Мактуб

             Едва яхта шейха бросила якорь вблизи посёлка Фикинья, навстречу ей вышли несколько парусных рыболовных лодочек, с которых махали и кричали приветствия стоящие в них альфы.       — Намо! Кьесас Намо!       — Сандо! Адерфос мои, кьесас!       Ниджат запрыгивает в рыбацкую лодку в объятия широкоплечего, как и он сам, высокого, смуглого и черноволосого альфы.       — Здравствуй, Сандомир! Рад тебе невероятно, брат мой!       — Здравствуй, Намо! И я… и я рад безмерно. А дед-то как рад! Где Анхар?       — Я здесь, Сандо, — кричит юноша с палубы и машет рукой, а рядом — притихший Ясир, смотрит на лодки с убранными парусами, в которых сидят за вёслами крепкие молодые альфы.       Ниджат здоровается и обнимается со всеми, кто в лодке, и громкий радостный разговор на греческом, вперемешку с английским, оглашает всё вокруг.       — Ваше Высочество, добро пожаловать, — громко приветствует шейха черноволосый альфа.       — Оставь церемониал, Сандомир, — улыбается с палубы Салман. — Я здесь как брат и друг, а не принц. Спасибо, рад встрече с тобой.       — Ну раз как брат и друг, то прыгай, Салман, — широко улыбается Сандо. — Не хочешь вёслами погрести? Мы приплыли забрать вас с собой.       Шейх прыгает без раздумий, под дружное оханье омег и недовольный взгляд Закира. Ещё с минуту альфы шумно переговариваются, закатывая рукава брендовых рубашек, а затем садятся на скамьи.       Ниджат оборачивается к взволнованному супругу, смотрит с лёгкой улыбкой:       — Спускайтесь, я познакомлю тебя с братом.       — Ниджат, может, они на моторной лодке поплывут? Охрана будет с ними, — хрипло смеётся Салман, смотря на друга.       — Нет. Он поплывёт… то есть они поплывут с нами.       Ниджат подхватывает сначала брата, потом супруга и после объятий Анхара с Сандо знакомит его с Ясиром. Черноволосый альфа улыбался во все зубы, сияя такими же синими, как у Анхара, глазами, говоря на хорошем английском, что рад встрече.       — Это мой брат Сандомир. Мой покойный папа (да пребудет его душа в раю) и отец Сандо — родные братья. Здесь мой второй дом и моя вторая семья.       — Я счастлив, что познакомлюсь с ними и что тоже являюсь частью твоей семьи.       — А мы-то как рады, — улыбается Сандо, смотря на юношу. — Наши младшие были на вашей свадьбе и все наперебой рассказывали, какой красивый у Намо супруг, но вживую я такую красоту впервые вижу! Будьте счастливы!       — Спасибо.       Юноша улыбается радостно, всё цепляясь за мужа из-за покачивающейся лодки, а потом и вовсе падает в его объятия, когда гребцы налегают на вёсла. Смеющийся над его неловкостью Анхар утягивает юношу в нос лодки, усаживая на переднее сиденье, а сам не унимается — тянет руки за борт, черпает лазурную волну, проскальзывающую меж пальцев от скорости, что набирает парусная лодка. Брызги летят в гребцов, в Ясира, в улыбающегося шейха — теперь и Ясир смеётся, уворачиваясь от солёных капель.       — Мы тебе отомстим, Анхар, подожди, — улыбаясь, кричит один из гребцов, не отнимая рук от вёсел.       Ясир непонимающе смотрит на деверя, и Анхар сразу поясняет:       — Это сыновья Сандомира: Арис, Эктор и Доминики, — и пальчиками указывает на троих черноволосых альф.       Ясир крайне удивлённо смотрит на юношей, понимая, что они примерно его возраста, а потом на Анхара.       — Сандо старше Ниджата на двенадцать лет, — поясняет синеглазый омега, но даже это не объясняет то, почему Сандомир выглядит насколько моложаво.       Ясир легко кивает братьям, мягко улыбаясь им, и замечает, сколь пронзительно смотрит на него младший из них.       Нос лодки врезается в рыхлый влажный песок, но выйти из судна не замочив ноги невозможно.       — Иди ко мне, — протягивает руки Ниджат, стоя по колено в воде, и Ясир видит закатанные брючины и босые ноги.       — Смотрят все, — смущается юноша, утыкаясь в изгиб шеи альфы.       — Пусть смотрят… — шепчет мужчина, сильнее сжимая любимого.       Но тут всё их внимание привлекает визжащий Анхар. Он на руках Сандо, что несёт его не к берегу, а дальше в воду.       — Налетай, парни, — кричит он старший сыновьям, а тем и говорить не надо — черпают тёплую, морскую воду своими большими ладонями и обрызгивают кричащего и смеющегося юношу.       — Салман-и, помоги! — кричит Анхар.       Мокрого и ярко улыбающегося юношу ставят на землю, и его тут же окружают племянники — кто полотенце накидывает, кто пытается длинные каштановые волосы отжать, вызывая ещё больший визг.       — И как я теперь перед дедушкой мокрой курицей предстану?! — беззлобно ворчит тот, а сам счастливо косит взглядом на шейха и смущается почему-то.       — Будет время переодеться, Анхари. Нам всем нужно подготовиться, — улыбается широко Сандо.       — К чему? — подозрительно смотрит Ниджат.       — Увидишь, Намо, увидишь. Всё, едем! — командует старший, и все рассаживаются в машины, ожидающие их на обочине.       Не прошло и десяти минут, как они выехали к посёлку, что расположился на склоне высокого холма. Ясир не мог поверить глазам: всё, что он видел, казалось нереальным, игрушечным, сказочным. Нет! Такого не бывает, чтобы белые домики и голубые крыши, чтобы розовые цветы и лазурное море вокруг! Но чем ближе они подъезжают к посёлку, тем больше омега понимает: он попал в сказку, в старинную легенду, в место, где живут боги, не меньше.       Посёлок Ия, тот самый, знаменитый, с белыми домиками и голубыми крышами, сменяется скалистой Фикиньей, сплошь усеянной террасами виноградников и садов. Зелень Ривьеры так сильно контрастирует с синевой прибрежной воды, что создаётся впечатление, будто кто-то с неба вылил синюю и изумрудную краски и оставил на склонах живописные кляксы.       Ясир так и пялится в окно машины, глаз не отводя от красоты, что становится всё ярче и невероятнее. Рядом с ним сидит Анхар, визжа от восторга и сжимая такого же радостного юношу в объятиях.       — Смотри, Ясири, отсюда виден дом нашего дедушки, — замечает омега и указывает длинным тонким пальцем на широкое строение в несколько ярусов, с характерными терракотовыми ставнями и рыжеватой крышей, белоснежными стенами и верандами в цветах. — Скоро ты познакомишься с ним и с нашими братьями. Наш папа часто привозил сюда Ниджата в детстве, а потом Ниджат сам привозил меня сюда. Здесь тоже наша семья, такая же как дядя Алим и Зухра, — улыбается широко юноша и бегло заглядывает за плечо Ясира, где в машине, что следует за ними, едет шейх. Сердце омеги прыгает взволнованно от мысли, что Салман здесь впервые в качестве… возлюбленного? Это пугает и делает счастливым одновременно, и омега улыбается смущенно, чуть опустив голову.       — Здесь так красиво, просто невероятно, что на земле есть подобная красота.       — Вся эта красота появилась из-за природной катастрофы, что произошла четыре тысячи лет назад. — Сандомир оборачивается к ним, чуть обволакивая смоляным ароматом хвои. — Извержения вулкана и последующего за ним землетрясения, из-за которого вся земля ушла под воду. И то, что вы сейчас видите, — это вершины кратера и земные пласты, поднятые титаническими движениями земной коры.       Сандо ещё многое рассказывает, пока машины не останавливаются у ворот большого дома, раскрытых настежь. Во дворе столько людей, что юноши удивлённо смотрят сначала друг на друга, потом на старшего.       — Что происходит, Сандо? — улыбается Ниджат, подходя к ним, хотя он уже догадывается.       — У нас свадьба сегодня, — хитро улыбается старший. И все буквально хором кричат:       —Чья?       — Ваша, Намо! Дед, как узнал, что ты привезёшь супруга, заявил, что проведёт для вас церемонию бракосочетания по нашим традициям. А я не смог отказать. Так что уважьте старика и поженитесь ещё раз, — просит Сандомир, хоть понимает, что выхода у них нет.       — Конечно поженятся, — отвечает Анхар за супругов, улыбаясь так широко и радостно, что щёки чуть ли не трещат. — Свадьба! Просто замечательно, правда, Салман?       — Да, конечно, великолепно! Дедушку надо слушаться, Ниджат, — поддакивает шейх Анхару.       А дальше их даже не слушают — разводят в разные стороны. Ниджата отводят к старшим семьи, а Ясира утягивают в дальний угол дома. Юноша лишь раз смотрит с тревогой на мужа, получая в ответ широкую улыбку с ямочками и взгляд полный любви.       — Всё будет хорошо, — шепчет Анхар и Ясир ему верит.       Во дворе полно людей: соседей, родственников и даже несколько затерявшихся туристов, заворожённо наблюдающих за приготовлениями к свадьбе. Ясира заводят в небольшую комнату. Как он понял, здесь нет смежных и проходных комнат — каждая устроена отдельно от других, с обособленным входом. Но юноша удивляется ещё больше, когда понимает, что это не просто возведённые стены, а выдолбленные в скале жилые пещеры, где только одна, передняя стена со входом, является рукотворной. Поэтому здесь царят приятная прохлада и полумрак. Стены комнаты выкрашены белой краской, что делает её достаточно светлой.       Внимание юноши привлекает огромная, почти во всю комнату, кровать, застеленная великолепным кружевным покрывалом, с лёгким полупрозрачным балдахином. Стены украшают тонкие гобелены и ручной работы плетёнки из цветной шерсти, в которые воткнуты сушёные ветки ароматных трав.       — Анхари, кьесас. Калос иртатэ! Добро пожаловать! — приветствует высокий темноволосый омега, сладко пахнущий абрикосом. Вокруг него вьются молоденькие и радостно улыбающиеся омеги, юноши и девушки, и все — такие же темноволосые.       — Кьесас, Ален. Спасибо. Очень соскучился по всем вам, — и Анхар обнимается со всеми в комнате.       — Знакомь нас с этим прекрасным ангелом! В жизни большей красоты не видел, — удивляется Ален, неосознанно повторяя слова Сандо, и подходит к Ясиру.       — Это Ясир, супруг Ниджата. Ясир, это Ален, супруг Сандомира и папа тех озорников, что искупали меня в море, — тихо смеётся юноша и знакомит с остальными омегами, пристально разглядывающими Ясираи улыбающимися ему, сверкая радостно глазами.       — Сегодня ты жених, Ясир, и за тобой скоро придёт твой муж. А мы должны тебя подготовить к церемонии. Наш старший омега сам проведёт ее для вас: он так хотел увидеть супруга Намо и прочесть над вами молитву богам о благословении! Мы знаем, у вас своя вера и свои традиции, но старшего надо уважить, поэтому, прошу тебя, прояви терпение, обряд будет недолгим.       — Но застолье точно будет до утра, — снова смеётся Анхар, обнимая своего зятя, — я Сандо хорошо знаю, да и дедушку тоже.       — Конечно, — тихо соглашается Ясир, смотря на Алена, — я очень рад знакомству со всеми вами и с удовольствием пройду церемонию. Только я не знаю, что делать, — растерянно шепчет юноша, смотря на остальных вокруг.       — А ничего и не надо делать, — широко улыбается темноволосый омега, — просто сияй счастливым взглядом да одаривай мужа ласковой улыбкой. А остальное мы сами сделаем. Всё, мои хорошие, за дело.       Ясира переодевают в длинную льняную рубашку белого цвета и такие же светлые брюки. Ворот, рукава и подол рубашки из тонкого кружева, каким славятся мастера-кружевницы острова. И никаких драгоценных камней, жемчугов, бисера! Лишь ожерелье из крохотных ракушек. Пока ему распускают волосы, закручивая в мягкие локоны, Ясир замечает, что некоторые омеги чёрным маркером записывают свои имена на подошве его свадебных сандалий. Он смотрит вопрошающе на Алена, и тот с улыбкой отвечает:       — Незамужние омеги пишут свои имена на подошве обуви жениха. Чьё имя сотрётся первым, тот и выйдет замуж вслед за тобой. Это традиция, которой следуют уже столетия.       Со двора доносятся голоса и весёлая музыка, но Анхар слышит только ломаный английский Закира, окрикивающего своих ребят и объясняет гостям и хозяевам, что можно в присутствии шейха, а чего нельзя. Охрана оттесняет всех зевак и случайных туристов, беря дом Сандомира в кольцо и расставляет ребят на соседних крышах для надёжности. Сам шейх всё это время с другом, которого тоже заставляют переодеться в белые льняные одежды надев на шею такое же тонкое ожерелье, что и у омеги, но длиннее.       Когда приходят за женихом-омегой, Ясира тут же укрывают кружевным платком, скрыв от «гостей», и плотно обступают, чтобы того точно не рассмотрели до поры до времени. Юноше всё это кажется забавным, и он с интересом наблюдает за происходящим, краем глаза выглядывая из-за спин обступивших его омег.       Когда он видит мужа, сердце ёкает от восторга, а дыхание сбивается от красоты альфы. Его широкие плечи едва вмещаются в дверной проём; мышцы сильных рук перекатываются под загорелой кожей, и короткие рукава белой туники подчёркивают это; узкая талия и бёдра переходят в длинные стройные ноги, — он идеал альфы! И сейчас омега, затаив дыхание, смотрит, как на великолепном греческом тот общается с присутствующими, шутит и улыбается.       Ниджат неодобрительно смотрит на застеленную постель, покачивает головой, а после и вовсе срывает покрывало, выказывая своё негодование. Ясир смотрит непонимающе, а Анхар тихо шепчет на ушко:       — Это свадебная традиция. Жених делает вид, что ему не нравится, как застелена постель, а друзья жениха-омеги исправляют это. И так три раза, пока кровать не будет идеально застелена, — улыбаясь, поясняет юноша.       И действительно, альфа трижды срывал покрывало. И, видимо, говорил что-то смешное о кривых руках заправляющих постель, потому что все улыбались и шутили в ответ.       За женихом-альфой в таких же льняных одеждах стоит шейх. Он улыбался и поддерживал друга, но взгляд его всё время тянулся к синеглазому омеге, украдкой бросающему счастливый взгляд в ответ. Сердце альфы трепетало от мысли, что, возможно, скоро будет и их свадьба, что прекрасный омега станет его супругом, самым желанным и любимым.       — Мы отдаём тебе твоего супруга, Намо! На эсай хароменощ! Будьте счастливы! — с искренней улыбкой желает Ален, и омеги расступаются, выводя под руки жениха.       Тонкое кружево скрывает лицо омеги, и альфа волнительно откидывает платок, смотря на нежного юношу. Оба теряются в сиянии глаз. Не успевают они опомниться, как их тут же усаживают на идеально заправленную постель и под дружный громкий гвалт и смех начинают осыпать монетами и сладостями — эта традиция, кажется, есть у всех народов мира. Юноша тихо смеётся, прикрывая голову, но вдруг теряется, когда Ален подходит к нему с младенцем на руках и укладывает его на руки омеге. Ясир смотрит изумлённо, но ребёнка держит крепко.       — Ты должен потереться о него, совсем немного, — тихо поясняет альфа, наклонившись к юноше. — Это пожелание, чтобы у нас появились крепкие здоровые дети и как можно быстрее.       Ясир во все глаза смотрит на ребёнка у него на руках — крохотного черноглазого альфу — и сердце волнительно заходится в ритме. Малыш спокоен, хоть и лежит на руках у незнакомого омеги, а вокруг столько шумных, смеющихся и несмолкающих в разговорах людей. Странное чувство накатывает на юношу: будто это и есть самое правильное, что может быть в жизни, — держать на руках ребёнка и сидеть рядом со своим альфой. Ясир улыбается, когда мягко трётся щекой о нежную щёчку младенца, и смотрит на мужа, что застыл, глядя на них.       — Тебе очень идёт, — шепчет альфа, наклонившись к нему, и юноша смущается, заливаясь розовой краской.       Громкая музыка оглашает двор, едва супруги переступают порог комнаты, и их приветствуют радостными криками. Ясир смотрит, не веря своим глазам — весь двор украшен цветочными арками и лентами ярких оттенков: оранжевых, жёлтых, красных. Всё это так красиво на фоне белых домов! Звуки традиционной бузуки мелодично расплываются в воздухе, а надрывные и глубокие напевы цабуны       — Агори мои, эла сэ мена, — говорит пожилой омега и протягивает руку к Ниджату, — подойди ко мне.       — Кьесас, паппоис, счастлив видеть тебя, дедушка, — отвечает мужчина и обхватывает руку омеги, а после — обнимает его мягко.       — Приведи ко мне своего супруга, Намо, познакомь меня с ним.       Омега смотрит на юношу, и тот, кажется, забывает как дышать. Ясир приходит в себя только тогда, когда видит протянутую руку мужа.       — Ясир, это мой дедушка Ямит, — представляет альфа, прижимая к себе юношу, и улыбается, глядя на деда. — Дедушка, это мой супруг Ясир.       — Подойди ко мне, Ясир, — просит пожилой омега, и юноша понимает, что Ямит довольно хорошо говорит на английском; он подходит немедленно, но не отпускает руку мужа. — Красивый… светлый, чистый… в самом сердце чистый, — шепчет омега, поглаживая руку юноши, — не бойся ничего. Ты стал неотделим от мужа, как и он от тебя. И ничто это не изменит — никто и ничто! Я вознесу молитву богам о благословении за вас и ваше потомство. Ален, Сандо, будете посажёнными, — обращается пожилой омега к внуку и его супругу.       — Почтим за честь, — отвечает альфа и оба встают за спинами «молодожёнов».       Ясир так взволнован, что боится упасть от дрожи в коленях. Он со странным чувством стоит рядом со своим альфой, слыша громкую речь Ямита, ни слова не понимая из того, что тот говорит, но чувствует каждой клеточкой тела и души тепло, исходящее от всех вокруг, и вздрагивает, когда слышит громогласное общее: «Аминь!», невольно присоединяясь ко всем. Сандо отдаёт своему деду чашу, самую простую, глиняную, тёмно-кирпичного цвета, куда пожилой омега наливает бурый, пенящийся напиток — местное вино, как потом узнал Ясир. Ниджат делает глоток и протягивает чашу юноше, шепча: «Просто намочи губы», что и сделал взволнованный омега.       Ямит ещё что-то протяжно говорит, словно поёт, когда Ален протягивает ему крупный плод граната. Ясир ахает от изумления, когда пожилой омега одним рывком разрывает плод пополам, рассыпая рубиновые бусинки сочных зёрен буквально над их головами. Затем дедушка демонстрировал всем присутствующим две дольки, из которых всё ещё сыплются бордовые зёрна, и Ясир слышит приглушённый ропот, выказывающий довольствие.       — Наша жизнь будет полной и обеспеченной, — совсем тихо шепчет Ниджат юноше, чуть наклонившись к нему, вызывая у него улыбку.       В этом у Ясира сомнений нет. Но когда под их ногами Ямит разбивает вдребезги чашу с вином, юноша пугается.       — Дедушка «разбил» все несчастья и беды, что ожидают нас в нашей жизни, и сейчас мы должны наступить на осколки и пройти вперёд.       Ясир кивает чуть заторможено и крепко обхватывает руку мужа, ступая на осколки чаши. Их осыпают пригоршнями белого риса, и юноша смеётся, прикрываясь ладонью. А когда над Ниджатом высыпали целые мешочки с рисом, юноша засмеялся ещё звонче.       Музыка, уже более энергичная и весёлая, под которую все аплодируют, поздравляя молодожёнов, вновь накрывает всех своим мелодичным звоном. Первые поздравления — от самого старшего: Ямит обнимает обоих и благодарит за радость, что они принесли в его дом.       — Все за стол! Все на свадебный пир! — Сандо перекрикивает музыкантов, взмахивая руками и приглашая всех на террасу.       Три длинных стола, накрытых белоснежной скатертью, ломятся от угощений, а терраса, выходящая на сияющую лазурь моря, украшена цветами. День солнечный, тёплый, не жаркий, и лёгкие ткани меж столбов защищают от прямых лучей солнца. Гости шумно рассаживаются, перебирая меж собой столовые приборы и бокалы, музыка гремит, но все замолкают, когда Сандо оглашает первый тост — за молодых.       Это их свадьба, и она так отличается от той, другой: нет ни роскоши, ни блеска, есть лишь сияние моря и солнца; нет ни изысканных ресторанных блюд, ни знаменитых на весь мир артистов, а есть еда, приготовленная руками этих прекрасных людей, и музыканты, что вряд ли являются профессионалами, но играют от души и с удовольствием. Но главное то, что чувствует Ясир, — он счастлив, и если сейчас заплачет, то только от переизбытка чувств.       Ниджат ни на секунду не отпускает его руки под столом и всё время спрашивает тихо: хорошо ли ему, не устал ли; и терпеливо переводит юноше все обращения к ним. Ясир улыбается и говорит, что всё хорошо. Омега и сам замечает, что в жизни столько не улыбался и не смеялся, и чем дальше, тем больше ибо подвыпившие и довольные гости начинают вытворять полное сумасшествие.       