«О таком счастье, как это, я и не мечтал, пока был гадким утёнком»
© Ганс Христиан Андерсен
Энид: Йоко, ты не представляешь, кого Уэнс пригласила на полнолуние!!! На следующее утро все собрались в гостиной, только Энид сидела среди них, а Зубастик счастливо устроился у неё на коленях. — Ну, кажется, ничего необычного в нём нет, — Мортиша говорила медленно, и все члены семьи рассматривали мурлыкающего кота, пока Энид его гладила. — А ты уверена, что владелец магазина ничего не знает о том, что это такое? — Уэнсдей спросила, скрестив руки, хмурясь чуть сильнее, чем обычно. — Что он такое, — поправила Энид. Зубастик замурлыкал громче и зарылся мордой в её руки. Веко Уэнсдей дёрнулось. — Перестань его гладить, — произнесла она. — Кем бы он ни был, он может оторвать тебе руку ещё до того, как ты успеешь на это среагировать. Энид усмехнулась, но не перестала его гладить. — О да, похоже, он готовится к атаке в любую секунду. — Он кажется довольно… послушным, — задумчиво подтвердила Мортиша. — И внешне он ничем не отличается от обычного домашнего кота, — добавил Фестер, заслужив яростный взгляд Уэнсдей. — Кроме того, — произнесла бабушка, — это будет забавная игра — выяснить, кто он такой, пока он здесь. Уэнсдей слегка наклонила голову в бок, неохотное любопытство преобладало над озабоченным раздражением на её лице. Энид едва сдержала себя, чтобы не захихикать. Хвост Зубастика подёргивался, а его голова ещё яростнее тёрлась о её ладонь, как будто разделяя её веселье. — Я не вижу никаких проблем, — сказал Гомес. — Это не значит, что мы не привыкли заводить домашних животных, да и, кроме того, если этот окажется опасным, — усмехнулся он, — будет интересно, если он будет рядом. — Значит, я могу оставить его себе? — спросила Энид, внезапно почувствовав себя маленьким ребенком, умоляющим родителей оставить у себя бродячее животное, которое шло за ней домой. (Что, впрочем, не так уж и далеко от истины, если подумать). — Почему бы и нет? — Мортиша улыбнулась Энид. — Может оказаться, что его будет достаточно интересно содержать. Кроме того, он, очевидно, уже обожает тебя, — она жестом указала на кота, всё ещё удовлетворённо мурлыкающего на коленях блондинки. — Значит, всё официально? Мы оставляем его у себя? — спросила Энид, просто чтобы убедиться. — Конечно, chère petite terreur, — согласно кивнула Мортиша. — Он весь твой. Зубастик замурылкал громче, звук эхом отдавался в груди Энид, и это казалось гораздо большей победой, чем могло бы быть. Позже (после нескольких часов, в течение которых Энид и Уэнсдей исследовали дом и территорию, а Жнец и Зубастик шли за ними по пятам), сразу после обеда приехали кузен Итт и его жена Маргарет. Уэнсдей позабавило первоначальное удивление Энид по поводу кузена Итта, но не меньше удивило и то, что оборотень через несколько мгновений отшатнулась от него. По ней было видно, как Энид обрадовалась встрече с Маргарет, одной из немногих членов семьи Аддамс, которая по-прежнему одевалась не в чёрные, белые или серые цвета. В самом деле, на ней был полностью фиолетовый наряд, хотя и разных оттенков: бледно-лавандовое пальто с соответствующими перчатками, фиолетовый кардиган поверх платья цвета бархатцев и такие же фиолетовые туфли. То, что Уэнсдей знает и могла распознавать все оттенки, вызывало тошноту, но по-настоящему она довела себя до этого в тот вечер, когда Энид спросила, какая рубашка — цвета орхидеи или аметиста — ей больше шла. Когда Уэнсдей раздражённо ответила, что не видит никакой разницы, Энид начала почти трёхчасовую тираду об огромном спектре цветов и важности их различия при объединении в пару, сопровождаемую импровизированными