Эскапизм

Мальчик лет 9 плутал по извилистым городским улочкам. Солнце неспешно сползало к линии горизонта, заливая пространства между домами тёплым мягким светом. Сегодняшний день не был выходным, как и завтрашний, посему многих детей уже торопили домой их родители, однако этот ребёнок всё тянул время. Он терпеливо ходил за уличными котами, ожидая, когда они дадут себя погладить, разговаривал на простые темы с работниками пустующих лавок и пожилыми прохожими. Всё это казалось ему особым миром, относиться к которому надо осторожно и трепетно. Пожалуй, ему даже казалось, что стоит пробыть тут ещё немного и нежность, которую он давал этому мирку, вернётся к нему в стократном размере. – Где ты шлялся? Отвечай. Теперь от нежности остались лишь осколки. – Шатаешься по улице, как беспризорник. Тебе не надоело обивать пороги грязных забегаловок? – Мам, прости, – голос его дрожал, готовый в любой момент оборваться, – просто, ты знаешь, там было так тепло и уютно, я хотел… – Дурак. Как же ты не понял до сих пор? Ты – ходячая проблема, ты словно родился поломанным. Таким уродцам никогда не будет тепло в этом мире. Осаму, блядское ты подобие человека, забудь об уюте. И перестань трепать мне нервы. Открыв глаза, парень поёжился. На ночь он забыл закрыть форточку, теперь в квартире слишком холодно, а горло предательски болит. Даже не глядя на часы Осаму знал, что проснулся к обеду, либо даже позже. Никакого смысла подниматься с кровати не было, он так и продолжил лежать в выстуженной комнате, старательнее закутавшись в плед. – Ты просто подобие человека. Что ещё она мне говорила в те моменты? Мысли текли медленно, непослушно. Картина прошлого всё не хотела складываться. Холст сожжён до тла, картинная рама разлетелась на тысячи кусков. Словно с головокружением парень пытается догнать хотя бы пепел, уносимый ветром. Неужели ничего нельзя поймать? Тот день, когда мать увидела его порезы. Он был всё таким же ребёнком, может лишь на пару лет постарше. До сих пор удивляет, как у него вышло достать лезвия. В то время Дадзай хотел найти в себе то, что действительно роднило его с другими людьми. По крайней мере у него получалось чувствовать боль. Она подносит нож к его плечу. Страшно. Страх тоже становится схожестью с теми, кто не был поломан. Мальчик был бы готов заплакать, если не полное онемение тела. Беспомощность. Он абсолютно обмяк в руках, прижимавших его к холодной стене. – А что же ты сейчас не наслаждаешься? Хочешь, я прямо сейчас помогу тебе, сопляку такому, перестать страдать? Слова застряли в горле. А вместе с ними и воздух, и слёзы, и все его чувства. – Да об тебя даже руки марать не хочется, – женщина со злостью втыкает нож в стену, совсем рядом с телом сына, – Будь добр, поступи хоть раз в жизни правильно, сдохни. Только там, где я не увижу твоё мерзкое тело. Всё равно не буду тебя хоронить. И вновь пазл посыпался, став неаккуратной кучей деталей.