытался сесть, чтобы посмотреть, что там с его ногой и саднящим локтем, как рядом появился ещё один богатенький «громила».       — Помощь нужна? — голос приятный и участливый. Вот только Тэхён давно никому не доверяет и в добросердечность богачей не верит.              Поэтому как можно незаметнее запихивает руку с купюрой в карман, стараясь, чтобы альфа не рассмотрел, что зажато у него в кулаке. И, наверное, взлетевший адреналин придаёт ему смелости:       — Вы не могли бы мне купить лекарства?       Альфа, по неизвестной для Тэхёна причине обрадованно закивал. Но прежде поинтересовался:       — Может, в травмпункт?       — Нет. Мне нужны самые сильные антибиотики и порошки от кашля.       Реакция здоровяка была уморительной: он забегал глазами, видимо догоняя мысли в своей голове, и, приоткрыв рот, уставился на Тэхёна.       — Кхк, кхе… — Тэ пришлось схватиться за грудную клетку. А то просьба действительно выглядела абсурдной.       К его удивлению, наивный альфа кивнул и, повертев головой в поисках вывески с красным крестом, снова заговорил с Тэхёном:       — Подожди меня тут. Не убегай никуда!       Тэ только хмыкнул вслед поспешно удаляющемуся альфе.       По сравнению с опасным «перцем» этот выглядел простачком и пах не пойми чем: горячим ветром и незнакомыми пряностями. Аромат был мягкий, дорого, но спокойно звучащий…       Альфа вернулся так скоро, что у Тэхёна не хватило времени для обдумывания «побега».       Какое уж ему теперь бежать! Доползти бы часа за два до Ахена и их каморки без окон в подвале.       — Вот, — альфа протягивает ему фирменный пакет с логотипом аптеки. — Я купил ещё бинт для твоей ноги… На всякий случай.       Тэхён низко опускает голову, занавешивая наполняющиеся слезами глаза длинными прядями:       — Спасибо… — совесть скребёт изнутри драной кошкой, и он со вздохом лезет в карман за смятой купюрой, чтобы отдать её альфе за купленные лекарства. — Я не знаю, хватит ли тут.       — Мне не нужны деньги, — альфа внимательно на него смотрит.       Тэхён качает головой: «Видимо такой уж сегодня день, что ему не отвертеться. Ну, этот хоть не выглядит таким опасным, как тот. Всё-таки у Тэхёна он будет первым альфой.       Но дикая и неприрученная фортуна сегодня так и вьётся у него под ногами.       — Зачем тебе сильные антибиотики? Мне пришлось включить всё своё обаяние, чтобы провизор продал мне их без рецепта.       — У меня друг болеет, — скрывать ему нечего, почему бы и не сказать правду. — Воспаление у него. Я пришёл сюда, в центр, в надежде найти добровольцев из организации БОГО.       — А почему ты не отвезёшь его в больницу?       — Потому что мне не на что его везти, да и не пустят нас… Нет ни денег, ни страховки…       — Есть же благотворительные клиники?       — Туда только умирать…       Пока они сидят на скамейке, и Тэ прижимает к себе пакет, который он намеривается вскорости запихать под свитер, из ресторана выходит швейцар и несёт альфе забытые им на столике деньги, запонки и его пиджак… «Облитый чем-то сладким в клубе ночью», — морщиться альфа, забирая свои вещи…       — Господин Ким. Если вы не решите вернуться, то вот ваши и господина Чона вещи…       — Спасибо, Гонам, — «господин Ким» вежливо забирает у пожилого альфы то, что он ему принёс, и, выудив из смятых купюр аграфы, высыпает деньги: и мелочь, и бумажные Тэхёну в пакет.       — Вызвать тебе такси? Куда ты с такой ногой?       Тэхён проследил за взглядом альфы и тоже уставился на свою «пополневшую» в шлёпанце ступню.       — Не переживай, я вызову омежье, оплачу и запомню его номер, чтобы с тобой ничего не случилось. Идёт?       Тэхён неуверенно кивает и замершим зверьком сидит до тех пор, пока не приезжает такси, на дверце которого рядом с «шашечками» нарисованы белые кружочки, обозначающие, что за рулём омега и развозить такая машина может только омег или, в крайнем случае, пару: омегу и его альфу.       