слайдами с использованием обширной коллекции цветных карандашей и фотографий на телефоне Энид. То, что Уэнсдей вообще выслушала и запомнила всю эту информацию, должно было бы стать для неё ярким признаком её истинных чувств к девушке, ещё до Кровавой Луны, но её любовь к Энид стала открытием в её собственном впечатляющем мастерстве самообмана. Этот ансамбль напоминал склонность самой Энид иногда (часто) надевать полностью розовые наряды. Они удалились в бильярдную для игры и беседы, и уже через час Энид научилась частично понимать своеобразную форму разговора кузена Итта и с удовольствием беседовала с ним и Маргарет за напряжённой игрой в блэкджек. И блондинка всё ещё почему-то задавалась вопросом: почему она так быстро продвигается по итальянскому языку? Серьёзно. — Итак, Маргарет, значит ты оборотень, верно? Я чувствую это по тебе, но твой запах немного отличается от запаха других оборотней, которых я встречала, так что я просто хотела убедиться, — Энид уточнила это после того, как их всех представили друг другу, и после нескольких часов, проведённых за играми с жульничеством, они сели пить чай. Маргарет на мгновение удивлённо моргнула, затем хихикнула и отставила чашку в сторону. — Ну, это довольно-таки забавная история. Видишь ли, на самом деле я не являюсь прирождённым оборотнем. Я была обращена, когда меня укусили несколько лет назад. Уэнсдей уже близка к тому, чтобы рассмеяться, когда Энид от удивления чуть не роняет чай. — Чёрт возьми! Мне так жаль… — Ерунда, — Маргарет отмахнулась, улыбнувшись Энид. — Если не считать замужества с моим милым Иттом, это одна из лучших вещей, которые когда-либо случались со мной! И, кроме того, как я уже сказала, это очень забавная история. Все остальные усмехнулись, а Фрэнки запрокинул голову назад и застонал. Ловелла ободряюще похлопывала его по колену, хотя сама ухмылялась так же широко, как и все остальные (кроме Уэнсдей, конечно). — Ты должна рассказывать об этом каждому встречному? — он вздохнул. — Конечно, дорогой, — радостно проговорила Маргарет. — Это ведь прекрасный повод для разговора. Фрэнки вздохнул ещё громче, но больше не стал перебивать. Маргарет вновь повернулась к Энид. — Итак, несколько лет назад, во время празднования Хэллоуина в семье Аддамс, так получилось, что оно выпало на полнолуние. Разумеется, на вечеринке присутствовало гораздо больше людей, чем обычно, чтобы засвидетельствовать то, как большое количество Бэйнуокеров трансформируется во время одного из самых печально известных клановых собраний в году. Я решила помочь Мортише, Ларчу и бабушке на кухне, чтобы учесть всех дополнительных гостей, и в какой-то момент вызвалась вынести несколько сырых стейков, чтобы стая могла ими полакомиться. В конце концов, было бы неправильно не угостить их. Энид начала ухмыляться, явно понимая, к чему шла эта история. — Конечно, все остальные оборотни были очень осторожны, когда брали свои бифштексы, но старина Фрэнки, видимо, умирал с голоду. — Я забыл поесть перед тем, как обратиться, а мы ещё не ходили на охоту, это была не моя вина! — пожаловался он, когда все остальные начали тихонько смеяться, хотя подёргивание губ выдавало, что он тоже боролся с улыбкой. — Мгм… — произнесла Маргарет с укоризненным выражением лица, которое тут же заставило его пригнуть голову, как нашкодившего щенка. — В общем, я уверена, что ты догадываешься, что произошло дальше. Маргарет сняла одну из своих лавандовых перчаток, чтобы продемонстрировать след от укуса, занимавшего почти всю её левую руку, и дала всем возможность посмотреть на него со смесью благоговения и зависти. Уэнсдей слегка наклонила голову, рассматривая