***
Наблюдая за девушкой, которая одета явно не по погоде, Кира сидела на подоконнике и презрительно сводила брови, всем своим видом показывая отвращение. Кажется, девушка в платье не поняла этого, ещё и кивнула благодарно. Подумала, что Кира закрыла окно ради неё? Нет уж, просто сигареты закончились, а на эту девушку Кире плевать так же, как и на всех остальных, как и на холод, как и на своих родителей. В абсолютной тишине подъезда покой нарушал только звук молнии сумочки — незнакомая Кире девушка, которая так и продолжала стоять на пороге чужой квартиры, не хотела уходить и пыталась занять себя чем угодно, судорожно поправляя свои волосы и кидая мимолётные напряжённые взгляды в сторону подоконника. Кира была готова поспорить, что та спутала её с парнем, и это даже как-то льстило, ведь Кира никогда не старалась выглядеть женственно, тем более уж становиться такой швалью, как девушка в платье. Мало того, что та была легко одета и заметно дрожала от холода, так у неё ещё и помада была размазана, пусть и несильно, но Кира не могла этого не заметить. В голове проскочила мимолётная мысль: "и когда шлюхи научатся тепло одеваться?", вот только ответ на этот вопрос Киру совсем не интересовал. Когда девушке всё же пришло сообщение о прибытии машины, она буквально подорвалась с места и зашагала в сторону ступенек, проходя мимо Киры и неловко прощаясь, желая хорошего вечера или ночи. Каблуки издавали короткие, отрывистые звуки при ударе о плитку, Кира почему-то сосредоточила внимание только на них, пропуская слова девушки мимо ушей. А даже если бы и услышала, то всё равно не пожелала бы того же. Кире противны такие, выходящие из чужих квартир; вероятно, разрушающие чьи-то семьи, которые и так держатся на соплях; соблазняющие отцов не своих детей и убивающие всеобщую мораль, превращая в безнравственность. Хотя иногда Кире кажется, что ей ничего в этом мире не нравится помимо тусовок, суеты и треска чужих жизней, не её. Жизнь Киры уже давно треснула, разбилась и не подлежала регенерации. Девушка знала, что никому не нужна, знала, что, если бы её мать рассказала отцу о беременности чуть раньше, то он определённо настоял бы на аборте и был бы прав; ведь Кира считает, что лучше совсем не жить, чем жить так, как живёт она. Её ровесники часто завидуют ей из-за того, что из её карманов сыплются деньги, пока Кира из-за угла наблюдает за их счастливыми лицами при разговоре с родителями. Они хотя бы участвуют в их жизни, дают не всегда правильный совет и читают нудные нравоучения, а Кира всю жизнь сама по себе, как мать родила — так и смоталась работать в другую страну, появляясь в родном доме раз в полгода, и то на неделю. Кира только бабушку любила — ей казалось, что это единственный человек в их семье, которому на неё не наплевать или же, по крайней мере, наплевать намного меньше, чем остальным. Однако, относительно недавно бабушка покинула этот мир. Кира, хоть и считала себя взрослой, не была готова к потере единственного дорогого ей человека в свои семнадцать лет. Если до этого события Кира редко, но всё же улыбалась, то сейчас она закрылась и отпугивала всех своим поведением, острыми колючками, подход к которым не нашёл пока что ни один человек. Да и вряд ли кто-то будет пытаться это сделать, а Кире этого и не хотелось — опять кто-то сдохнет, а ей страдать, ну уж нет. Кира переместила взгляд на дверь, из которой ещё совсем недавно выходила девушка, и задумалась снова. Почему-то она думала об отце, вспоминала свои одинокие прогулки после очередной вписки или ночи, проведённой в баре. Она шла домой никакая, ведь ей всегда казалось, что у неё нет дома. Когда Кира проходила мимо детских площадок и видела, как счастливые мужчины средних лет смеются и активно участвуют в глупых выдуманных играх своих детей, она непроизвольно засматривалась и старалась внушить самой себе, что не хотела бы так же, что не завидует им из-за того, что те имеют счастливое детство. А потом она просто отводила взгляд, шла домой, заходила в неуютную для неё квартиру, которая выглядела по-холостяцки, и встречалась на кухне со своим отцом, который