Тосты сменяются один за другим, и за каждым пожеланием в честь молодожёнов следует танец, причём выходят на площадку все, кто желает, без особого приглашения: и альфы, и омеги. Столько смеха и искренней радости Ясир не видел нигде, и он с невероятным интересом следит за всем, что происходит, иногда даже чуть привстав с места и сияющими глазами смотря на танцы. Движения просты и незамысловаты: поднятые на уровне груди вытянутые руки и притопывание ногами, но сколько энергии и самобытной страсти! Юноше остаётся только удивляться, какими красивыми могут быть люди в танце. Кроме того, он замечает одну особенность — альфа, приглашая омегу на танец, проводит перед собой рукой, и чем ниже опускается взмах, тем глубже чувство, которое альфа испытывает к омеге. Ясир понимает это, когда видит, как приглашает Сандо на танец своего папу, а после и супруга.       Анхар между тем без остановки танцует со своими племянниками и братом и всё ловит на себе ревнивый взгляд шейха, от чего юноша ещё больше смеётся.       Но вдруг всё затихает. Ясир настороженно смотрит на мужа, и тот, немного виновато, неуверенно, шепчет в ответ:       — Сейчас наш танец, Ясир.       — Ч-что? На глазах у всех? Сейчас?       Юноша немного напуган, но всё же берёт себя в руки. Он теперь часть этой большой и прекрасной семьи и должен уважать их традиции. Поэтому Ясир крепко обхватывает руку мужа и кивает в знак согласия.       — Та-а-ак! Так! Где мой тромбон? Минуточку! — восклицает улыбающийся до ушей Сандомир и быстро ретируется к музыкантам, усаживаясь на скамью и обхватывая сияющий духовой инструмент. — На соу по! — громогласно объявляет он, и последующие высокие переливы трубы, ритмичные постукивания барабана и струны гитары оглашают всё вокруг.       Ясир и Ниджат стоят в самом центре, напротив друг друга, смотря в глаза и мягко улыбаясь. Но затем улыбка альфы гаснет, а взгляд становится серьёзным. Он медленно склоняется на одно колено и медленно, широким взмахом, проводит рукой, подушечками пальцев касаясь земли у ног своего омеги. Вокруг раздаются восторженные вздохи и оханья, и все буквально окружают их кольцом, привстав со своих мест.       Ясир не дышит, смотрит изумлённо на своего мужа. Ниджат, выпрямившись, прижимает руку к своему сердцу, глядя на него пронизывающе нежно и страстно, и протягивает руку. Ясир, как под гипнозом, шагает к мужчине и больше ничего не видит и не слышит вокруг — только огонь его глаз, только биение его сердца! Сильные руки притягивают, обнимают за талию, медленно кружат, подхватывают ахнувшего от неожиданности юношу и оборачивают вокруг своей оси, ставя в пол-оборота. Ритм музыки меняется: барабаны гремят, лютня нежно переливается мелодией, гитара подпевает ей. Сандо, неожиданно для танцующего юноши, начинает петь. Громко и протяжно. И пусть слова непонятны Ясиру, но сердцем он чувствует, что песня о тепле и семье, о любви и счастье быть рядом. Юноша улыбается, движения его — мягкие и плавные, но одновременно завораживающие… Омега сам себе не может объяснить, откуда знает этот танец, что чужд ему по рождению, но танцует… танцует со своим альфой. Они не размыкают рук: то прижимаются, то отдаляются друг от друга, но рук не отпускают. Лишь раз прижались лбами, прикрыв глаза и счастливо выдыхая, вызывая шумную реакцию у присутствующих, что кричали и свистели одобрительно. А когда на них посыпались монеты и банкноты, Ясир опешил, застывая в объятиях мужа.       Затем к Ясиру подходят омеги и вешают на его шею и рубашку целые гирлянды банкнот, на что юноша смотрит с ошеломлённой улыбкой. Ниджат открывает было рот, чтобы объяснить, но Ясир опережает его, громко смеясь:       — Знаю, это тоже такая традиция! — и хохочет в руках мужчины, то прижимаясь, то сгибаясь, но оплетая его руками.       А музыка гремит и улетает ввысь над невероятной синевой моря в небо, как и счастливый смех омеги. Ниджат смотрит на любимого и безумно хочет его поцеловать… прямо сейчас, коснуться губами этой улыбки, прижать его к себе сильно, и, видимо, Ясир понимает его желание, потому что качает головой незаметно, шепчет: «Не сейчас».       Больше их не отпускают — всё увлекая в новые танцы. Когда выходят трое сыновей Сандо, все рослые, широкоплечие, сияющие в своей юности, то все расступаются. А когда меж них появляется Анхар, Ясир ошеломлённо замечает: как же они, братья и дядя, похожи друг на друга!       В сердце тут же ёкает: «Ясмин!», и печаль о собственном брате застилает глаза. О, увидеть бы его сейчас! Ясир многое бы отдал, чтобы Ясмин был сейчас рядом с ним, среди этого праздника, вместе с этими прекрасными людьми. Ниджат обнимает его, прижимая к груди, чувствует его печаль, шепчет: «Не устал, моя дивная роза?», но юноша качает головой отрицательно, жмётся, смотря на танцующих братьев и их обворожительного дядю.       — У меня для тебя сюрприз, — тихо говорит Ниджат, наклонившись к омеге, — увидишь чуть позже.       — Хорошо. Спасибо тебе, — шепчет юноша, подтягиваясь на цыпочках к уху альфы, и легко целует его в щёку украдкой. Но когда видит, как от улыбки на лице мужчины появляется ямочка, то не может сдержаться и целует прямо в неё.       Сердце альфы разрывается от невообразимого счастья, кровь разливается по венам горячими волнами, отдаваясь по всему телу, под закрытыми глазами вспыхивают фейерверки. Горячий шёпот срывается с губ, словно нет вокруг никого, хоть и находятся они среди людей:       — Любовь моя, моя роза, мой Ясир… ради твоего единственного поцелуя я готов умереть!       А юноша смеётся, цепляясь за руки мужчины:       — Не надо… я тебя и так зацелую! — и смотрит в потемневшие глаза мужчины, мягко касаясь его щеки.       На площадке тем временем творится чистое безумие — гости пребывали в эйфории от танца «сиртаки», обхватывая вытянутые руки друг друга и закручиваясь в подобие круговорота, сжимая круг всё сильнее и сильнее. За столами не осталось практически никого — танцевали и старые, и молодые. Всё это сопровождалось выкриками, свистками и гулом общей радости. Сандо стоит во главе хоровода, задавая ритм, помахивая в воздухе белым платком.       Ясир, между Аленом и Анхаром, грациозно переступает стройными ножками. Сандомир громко выкрикивает клич — и танцующие резко оборачиваются друг к другу. Какого же удивление Ясира, когда он видит перед собой лицо Доминики, смотрящего на него восторженно бездонными синими глазами. Но сильные руки другого альфы ложатся на плечи юноши, и Доминики буквально отставляют в сторону.       — Спасибо, что посторожил место для дяди, племянничек. — Ниджат встаёт перед своим супругом, а после — кружит визжащего омегу, крепко прижимая к себе.       Солнце клонилось к закату, когда утомившийся от танцев и веселья Ясир буквально падает рядом с Анхаром на скамью. Он всё так же счастливо улыбается, обнимая своего красивого деверя. Ниджат исчез ненадолго, но когда снова поднялся на террасу, сердце омеги готово выпрыгнуть из груди, так красив его альфа, так сияют его глаза, когда он уверенным шагом, с горделивым разворотом широких плеч, направляется к нему. Ясир так увлечён своим мужем, что не замечает идущего позади. Лишь когда до юноши доносится родной аромат франжипани, он ошеломлённо смотрит на улыбающегося брата.       — Ясмин! Ясмини! — кричит юноша и кидается в объятия светловолосого омеги.       — Ясир! Мой прекрасный брат! — выдыхает омега и плачет.       Пусть все вокруг думают, что от счастья, и умиляются, но Ясир сердцем почувствует, что от боли и отчаяния. Он смотрит на брата, гладит по щекам и сам начинает плакать. К своему великому ужасу, он всё сразу понимает: что Ясмин несчастлив, он знает о нелюбви мужа… Вот только знает ли, из-за кого он несчастлив? Горло сжимается от боли и слёз, а руки сильнее сжимают брата.       — Ясмини, не плачь. Не плачь, мой хороший.       — Ты тоже не плачь тогда, — сквозь слёзы улыбается младший.       — Вообще-то, это был мой сюрприз, и я надеялся, что он обойдётся без слёз, — тихо смеётся Ниджат, глядя на омег.       — Спасибо, Ниджат. Я благодарен тебе за то, что пригласил моего брата. Правда, я от счастья! — пытается улыбнуться юноша.       — Всё, Ясир, хватит плакать, — утешает его Ясмин. — Насколько я знаю, у вас свадьба. Так ведь?       — Да, так получилось. Дедушка Ниджата захотел этой церемонии, я не мог отказать, — оправдывается юноша.       — Идём, Ясмин, познакомлю тебя с дедом. Он ждал вас с нетерпением и знает, что вы братья, — говорит Ниджат.       Лишь услышав «вас», Ясир вспоминает о муже Ясмина и чуть испуганно оглядывается, натыкаясь сразу же на огненный взгляд Зейнала. Он стоит с шейхом и радостным Анхаром, но взгляд альфы — чуть виноватый, но всё же жадный и горящий — тянется именно к нему, Ясиру, прекрасному возлюбленному, по которому тот невыносимо скучает. Зейнал втягивает воздух, пытаясь выхватить из густоты людских запахов именно его аромат, но не получается. Он осмеливается подойти к нему, здоровается тихо, улыбается мягко, пытается заглянуть в глаза.       Ниджат стоит рядом, и с его стороны не чувствуется напряжения: он действительно рад Зейналу. Зато со стороны шейха напряжение буквально пульсирует, и Салман смотрит взволнованно… Анхар весело шумит, обнимая всех, кричит, как счастлив видеть их вместе, но Зейнал ничего не слышит и не видит — он дышит и чуть не давится, когда вдыхает концентрат сандала и белой розы. Их ароматы переплелись и стали практически неотделимы друг от друга.       — Дедушка ждёт, Зейнал, идём, — мягко тянет Ниджат, и все подходят к краю террасы, где рядом с Аленом, весь в лучах заходящего солнца, сидит Ямит.       — Ямити, кьесас, харомаи поу сэ гнориса. Я скучал по вам, — улыбается альфа, обнимая пожилого омегу.       — Зейнал, мой дорогой мальчик. Как я рад, что ты приехал и привёз своего супруга. Познакомь меня с ним.       — Это Ясмин, — и альфа подводит ближе белокурого омегу, чьи глаза ещё сияют блеском пролитых слёз.       — Красивый… и снаружи и внутри тоже. Сердце большое, терпеливое и всё выдержит, — тихо шепчет Ямит, а у омеги мурашки по коже бегут от голоса старшего. — Счастья тебе, Ясмин, с моим дорогим внуком. Ты ведь, наверное, не знаешь, что Зейнал тоже мой внук?       Омега изумлённо машет головой из стороны в сторону, а Ясир чуть напрягается, прислушиваясь к старшему.       — Подойди, Ясир, — подзывает его Ямит. — Вы родные братья, так похожи, но такие разные. Дедушка-омега Зейнала — мой родной брат, и Зейнал — не просто друг для Намо, а родная кровь. Пусть там хоть одна капля, но брат. Ваши дети будут друг другу ещё ближе, ещё роднее. Кровь — не вода, — тихо шепчет пожилой омега.