его. Шрам действительно впечатлял. Она задавалась вопросом, захочет ли Энид когда-нибудь обратить её… — Ни в коем случае! — сказала Энид, тыча пальцем в лицо Уэнсдей, видимо, читая её мысли по одному только взгляду. — Я никогда не буду кусать тебя, чтобы обратить, и всё на этом! Уэнсдей слегка сдулась, когда все остальные разразились смехом. — Ладно, как хочешь, — поскольку все ещё были заняты смехом, Уэнсдей взяла свою чашку и пробормотала достаточно громко, чтобы Энид услышала — Ma spero che questo non si applichi ai normali segni di morsi e graffi, perché se lo permetterai in futuro, ho piena intenzione di lasciare il mio segno su di te. Когда Энид повернулась и пристально посмотрела на неё, Уэнсдей слегка ухмыльнулась и сделала глоток чая. Её любимый чай с белладонной и цианидом никогда не был таким вкусным. На следующий день у дверей дома появился последний гость. Хульдра Стэнвикс поприветствовала всех с таким же безучастным выражением лица, какое было у Уэнсдей, её белая, как бумага, кожа и такие же волосы делали её удивительно похожей на труп, но тёмно-карие глаза слегка потеплели, когда она представилась Энид, которая практически вибрировала от возбуждения. Несмотря на то, что её было почти так же трудно читать, как и Уэнсдей, быстро стало ясно, что она уже очень полюбила Энид. (Если уж Энид смогла покорить из всех людей именно Уэнсдей, то она была уверена, что Энид сможет покорить почти любого человека). Единственным тёмным пятном на этом небольшом собрании радости Энид являлось то, что никто из гостей не знал, что именно случилось с обонянием Синклер, почему остальные её органы чувств не пострадали, и как Кровавая Луна смогла повлиять на её изменения и способности. Да и как вообще она трансформировалась во время Кровавой Луны, что, очевидно, не должно было быть возможным. По крайней мере, все они поклялись помочь Энид, Уэнсдей и семье изучить и исследовать всё, что касалось Кровавой Луны, и все исторические записи, которые могли бы указать на то, что подобное уже случалось. Кроме того, они пообещали остаться на некоторое время после полнолуния, чтобы помочь Энид научиться справляться со своим обонянием, чтобы оно больше не перегружало её. (Уэнсдей была особенно благодарна за это. Выражение лица Энид, когда она чуть не потеряла сознание во время их неудачного эксперимента, было тем, что Уэнсдей надеялась никогда больше не увидеть). В день, когда полнолуние нарастало, все оборотни находились в состоянии гиперактивности, близком к мании, метались туда-сюда, ища хоть какое-то занятие, совершенно не в силах усидеть на месте. Любой другой человек, ведущий себя так возбуждённо и энергично возле Уэнсдей, быстро оказался бы свисающим с крыши, но в случае с Энид это вызывало умиление и походило на те дни, когда они учились в Неверморе, когда Синклер засиживалась допоздна и на следующий день должна была выпить три энергетических напитка, чтобы не заснуть на уроке. Однако, поскольку она убедила Энид провести большую часть дня, исполняя всё более стремительные дуэты игры в бальном зале, Уэнсдей не пришлось иметь дело с другими оборотнями и их несносным поведением, поэтому никто не рисковал получить серебряный нож в горло. На исходе дня всем удалось загнать своенравных оборотней в гостиную через несколько часов после (очень суматошного) обеда, чтобы напоить их крепким успокаивающим чаем. Чай оказался на удивление эффективным. — Чай из мяты и ромашки с добавлением экстракта мака обычно довольно эффективно успокаивает оборотней перед полнолунием, если не употреблять его несколько раз в день, — прошептала ей бабушка. Уэнсдей кивнула и определённо собиралась