Тэ ковыляет в сторону припарковавшегося на стоянке ресторана такси, отказавшись от помощи альфы, который намеревался его поддержать.       Но здоровяк всё-таки идёт рядом и, по-видимому, действительно записывает номер машины в телефон. Ну, или делает вид, что записывает…       Как только Тэхён говорит адрес, машина плавно трогается с места, и мимо окна, в которое всё ещё настороженно смотрит омега, проплывает высокая фигура альфы, расставившего ноги и уже и думать забывшего об омежке, что-то печатая в телефоне и хмуря при этом брови.       Тэ сидит позади водителя и боится пошевелиться.       Он больше никогда в жизни не появится в этом районе!       Лишь бы поскорее Джин выздоровел! И тогда они снова смогут искать работу.       Вдруг даже найдут постоянную? Вдруг повезёт? Вдруг удача, которая сегодня привязалась, теперь так и останется с ними?       Тэхён закрыл глаза. Он только сейчас понял, как сильно пульсирует ушибленная нога, как начинает успокаиваться бешено всё это время колотящееся сердце, как начинает ныть вечно голодный живот и подступает немного утихший за время его злоключений страх за Джина.       А если… Тэ даже мысль эту не додумывает и сильнее зажмуривает глаза: «прячась» от того, что вдруг мелькнуло в мыслях…       Ким Намджун       Намджуна вымотало за эти два выходных дня сильнее, чем за самую запарную трудовую неделю. С кем они только не пили, где они только не были…       Он сто раз зарекался, что больше не поведётся на нытьё Хоса: «Что-то скучно… А ведь сегодня пятница…» Знает ведь, что за этим последует дикая пьянка и отдыхать после «отдыха» ему придётся ещё пару дней. Но каждый раз соглашается по простой причине: одного Хосока отпускать нельзя…       Своей дружбой они гордились и дорожили.       С того самого первого дня, когда во дворе школы, куда их привезли: одного расфуфыренный папа, а другого — личный шофёр, Хосок подошёл к нему, и, взяв за руку, сказал: «Ты будешь моим другом!», а Намджун ему кивнул…       Потом, в средней школе, когда они вместе пробовали курить ворованные у папы же Чона тонкие сигаретки, Джун, кашляя, со стоном спросил: «Вот на хуя ты меня выбрал?» А Хосок только рассмеялся: «Я тогда сразу вкурил, что ты тот, с кем я буду учиться курить…»       Вместе они шлялись и на первые вечеринки. Вместе и блевали на ухоженные лужайки загородных поместий богатых приятелей, когда пили первый алкоголь. Вместе и в неприличное заведение сходили, когда посчитали, что всё у них для этого дела выросло…       Джун считал Хосока неотъемлемой частью своей жизни, как того, с кем, если не видишься пару дней, уже ощущаешь дискомфорт. Совершенно разные, они дополняли друг друга очень гармонично: Хос мог растормошить педантичного и спокойного Джуна, а тот, в свою очередь, был «ограничителем скорости» для безбашенного друга.       Бизнесы их уважаемых отцов никак не пересекались и, соответственно, не конкурировали.       И один, и другой были единственными детьми у своих родителей и понемногу привлекаемые в дела компаний, готовились таким образом перенять у отцов тонкости и хитрости: Хосок — юридического дела, Намджун — автомобилестроения.       Присущее всем молодым альфам желание поскорее «вылететь из гнезда» и начать самостоятельную жизнь некоторое время назад привело к тому, что Намджун купил апартаменты в деловой части города, а Хосок, удивив всех знакомых, обзавёлся милым особнячком в тихом консервативно-аристократичном районе.       Истории отношений Хоса с омегами всегда заставляли Намджуна морщиться.       