*

      Разговор между братьями трудный. Здесь, среди веселья и музыки, они сидят, прижавшись друг к другу, делясь сокровенным.       — Он не любит меня, Ясири, и никогда не любил, — тихо утирает слёзы младший. — Зейнал любит другого. Он сам во всём признался и чуть было не развёлся со мной.       — Ясмин! — в ужасе шепчет старший брат. — Он — альфа, достойный презрения! Как он может так поступать с тобой?       — Не говори так, мой родной. Я люблю его и ничего поделать с собой не могу. Я умолял его не оставлять меня.       — Брат! Не будет ли тебе легче без него, раз он так бессовестно говорит тебе, что ты не нужен?       — Без него я умру, Ясир! — шепчет Ясмин, а у старшего сердце кровью обливается от тревоги.       — Бросай этого альфу, Ясмини. Не нужен тебе такой бездушный и жестокий человек, который не ценит твою чистую и искреннюю любовь, мой хороший.       — Нужен, Ясири, очень нужен. И по доброй воле я его не оставлю. Я поклялся, что отвоюю его у того, другого. Я буду бороться за него, за свою любовь и свою семью.       — Ох, Ясмин, я… не знаю. Сможешь ли ты перенести столько? Ведь любить без ответа непросто. И дело даже не в том, что альфа не отвечает тебе взаимностью, а в том, что сердце его занято. А это намного труднее и больнее.       — Я знаю. Но пример твоего мужа вдохновляет меня.       — Что?       — Сам посмотри, Ясир, сейчас я вижу перед собой невероятно красивого и счастливого омегу, что влюблён в собственного мужа.       Ясир смотрит изумлённо, непонимающе, хоть осознаёт, что Ясмин говорит правду.       — Разве ты не был равнодушен к Ниджату, когда вы только поженились, разве не лил горькие слёзы и радовался разводу? Разве твоё сердце не тосковало по Азизу? А теперь? Посмотри на себя! Ты невероятен в своей любви к альфе, хоть и не осознаёшь этого!       Ясир настолько растерян, что не знает, что и сказать, лишь бледнеет и хлопает ресницами. Он влюблён? В собственного мужа? И это так очевидно?       — Я восхищаюсь твоим мужем, Ясир, — продолжает младший, смотря на взволнованного брата, — он так любит тебя! Заботой и вниманием, тихой лаской и нежным взглядом он всё же пленил тебя. Его сердце такое доброе и благородное, что он выдержал всё. Думаешь, ему было легко лежать рядом с любимым и знать, что он думает о другом? Смотреть на тебя, сияющего от радости из-за того, что скоро разведёшься с ним?       Ясир вздрагивает. Он принёс столько боли Ниджату и ни разу не подумал об этом.       — Поэтому я тоже буду бороться за Зейнала. Потому что вижу, что это возможно. Живой пример у меня перед глазами, — мягко улыбается Ясмин, поглаживая брата по щеке, и Ясир тоже улыбается в ответ.       — Да, мой хороший. У тебя получится, я уверен. И ты только посмотри, в каком мы месте! Это просто Рай на земле! Пусть этот невероятный остров станет местом начала вашей любви. Всевышний да не оставит тебя и благословит в желании твоём!       — Аминь. Спасибо, Ясири. Всевышний, как же я счастлив, что увидел тебя, что смог выговорить тебе свою боль. Моё сердце разрывалось от отчаяния и тоски. Твой муж буквально спас меня!       — Что? — переспрашивает Ясир. Сердце юноши бьётся как сумасшедшее, и смотрит он на брата в крайнем изумлении.       — Зейнал дважды при свидетелях произнёс, что разводится со мной, но звонок от твоего мужа заставил его замолчать, а после — отказаться от расторжения брака. — Ясмин смотрит на шокированного юношу и продолжает: — Он спас наш брак, дал нам время, — и улыбается широко, гладя по волосам своего брата.       — Ясмин! — выдыхает старший, всё ещё не веря в услышанное, и глазами ищет мужа.       А его и находить не надо. Он рядом. Смотрит взволнованно на братьев, хоть и разговаривает с друзьями и Сандомиром. Лёгкая улыбка трогает его губы, а в глазах читается немой вопрос: всё ли хорошо с его любимым?       Ясир не знает, что и думать. Этот мужчина послан ему небесами, дарован Всевышним, он благословлён его любовью и добротой. Ниджат — его судьба, от которой он не откажется… никогда! И сияние глаз, которыми они смотрят друг на друга, говорит о том, что оба думают об одном и том же.       Веселье набирает обороты настолько, что даже братья, тихо сидевшие в углу, оказываются втянутыми в невероятное зрелище под названием танец «зейбекико» — танец жизни, судьбы. Альфы выходят по одному на танцпол, а родные стремглав несутся к ним с чаркой и ставят ее на пол перед танцующим. Когда альфа опускается на колено, медленно наклоняясь к стопке с алкоголем, обхватывает губами рюмку, не прикоснувшись к ней руками, и одним махом головы опрокидывает содержимое в себя — поднимается такой гул и шум, что уши закладывает И так с каждым, кто выходил на этот танец.       Затем Ясир оказывается в новом танце — каламатьянос (танец невесты). Юноша удивляется, когда его окружают неженатые альфы, но Ален объясняет ему, что это потому, что юноша во время танца должен не глядя кинуть свой платок в сторону альф. Кто поймает его, тот первым и женится. Но танцующий омега изловчается настолько, что буквально в прыжке кидает платок в сторону шейха, которого и нет вовсе среди танцующих. Опешивший Салман с платком в руках смотрит то на Ясира, то на Анхара, а разочарованно гудящие альфы глядят на шейха насупившись. Но ничего не поделаешь — следующая свадьба должна была быть именно у него.