внимательно следить за этим, как за дни до полнолуния, так и за дни после обычных ночей в будущем, когда они вернутся в Невермор. Когда оборотни относительно успокоились, семья провела следующий час или около того обмениваясь историями о своих злоключениях, причём Энид в равной степени смеялась и гримасничала над разными историями. Разговор (который Уэнсдей, к сожалению, нашла весьма интересным, особенно с учётом забавной реакции Энид) прервался громким стуком в дверь. Все на мгновение замерли. — Странно… — Мортиша нахмурилась, отставляя чай. — Мы кого-нибудь ждали сегодня, mon cher? — Не думаю, что ждали, cara mia, — в ответ Гомес рассеянно поцеловал костяшки пальцев Мортиши. Несмотря на то, что Уэнсдей теперь понимала желание осыпать любимого обожанием в любой форме, наблюдать за тем, как родители занимались этим, было всё равно противно. Но всё же все нахмурились в разной степени растерянности и опасения. — Ларч, — сказала Мортиша, одаривая его улыбкой. — Будь добр, открой дверь ради нас, ладно? Если это адвокат, которому удалось пройти через Врата, пожалуйста, позаботься о нём. Если это член семьи или друг, впусти их, но проследи, чтобы они оставались в вестибюле. Приди за мной, и я объясню им, что сейчас не лучшее время для гостей. Ларч кивнул, медленно выходя из комнаты, и исчез в коридоре. Все быстро начали строить предположения, кто бы это мог быть: от девочек-скаутов (которые вот-вот должны были испугаться до смерти) до дорогого потерянного кузена Торрента (в чём Уэнсдей сильно сомневалась, так как считала, что он умер от голода в лабиринте под домом). Но Энид лишь продолжала смотреть в сторону двери, явно обеспокоенная (и даже немного напуганная). Уэнсдей не нужно было использовать свои навыки сыщика, чтобы понять, почему Энид была так встревожена. Уэнсдей положила руку на нервно дрожащее колено блондинки. Энид вздрогнула и посмотрела на Уэнсдей слегка расширенными глазами. — Ты уже сказала отцу, что смогла обратиться? — Нет, — Энид покачала головой. — Тогда какая причина у твоей семьи искать тебя, не говоря уже о том, чтобы приехать за тобой? Энид начала расслабляться под прикосновениями Уэнсдей. Она закрыла глаза, зарываясь лицом в свой постоянно находившийся на шее снуд, и сделала глубокий вдох. — Ты права, ты права. — Как обычно. Дёрганная улыбка, которую Уэнсдей получила в ответ, стоила всех проклятых драгоценных камней в мире. Аддамс поколебалась, прежде чем осторожно взяла одну из рук Синклер в свою и начала медленно поглаживать её большим пальцем взад-вперёд, радуясь, когда оборотень начала расслабляться. Медиум всё ещё не привыкла к тому, чтобы «успокаивать» других, но, похоже, в данный момент ей это удавалось. А Уэнсдей была очень хорошо знакома с концепцией «практика ведёт к совершенству». (Ей потребовалось двенадцать с половиной лет, прежде чем она выучила всю анатомию человека и довела до совершенства искусство препарирования, что по её собственным меркам было совершенно позорным. Однако труп, который дядя Фестер подарил ей на следующий день рождения, с лихвой компенсировал предыдущие два года разочарований). Энид расслаблялась всё больше и больше, в конце концов повернув свою ладонь, чтобы нежно взять Уэнсдей за руку. Аддамс почти улыбнулась этому жесту. Как сказала Энид, когда она вернулась в их комнату в общежитии (когда ужасное одиночество Уэнсдей было облегчено, и эмоция, которую она в тот момент отказывалась определить, как облегчение, просочилась в каждый уголок её души), и заявила, что больше не будет извиняться за то, что она такая, какая есть, завершая постройку стержня, что вырос в её характере за время их непростой