Орденские зарисовки

Март 1890 Первое, что слышит Роланд, — чье-то загнанное дыхание над ухом. Следующими возвращаются запахи — сырость и мокрая земля, — затем чувство холода. Зрение приходит последним, медленно и неохотно: мир вокруг плывет и никак не желает становиться на место. Взгляд выхватывает отдельные пятна: низкое серое небо, заросшая мхом каменная кладка стены справа, ветви какого-то куста, покрытые набухшими почками. Роланд медленно моргает, и по щеке сползает холодная капля: туман такой густой, что оседает на волосах и ресницах. — Проклятье, какого дьявола ты такой тяжелый?! Его куда-то тащат, вдруг осознает Роланд. Медленно, останавливаясь через каждый десяток шагов, словно из последних сил. Рывок, движение, тяжелый выдох сквозь стиснутые зубы, пауза. — Проклятье! — последнее слово похоже на всхлипывание. Роланд снова моргает, и вторая капля скатывается по лицу. Рейд проваливается — приходит в голову запоздавшее воспоминание. Шестой, восьмой и двенадцатый отряды попадают в ловушку — против них не один или даже несколько проклятых, а вполне сознательные сбившиеся в группу вампиры-убийцы. Как напавшие когда-то на поместье Гранатумов — редкое, но не исключительное явление. Марию серьезно ранят в плечо, Жоржа, пытающегося ее прикрыть, одним размашистым ударом впечатывают в стену, и Роланд бросается наперерез, в последний момент отражая удар удлиненных когтей, а затем старается отвести как можно дальше сразу трех вампиров… — Проклятье, дьявол, да какого черта! — он наконец узнает голос. Пытается подняться, но тело совсем не слушается. Сердце бьется глухо и слабо, в ушах шумит, а во рту стоит металлический привкус. — Астольфо… — Закройся, мне и так тяжело тебя тащить! — бросает тот, и его голос звенит от отчаяния. Их преследуют, вдруг понимает Роланд — и, судя по всему, не один и не два вампира. Роланд пока не слышит шагов, но вряд ли Астольфо стал бы его тащить куда-то, если бы мог разобраться с противником. — Стой, — вдвоем им не спастись, это Роланд осознает с болезненной четкостью. Астольфо легкий и быстрый, один он наверняка сможет оторваться от вампиров — но с балластом в виде раненого Роланда шансов просто нет. — Тебе нужно бежать. — Закройся, я сказал! — Астольфо рвано выдыхает над самым ухом, и Роланду на мгновение кажется, что он плачет. Они сворачивают в какой-то переулок: с обеих сторон вдруг поднимаются стены, небо над головой сжимается в узкую полоску. Роланд слышит далекие выкрики — слов пока не разобрать, но звучащий в голосах азарт сложно с чем-то спутать. Вампиры идут по их следу и догонят совсем скоро. — Оставь меня, я сам… — он должен защитить Астольфо, проносится в голове. Тот еще совсем ребенок, ему всего шестнадцать, он не должен погибнуть так глупо. Если Астольфо сейчас отступит — успеет спастись и присоединиться к остальным охотникам, там Ринальдо с Баярдом, и Марко, и Жорж уже мог прийти в себя. Вместе они смогут отбиться — а Роланд здесь задержит вампиров, сколько сможет. На несколько ударов, если собрать всю волю в кулак, его точно хватит. — Иди к черту! — Астольфо срывается на крик. — Ты и шага ступить не можешь, какое к дьяволу сам?! Чем ты с вампирами будешь сражаться? Зубами в них вцепишься? У меня не было сил тащить еще и твой Дюрандаль, я понятия не имею, как ты эту проклятую штуку вообще поднимаешь! Роланд чувствует, как его спина касается холодного камня — похоже, его пристраивают под стеной, в тупике переулка — а затем Астольфо выходит вперед, и Роланд наконец-то его видит. Его волосы мокрые от сырости и стоят торчком, плечи поднимаются от тяжелого дыхания, а в левой руке тускло поблескивает Луизетта — неужели он нес и ее все это время? Через бровь, наискось к виску тянется тонкая царапина, другая, куда длиннее и глубже, виднеется под распоротым рукавом сутаны. — Ты ранен, тебе нужно… — начинает Роланд, но Астольфо его обрывает. — На себя посмотри! — огрызается он, и Роланд понимает: его голос дрожит, но Астольфо не плачет. Его глаза горят, зрачки ненормально расширены от адреналина, но слез нет. Роланд невольно опускает взгляд — через грудь, крепко прижимая свернутую в несколько раз и пропитанную кровью фасцию, тянутся полоски кроваво-красного шелка. На сутане Астольфо нет подкладки, проносится в голове внезапная мысль. — Сиди здесь и никуда не лезь, — бросает Астольфо коротко и зло. — Сунешься мне под руку — и клянусь, я сам тебя убью! «Я тебя защищу, только попробуй мне тут умереть», — повисает в воздухе не высказанное, и Роланд чувствует, как глаза начинает жечь. Астольфо еще раз шумно выдыхает, тщетно пытаясь выровнять дыхание, заставляет себя расправить плечи и удобнее перехватывает Луизетту. Он напряжен, словно натянутая до края струна — еще немного, и она вот-вот порвется. И все же он упорно отказывается отступать. Роланд моргает, по щеке скатывается что-то горячее. Он так и не находит правильных слов: кажется, все они сбиваются в один комок и намертво застревают в горле. Астольфо тоже больше ничего не говорит. Он достает шприц с эликсиром — последний, понимает Роланд, Астольфо берег его до конца. Использует, затем порывисто разворачивается и уходит. Его фигура начинает таять, наполовину растворяется в серой мгле, превращаясь в тонкий угольный росчерк. Азартные крики вампиров слышатся все ближе: те знают, что скоро нагонят свою добычу. Астольфо останавливается перед самым входом в переулок и принимает боевую стойку. Лезвие Луизетты холодно сверкает посреди пелены тумана.