*

      Анхар же отвлёкся от всеобщего волнения: спутниковый телефон в его руках оповещает об исходящем звонке.       — Иса! — громко кричит он сквозь шум веселья.       — Ты чего, дорогуша? Надеюсь, ты не на очередной вечеринке?       — Я на свадьбе своего брата, Иса! Здесь все мои родные и близкие! И я очень, очень хочу, чтобы и ты был здесь… со мной! — кричит омега в трубку, широко улыбаясь.       — Я тронут, Анхари, только… ох, зря шейх Саиди дал тебе этот телефон — я занят.       — Я только поздороваться, Иса, — смеётся юноша, — и передать, что кое-кому всё хуже и хуже без тебя!       — Ну… поздоровался, и всё. Пока!       — Нет, нет… стой! Так! Внимание все! — кричит омега в танцующую толпу, высоко поднимая телефон над головой. — Это мой лучший друг Иса, и все мы сейчас дружно скажем ему «привет»! Приготовились? Раз, два… три!       — Приве-е-ет, Иса-а-а! — громогласное приветствие оглашает всё побережье, а омега смешно морщит нос от звуковой волны, окатившей его.       — Пока, Иса! Я очень надеюсь, что мы скоро увидимся, — и юноша отключается, с улыбкой глядя на телефон, словно друг мог увидеть его.       Только нахмуренное лицо Хэсана, задумчиво смотрящего на ночное побережье, выражает тоску и обречённость.

*

      Солнце садится за морем. Гаснут краски заката, и сумерки охватывают остров, где вовсю шумит свадьба. Казалось, ей не будет ей конца.       Ясир от усталости не может больше ни танцевать, ни смеяться, хоть и улыбается счастливо, поэтому положив голову на колени брата и наблюдает за весельем. Анхар не унимается — все каблуки от туфель истоптал, но всё так же кружит в хороводе, «незаметно» поглядывая на скромно сидящего за столом шейха. Сам Салман ни на шаг не отходит от Зейнала. Тот всё больше тянется к вину, из-за чего шейх его постоянно одёргивает:       — Зейнал, я слежу за тобой, - серьёзный голос альфы тих.       — Я знаю, Салман, и спасибо тебе за это, — так же серьёзно говорит Зейнал.       — Ты ведь понял, в каком плане я слежу за тобой?       — Понимаю. И за это тоже спасибо. Если я… Если ты почувствуешь, увидишь, что я не сдерживаюсь, что…       — Я понял, Зейнал. Я просто возьму тебя в охапку и увезу с острова, — абсолютно серьёзно говорит шейх, и Зейнал криво усмехается.       — Вот за это я тебе точно спасибо скажу, мой дорогой друг, — тихо смеётся альфа, взглядом выискивая омегу, что притих на коленях у своего брата.       Ясмину кажется, что Зейнал смотрит на него, но Ясир знает, что это внимание принадлежит ему, и эти гляделки волнуют каждого из них.

*

      Ниджат уносит своего супруга с праздника на руках под общие крики и свист, а Ясир настолько измотан, что и не думает сопротивляться — лишь улыбается устало и жмётся к груди альфы. Едва они оказываются в чарующей темноте и тишине комнаты, юноша прижимается к супругу ещё сильнее, словно просит не отпускать. Альфа и не собирается. Он проходит в ванную комнату, где уже наполнена ванная с горячей водой.       — У меня ноги гудят, — скулит юноша, улыбаясь мужчине, и горящими глазами смотрит на наполненную ванну, источающей пар.       Ясир не помнит, как оказался без одежды. Погружение в воду — всё также на руках у альфы — блаженным стоном срывается с его губ, и он откидывается на грудь мужчины, что сидит у него за спиной. Сейчас омега полностью доверяет себя рукам альфы, прижимается не стыдясь и не смущаясь. Мужчина легко массирует нежные стопы омеги, сильными пальцами разминая икры, поглаживает широкими ладонями голени юноши под водой, а Ясир улыбается расслабленно и тихо постанывает от удовольствия, вытягивая шею для легких поцелуев от своего альфы. Омега накрывает ладони мужчины и поворачивается лицом к нему, целуя в губы.       — Я сейчас усну, мой дорогой муж, — улыбается юноша, обхватывая шею мужчины тонкими руками. — Я не уставал так… вообще никогда, — тихо хихикает омега, утыкаясь в изгиб шеи альфы, покрывая его ленивыми поцелуями.       — До кровати дотерпишь? — широко улыбается альфа, сильнее прижимая к себе юношу.       — Если будешь и дальше так меня гладить и массировать, то нет, не дотерплю.       — Спи, мой прекрасный, не волнуйся ни о чём, только обхвати меня крепче.       А юношу и просить не надо: разворачивается в объятиях мужчины, стройными ногами оплетая талию, сцепляет щиколотки на его пояснице и обхватывая шею. Ясир чувствует, как капает с их тел вода, как мягкое полотенце ложится на его плечи. В полудрёме он слышит глубокое дыхание альфы, его чуть хриплый голос, шепчущий, что всё в мире — лишь для него, что он любит его, что счастлив от этого.       Видимо, юноша неосознанно шепнул что-то в ответ, на самой грани сна, отчего альфа замирает не дыша, а после сжимает супруга так сильно, выдыхая судорожно, что омега тихо стонет, падая в темноту безмятежного сна. А альфа ещё долго лежит без сна, смотря на своего супруга, любуясь его безупречными чертами и дыша его сладким ароматом.