дружбы — они просто сработались. Они не должны были, но они сделали это. Уэнсдей прикрыла глаза на мгновение и вдохнула аромат лавандового шампуня Энид. У неё просто не было другого пути. Несколько напряжённых минут спустя, пока Мортиша пристально следила за Энид и Уэнсдей, пока они все ждали, кто именно пришёл всего за несколько часов до восхода полной луны, Ларч вернулся в гостиную. И он был не один. Однако два человека, стоящие позади него, совсем не разочаровали. — Кузина Никс? Лоуэлл? — спросила Мортиша, пребывая в крайнем шоке. Последнее, что она слышала о них — это то, что они вдвоём были в Греции… Что, чёрт возьми, они здесь делали? И всё же, независимо от того, как они здесь оказались, это не остановило ухмылку, расползающуюся по её лицу. Она встала (все остальные в комнате тоже поднялись вслед за ней) и подошла, чтобы поприветствовать их, тепло обнимая обоих. — Могу я предположить, что вы здесь из-за нашего дорогого маленького волчонка? — Ты совершенно права! — ответила Никс, отстраняясь, чтобы улыбнуться Энид. Энид, какой бы она ни была милой, немедленно краснеет от такого внимания, но всё равно взволнованно улыбается им и вприпрыжку подбегает навстречу гостям, а Уэнсдей следует за ней. Мортише хотелось радостно ворковать, но она знала, что Уэнсдей не оценила бы такой жест, поэтому вместо этого она довольствуется обменом взглядами с Гомесом. Какие милые у них маленькие неразлучники. — Привет! Я Энид. Очень приятно с вами познакомиться! — Энид протянула руку для рукопожатия только для того, чтобы оказаться заключённой в знаменитых медвежьих объятиях Никс, поднимающих её с пола. — О, ты просто прелесть! — она воскликнула, кружа её по кругу, отчего Энид радостно засмеялась. — Если ты не хочешь лишиться нескольких пальцев, кузина Никс, я предлагаю тебе опустить Энид, — произнесла Уэнсдей, сощурив глаза. Никс взволнованно ахает и опускает Энид на землю, поворачиваясь лицом к Уэнсдей с почти маниакальной улыбкой на лице. — Срань господня, ты на три фута выше, чем когда я видела тебя в последний раз! — Я вижу, ты не менее изнурительна, чем всегда, даже если ты сотворила ещё более ужасные вещи со своей внешностью, — Уэнсдей сухо ответила, заставляя Никс рассмеяться. Волосы Никс кардинально изменились с тех пор, как Мортиша видела её в последний раз: они больше не были гладко выбриты полностью, как раньше, а только по бокам; длинная прядь чёрных волос в центре собрана в несколько замысловатых пучков и кос, спускающихся почти до середины спины. На ней был чёрный плащ поверх обтягивающих чёрных брюк и чёрной рубашки, множество чёрно-белых шарфов, обмотанных вокруг шеи или драпированных спереди. Мортиша на мгновение задалась вопросом, как им удалось пройти мимо Гектора, не потеряв пальто и шарфы, но предположила, что Никс, должно быть, просто проскочила мимо после того, как Лоуэлл более благоразумно отказался от своей собственной верхней одежды. Лоуэлл выглядит примерно так же, как когда Мортиша видела его в последний раз, с лысеющими каштановыми волосами и тщательно выбритой бородой, добрыми голубыми глазами и зелёно-чёрным костюмом-тройкой. В то время как Никс радостно приветствовала каждого члена семьи, сам Лоуэлл в основном добродушно улыбался им, являясь полной противоположностью своей супруге почти во всех отношениях. В отличие от почти непристойного буйства Никс, он был удивительно спокоен, особенно учитывая, насколько близко они находятся к полнолунию. Во многих отношениях он, кажется, является персональным оком бури Никс. Мортиша размышляла о том, что в этом было что-то знакомое, что-то немного более похожее на отношения между Энид и Уэнсдей, чем