деланно ей улыбался и был уверен, что любовь дочери можно купить деньгами. Он ничего о ней не знал, а Кира и не горела желанием поделиться. Больше не горела. В свои восемь или десять она бы с радостью пошла на контакт, вот только отцу это было не нужно, а теперь не нужно и ей. А свою мать Кира не любила, не понимала, зачем та её родила, если не собиралась уделять ни минуты своего времени на её воспитание? Кира считала свою мать кукушкой и совсем не обижалась на такого же нелюбимого отца за то, что тот шлялся где попало, а теперь и вовсе приводил своих блядей в дом, где, к слову, жила и Кира тоже. Почему-то отец был слишком уверен, что дочь сегодня как обычно проведёт ночь в любимом баре, куда её пускают как раз-таки из-за его связей. Но сегодня Кира решила прийти домой, чтобы отоспаться, однако вместо этого поймала и даже смогла разглядеть ту, с кем её отец сегодня спал. А может, и не только сегодня, она не знала, Кире было неинтересно, она не считала это успехом, достижением. Если честно, она бы предпочла и вовсе не знать о личной жизни своего отца, но, видимо, тот даже не пытался её скрыть и не боялся того, что Кира вдруг увидит и всё поймёт. Он не раз говорил: "ты взрослая девочка, а я занят, совсем за тобой не слежу", а потом доставал из кармана фиксированную сумму и добавлял: "ты главное контрацепцией пользуйся, всё остальное решим". А Киру тошнило об упоминании этого всего — зачем ей презервативы, таблетки, если она трахается исключительно с девушками? Но, конечно, об этом она ему говорить не собиралась, лишь кивала, чтобы он не задавал лишних вопросов. Парни для Киры были лишь друзьями, не более, да и сама она смахивала скорее на молодого юношу, чем на привлекательную девушку, которую захочет каждый встречный. И Киру это вполне устраивало — главное, что вокруг неё всегда были девушки, у неё всегда был выбор, хоть и выбирала она редко, предпочитая не тратить своё время на секс. Но вот с девушкой, которая ещё недавно стояла тут и тряслась от холода, Кира бы не отказалась переспать. Она подметила, что у папаши явно неплохой вкус, хоть её и смутило, что выглядела его пассия не старше её самой, но разве это должно было волновать Киру? Да и спать со шлюхами она не собиралась, это была лишь мимолётная мысль, о которой Кира забудет уже через пару минут. Поднимаясь с подоконника и подходя ко входной двери квартиры, Кира подносит ладонь к дверной ручке, но останавливается. Она понимает, что не хочет видеть отца сейчас даже спящим, поэтому вместо сна снова выбирает ночную прогулку, пиво в стеклянной бутылке и пачку сигарет, которую совсем скоро купит в одном из круглосуточных магазинов вблизи дома. Хотя, она не хочет называть дом домом. Потому что дом — это там, где всегда ждут, а Киру никто и никогда не ждал. Даже дома.***
Дрожащее от холода тело, короткое белое платье, каблуки, которые сильно натирали ноги. Виолетта медленно поднималась по ступенькам обшарпанного подъезда, наклонив голову вниз и обняв себя руками, стараясь согреться любыми возможными на данный момент способами. Услышав свист и такое приевшееся "кс-кс-кс", девушка устало поднимает голову и видит, как двое пьяниц, которые, кажется, не выходили из запоя неделями, а может и месяцами, стоят, загораживая собой лестничный проход буквально за пару метров от нужной квартиры. — Эй, сколько за час? — мужчины залились смехом, хотя озвучивали эту шутку уже неоднократно, а Ви страшно каждый раз, как в первый, ведь протянутые мерзкие руки мужчин говорили о многом, а она перед ними никто и не сможет дать отпор. Когда чужие ладони почти касаются тела Виолетты, она слышит знакомый, прогоняющий мужчин голос, что доносится из-за их спин, и поднимает руку, будто говоря: "я тут". Два пьяных тела насильно отодвигают в сторону, одно из них падает, недовольно ворча себе под нос, а второе опирается о стену и спускается по ней, не находя в себе сил на то, чтобы снова подняться. Наверное, сегодня они оба будут ночевать прямо тут, но им не впервой, поэтому никто об этом не беспокоился. — Спасибо, Владик! — сдержанно улыбнулась родному брату Виолетта, осторожно