*

      Ночь всё так же мягко стелется по земле, даря прохладу и покой. Только в одном доме веселье продолжается до самого утра, и почему-то никто из соседей не жалуется на шум и музыку… Видимо, потому, что были там же.       Пустынный пляж оглашается звонким смехом омеги, что тянет за собой альфу, пытаясь уговорить его искупаться.       — Идём, Салман, море сейчас — как молоко! Ты не представляешь, как я хочу искупаться! Смотри, какая луна, какое море, как красиво!       — Купайся, Анхари, а я посторожу тебя на берегу, с тобой ничего не случится.       — Что значит «посторожу»? Пошли со мной! Чего ты смущаешься, словно никогда не купался со мной? Помнишь нашу речку в Старой Медине? А как мы плавали на покрышках, как на первоклассных надувных матрацах? — всё так же смеётся омега, не отпуская руки альфы. — А кто купался со мной в Средиземном море?       — Тогда с нами был твой брат, а сейчас мы одни, Анхар. Я — альфа, а ты — омега, и сейчас здесь нет свидетелей, которые могут подтвердить, что мы не занимаемся чем-то непотребным, — серьёзно говорит альфа, пристально смотря на юношу.       — Ну и стой тут, как истукан, — обиженно ворчит тот и отходит от шейха, на ходу стягивая одежду. — Вот утащит меня чудище морское, Кракен, и пеняй на себя.       Салман действительно стоит как истукан — горящим взглядом смотрит на восхитительное тело, что сияет в лунном свете. Опомнившись, он опускает глаза, но быстро поднимает обратно, и сердце его грохочет, разбиваясь о рёбра. Дикие завихрения внизу живота заставляют пальцы на ногах поджиматься волнительно, а желваки — играть под скулами от накатывающего напряжения. Будто под гипнозом, он идёт за омегой, чуть подрагивающими руками сбрасывая с себя одежду и заходя в воду.       Море, действительно, как парное молоко; мягко колышет волнами, плавно огибая тела, что стоят друг за другом. Анхар оборачивается, и победная улыбка гаснет сразу, как и смешинки в глазах, когда он видит альфу перед собой по пояс в воде. Синие глаза смотрят немного непонимающе и даже слегка испуганно: судорожно дышащий альфа, окутывающий всё вокруг феромонами, взбудоражил омегу. Сильное тело, смуглый загар и волнующие линии мышц, что плавно перекатываются под мерцающей кожей, возбудили юношу так, что стало не до смеха. Он хлопает ресницами и громко сглатывает, смотря прямо на альфу, потому что впервые смотрит на шейха так, как никогда не смотрел — как на своего мужчину… своего альфу. Салман смотрит так же — жадно, нежно, опаляя огнём любви и страсти. Обволакивая своим ароматом, он и сам дышит сладостью омеги.       — Анхар, — тихо зовёт юношу мужчина, медленно протягивая руку к нему, — иди ко мне, мой прекрасный.       Юноша вздрагивает.       Голос альфы нежнее шёлка, теплее лунной воды, в которой они стоят, не в силах отвести взгляда друг от друга. Анхар делает шаг, ступая по морскому дну, волнуя воду вокруг себя, что серебряными бликами сияет от полной луны над ними. Ещё шаг, и омега касается протянутой руки, ещё один — и пальцы сплетаются меж собой. Новый маленький шаг, а словно в космос шагнул — в руки альфы, в глаза его бездонные, в сердце, что бьётся только ради него. Никогда омега не испытывал такого волнения, не переживал такого волшебного момента, и сердце его не билось столь сильно. Не было ничего до… ничего и никого. Не было придуманных чувств, безнадёжной любви и горького разочарования, потому что омега и не знал любви, потому что никто не смотрел на него так, как Салман смотрит сейчас.       — Настанет день, и я на глазах у всех смогу прижать тебя к себе, назвав своим, — совсем тихо шепчет альфа, утопая в синеве любимых глаз напротив, — а потом будет ночь…       Анхар замирает не дыша, смущённо опуская глаза, но всё же не отпуская рук альфы.       — …ночь, когда ты станешь моим и почувствуешь силу моего чувства к тебе, мой прекрасный. Ночь, полная нежности и страсти. Ты ведь помнишь, что я говорил тебе в тот день, на празднике в вашем доме? —       Юноша кивает, всё также не поднимая глаз. Был бы сейчас день, альфа увидел бы его красное от смущения лицо, но южная ночь скрывает это. Лишь чуть дрогнувшие ресницы выдают волнение омеги.       — Я повторю это ещё раз… сейчас? — спрашивает альфа и ждёт.       Спустя секунды омега кивает согласно.       — Я люблю тебя, Анхар! И мир мой будет полным только тогда, когда увижу в твоих дивных глазах хоть искру ответного чувства. Я не буду говорить сейчас о сватовстве, хоть и готов сделать это, едва солнце встанет, но в тот раз моей ошибкой было именно это — я напугал тебя. Больше я такого не повторю.       — В смысле не повторишь? — вспыхивает Анхар. — То есть не будешь просить моей руки… ещё раз? — тихо шипит омега, до хруста сжимая пальцы альфы.       — Оу, я… то есть, это… Нет конечно! То есть да, просто п-потом, когда ты будешь готов.       — Салман Саиди … — угрожающе шепчет омега, смотря на альфу, — ты сейчас стоишь со мной рядом… голый, по пояс в воде… и говоришь, что не будешь просить моей руки?!       — Когда буду уверен, что и ты любишь меня.       — То есть тот факт, что я подговорил Ясира кинуть тебе платок во время танца, и то, что я тебя потащил с собой на пляж ночью, ничего тебе не говорит?!       — Ты… любишь меня? — Салман смотрит с сомнением, но глаза его горят невероятно, а руки чуть подрагивают. Широкая улыбка расцветает на его лице.       — Нет! Больше нет! — омега отбрасывает от себя руки мужчины, резко оборачивается, чтобы уйти.       — Выходи за меня, Анхари!       — Пошёл к чёрту, Салман!       — Анхари, будь моим! — поспешно добавляет альфа и идёт вслед за юношей мужчина, с шумом разрывая воду.       Многозначный жест в виде вытянутого среднего пальца неприлично вытягивается за спиной поспешно шагающего омеги. Альфа не отстаёт и начинает тихо посмеиваться, потому что понимает: Анхар идёт не в ту сторону. Когда омега это понимает, вода ему уже по грудь. Омега не мешкает ни секунды — ныряет под воду, исчезая на глазах, и альфа ныряет следом. Лунные блики на поверхности моря освещают фигуру омеги, что плывёт рядом. Анхар — словно русалка: длинные волосы колышутся тёмной волной, стройные ноги плавно переминаются, и тело изгибается в толще воды, двигаясь вверх, к серебряной поверхности. Альфа следует за ним заворожённо, обхватывает гибкое тело под водой, выталкивая его наверх. Глоток воздуха жадно проникает в лёгкие, заставляет чуть откашляться. Дрожащими руками Салман убирает мокрые пряди с лица.       — Анхар? — взволнованно окликает он, не отпуская юношу и сжимая тонкую талию.       — Что, Салман? — улыбается омега, убирая волосы с плеч.       — Будь моим! Стань моим супругом, мой прекрасный!       Голос мужчины хоть и взволнован, но серьёзен. А юноша всё так же улыбается широко и смотрит сияющими глазами.       — Да.       А больше слов и не надо… Никаких слов не надо, когда глаза сияют и руки ласкают дивное лицо. Счастье заставляет лишь трепетно прижаться лбами и судорожно выдохнуть.       — Я стану твоим, Салман. Никогда ещё моё сердце не чувствовало такого волнения и одновременно такого покоя, как рядом с тобой. Ты предназначен мне судьбой! Твоя любовь дарована мне Всевышним, хоть я и не понимаю, чем заслужил тебя! Но ты меня принял таким, какой есть, и прятаться от тебя я больше не буду!       — Анхар…       — Не нужно, Салман, — прерывает омега и порывисто обнимает мужчину. — Твои слова тогда, под балконом в Милане, так запали мне в душу… А больше и не надо.       — Я люблю тебя, мой прекрасный, — тихо шепчет альфа, оплетая Анхара руками. Он всё ещё стыдится своей несдержанности, несмотря на то, что видит их только луна… и Закир, краем глаза.       — Но «кобылицу» я тебе не прощу, — притворно отталкивает от себя мужчину омега. — И отмаливать ее у меня будешь ещё долго! — чуть громче сердится юноша.       — Как скажешь, мой прекрасный! Хочешь, я тебе подарю лучшую в конюшне Саиди кобылу?       — Салман?! — угрожающе играет бровями Анхар, но после смеётся тихо, легко атакуя солёными брызгами.       Шум и огни с проплывающей мимо яхты привлекают, но когда музыка доноситься громче, шейх тихо выругался.       — Паршивец мелкий! Всевышний, дай мне терпения и воли не задушить собственного брата! — причитает он и возносит руки к небу.       — Сабир? — удивлённо спрашивает Анхар, глядя на судно.       — Он самый. Этот стервец заказал яхту ровно на один метр длиннее моей! Никакого уважения к старшим! И заявился на ней же сюда, зная, что моя ласточка стоит здесь на якоре! Придушу его!       Анхар хохочет, сгибаясь, чуть цепляясь за альфу.       — Вам, альфам, всё размерами бы тягаться. Всевышний, какая разница, у кого длиннее?! — восклицает он, а увидев вытянувшееся лицо шейха, поясняет: — Я о яхтах, Салман, — и ещё громче смеётся, отворачиваясь.       Нежная ночь подходила к концу, уступая место розовой заре. Шумная свадьба отгремела, утихла музыка, двор опустел. Уставшие гости и хозяева разбрелись по домам, а гостеприимный отель, полностью снятый шейхом, принял постояльцев в лице четы Ирфан и самого Салмана.       Остров погрузился в сладкий предутренний сон…