их отношения с Гомесом. Даже сейчас Энид охотно беседовала с другими членами стаи, а Уэнсдей была рядом с ней, несмотря на то, что выглядела крайне раздражённой из-за веселой энергии, витающей в воздухе. Точно так же Энид часто поглядывала на Уэнсдей, чтобы убедиться, что она не начинает чувствовать себя подавленной, улыбалась ей, когда они встречались взглядами, как будто Уэнсдей специально для неё повесила луну на небо. Мортиша с нежностью вздохнула по этим двоим и их милым выходкам. Возможно, вместо этого они представляли собой парные звёзды, вечно вращающиеся друг вокруг друга в идеальном равновесии, мало чем отличающиеся от солнца и луны. Как ужасно романтично. В тот же вечер, за ужином, на несколько часов раньше, чтобы учесть восход луны, Энид узнаёт кое-что о Бэйнуокерах, чего она ни в малейшей степени не ожидала. В середине трапезы, во время короткого затишья в разговоре, она собралась с духом и спросила: — Итак, кто альфа стаи? Не хочу никого обидеть, но я никогда особо не слышала об иерархии Бэйнуокеров и о том, кто альфы стаи или главный альфа. Другие члены стаи вытаращились на неё, и на мгновение Энид замерла, испугавшись, что совершила серьёзную ошибку. Но затем их лица смягчились, и по какой-то необъяснимой причине каждый выглядел немного грустным. — А, значит, ты выросла в одной из этих стай, — деликатно произнесла Хульдра, откладывая посуду. — Что вы имеете в виду, говоря «одна из этих стай»? — удивлённо спросила Энид. — Разве не все стаи в целом одинаковы? — Нет, liebling. Это не так, — Ловелла с грустью посмотрела на Фрэнки и сжала его руку, лежащую на столе. Она глубоко вздохнула со своего места за столом и посмотрела на Энид. — Дорогая, похоже, что ты выросла в стае, и, возможно, даже до сих пор являешься частью стаи, которая считает, что альфы существуют для того, чтобы править всем кланом. Верно? — Мм… Да? Но разве это не так? — её желудок скрутило так, что она не могла описать или даже определить, неприятно ей от этого или нет. — Нет, — прорычал Фрэнки, но смягчился, когда Ловелла снова сжала его руку. — Нет, это не так. — Вся идея альф возникла из исследования, в котором два обычных волка, незнакомых друг с другом, были помещены в неволю для изучения, — начала поснять Хульдра. — Суть альфы, обнаруженная в том исследовании, была просто установлением доминирования одного волка над другим в небольшом пространстве, на котором могла располагаться только его территория. — В дикой природе волки обычно образуют небольшие семейные стаи и яростно защищают территории, но ближе всего к «альфам» родители стаи. Остальные волки подчиняются им просто потому, что они буквально мать и отец своей стаи, — добавила Маргарет. — Хотя мы, оборотни, немного отличаемся от них, в остальном мы почти одинаковы в определении своей стаи. Мы образуем небольшие семейные стаи, но когда наши дети уходят и образуют новые семьи, мы остаёмся связанными и образуем более крупный клан, — сказал Никс. — Но некоторые стаи покупаются на всю эту дурацкую альфа-хрень, — фыркнул Фрэнки. — И они, к сожалению, часто отрекаются от членов своей стаи, когда те не подчиняются альфе или не вписываются в обычные нормы оборотней, — грустно добавил Лоуэлл. — Например, не умеют обращаться или отказываются выбирать себе пару, — сказала Энид, думая обо всех проблемах, которые ждут её дома в будущем. — Ага, — сказал Фрэнки. — То же самое случилось со мной и Лоуэллом. Нас выгнали из наших родных стай, потому что мы не соответствовали их представлениям о том, каким должен быть или как должен вести себя нормальный оборотень. Энид резко подняла голову. — Подожди, правда? — Да. Это даже