обнимая парня, который был выше неё на голову, хотя Ви была старше на год. Но парень не любит все эти нежности, не любит объятия, поэтому, оттолкнув её от себя, с укором смотрит на девушку, а после берёт под локоть и буквально тащит в квартиру. Ви не давала отпор: знала, что смысла в этом нет, да и ссориться лишний раз не хотелось. — Вот она, пришла наконец, — обратился Влад к матери, заталкивая Виолетту в квартиру и уходя на кухню. — Ну, как там Олег? — оживлённо спрашивает Светлана, складывая руки на груди. Ви прекрасно знала, что Олег её вовсе не волнует — мать спрашивает про деньги или украшения. Подарил ли что? Заслужила сегодня или нет? Отбрасывая сумку на пол в немом приглашении поглядеть, Виолетта снимает обувь и непроизвольно морщится, наконец чувствуя облегчение. Светлана бесцеремонно лезет в сумку и достаёт оттуда все деньги. Честно говоря, Виолетта их даже не пересчитывала, ведь в этом нет смысла — они всё равно не её. Абсолютно вся сумма пойдёт на погашение кредитов её брата, который проиграл в клятом казино слишком много и играл до сих пор, надеясь отыграться и выбить джекпот, но в итоге лишь проигрывал ещё больше. — Там хватит? — сонно бормочет Ви, поднимая глаза на мать. — Я устала очень... — шепчет, зная, что никого это не волнует. — Один кредит погасить можно, — улыбается так, будто это хорошая новость. — Один?! Виолетта округляет глаза и поднимает брови. Ей показалось, будто у неё вдруг закончились все слова, попросту пропал дар речи на некоторое время. — То есть ты хочешь сказать, что их там много? — говорит настолько спокойным голосом, насколько это вообще возможно в данной ситуации. — Почему вы мне не сказали? — девушка заходит на кухню и смотрит на брата, допивающего дешёвую водку. — Почему я зарабатываю... таким способом, а вы мне даже не можете сказать точную сумму долга?! Сорвавшись впервые за долгое время, Ви чувствует, как её мать подходит сзади и зажимает её рот рукой, заставляя запрокинуть голову слегка назад. Обида сдавливает горло — Светлана может отпустить, Виолетта всё равно ничего не скажет, но вместо этого женщина лишь приближается к её уху и громко шепчет: — Тебе сложно зарабатывать ради брата? Что ты делаешь на своей работе? — Светлана выплёвывает последнее слово с каким-то отвращением, в то же время ухмыляясь. — Ходишь по ресторанам, строишь из себя дурочку, занимаешься сексом? Да о такой жизни много кто мечтает, неблагодарная! Мать устроила ей, а она ещё и носом крутит! С этими словами женщина с какой-то злостью и агрессией отталкивает от себя дочь, и та падает на колени перед братом, скривившись и потирая места, ушибленные при ударе. Влад издаёт какой-то смешок и свободной рукой приподнимает Ви за подбородок, без жалости смотря в глаза, наполненные болью и обидой. — Ма, ещё вот это забыла, — и он приклоняет её голову к месту, что было как раз на уровне её лица, начиная имитировать толчки. Держа сестру за волосы, он ухмылялся и откровенно унижал её на глазах у матери, которая никак на это не реагировала, лишь взялась заново пересчитывать деньги, заработанные дочерью, будто от этого сумма станет больше. Виолетта, чувствуя упадок сил, просто закрыла глаза и больше не ощущала ни боли, ни горечи. Ей плюнули в душу уже который раз, кто-то другой уже давно привык бы к этому, но не Ви. Она была слишком чувствительной, чтобы просто забить, но была благодарна своему организму за то, что сейчас ощущала бессилие и неспособность ответить на колкость. Наверное, если бы у неё был выбор, то она с радостью бы больше никогда ничего не чувствовала. Ни боязни, ни ликования; ни отвращения, ни наслаждения; ни отчаяния, ни надежды. Она бы просто не существовала как отдельная личность. Хотя иногда ей кажется, что её и так не существует, она — потеха для своей матери, для брата, для Олега, для всех остальных. Она неживая, бледная, мёртвая, без каких-либо признаков жизни. Девушка лишь выполняет, что ей скажут, отказываясь верить в то, что она может сама выбрать жизнь, которая придётся ей по вкусу. Это не её выбор. За неё решили. Она — любовница. И кажется, это всех устраивает.