А уж после того, что произошло этой зимой, когда он открыл дверь другу, который был белее снега и даже не сразу рассказал, что произошло, тот вообще как с цепи сорвался. Омег он перестал считать за людей, пользуясь ими, как одноразовыми салфетками: высморкался — выбросил…       На личном же фронте у самого Джуна тоже маячила неприглядная перспектива… Браки по расчёту в их среде считались нормой, но омега, которого ему выбрали в мужья родители, ему совершенно не нравился. Он был не в его вкусе внешне: мелкий, костлявый с головы до отсутствующей, полагающейся каждому омеге задницы. Он не нравился ему и манерностью, и вульгарным стилем…       Но отец сказал… Значит, жениться придётся.       И вроде как Намджун должен бы расстроиться, но нет, ему было в принципе плевать, лишь бы не нарушали его личное пространство. Заведут они уж как-нибудь с этим «тощим задом» наследника…       Хосок после блядского поступка Хью, тоже одобрял такой расклад: «Не похуй ли кто? Все они одинаковые…»       Сегодня, наблюдая в окно ресторана на то, как мучающийся похмельем Хос пытается «снять» худенького омежку, ему приходит в голову странная мысль, что вот такой оборванец, который стоит перед другом и топчется, боясь уйти или не желая этого делать, очень подходит Хосоку…       Омежка высокий, почти одного роста с Хосом, в его подчиняющейся позе нет того подобострастия, которое так ненавидит друг. Омега красивый, как раз во вкусе альфы…       А потом парнишка побежал и, оказалось, не один Джун наблюдал за парочкой: ахнули все, находящиеся за его спиной в ресторане, когда машина сшибла омежку…       Выбежавший на улицу Намджун стоял и смотрел, как водитель оттаскивал с дороги держащегося за ногу парня. Он уже шагнул, чтобы вмешаться, но Хос и тут оказался «тут как тут»…       Полицию вызвали сразу. Скорее всего, кто-то из персонала ресторана, а вот медпомощь — никто. Может, и правда, им, живущим в «другом измерении», было сложно сориентироваться в мире уличных попрошаек… Оттого и «чувство вины» после махнувшего ему Хосока: «Не лезь!», когда того увозили, заставило его спросить у омеги, какая помощь нужна.       Скептик и «знающий жизнь» Хос ни за что бы не поверил рассказу про больного друга, которому нужны лекарства, а вот сам Намджун… Поверил, хоть и не был таким уж наивным, каким его считали…       И вроде сделал доброе дело — выбрось из головы и забудь!       Так нет…       В голове так и ворочались мысли, что где-то на окраине сейчас плохо сразу двум людям. А он, Джун, об этом знает и ничего для того, чтобы помочь, не делает!       Когда явился Хосок, о котором беспокоиться он и не начинал, то первым делом Джун рассказал о том, что он помог «малышу-омеге-нищему». Но вот тревога не отпускает. И ему ли не знать, чем может закончиться затея, на которую вроде как он «подбил» Хосока? Или тот, умело манипулируя, опять навязал ему бредовый спор…       Ким Сокджин       Тело Джина горело огнём, а в груди поселился пытающийся выбраться наружу монстр, прокладывая себе путь через горло омеги.       Джин устал даже дышать… Хорошо хоть сознание иногда отключалось, но тогда горячечный бред не давал ему просто заснуть.       Омеге кажется, что он уже очень давно так лежит и даже понимает, почему… Он — заболел. И Тэ ушёл за лекарствами.       Он не представляет, где другу удастся их раздобыть, но очень верит, что тот сможет…       Ведь они так мечтали, что найдут работу, заработают много денег и уедут к морю… Там тепло… Там много солнца и фруктов… Джин так любит фрукты…       Шершавая рука трогает его лоб, и омега тянется к простому прикосновению, как к изысканной ласке. А потом на лоб кладут что-то холодное, и Джин открывает глаза.       Рядом с ним господин Сону из соседнего подъезда участливо вздыхает. А Сокджин, очнувшись, сразу начинает кашлять…       Следующий раз он приходит в себя, когда кто-то поднимает его голову и пытается напоить тёплым питьём, в котором, по-видимому, лекарство, потому что незнакомая горечь оседает на языке. Значит, пришёл Тэ…       — Тэ… — зовёт он.       