забавно. Нас обоих выгнали из стай здесь, в США, и после этого мы решили переехать в разные страны. Я переехал в Германию, где встретил мою прекрасную Ловеллу, — Фрэнки сделал паузу, чтобы поцеловать руку Ловеллы, — а Лоуэлл переехал в Грецию, где встретил Никс. — Моя семья изначально мигрировала именно оттуда, так что это был хороший выбор, — Лоуэлл пожал плечами. — Правда? — спросила Энид. — Ну, моя тоже, — сказал Фрэнки с ухмылкой. — Вообще-то мы с Лоуэллом оба говорим по-гречески. Энид задержала дыхание и чуть ли не начала биться в конвульсиях от волнения. — Не может быть! Я тоже говорю по-гречески! Все, кроме семьи Уэнсдей, вскинули бровями. Никс и Фрэнки ухмыльнулись Энид, а Лоуэлл одарил её нежной довольной улыбкой. — Αστειεύεσαι? — засмеялся Фрэнки. - Ήξερα ότι υπήρχε κάτι που μου άρεσε σε σένα παιδί. — Мортиша, как ты могла не сказать нам об этом раньше? — воскликнула Никс. — Ну, поскольку вы не предупредили о своём приезде, боюсь, мне и в голову не пришло сообщить вам об этом, — осторожно ответила Мортиша, и её лицо озарила веселая улыбка. — Ты ведь хотела, чтобы это был сюрприз, αγάπη μου. Никс лишь на минуту замерла на своём месте, а затем поднялась и диковато ухмыляясь и смотря на Энид. — Λοιπόν, από πού έμαθες ελληνικά? — Λοιπόν, κυρίως έμαθα από τον παππού και τη γιαγιά μου… — Энид, — Уэнсдей прервала её, без малейшего повышения голоса, даже не делая паузы при нарезке стейка. Почти никто из сидящих за столом не смог бы заметить никаких отличий от её обычного равнодушного тона. Энид, напротив, вскинула руки в расстройстве. — Да ладно, Уэнсдей! — проскулила Энид. — Они буквально из Греции. — Ты же знаешь правила нашего соглашения. — Пожалуйста, Уэнсдей, только на сегодня? Пожалуйста-пожалуйста? Энид сложила руки вместе и посмотрела на Уэнсдей умоляющим взглядом. Медиум взглянула на неё в ответ. Её глаз слегка дёрнулся, а грудь приподнялась в незаметном вздохе, после чего она молча вернулась к еде. Энид победоносно сжала кулак. — Да! Ты лучшая, Уэнсдей! — Я это прекрасно знаю, — она ответила категорично, заставив Энид рассмеяться. — Но правила будут восстановлены завтра. — Я знаю, знаю, — Энид отмахнулась от неё, предвкушая возможность впервые за всё лето поговорить с людьми, действительно свободно владеющими греческим языком. (К сожалению, радиосвязь на территории Аддамсов не работала, поэтому она не смогла позвонить бабушке и дедушке на Аляску). — Что это за правила? — спросила Ловелла, явно забавляясь увиденным. — Ну, видите ли… — Энид начала рассказывать о странных итальянско-греческих уроках, которые они с Уэнсдей проводили, что быстро переросло (после продолжительного смеха, смысл которого Энид никто не объяснил) в разговор Энид с Никс, Фрэнки и Лоуэллом на греческом, Уэнсдей тихо разговаривала с Ловеллой и бабушкой на немецком, а все остальные говорили на непонятной смеси английского, французского, испанского, итальянского и латыни, продолжая есть. Причём оборотни рвали своё мясо, а все остальные ели так же спокойно, как всегда. Энид никогда бы не подумала, что ей может понравиться такой беспорядочный ужин, но, как это бывало, Аддамсы всё чаще и чаще давали ей переосмыслить всё, что она знала об оборотнях, изгоях и (самое главное) о себе самой. Она вгрызлась клыками в почти сырой кусок мяса и ухмыльнулась, глядя на кровавый сок, стекающий по подбородку. Энид осмотрела всех, кто веселился, и, в конце концов, встретилась взглядом с тёмными, бездонными глазами Уэнсдей. Она не могла придумать лучше способа провести последние часы перед восходом полной луны, чем присоединиться к этому весёлому дикому пиршеству.(Второе полнолуние наступает)