***

      «Если и есть Рай на земле, то здесь, на Санторини!» — так думает омега, в очередной раз теряя дар речи от красоты вокруг. Под ногами юноши шуршит розовый песок пляжа Акротири, а вдалеке возвышаются рыжие скалы, фантастично контрастирующие с бирюзовой водой моря. Ближе к вечеру песок отливается глубоким оранжевым, словно марсианская поверхность, и оседает на коже юношей, загорающих на побережье, розоватой пыльцой.       — Ясмини, как я счастлив быть здесь, с тобой.       — Ага. Скажи правду, Ясири: со своим альфой, — смеётся младший, и юноша счастливо смущается.       Но он не будет скрывать: да, со своим альфой!       — Младший шейх зачастил на остров, и всё чаще оставляет своих дружков, — замечает Ясмин, смотря на растянувшегося на шезлонге молодого альфу. — Уж не подбивает ли он клинья к Анхару?       — Быстро обломится, — тихо смеётся старший, хотя и он заметил, что Сабир всё время пытается быть ближе к Анхару. — Мой деверь принял свою судьбу, принял своего альфу, а тот его ни за что не отпустит. Лучше скажи, как ты… с мужем? Налаживается что-то между вами? Мне кажется, он стал более внимателен к тебе.       — Тебе действительно кажется, Ясири. Он также равнодушно вежлив. Мы спим в разных комнатах, завтракаем молча, не смотрим друг на друга, когда желаем спокойной ночи… Я вообще не понимаю, зачем он привёз меня сюда, ведь говорил, что нас ждёт счастье и любовь.       — Может, ещё всё наладится. Подождём немного, — пытается утешить брата юноша. — У тебя скоро течка, Ясмин? — чуть принюхивается старший.       — Нет, к сожалению. Только через три месяца. Что-то не так?       — Твой аромат стал густым, как будто предтечный период, но, может, мне показалось.       Юноша снова переводит взгляд на Анхара, что лежит под открытыми лучами солнца. «И как он не боится обгореть?» — удивляется Ясир.       Анхар между тем, профессионально подставляя естественному солярию своё великолепное тело, морщась принюхивается.       — Сабир? Ты чего это ошиваешься вокруг меня? — лениво растягивает омега, даже не открывая глаз.       — Любуюсь… самым красивым омегой Вселенной, — насмешливо отвечает альфа.       Анхар видит горящие глаза и облизывающиеся губы мужчины, но отвечает так же спокойно:       — Значит так, Сабир. Я тебя как облупленного знаю. Начнёшь увиваться за мной от скуки или чего там ещё, — многозначно подчёркивает омега, — ноги переломаю.       — А если… у меня чувства вспыхнули? — ухмыляется альфа, но внутри весь замирает, ожидая реакции. — Такого ты не можешь допустить?       — Нет. Не допущу, — резко отвечает юноша, смотря на него серьёзно. — Попробуешь хоть как-то играться со мной или на людях проявить несдержанность — яйца оторву!       — Оу, понял, понял, — смеётся младший шейх, поднимая руки, будто сдаётся. — Ты у нас теперь несвободный омега, окей, всё понятно.       — И ещё, — столь же серьёзно продолжает Анхар, — только попробуй играть на чувствах своего брата и заставлять его ревновать. Ты ведь тоже знаешь меня, Сабир, я за своих любимых любому глотку вырву. Так вот, Салман — первый в этом списке любимых людей, и на этом закончим. К тому же не очень бы хотелось, знаешь ли, ссориться со своим возможным будущим деверем, — широко улыбается омега, ослепляя неземной красотой.       — Даже так? — чуть растерянно и тихо говорит альфа.       — Именно так, Сабир. А теперь дай насладиться солнцем, отойди… не заслоняй. — Анхар лениво откидывается на шезлонг и блаженно закрывает глаза.       Сабир действительно отошёл, и не просто от омеги, а вообще — от непонятного чувства, похожего на волнение сердца. Он промолчит сейчас и не скажет больше никогда, что приплыл сюда, на остров, потому что скучал по нему, потому что невыносимо захотелось увидеть, хоть и не может сам себе объяснить, почему это вдруг.       С того самого разговора в ресторане Сабир ощущает себя немного потерянным. Он долго не мог понять, что изменилось в его жизни, хоть по сути не менялось ничего: те же вечеринки, омеги, друзья, половину из которых он не помнил и в лицо, тот же азарт от гонок и ставок, но… в какой-то момент альфе захотелось остановиться, захотелось действительно близкого друга, родного человека, и, как оказалось, кроме Анхара и вспомнить было некого.       И вот он здесь, на райском острове посреди лазурного моря, рядом с прекрасным омегой и родными, но почему-то одиночество ощущается ещё больше. Он — один!       Чувство, что всё могло быть по-другому, если бы в какой-то момент он не упустил что-то важное, кого-то важного, накрыло ещё сильнее, когда Сабир увидел сияющего Анхара рядом с Салманом. Ревность прошибла Сабира током — на месте брата должен был быть он! В силу своей молодости и горячности, младший шейх предпринимал попытки привлечь внимание омеги, выступая эдаким альфа-самцом, щеголяя голым торсом (благо климат позволял) и загущая феромоны, но Анхар никак на это не реагировал, а сегодня — буквально поставил «самца» на место своим откровенным предупреждением.       Что ж, значит, так распорядилась судьба, и незачем бороться за то, от чего сам отказался и оттолкнул. Сабир пойдёт по жизни дальше с такой же гордо поднятой головой, пусть и с трещиной в сердце.

***

      Чёрный песок пляжа Камари, словно мягкий крошеный асфальт, полого входит в кристально чистую, голубую воду, в которой небо отражается, как в зеркале. Сегодня на пляж пришли все, даже младший шейх, что предпочитал оставаться на своей шикарной яхте, сияет накачанным торсом и плавками по цене гоночного велосипеда премиум-класса. Внизу, у берега, вальяжно лежат Зейнал и Салман, а Анхар и Ясмин вовсю плещутся в воде. Ниджат и Ясир спускаются по крутой зигзагообразной лестнице к побережью. На одном из поворотов, над выступом, рукотворный трамплин высотой чуть более семи метров. Туристы часто прыгают с него прямо в воду.       — А ну расступись!       Ясир успевает увернуться, как мимо них с громким кличем проносится Сабир, с разбегу прыгая в море, поднимая фонтаны брызг и крики плавающих в воде омег. Юноша осторожно посмотрел вниз, на визжащего Анхара и хохочущего брата, когда муж неожиданно поднимает его на руки.       — Выбирай: или мы медленно спускаемся по лестнице и тихо входим в воду, или прыгаем с обрыва, — шепчет альфа хриплым голосом и смотрит пытливо, мягко прижимая юношу.       Ясир плавится от силы этих рук, от силы взгляда альфы, от силы его чувства и понимает: с ним он готов прыгнуть хоть в саму Преисподнюю.       — Прыгаем!       Ниджат улыбается самой широкой улыбкой, сияя ямочками и чуть поджимая нижнюю губу, что говорит о высшей степени его довольства.       Ясир ничего не слышит: ни свиста и криков одобрения Сабира и Анхара, ни испуганного оханья Ясмина, ни смеха Салмана, — лишь на долю секунды почувствовал затылком волнение Зейнала, но тут же забыл о нём. Прыжок, как полёт - долгие секунды невесомости импульсами проходятся по телу... Затем погружение в глубокие синие воды, но юноше показалось, что это было погружение в глубокое, сильное чувство — в любовь! И поцелуй под водой стал самым волнующим в их жизни, ведь именно тогда Ясир осознал: он влюблён в собственного мужа!