И сразу к нему склоняется его лучший друг… Он узнаёт его по аромату малины и сливок: ничего нежнее не могла бы придумать природа.       Сам Джин пахнет гарденией. Но не той сладкой, напоминающей жасмин, а тиаре — гарденией таитянской, шелковистой, тёплой и тягучей…       Его экзотический запах вызывает в воображении спокойное море, остров специй и пышную растительность тропического рая. Может быть, поэтому его так тянет море…       — Тэ… — пробуждается Джин в очередной раз.       И снова у его губ чашка, только теперь с чем-то вкусным, напоминающим шипучий сок.       Омеги вместе уже лет десять. С того момента, как Сокджин попал в приют после того, как авария унесла жизнь родителей.       Ему было тринадцать, и он, убитый горем, сидел на кровати, на которую ему указал воспитатель, в большой комнате для омег-подростков и совершенно не знал, как жить дальше…       А потом пришёл Тэ и, обняв его за плечи, сказал, что очень рад такому симпатичному соседу.       Тэхён прожил в приюте всю жизнь и знал такие места в запущенном особняке, похожем на старинный замок, который государство выделило под приют, где их никто бы никогда не нашёл…       Впрочем, их не особо и искали.       Приют был исключительно для омег. Поэтому, если не считать тоску по дому и родителям, плохое питание и пару вредных воспитателей, жизнь была вполне сносной.       Они получили общее образование. И даже каждый по комнате, на момент выпуска из стен заведения…       Вот только «комнаты» представляли собой каморки в старых бараках в самом неблагополучном районе Сеула.       Но в этом было и определённое преимущество. Потому что альфы, а уж сомневаться в том, что в районе собрался весь сброд, в силу каких-то только им понятных «понятий», своих омег, живущих рядом с ними, не трогали…       Вот только с работой им никак не везло. Куда бы они не сунулись, везде им предлагали место взамен на определённые услуги.       А они оба этого не хотели, боялись и, соответственно, сидели впроголодь. Летом ещё ничего: можно было расклеивать рекламу, или разносить газеты, или раздавать буклеты у метро. Прошлой зимой им тоже повезло. Хозяин большого магазина взял их на фасовку круп и раскладывание товара по ночам.       И вдруг Джину выпала удача: хозяин ресторана в их районе взял его на испытательный срок мыть посуду с возможностью получить должность официанта.       А он подвёл. И хозяина, и Тэхёна…       Стоило только открыть глаза и облизать пересохшие, растрескавшиеся губы, как сразу к его рту подносят кружку. Теперь с бульоном.       И Джин не хочет думать, откуда у них деньги… И не хочет, чтобы питьё заканчивалось.       Господин Сону, который так и не ушёл к себе, после прихода домой Тэхёна сидит на стуле в другом конце комнаты и тоже пьёт бульон маленькими глотками из кружки Тэ.       А как же Тэхён-и? Он пил? И Джин, вдруг почувствовав прилив сил, поднимается на локтях, чтобы это проверить…       — Ну, гляди-ка, Тэхён! Он у тебя сейчас уже побежит! Лекарства хорошие тебе дали… Ну и я побегу домой. Ночь скоро. Весь день я у вас…       — Спасибо, что присмотрели за ним, господин Сону! — Тэхён заворачивает для пожилого омеги купленные им продукты — делится.       — Завтра приду. Запирайте за мной, — пожилой омега, подхватив кулёк, согнувшись, выходит из комнаты, и Тэхён закрывает за ним дверь на тяжёлый самодельный засов.       Он опять поит Джина лекарством, но теперь тем, что от кашля, и укрывает друга одеялом. Всё это время он рассказывает, что и как с ним случилось, но Джин от слабости хоть и слушает, но не понимает, о чём говорит Тэ.       Зато слышит по интонациям, что тот доволен и успокаивается. Если у Тэхёна хорошее настроение, значит, всё у них хорошо…       Но только он начинает дремать под болтовню друга, как в дверь стучат. Тэхён замолкает, а снаружи раздаётся голос Сону:       — Тэхён! Впусти меня! Скорее!