*

      Дни, наполненные солнцем, морем и бесконечным счастьем, пролетают как сон. Ясир наслаждается каждой минутой, проведённой на острове рядом со своими близкими. Днями они пропадают на пляжах, а вечерами сидят на террасе за большим столом, наслаждаясь семейным ужином под тихие рассказы Ямита о событиях давно минувших лет. И Ясир слушает его рассказы затаив дыхание, сжимая руку брата.       В один из дней Ниджат забирает его, говоря, что сегодня они будут одни. Ясир лишь улыбается и смущается, а когда видит, куда его привёз альфа, замирает от увиденной красоты. Абсолютно белый песок мягко поглощает обнажённые стопы юноши. Высокие белые скалы вокруг, как кольцо, плотно окружают пляж; ярко-лиловые заросли обриеты свисают меж скал одинокими кустиками; но самое главное — море. Невероятное, чернильно-фиолетовое море. И всё это столь живописно, что дух захватывает.       Хоть Ниджат и сказал, что они будут одни, всё же Ясир видит на берегу молодого мужчину — альфу, — отчего непонимающе смотрит на мужа.       — Это инструктор по дайвингу, — с улыбкой поясняет Ниджат, видя испуганные глаза омеги. — Не бойся, тебе понравится.       — Ниджат, я в этом не уверен, — ещё более испуганно шепчет омега.       Но Ниджат утягивает его за собой:       — Идём, я покажу тебе кое-что, — и заводит юношу в воду. — Чувствуешь, что под ногами?       — Камень? — удивляется юноша, действительно ощущая подошвами ног не рыхлый песок морского дна, а чуть бархатистый камень.       — Не просто камень, это лавовые плиты, шлифованные морской волной. Белый песок на пляже — это тысячелетний вулканический пепел, окрашенный известковыми породами прибрежных скал.       — Так вот почему они белые?       — Да. А теперь смотри, Ясир…       Мужчина застывает, обхватив юношу за талию. Под ногами у них обрывается каменистая кромка и зияет иссиня-фиолетовая глубина. Это восхитительно, необычно и страшно одновременно.       — Обрыв остался со времён землетрясения. Глубина его достигает пятисот метров. Поэтому вода здесь такого цвета и достаточно прохладная.       Ясир смотрит не дыша на бездну под ногами и сильнее сжимает руки альфы.       — Я знаю, ты боишься моря, его глубины и необъятности, — тихо говорит Ниджат, смотря неотрывно на застывшего юношу, — но прошу, шагни со мной сейчас в эту бездну. Если ты сможешь преодолеть свой страх, то увидишь, насколько там красиво. Это словно другой мир!       — Хорошо, — отмирает омега, глядя в глаза мужа, и приобнимает его за талию, прижимаясь боком. — С тобой я ничего не боюсь. Только не отпускай меня.       Гидрокостюм, ласты, маска с трубкой и баллон с воздухом… Ясир имел кое-какое представление о снаряжении дайвера и всё же удивляется, когда на него нацепляют грузовую систему в виде пояса с мешочками и регуляторы. Его немного потряхивает, но спокойный голос инструктора вселяет уверенность, что он сможет вернуться со дна морского живым.       Когда всё готово, Ясир ловит себя на мысли, что засматривается на своего мужа. Гидрокостюм, плотно облепивший статную фигуру альфы, подчёркивает крепкие мышцы, широкие плечи и узкую талию. Юноша в очередной раз убеждается, что его мужчина — просто идеал! Ниджат замечает взгляд омеги на себе и ухмыляется, а когда пойманный за подглядыванием юноша покраснеет, тихо смеётся.       — Я дам тебе возможность полюбоваться мной после всплытия, моя дивная роза, — улыбается мужчина и лёгко чмокает супруга в губы, прежде чем опускает маску на глаза.       Ясир что-то бубнит возмущённо в ответ, но его быстро затыкают дыхательной трубкой.       Шаг в синюю бездну заставляет сорваться сердце в восторге и страхе. Казалось, это даже не вода, а тягучая субстанция, отдающая холодом, столь плотно она обволакивала тела, погружённые в неё. Несмотря на глубокий чернильный цвет, море было абсолютно прозрачным, но даже так у себя под ногами юноша видел лишь пустоту, завораживающую и тянущую вниз. Ясир готов поклясться, что нечто холодное и липкое оплело его щиколотки! Дрожь бежит по позвоночнику…       Ниджат смотрит на омегу, когда тот сильнее жмёт его руку. Мужчина с минуту проверяет, как дышит юноша под водой через трубку, и только убедившись, что всё в порядке, тянет его вниз, одним рывком преодолевая сопротивление воды, выталкивающей их на поверхность. Полёт, невесомость, невероятная лёгкость и полный контроль над телом — вот что ощущает омега под водой. Сжатый кислород в баллоне слегка ударяет юноше в голову, и если бы не маска, он улыбался бы как пьяный.       Словно другая планета открылась для него, впервые увидевшего красоту подводного мира. Здесь нет рифов и кораллов, как на картинках о тропических островах, но есть огромные каменные массивы, выступающие прямо из синей бездны, покрытые сине-зелёными водорослями. Стайки мелких рыбёшек, косяки более крупных рыб, невероятные, причудливые морские обитатели среди ламинарий и солнечные лучи, пронзающие фиолетовую толщу воды — всё это, как декорации к фантастическому фильму!       Ниджат ни на секунду не отпускает руку супруга и ведёт его за собой не хуже инструктора, а сам Ясир во все глаза рассматривает всё вокруг. Через несколько минут они подплывают к скалистому массиву, в котором юноша, оказавшись ближе, замечает пещеру и чуть притормаживает из-за подступающей лёгкой паники. Ниджат обхватывает его руки, кивком головы показывая, что всё будет хорошо, и указывает на фонарь на поясе.       Темноту грота тут же озаряют лучи, выхватывая из таинственного мрака невероятные по форме каменные изваяния, напоминающие скульптуры. Больше всего юношу поражает то, что изваяния — цветные: ярко-песочные, синеватые и даже розовые. Он набирается смелости и трогает их руками, ощущая под пальцами бархатистую поверхность, мелкие трещины и вкрапления ракушек. Это невероятно красиво, так же как и страшно.       Они пробыли под водой всего лишь полчаса, но Ясиру казалось, что полдня. Едва они всплывают на поверхность, пуская за собой огромные пузыри кислорода из регулятора, юноша скидывает маску и кидается на шею мужчины, звонко смеясь.       — Ниджат! Это было невероятно! Ничего подобного я в жизни не видел!       — Рад, что тебе понравилось. И не бойся больше моря, — отвечает альфа, притягивая омегу к себе.       — Не боюсь. С тобой ничего не боюсь, никогда. Даже эта бездна под ногами — ничто, если твои руки будут держать меня, — горячо шепчет юноша, обнимая его плечи.       — Ясир, поверь, нет в жизни ничего такого, чего бы я не сделал для тебя, чего не преодолел бы ради тебя, только бы руки твои обнимали меня, глаза твои нежные смотрели на меня, губы твои сладкие целовали меня…       Омега смущённо смеётся, опустив глаза.       — Многого желаете, мой господин, — смотрит юноша с усмешкой, но замолкает, когда видит глаза мужчины — бесконечно влюблённые. — Мои объятия и мои поцелуи, так же как и моё сердце… только для тебя, мой дорогой муж.       Поцелуй, совсем лёгкий, но волнующий до глубины сердца, вновь соединяет их губы и дыхание.

*

Они попрощались с инструктором, поблагодарив его за чудесное погружение, а после альфа накормил своего омегу фруктами и сладкими ягодами. Юноша с удовольствием ест всё, он охотно принимает любую еду с рук альфы, и сейчас хрумкает сочным яблоком, лёжа в тени шезлонга. В какой-то момент, он засыпает под тёплым солнцем в объятиях альфы, а через полчаса мужчина будит его легкими поцелуями и нежными поглаживаниями. Он снова утягивает в море, где юноша быстро забывает о сне.       Солнце клонится к закату, когда обессиленный от активного купания юноша, буквально падает на белоснежный песок, хоть ноги всё ещё находятся в солёной воде. Грудь его вздымается быстро и дышит он глубоко, распахнув губы, чуть мотая головой из стороны в сторону. Закатное солнце бьёт прямо в лицо, отчего Ясир не может поднять глаз.       Рядом падает Ниджат, тоже стараясь восстановить дыхание, но увидев поднятую ладонь юноши, пытающегося скрыться от ярких лучей, нависает над ним, заслоняя собой небо. Ясир замирает, и дыхание его становится медленнее, а потом юноша и вовсе не дышит. Он смотрит большими глазами на мужчину, на прозрачные капли, стекающие с тёмных прядей волос, на сильные руки, упирающиеся в песок. Глаза неконтролируемо спускаются по крепкой груди, и Ясир сглатывает, глядя на тёмные ореолы сосков и заметные кубики пресса, замирая на кромке плавок. Лицо его пылает от смущения, но глаз омега не отводит. Он чувствует, как морская волна легко окатывает их ноги, но чувственная волна, что нахлынувшая на юношу в этот самый момент — гораздо сильнее и топит его с головой. Он ощутимо расслабляется под альфой, откидывая голову на песок и раскидывая руки от себя. Но дальше происходит то, что юноша не сможет объяснить и сам себе: он раздвигает колени, позволяя альфе лечь меж них, а после — крепко обхватывает бёдра мужчины ими же.       Ниджат дрожит, когда пахом касается промежности омеги. Он возбуждается моментально и скрыть это не может… и не хочет. Мужчина жмётся чуть сильнее, смотря на реакцию Ясира, а когда видит, как расширяются зрачки юноши и воздух судорожно выходит из его лёгких, то становится чуть смелее. С новой волной Ниджат делает скользящее движение, словно это море заставила его. Он видит, как пальцы юноши впиваются в рыхлый песок, а губы дрожат в выдохе…       — Ясир… — хрипит альфа, не спуская горящих глаз с супруга. — Мне остановиться?       Юноша закрывает лицо ладонями, и выдыхает судорожно:       — Нет.       С ломающимся глухим стоном альфа делает ещё движение, больше похожее на толчок, и с ума сходит, когда омега тянется к его губам. Они целуются несдержанно, жадно и сладко, вжимаясь друг в друга. Ясир оплетает ногами бёдра альфы и стонет в поцелуй, заставляя альфу гореть в пламени страсти.       — Ясир, любовь моя…       — О, Всевышний! — внезапно вскрикивает юноша и пытается судорожно отползти от альфы, горя от стыда. — Ниджат, прости!       Но его хватают за щиколотки и тянут обратно.       — Нет, Ясир… Не отталкивай меня.       — Не отталкиваю, — шепчет юноша, снова хаотично целуя альфу, обхватывая его лицо руками, но тут же пытается оттолкнуть. — Я заставляю тебя средь бела дня, на пляже… Стыд-то какой!       Альфа смеётся хрипло, всё ещё удерживая омегу в руках. Тот уже перестал трепыхаться и обнимает порывисто.       — Я испачкал тебя, — шепчет юноша, легко целуя лицо альфы, пальчиками пытаясь смахнуть песок со щёк и лба мужчины. — И волосы тоже, — вздыхает он.       Ниджат в ответ снова хватает его и на руках уносит в воду.       Поцелуи не прекращаются ни на секунду, пока они смывают белый песок с тел, то исчезая под водой, то выныривая, всё так же оплетая друг друга руками.       — Ясир, этот остров станет для нас особенным, я знаю это, я чувствую… — тихо шепчет альфа, смотря на прекрасного омегу в своих руках.       — Пусть так и будет. Я принимаю волю судьбы, волю Всевышнего. Если суждено этому случиться здесь и сейчас, значит так и будет.       — Я люблю тебя, Ясир.       — Я безумно хотел бы сказать то же самое, Ниджат.